bannerbanner
Сказки Мишоги. Сборник из цикла «Игры Мироздания»
Сказки Мишоги. Сборник из цикла «Игры Мироздания»

Полная версия

Сказки Мишоги. Сборник из цикла «Игры Мироздания»

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Сказка первая: «Гримаса Фортуны»

– Люди странные, – гибнут за металл. – Вероятно, удивлялся Фауст…


На севере Империи, победившего всё, что можно победить, пролетариата. На северном Урале, течёт река Косью. В верховьях вода в ней очень холодная и студёная, купаться в ней невозможно даже в самую сильную жару. Можно быстренько ополоснуться в заводях неглубоких. Места здесь безлюдные и загадочные. Бывает на охоте, – у тебя в руках ружьё, и ты полон решимости добывать зверя или птицу. Но из лесу кто-то смотрит на тебя, и ты вдруг понимаешь, что охотник уже не ты. И дух захватывает, как на качелях. Обычно мужики стараются быстро покинуть такие места, даже оглянуться боятся. Очень страшно и непонятно почему.

Но сейчас лето, удивительная для этих краёв, солнечная и жаркая погода. Ветерок отгоняет комаров и мошкару. Послеобеденная расслабуха. На берегу реки, искупавшись в мелкой заводи, лежат голые мужики, – примерно рота. Бригада заготовщиков сена, засланная из города. У каждого в изголовье, одежда, аккуратно сложенная лежит. Поверх одежды ножи лежат, в чехлах. Ножи самодельные, каждый делал под свою руку, в тайге без ножа верного никак.

Все они примерно одного возраста. Матёрые, и по повадкам видно – бывалые. Те, которые гладко выбриты – политические. Это они воевали, во время войны, против СССР. Из прибалтийских стран мужики, удивительно крупного телосложения, с белой кожей. Так же – «бандеровцы», с золотыми зубами, воевавшие за самостийность Украины. Крымские татары – смуглые, мускулистые. Несколько немцев – с наколками группы крови под мышкой.

Из этих, политических, каждый воевал за свою родину, желая ей лучшей доли, без коммунистов. Но, не получилось. И теперь их приравняли к бандитам. Без права выезда на родину, – пожизненно.

Также несколько бывших бойцов красной армии. Волею судеб, оказавшиеся здесь, некоторые со страшными шрамами на теле и лице. Вероятно, преступившие закон уже после войны, отсидевшие «срока», и осевшие в этих крах. Ещё были уголовники – их можно определить по блатным, непонятным наколкам. Говорят: «Паспорта у нас такие, в уголовном мире».

У каждого из людей, которые сейчас лежат на песочке, своя судьба и свой камень на душе, вернее не камень, а взведённая граната. По этой причине они общаются предельно корректно, без мата. О прошлом друг друга не вспоминают и не спрашивают, о будущем не загадывают, мало ли как повернётся фортуна. Живут днём сегодняшним. А чтоб легче жилось в такой атмосфере, мужики шутят, особенно это ловко получается у украинцев и у моториста Коли.

Лежит, значит, эта орава, на песке и настроение у них прекрасное. На берегу работает Коля,– грузит в лодку части механической косилки, чтобы перевезти на другой берег реки. Коля единственный, кто приехал на север сам – «деньжат» заработать. Он очень похож на цыгана,– длинные чёрные волосы, борода курчавая, весельчак и быстрый на слово. Делать нечего и мужики смотрят за телодвижениями моториста. Некоторые подшучивают, как-бы соревнуясь в остроумии.

– Как-то он ходит, – подозреваю у него геморрой.

– Да ты что? Видишь, как он ловко грузит!

– Люди добрые, ратуйте, человек с геморроем тяжести носит, – убьётся на работе!

И дают шутливые советы, чтоб уберечь пошатнувшееся здоровье. Коля отбивается шутками и чувствует себя как бы артистом. По этой причине движения получаются неловкими и вычурными. Наконец-то всё погружено, привязано. Отбившись от последней шутки, он завёл мотор и поплыл на другой берег, всё время, чувствуя, что на него смотрят и оценивают все его движения, не со злобы, а от нечего делать.

Не доплывая до берега метров восемь, он заглушил мотор, развернул лодку так, что она мягко коснулась берега всей кормой и остановилась. Бросив якорь, он оглянулся, оценила ли публика его ловкость. Публика – наблюдала. Не торопясь, разгружал лодку. Жарко, да и торопиться некуда. Когда окончил выгрузку, он поднял якорь, и с разбегу прыгнул в лодку. Лодка, под силой его прыжка должна была отчалить от берега, но она оставалась на месте. На том берегу засмеялись, он не столько слышал, сколько почувствовал это. С досадой взял багор и оттолкнулся от берега, багор соскользнул с камня, и Николай чуть не свалился за борт. Публика ржала, не смеялась, а именно ржала, даже, сдержанные немцы.

Коля, прежде чем опять оттолкнуться от берега, поискал глазами злополучный камень. Чтоб два раза не смешить публику – это будет перебор. Камень лежал под водой, возле самого берега и на нём виднелась странная светлая полоса от багра. Выйдя аккуратно с лодки на берег, Коля хотел поднять камень, но тот был удивительно тяжёлым. Выбросив его на берег, остриём ножа процарапал глубокую царапину, и процарапанное место заблестело ярко-жёлтым цветом. Всё тело вздрогнуло и в груди сильно стукнуло сердце. Золото. И сразу почувствовал на себе заинтересованно – пристальные, взгляды публики.

Публики, которая, в прошлом, много раз смотрела на мир через прицел карабина или автомата. И не просто смотрела – стреляла в людей, убивала. Стараясь убить, разными способами, как можно больше «врагов». Много человеческого «мяса» произвела эта публика.

Взяв самородок, хотел бросить в лодку, но передумал – можно днище проломить. Осторожно положил на дно лодки. Оттолкнулся от берега и пошёл на вёслах. Как-то странно тихо было вокруг, или ему казалось. Было чувство, как будто его разглядывают через увеличительное стекло, или оптический прицел, каждый жест и всё что он делает. Выплыв на середину реки, он, осторожно, и как-то обречённо, перевалил самородок через борт накренившейся лодки, и тот почти беззвучно, провалился на дно реки. Завёл мотор и поплыл к берегу. Лихо пришвартовался. Публика молча, наблюдала за его телодвижениями. Искупался и с облегчением, молча, растянулся на горячем песке.

Публика озадаченно молчала. Прошло несколько минут, и кто-то из рядом лежащих «прибалтов», спросил: «Коля, а что, на том берегу, ты положил в лодку, а потом утопил в реке? Что это было, что?».

Коля помолчал немного и, чувствуя нетерпение публики, сказал: «Это был самородок золота, килограмм восемь, или десять, и я его утопил». Народ озадаченно молчал, но молчал как-то нехорошо, и на берегу стало прохладно, или это кровь в жилах застыла. Тот же «прибалт», произнёс каким-то изменившимся, жёстким голосом: «Ты правильно сделал, Коля». Тот, махнул рукой, как-бы отгоняя наваждение. Прошло ещё несколько минут абсолютно мёртвой тишины.

– А знаешь, почему ты правильно сделал?

И не дожидаясь ответа, медленно произнёс: «Я бы тебя убил, – Коля». В воздухе повисла, ватная тишина, как после взрыва гранаты. Тихо, глухо, и в ушах звенит.

– Не переживай Коля, – продолжил эстонец, – я тоже не дожил-бы до завтрашнего дня.

Помолчал и обречённо произнёс: «Многие из нас не дожили-бы до завтрашнего дня».

Было тихо, нехорошо, и в душе неуютно. Все молчали, тоже как-то нехорошо. Долго молчали.

Потом пришёл бригадир и позвал на работу. Мужики, молча стали одеваться. Пристёгивая ножи на ремнях, – старались не смотреть друг на друга. И с облегчением пошли на работу.

***********************От автора: «Прочитав эту «сказку», не торопитесь читать следующую «сказку». Постарайтесь осознать ситуацию, в которой оказался Коля, – мой отец».

Сказка вторая: «Ромкина любовь»

– Невыдуманная история, а хотелось бы, чтоб выдуманная …

Карма – действия человека определяющие его судьбу …


Рома был третьим сыном. Старший брат попал в «тюрьму», на огромный срок. Средний брат в Афганистан. Вернулся израненный, – телесно и психически. Родители Романа сильно переживали – за младшенького. Но обошлось. Романа призвали в войска ПВО. Охранять небо над страной.

Вернулся из армии. Устроился в шахту – на проходку. Работает. Добавочно окончил курсы и стал «комбайнёром». Проходческий комбайн, это «железный подземный крокодил», больше пятидесяти тонн, который прогрызает тоннели в угольной шахте. Угольный пласт, по которому ползал Ромкин комбайн, находился на глубине больше четырёхсот метров. Забой считался особо опасным, и тяжёлым – по горно-геологическим условиям труда. А это значит, что деньги за эту работу, платят немалые.

Роман любил одеваться во всё «фирменное», и с удовольствием тратил деньги на очень дорогие покупки. Которые большая редкость, здесь, на севере. Иной раз забежит ко мне домой. Пьём чай или чуть-чуть вина, и он хвастается, своими покупками вернее он не хвастается, а хочет, чтоб я тоже порадовался вместе с ним. Ну и естественно, «обмыл» с ним красивые вещи. Я конечно «со-радуюсь» вместе с ним. Иногда подшучиваю – мол, шмотки «фигня». Он не чувствуя подвоха доказывает, что тряпка на нём это не тряпка, а вещь «забугорной» работы и показывает доказательства, аж вспотеет. Я конечно делаю круглые глаза, и удивляюсь его познаниям в тряпочном деле. А в основном видимся редко. На шахте, бывает, встретимся:

– Ну, как дела?

– Нормально, – и похвастается новым приобретением.

Как-то месяца два не видел его. Мужики сказали, что «на – юга» в отпуск уехал. «Шмоток навезёт, – предугадывал, – вот потеха будет, когда буду, с ослиным упрямством доказывать, что ему «впарили» дорогую ветошь».

Перед спуском в шахту, сидим с мужиками, курим. Появился Рома. Поздоровались,– на нём новая кожаная куртка. Разговариваем, что да как, где был, как отдохнул. Он, я вижу, ждёт, чтоб я восхитился его новой курткой. Виду не подаю. Поговорили, и он пошёл дальше. А я ему в след: «Куртка – хреновая». Он приостановился, но выдержал подлый удар, – ушёл, ничего не сказав.

После смены, скинув спецовку и оставшись в одних трусах, сидим, курим, грязные, чумазые.

Появляется Рома и накидывается: «А у тебя трусы хреновые». И пошёл мыться в душ, смешной, всю смену копил злость на меня. Помывшись и надев чистые одежды, стоим, ждём автобуса, который развезёт нас по домам. Подошёл Рома. Вид у него радостный. Отвёл меня в сторону и рассказал, что у него девчонка появилась. По-настоящему. И у них любовь. Скоро свадьба. Аж светится от счастья. Я не стал острить по этому поводу, он итак не в себе от счастья.

И пошла у Романа семейная жизнь. В гости не заходит, видимся на работе. Ему от шахты квартиру дали. Потому что, – работает хорошо, не пьёт, семья. Теперь при встречах он рассказывает «про мебель», – какую купил и за какие деньги. Совета спрашивал, как ему обустроить кухню: «Чтоб моей жене удобно было». Видно по нему, что ему нравится произносить: «Моей жене». Мужик – летает от счастья. Предлагаю помощь, – отказывается. Ему эти хлопоты только в радость.

Знакомый проходчик, глядя на Романа, сказал: «Я тоже таким был, «обломался», сейчас моя бывшая на юге живёт, с другим «хахалем». Им моих, шахтёрских, алиментов на всю семью хватает». Я промолчал. Такое часто бывает. Приедет женщина с «юга», и закадрит шахтёра. Забеременеет, – подаёт в суд на алименты. Отсудив – уезжает обратно. Беда просто. И выхода никакого. Новую семью завести уже страшновато.

Время идёт и в положенный срок у него появилась дочка. А он как раз хлопоты с обустройством семейного гнезда закончил. И теперь при встречах он про «дочурку» только и разговаривал.

Время идёт, идёт время. За суетою будней и бытовых дел мы не замечаем, как идёт время, а оно идёт, неслышно и невидимо подталкивая нас неведомо куда. Только по деткам хорошо видно, как наше время перетекает в них.

Вот у Ромы дочка стала ходить, говорить первые слова. Рома, каждый день рискующий жизнью, каждую минуту, свободную от работы, проводит с семьёй. Работа-дом, работа-дом. И он рад, очень рад. Рассказывает при встречах, как он гуляет с ней, какие умные фразы она произносит.

Потом пришло время в садик водить. Рома старается, водит. Ходит на «утренники». Конечно, и про жену не забывает. Шубы покупает, меха. Захотела на фитнес ходить, пожалуйста, он позанимается с дочкой один.

Время идёт, идёт время. Дочке скоро в школу. Рома «прошустрил», и они переехали в большую квартиру. Я при встрече зову в гости, с друзьями посидеть, в «картишки» перекинуться, детство вспомнить. А он смотрит, и не понимает, как так, у него ремонт, жена и дочка, а тут водку пить зовут.

Как-то под вечер, звонок в дверь. Открываю, стоит Роман. Заходит в квартиру. Вроде как раненый. Видно, что ему очень больно двигаться. Ссутулился весь и лицо бледное.

– Может в шахте в переделку попал? – мелькнула у меня мысль.

– Водки?

Молча, качает головой,– не надо. Я поставил чайник, – ему нравится, как я завариваю чай.

– Случилось что?

Молчит и видно что-то в себе держит, не может выговорить словами. Всё-таки налил ему стопку, он выпил. И он как будто в бреду стал выдавливать из себя слова. «От меня» – он помолчал. Вздохнул и выдавил из себя: «От меня жена ушла, – и, как последний камень с души, добавил. – Дочку увела». Я ещё ему налил, себе тоже. Молчим, курим. Водка немного расслабила его, и он продолжил: «На развод подала, с разделом имущества, и на алименты тоже подала. И ушла – к какому-то …….».

Я молчу, собираюсь с мыслями. Надо успокоить мужика, слова подбираю. Тут, на Севере, в такой ситуации, одно неправильное слово, и можно на нож попасть или стулом по голове получить. Молчим, каждый о своём. Я начал блеять: «Так бывает, мужики уходят от семьи и женщины, бывает, выгоняют мужиков». Но Рома не унимается: «Как же так – вот есть любовь, и вдруг её нет?».

– И как мне жить? Ведь у меня-то есть любовь.

Странно слышать такие нежные слова от «здоровенного» мужика.

– Давай, пожрём, чего ни будь – предложил я.

– Давай – как-то обречённо, он произнёс.

Поели, ещё выпили. Чтоб разрядить обстановку, я поинтересовался: «Как дела в забое?».

– Порода крепкая пошла, взрывать приходится.

Вот тут уж я завибрировал. Бывали, случаи, когда мужик обвязывался взрывчаткой. Обнимал свою, непутёвую женщину, и подрывался вместе с ней, а если с ней не получалось, сам подрывался. Потом во всём дворе, в пятиэтажках, стёкла вставляли.

Рома понял мой испуг и сказал: «Не надо корчиться мне, а тебе не надо дрожать, – такой навоз стране не нужен». В шахте мало матерятся, в основном присказками обходятся и обыгрывают их на разные вариации. Полностью это звучит примерно так: «Жучка села гадить. Ах, как она корчиться, дрожит». Применяется это выражение по разному поводу. Часто в экстремальных ситуациях, с разными интонациями, иногда патетическими, злобными, чаще сердобольными, короче – по обстоятельствам и с чувством». И если Рома попытался пошутить, значит слегка, у него на душе, «полегчало». Потом он ушёл, ведь завтра на работу.

И понеслась жизнь Ромкина по ухабам с горочки. И побежало его времечко, скачками толкая Рому перед собой.

На суде он узнал про себя много нового. Оказывается, – он бабник и пьяница. Жену бил, дочке тоже доставалось. И его жене приходилось работать на двух работах, чтоб хоть как-то обустроить квартиру мебелью. Обычный набор претензий женщин к бывшим мужьям.

Рома даже в страшном кошмаре не мог представить, что это будут предъявлять ему. Самый близкий на свете человек – такое говорил о нём. Но держался достойно. И конечно, судья – женщина, верила хорошо одетой, несчастной, забитой жертве бытового насилия. А Рома и не пытался защищаться, он думал, что жена стала жертвой наговора или порчи посланной неизвестной соперницей. И при разделе имущества – не мелочился.

В результате этой, «тягомотины», Ромка стал жить в маленькой, зашарпанной каморке. Раньше это было жильё её нового мужика. Из мебели – один старый, но работающий холодильник. Стал жить в этой каморке. Удивительно, но в запой не ушёл. Ремонт сделал «холостяцкий», чтоб чисто и аккуратно было.

К нему забегали, по очереди, подружки жены. Пытались согреть душевным теплом и горячим телом, но терпели неудачу, тоже по очереди. Я заходил как-то в гости, сгущёнки принёс, сметаны, «оладушек» напёк. Посидели, чайку, с «оладушками» попили. Какой-то он стал замороженный или умерло у него что-то внутри.

Глядя на него, поневоле задумаешься о «запасном аэродроме», мало ли что. Придёшь домой с работы, а в прихожей чемодан стоит, спросишь: «Дорогая, кто – то приехал?». А в ответ: «Это вы съезжаете».

– И чё, что делать, куда податься проходчику с чемоданом?

Ромкино время как бы остановилось в раздумье. Работа, одиночество, работа и опять одиночество.

С дочкой повидаться не дают. «Посажу»: говорит жена. Слово «бывшая» он не мог выговорить. И он решил уехать. Попрощавшись с друзьями, продав каморку, – уехал.

– Может быть, отогреется под южным солнышком, и опять пойдут его часики весело и звонко.

**** Прошло года два. Звонок в дверь. Открываю. Рома в тёмно-зелёном фирменном костюме. Оказывается, – он вернулся «насовсем». На работу устроился, в туже бригаду. Жильё снимает, на первое время.

Во время небольшого застолья, по этому поводу. Я разворачиваю карту страны:

– Мудак, ты мог бы поехать в любую точку на этой карте, но только не сюда.

– Какого хрена ты здесь оказался – Рома? – психую я.

А он молчит и смотрит на меня удивлённо, как будто я «мудак» и чего-то не понимаю. Моя супруга накинулась на меня, защищая Рому. Оказывается, я бессердечный чурбан и нет во мне чувства сострадания к попавшему в беду товарищу.

И пошло время у Романа немного веселее. Заходит частенько,– «харчей» домашних покушать. Супруга моя, учит танцевать его. В надежде, что Роману, так легче будет, познакомиться с какой ни будь женщиной. «Как будто ему одному плохо, хочешь на рыбалку или на охоту поехал, и никто не держит. А женщина сама найдётся» – это я, опрометчиво, попытался высказать своё мнение, в присутствии жены. После ухода Романа, жена ругает меня за эти слова. Я объясняю ей: «Мужику нельзя зацикливаться на женитьбе. Всему своё время, вероятно. У мужиков не так как у женщин. Ведь я сам не ожидал что женюсь, пока тебя не встретил».

А время тикает неслышно и подталкивает нас туда неведомо куда. Иногда в такие передряги подтолкнёт, что удивляешься происходящему с собой и хочется проснуться.

В один из вечеров звонит Татьяна, святая душа, жена товарища. Волнуется и спрашивает о Романе, давно ли видели его. «Примерно месяц как не видел, – отвечаю, – ты не переживай, «жрать» захочет, появиться, а может у женщины какой, “в гостях прописался”». Опять звонок, опять Татьяна: «Всё, что можно обзвонила, и никто ничего не знает, только в реанимации сказали, что у них мужчина лежит без сознания, неопознанный, месяц как лежит. Ни родственников у него, никого». И добавила: «Пойду сейчас в больницу». И пошла, несмотря на поздний вечер. Я ж говорю – святая.

Когда она пришла в больницу, ей рассказали, что по фамилии, этого пациента, определить не смогли. «У пациента травма головы, и как положено в таких случаях, приходил следователь. Искал, и тоже безрезультатно, нет в городе человека с такой фамилией» – говорили доктора. «С такой травмой так долго не живут, только за счёт сердца мощного, шахтёрского, тянет. Вероятно ждёт, – чтоб его нашли» – говорили нянечки.

Провели в палату. Она смотрит, – лежит наш Рома и часто дышит. Попыталась поговорить с ним. Он, как-бы прислушался, даже дыхание замерло. Потом вздохнул глубоко и выдохнул, как будто дождался, что его нашли и умер. Нет больше нашего Ромы, – нет. Перестали тикать его часики.

Потом следователь дознался, и рассказал, как было дело:

– Рома в «подпитии» пришёл, к бывшей своей жене домой, что-то говорил о любви, доказывал, что она есть. Разговор был на лестничной клетке. Она, или её мужик, якобы оттолкнула его, и он упал навзничь. Упал неудачно, – ударился головой о ступеньку. Вызвали скорую помощь. Назвали доктору вымышленную фамилию, якобы случайно.

И всё. Всё просто и понятно. От этого как-то нехорошо на душе и как-то пусто, только где-то глубоко в душе – слёзы капают. Как часики – тик-так, тик-так, тик-так.

У неё тоже есть свои часики. За нечаянное убийство, ей дали небольшой условный срок. И её часики стали отмерять время до окончания наказания, – им всё равно, что отмерять и куда подталкивать.

Прошло ровно сорок недель как Ромы не стало. Именно в этот срок её часики остановились, и она умерла. Неожиданно и сразу. Тик и всё, и она там, где Рома.

Люди разные догадки строят по этому случаю.

– Но, – я точно знаю. Рома во сне, ко мне, приходил.

– Он на страшном суде, стоя на коленях, просил не за себя, а о прощении грехов своей любимой. И все сорок недель ждал, у ворот рая, свою неразделённую ЛЮБОВЬ.

******От автора: «Любовь, с этим чувством надо, – поосторожнее. Особенно если это касается не Вас. Советами от неё не вылечить».

Сказка третья: «Кошкин дом»

– Улетая, они оставили кошек, – наблюдать за людьми…


Во вселенной, вокруг звезды под названием Солнце, вращаются планеты. Одна из планет под именем Земля, населена разумными существами. Называются эти существа «человек» или по-простому «люди». Большая часть людей прилагает большие усилия, чтоб выглядеть, как можно, более искусственно, их называют – «женщинами».

Планета, людьми поделена, на государства. А так как планета вращается вокруг солнца, погода меняется, и существуют времена года.

В сказочной стране под названием Россия, сейчас зима. Стоят рождественские морозы. Светит солнце, небо голубое и снег белый-белый, громко хрустит под ногами. Всякий, в России, знает, что дрова лучше всего колоть в морозы.

Вот и Мишогу (странное имя), в это время колол дрова. В солнечную, морозную погоду он с радостью занимался мужским делом. Мимо идут мужики, с похмелья, остановились, смотрят. Мишогу при виде зрителей, специально, стал неловко раскалывать мороженые чурки. Мужики смотрели, смотрели, наконец, один не выдержал: «Дай покажу как надо». Потом другой подключился, учит, объясняет и самое главное – колет дровишки. Выпьют по рюмочке, закусят огурчиком солёным, Мишоге нальют, он пригубит – из вежливости. И опять колоть дрова, по очереди. Один колет, а другие вроде как неравнодушные зрители, подначивают или радуются удачному удару колуном.

Стало смеркаться, и бабы разогнали мужиков по домам.

Мишогу тоже хотел уйти. Но пошёл снег, и он решил убрать дрова. За ночь может так завалить, лопатой придётся откапывать. Растопил баню, носит и складывает поленницу. Оказалось, дров в азарте накололи много. Уже поздний вечер, а он всё носит и складывает, складывает и опять носит. В баню забежит, дровишек подкинет в печку, и опять носит и складывает. С досадой понимая, что попал на обратную сторону «халявы». Руки, поясница болят от усталости. А чтобы собрать дрова, на земле лежащие вперемежку со снегом, приходилось вставать на колени. Штаны промокли, колени стали замерзать и не гнуться. Ну вот, и конец мучениям, дрова убраны. Он ещё нашёл в себе силы и упрямства убрать колоду, колун, подмёл щепки.

Пошёл париться, радуясь, что догадался протопить баню. При входе в баню, несмотря на усталость, остановился, смотрит. Передним нереально яркая луна, звёзды, и как бы от звёзд падают крупные снежинки.

Идиллическую картину нарушает дощатый туалет, сляпанный на быструю руку. По назначению он не понадобился и применялся для хранения садово-огородного инвентаря. И вот этот сарай нарушал поэтическую картину.

– Весной уберу, – почему-то вслух сказал Мишогу.

Пейзаж действительно был загадочно прекрасен. Луна причудливым образом освещала только часть поля, баню и сарай. Ощущение было, что он на самом краю галактики. Вот только сарай нарушал идиллию.

– Весной сломаю эту, срамоту, – в очередной раз сказал Мишогу.

Он увидел кошку, которая сидела у его ног и смотрела на него. «Озябла, наверное», – подумал он. Открыл дверь, и она прошла в баню, запрыгнула на лавку и сидит. Раздеваясь, он разглядывал кошку. Она была трёхцветная, даже глаза у неё были разного цвета, таких кошек в народе зовут – золотуха.

Раздевшись, пошёл париться, кошка за ним, легла под лавочку, вытянулась и греется. Мишогу долго парился, стараясь выгнать боль из спины, руки, ноги отошли, а вот спина не поддаётся. Кошка наблюдала за ним, иногда перекатываясь на спине,– такая потешная. Ему «дурновато» стало, вероятно перепарился, и он вышел в предбанник. Кошка за ним, запрыгнула на лавочку, растянулась, мурлычет от удовольствия. Он приоткрыл дверь на улицу, впустить воздуху свежего. Присел на лавочку спиной к кошке, сидит, дышит, немного откинувшись спиной о стену.

Глаза прикрыл, и вдруг чувствует, кошка лапой упёрлась ему в поясницу, уверено и твёрдо. И боль стала покидать сразу всё натруженное тело, она как бы утекала в кошачью лапу. Мишогу сидел, очень «удивлённый». Она убрала лапу и тут же приложила другую, но уже по-кошачьи мягко и стала тихонечко мурлыкать, вероятно, успокаивая Мишогу. Его тело стало как бы «озаряться» изнутри, наполняясь какой-то живительной энергией, ему показалось, что он даже лучше слышать стал. Потом кошка спрыгнула на пол и молча, ушла в открытую дверь. И ничего не сказала. Если бы сказала, он не удивился бы.

На страницу:
1 из 2