Пока медведица на небе

Юлия Ефимова

Пока медведица на небе

Не ищите в этой книге знакомых имен и событий. Не сравнивайте исторические факты с действительностью. Все, что происходит на страницах этой книги, – это плод фантазии автора и никак не связано с реальностью. Совпадения же, которые вы заметите, случайны.

* * *

«Поезд “Москва – Адлер” отправляется с третьего пути».

Состав качнулся немного и плавно тронулся с красивой платформы Казанского вокзала, Карл смотрел в окно на ускользающий перрон. В окне была Москва, она просто утопала в зелени – надо же, конец мая, а солнце уже вовсю по-летнему ласкает улицы столицы. Но ведь, кажется, еще вчера метровые сугробы были абсолютно везде, в Москве на клумбах они высились огромными черными глыбами и наводили ужас, за городом же они были абсолютно белыми, но не менее страшными и холодными. Эти горы снега нагоняли депрессию и вводили людей в отчаянье. Все спрашивали друг у друга: неужели эта затяжная зима никогда не закончится? Неужели эта серость навсегда поглотила Москву и весна не придет никогда? Но истину гласила надпись на кольце царя Соломона: «И это пройдет», – и вот уже народ забыл ужасы холода и наслаждается почти летним майским теплом. Москва особенно прекрасна в солнечные дни, лучи растекаются по ее проспектам, как золотистый мед течет с чайной ложечки обратно в пиалу, медленно, тягуче растягивая свое золото, будто говоря: полюбуйтесь на меня, вон сколько во мне солнца. Шпили городских высоток наматывают лучи на себя, играя ими как обручами. Москва просто купается в солнце, весело и с удовольствием, как ребенок, который первый раз увидел море и не может контролировать радость своих эмоций, выплескивая ее в пространство.

Сколько лет Карл не ездил на поезде, он уж и не помнит, не считая, конечно, быстрого «Сапсана», что соединяет Питер и Москву, но это не поезд, так, электричка. Поезд – это когда города, платформы и люди мелькают за окном, сменяя друг друга, и ты знаешь, что на сегодня это твой новый дом, как и для твоих попутчиков. Получается, что на время вам, совершенно чужим людям, необходимо будет делить это тесное жилище. Когда-то давно они ездили на поезде с отцом, тот хотел показать сыну Байкал и его родной Иркутск, это были волнующие и увлекательные каникулы для Карла, а поезд для мальчишки был даже познавательней, чем сам Байкал. Там менялись люди, почему-то как родные спящие рядом, на соседней полке, для мальчика из интеллигентной московской семьи это было ново и непонятно. Каждый из новых соседей был со своей историей, со своим познанием мира, и все, абсолютно все пытались поделиться житейскими мудростями со своими попутчиками. Так уж устроен поезд: люди садятся в него и сразу хотят рассказать всю свою жизнь соседу-незнакомцу, в ответ желательно выслушать не менее душещипательную историю. В этом магия поезда. Ведь там ты можешь быть хоть кем, играть любую роль, а можешь даже быть собой настоящим, ведь через некоторое время ты сойдешь на своем перроне и больше никогда не увидишься с людьми, которым ты только что рассказал о себе больше, чем знает любой из твоих родственников. Тогда, в далеком девяносто пятом, они с папой ехали в плацкартном вагоне, пахнущем носками и чесноком. Сегодня же Карл хоть и решил ехать в Краснодар на поезде, но, надо быть честным, выбрал самый комфортный вариант. В купе было пусто и чисто, оно отдохнуло от предыдущих поездок и ждало новых постояльцев и новых историй. Еще в свое первое путешествие на поезде маленький Карл заметил: если человек входит в купе последним, то у него складывается такое впечатление, что он заходит в гости. Поэтому был очень рад, что первым, так сказать, пометил территорию.

Состав уже покидал пределы столицы, а соседа по временному жилищу все не было. Билет был куплен в фирменный двухэтажный вагон, в купе мужское типа СВ, так что сосед должен быть именно мужчиной. «Может, и не будет никого», – с надеждой подумал Карл, глядя в окно. Там уже начинался закат, еще были видны силуэты деревьев и домов, проплывающих мимо, но все четче стало проявляться его отражение на стекле. Он внимательно посмотрел на себя: молодой мужчина, тридцать лет, боже мой, уже тридцать. Жгуче-черные волосы и чересчур смуглая кожа – как ему часто говорят, очень похож на армянина, но они ошибаются. Карл, а по паспорту Хуан Карлос Калашников, был наполовину испанцем. Его мама София Ортис в то время, когда в России началась перестройка, приехала освещать события для испанского телевидения и, влюбившись в скромного режиссера монтажа из «Останкино» Юру Калашникова, осталась в холодной стране навсегда. Она всей душой полюбила русского мужчину с легендарным именем Юрий, это русское имя было известно всему миру благодаря Юрию Гагарину, оно отождествлялось с героизмом, смелостью и обаятельной улыбкой. Она полюбила Москву с ее быстрым ритмом жизни и красотой широких проспектов. Она, наконец, влюбилась в Россию с ее на тот момент наивными и добрыми в большинстве своем людьми. Но испанка по рождению, с горячей кровью и бушующими генами, так и не смогла полюбить дикий холод, который стоял в этой стране шесть месяцев в году. Именно маминым генам Карл обязан своей как огонь вспыхивающей страсти, она выражается ко всему: к работе, к женщинам, к спорту. Карл всегда был спортивным мальчиком, до самого поступления в институт он занимался гимнастикой и даже побеждал на городских соревнованиях, потом секцию заменил спортзал по три часа дважды в неделю. От постоянных нагрузок тело у Карла было словно вылито из свинца, если прибавить к этому его нестандартную внешность, то получался настоящий идеал мужской красоты. Всегда и везде, начиная со школы, Карл был первым, лучшим почти во всем: в учебе, в спортивных соревнованиях, пользовался популярностью у девчонок, а еще был капитаном команды КВН, в общем, первый парень на деревне. Внимание со стороны девушек было феерическим и до противного легким, всех сейчас он даже и не вспомнит – слишком легко ему давались эти победы. Маши, Кати пролетали по его жизни, не оставляя никаких воспоминаний о себе, хотя, наверно, кроме одной, вот ее он и рад бы забыть, да не мог.

Все институтские навыки вплоть до пресловутого КВНа потом пригодились Карлу с лихвой в его работе: большой холдинг, большие вложения, большие возможности. Это сегодня он уже заместитель генерального по филиалам в южном регионе, но еще семь лет назад такое ему даже не снилось. Современное общество диктует новый тренд: любят молодых, инициативных, креативных и целеустремленных, это было девизом компании, их основным правилом и принципом. Как же так случилось, что это прекрасное, уже полностью установившееся настоящее, где переговоры в шикарных офисах сменялись чередой женских лиц, чьи черты он даже не успевал запомнить, прервало одно бумажное письмо? Письмо в конверте! Карл думал, что никто уже не пишет писем от руки. Что это? Кара небесная, чья-то шутка, а может быть, горькая правда? Как хорошо, что мама с папой сейчас живут в Испании и проверять родительскую квартиру, которую мама отказывается продавать как память, пришел именно он. Что, если бы письмо попало к ним в руки или сестре? Он боялся даже думать об этом. Разберемся на месте – так он решил в Москве, сторонясь своих догадок и мыслей. Выдумать срочную командировку в Краснодар, якобы проинспектировать местный филиал, для уже опытного в административных делах Карла не представляло никакого труда. Смешно вспоминать лицо его личного секретаря, когда попросил заказать не бизнес-класс самолета, а поезд. Карл не удостоил ответом ее вопросы и расширенные от удивления глаза, лишь пристально посмотрел так, что она сразу стихла. Не собирается он перед секретаршей отчитываться, да и не поймет эта белобрысая тупица, оставленная ему в наследство прошлым замом, что Карлу надо подумать, осмыслить, возможно, даже вспомнить кое-что под стук колес фирменного поезда «Москва – Адлер».

* * *

На заходящее солнце сейчас смотрела и Клавдия Петровна Жукова, директор филиала «Спортиксон» в Краснодарском крае. Клава стояла у окна в своем кабинете и внимательно наблюдала за этим, в общем-то, элементарным процессом. Любовалась она им так, будто именно от этого действа сейчас зависела ее судьба. Закат на время позволял ей отдышаться от страшных мыслей. Все сначала, придется начинать опять сначала, а сил уже нет. Офис опустел, сотрудники в одно мгновенье покинули рабочие места, убегая домой, к детям и своим вторым половинкам. Клаве же бежать было некуда, ее никто не ждал, некому было успокоить и приободрить, пожалеть, в конце концов, и погладить с любовью и заботой. Работа была для Клавы семьей, и если быть до конца честным, то последние два года еще и любовником, работа была для нее абсолютно всем.

Сегодня в офисе разыгрался поистине гоголевский сюжет. С утра все шло как всегда: планерка, разбор полетов, раздача строгих указаний. Но вдруг без стука, прерывая рабочий процесс, в кабинет вошла умнейшая из женщин, личный секретарь Клавы, Инна Викторовна Бляхина. Эта прекрасная во всех отношениях женщина, скажем так, преклонных лет никогда не позволяла себе таких вольностей, и Клава поняла: случился форс-мажор. Директорским кивком Клава разрешила ей говорить.

– К нам едет ревизор, – сказала секретарь и виновато добавила: – А незваный гость хуже татарина, – и развела руками, как бы показывая, что ничего изменить она не может.

Клава только три месяца была управляющим директором, поэтому данный факт убил ее наповал. В первую очередь это говорило о недоверии руководства к новому назначенцу. А ведь Клавдия Петровна пять лет проработала в этой фирме, и такого не было ни разу. Прошлые начальники и воровали как голодные, за что в конечном счете слетали с должности, и частенько не выполняли план, но высшее руководство не приезжало к ним ни разу. Проверяющие, конечно, были, но это были пешки, они быстро срисовывали ситуационную картину и везли на суд начальству в Москву. А тут сам Карл Юрьевич собственной персоной, второй человек в холдинге, по крайней мере для южного региона точно. Чем его мог заинтересовать их филиал, чем успела Клава так провиниться? Неужели узнали ее страшную тайну и приехали посмотреть на это лично? Исправить Клава уже ничего не успеет. Столько труда – и все напрасно. Скорее всего, едут ее увольнять, хотя даже это большая честь для нее, ведь он мог сделать это, не вставая из кресла в собственном кабинете. Клава была уверена, что Карл Юрьевич даже имени ее не помнит. Тогда зачем? Именно этим вопросом задавалась целый день директор, так и не найдя толкового ответа.

– Клавдия Петровна, – в кабинет заглянула секретарь, – я могу идти?

– Конечно, – обреченно сказала она, – идите, вас, наверное, внуки заждались, они уже приехали на каникулы?

– Да, вчера, вовсю уже лазят по деревьям и едят черешню, – когда Инна Викторовна говорила о внуках, она невольно расплывалась в улыбке. – Вы не расстраивайтесь, все обойдется, – неуверенно сказала она и добавила: – Клавдия Петровна, на этом жизнь не заканчивается, у вас колоссальный опыт, с такими данными вас с руками оторвут. Есть такая русская пословица: кто любит труд, того люди чтут. Вы большая умница, каких мало, вас ценят и уважают…

Секретарь любила всюду вставлять пословицы, Клава всегда удивлялась, как столько ненужной информации могло умещаться у нее в голове. Даже утешая начальницу-неудачницу, она вставила очередную народную мысль. Однажды Клава спросила об этом Инну Викторовну. «Какая же это ненужная информация, – обиделась тогда госпожа Бляхина, – это мудрость народа, люди эти знания веками собирали и в пословицы вкладывали, чтоб запомнить было легче. Считайте, это тайные знания предков, которыми мы можем пользоваться бесплатно».

Она догадывалась, что все, включая кладезь народных мыслей Инну Викторовну Бляхину, понимают: это финал карьеры Клавдии Петровны Жуковой в фирме «Спортиксон».

От обиды сжались челюсти и засосало в животе. Получается, что все было зря, все испытания, которые она прошла ради карьеры, все, что вытерпела, все, что преодолела. Она с детства знала, что такое деньги. Родители Клавы были запойными алкоголиками, и с десяти лет маленькая девочка сама добывала себе на пропитание. Мыла машины после школы, продавала зарядки для телефонов и молила бога только о двух вещах: первое – чтобы родителей до окончания школы не лишили родительских прав, так как других родственников у Клавы не было, а в детский дом очень не хотелось. Второе – это чуточку удачи на экзаменах при поступлении в институт: она была уверена, что только образование поможет ей вылезти из нищеты. Правда, в этом аспекте она мало надеялась на бога. Клава рассчитывала только на себя, она усердно училась, девочка из семьи алкоголиков, вразрез с общественным мнением, была круглой отличницей. Она не обращала внимания на насмешки одноклассников и сочувствующие взгляды учителей, а все благодаря ей – цели. Будучи десятилетним хронически голодным ребенком, Клава Жукова пообещала себе, что когда вырастет и заработает деньги, то попробует на вкус все блюда мира, все самое вкусное, что придумало человечество за время его существования. Иногда, когда она была сыта, потому что на голодный желудок этого делать нельзя было категорически, Клава открывала книгу «Все кухни мира» и, глядя на яркие фотографии блюд в книге, представляла, каково то или иное блюдо на вкус. Иногда ей казалось, что она даже чувствовала на языке привкус экзотической папайи в карамели или мяса, тушенного с ананасами. Чувство голода, так основательно посеянное в детстве, не проходило даже сейчас, когда она питалась регулярно, вкусно и много.

«Поеду домой, куплю фисташковое мороженое, и съедим его вместе с Сенькой, – Клава вот уже три месяца мечтала об этом. – Есть будем большими столовыми ложками, прям из ведерка, сидя на качели в саду, в абсолютной тишине, чтоб слышать только, как комары рассказывают последние новости друг другу. Каждый будет думать о своем, а между деревьев будет слышаться один звук – «м-м-м-м-м» – гимн всего вкусного на планете», – окончательно решила Клава.

Мысли о Сеньке, соседской девчонке, так напоминавшей ей саму себя в детстве, заставили улыбнуться первый раз за день. Вот у кого судьба была похлеще Клавиной, ее родители хоть и пили безбожно, но любили Клаву не меньше выпивки. В очередные периоды просветления мать плакала и просила прощения, а отец старался заработать денег и порадовать дочь.

Сенька же круглая сирота, отца нет и не было никогда, мать умерла, а живет она с бабушкой, которая страдает сильнейшей гипертонией. Старушка периодически заболевает и от боли в голове забывает про девчонку, которая предоставлена сама себе. Да что там, бедной старой женщине самой нужен уход, поэтому Сенька в свои одиннадцать лет выглядела на девять, но самостоятельная была на все восемнадцать. Так они и сошлись: Клава с израненной душой и Сенька со взрослым взглядом на жизнь.

«Решено, – подумала она, – фисташковое мороженое, Сенька для компании, и на сегодня надо заканчивать мучить себя. Как говорит Инна Викторовна, будет день – и будет пища».

Клаве вдруг стало стыдно, что она, всегда критиковавшая своего секретаря за пословицы, теперь пользуется ее методом. «Неужели, прочитав столько книг, я не способна на собственную привычку?» – разозлилась она сама на себя.

– Как говорила Скарлетт О’Хара, я не буду думать об этом сегодня, я подумаю об этом завтра, – громко сказала Клава своему пустому кабинету и вышла с гордо поднятой головой, словно кто-то мог оценить ее демарш.

* * *

Федор Осипович Зубов был уверен, что за ним следят. Это чувство посетило его впервые, когда он вышел из ЦАМО[1] в Подольске. В электричке до Москвы неприятное покалывание в затылке только усиливалось. Покрутившись по Москве, он встал в кассу железнодорожных направлений дальнего следования и в самый последний момент, пытаясь запутать преследователей, купил билет на ближайший поезд. Далее по всем законам конспирации он специально зашел не в свой вагон и ждал, пока тронется поезд. Вроде пронесло: так и не заметив слежки, Федор прошел в вагон-ресторан и взял заветренный и невкусный бутерброд. Чувство страха сегодня гоняло его, не давая подкрепиться, поэтому даже такой перекус был очень кстати. Федор Осипович очень надеялся, что обманул преследователей, билет был взят в последний момент, а до этого он катался на метро по кольцевой линии, путая следы. А может быть, и нет никакой слежки? Может, это его воображение разыгралось от полученной информации? Скорее всего, ведь никто не верил, что разгадка существует, а те, кто был в курсе, смеялись над его затеей поехать в архив. Даже если так, надо быть очень осторожным, ведь Федя теперь знал тайну, которую пытался разгадать еще его отец. Раньше для этого не было никакой возможности, много информации было засекречено. История, как легенда, передавалась в их семье от отца к сыну. Сегодня же именно ему, Феде-неудачнику, каким его считали все родственники, посчастливилось ее разгадать. Остался последний штрих, всего один шаг. Он станет сказочно богат и невероятно знаменит, о нем будут снимать фильмы и брать интервью, наконец все признают его гениальный аналитический ум. Только бы добраться, только бы успеть. Он кожей чувствовал, что за ним погоня, кто-то хочет отобрать его открытие, его сокровища.

Первый раз за день подкрепившись, Федор направился в свой вагон. Он почти полностью успокоился и решил, что его воображение от предчувствия разгадки сыграло с ним злую шутку, все это глупость и блажь, никто не гонится, ведь в принципе и гнаться-то некому.

В купе типа СВ номер два новенького двухэтажного вагона уже сидел пассажир.

– Здравствуйте, – поздоровался его спутник и отвернулся обратно к отражению в окне.

Это хорошо, что сосед такой неразговорчивый. Хотя все-таки надо было выкупить все места, но на это совсем не было денег – Федор и так потратил последнее на СВ, считая, что лучше один сосед, чем три. А вот теперь думай, засланный казачок этот молчун или просто пассажир. Надо срочно его разговорить, прощупать. Будучи преподавателем в Кубанском университете, Федор Осипович неплохо разбирался в психологии, студенты натренировали его быть бдительным. Он часто сталкивался с обманом, надо заметить, профессиональным, поэтому был уверен, что сможет распознать ложь.

– Спешу представиться, – сказал он, протягивая огромную потную руку попутчику, – Федор Осипович Зубов, но так как мы с вами на сутки почти родные люди, вы можете звать меня просто Федя.

– Карл, – ответил попутчик, проигнорировав рукопожатие.

– До какой станции едете, если не секрет? Я в Краснодар, домой.

– В Краснодар работать, – неохотно ответил парень, явно раздражаясь разговором да и попутчиком тоже, но Федор, как будто не замечая этого, продолжал скудный разговор. Ведь ему по жизни не привыкать к презрительному отношению окружающих, он с этим давно смирился.

В детстве мать раздражалась неуклюжим ребенком, потом жена, сейчас сын и студенты, да что там, даже коллеги-педагоги тоже сторонились Федора Осиповича, считая его не таким, как они. Только отец очень его любил, они проводили вместе все свободное время, разговаривали, рассуждали и смеялись. Так, как Осип Варфоломеевич, маленького Федю больше не любил никто в этой жизни. Он устал бесполезно рассуждать, почему общество его не принимает, и просто свыкся с этим. Вот и раздражительное отношение молодого соседа Федор Осипович воспринял как должное.

– А сами откуда, из Москвы?

– Да.

– Прям из Москвы – из Москвы? – не унимался Федя.

– Из самой что ни на есть Москвы, – спокойно, но, видно, на последних крохах воспитанности отвечал парень со странным именем Карл.

– А вы знаете, молодой человек, как расшифровывается аббревиатура СВ? – продолжал неугомонный толстяк. Карл, смотревший в окно, лишь отрицательно покачал головой.

– О, тогда слушайте: всем кажется, что это просто спальный вагон, но это не так, расшифровка аббревиатуры не только такая. Она и историческая – относит нас к дореволюционной России, – Федя оседлал своего конька и от всей души делился информацией. – СВ – «свитский вагон». То есть вагон для свиты – представителей царской семьи.

Но вынужденный собеседник не обрадовался экскурсу в прошлое железнодорожных вагонов, демонстративно взял со столика телефон и что-то увлеченно стал там читать.

– Молодой человек, вы не знаете, во сколько ужин? – Федор все еще надеялся разговорить парня.

– Я отказался, – раздраженно сказал Карл. – Вас не было, боюсь, он уже прошел. Сходите к проводнице, чудесная женщина, она что-нибудь придумает.

– А вы что ж отказались, прескверно выглядело?

– Нет аппетита, – ответил сосед и вышел из купе.

«Странный он какой-то, – подумал Федор. – Придется все-таки сегодня всю ночь не спать».

* * *

«Сосед пришел, и здесь, похоже, не повезло, – подумал Карл, выйдя из купе. – Нет чтобы ехал молодой пацан, сидящий всю дорогу в интернете, или старый дед, читающий книжку и попивающий без остановки бесплатный горячий чай, который милая проводница предлагает каждые пять минут. Нет. Ко мне подсел пренеприятнейший тип лет пятидесяти, полноватый, с бегающим взглядом, но самое противное – очень разговорчивый. Он постоянно потел, несмотря на комфортную температуру в купе, огромным, похожим на полотенце платком вытирал свой широкий лоб с залысинами по бокам и одновременно задавал кучу вопросов. Ну что ж, можно постоять в коридоре, понаблюдать пробегающие полустанки за окном, подумать».

– Молодой человек, вы не знаете, когда ближайшая остановка?

От неожиданности Карл вздрогнул. За спиной стояла молодая симпатичная девушка и держала в руках сигарету.

– Не знаю, но вы спросите у проводницы Галины, она вам подскажет, – ответил Карл, внимательно рассматривая собеседницу. Девушка лет двадцати пяти была крашеной блондинкой, высокой и скорее худой, чем стройной, стрижка «под мальчика» и огромные карие глаза придавали ее образу определенный шарм.

– А вы не курите? – спросило прекрасное создание. На ней была надета белая футболка, вся в каких-то интересных рюшах, она прекрасно оттеняла загорелую девичью кожу и подчеркивала фигуру. Немного из наряда выбивалась брошь с голубым камнем – по виду просто стекляшка, на современной майке она смотрелась несколько местечково.

– Нет, но могу постоять с вами на перроне. Давайте знакомиться, меня зовут Карл.

– Динка, – представилась собеседница и по-мужски протянула ему руку для рукопожатия. Оно оказалось на удивление сильным для такой хрупкой с виду девушки.

– Ого, – от неожиданности сказал Карл, потряхивая рукой.

От его действий Динка смутилась, моментально покраснела так, что даже ее загорелая кожа не смогла скрыть смущения, и произнесла:

– Каждый день спортзал, я инструктор в фитнес-клубе: пилатес, йога, стретчинг.

– Как же у вас спорт совмещается с никотином? – Карлу понравилась девчонка. – Вы знаете, мы с вами в некотором роде коллеги, спорт для меня теперь еще и работа, и я категорически против вредной привычки.

– Полностью с вами согласна, – быстро закивала Динка, пряча за спиной сигарету, словно школьница, которую учитель застал за постыдным делом. – Никак не могу избавиться от нее. А приходите к нам в купе, у нас с попутчицей есть хорошая бутылка виски, а поделиться не с кем. Или эту привычку вы тоже отрицаете?

– Нет, ее я как раз допускаю, – засмеялся Карл.

– Ну, тогда купе номер три, – уходя, Динка сверкнула глазами, как бы заигрывая с новым знакомым.

12 августа 1942 года

Соломон Абрамович Эпштейн, археолог со стажем, опоздал: в Краснодаре уже были немцы. Опоздал всего на несколько дней. Девятого августа фашисты заняли Краснодар. Его археологическая группа, работающая в станице Ивановской на раскопках, уже давно разбежалась кто куда. Большинство ушло на фронт, ну а остальные уехали в эвакуацию. Соломон Абрамович остался в «поле» в одиночестве. Решил задержаться, собрать, сохранить находки, потому как воевать его все равно не возьмут по причине преклонного возраста, а помирать уже и не страшно – семьдесят пятый год пошел. Он очень скрупулезно собрал черепки, которые они успели раскопать еще группой. Война войной, а история и искусство вечны.

Но случилось невероятное, и про прежние находки пришлось забыть. Совершенно случайно – история знает, что именно так происходят все гениальные открытия, – он раскопал восемь золотых нашивных бляшек с изображениями мифических героев. Навскидку эти находки принадлежали к меотской культуре и не шли в сравнение ни с какими другими. Именно это бесценное достояние человечества он должен сейчас сберечь. У Соломона Абрамовича была надежда, он очень спешил в город, его товарищи по Краснодарскому краеведческому музею должны были спрятать в тайнике и заземлить самые важные экспонаты выставки музея, туда же археолог планировал положить и найденные бляшки, но опоздал.