Наследники тайн

Мудрому укор во благо.

Пословица

Часть 1

Краевед

Во все времена люди знатных сословий гордились своими предками и пращурами. Не всегда им удавалось выразить свои чувства открыто. Такое пережил и Петр – каретных дел мастер. Как явь, привиделась начинающему писателю-краеведу картина последних дней его жизни.

…Пришло печальное время, и он передал свою последнюю просьбу заботливой жене Елизавете:

– Милая, будь добра и дай обещание. При проводах в последний путь положи мне, бездыханному, в нагрудный карман у сердца вот этот шелковый платочек. С памятью о моих родителях.

В траурный день, прощаясь с мужем, Елизавета Егоровна словно заученным движением поместила сверточек в указанное место. Кончики пальцев ее ухоженных рук безошибочно определили содержимое вложения…

Где и как произошло это таинственное событие, и какие обстоятельства способствовали ему? Максимально правдиво, без особых художественных излишеств и прикрас наш центральный герой постарается ответить прежде всего для себя. Ему было важно разобраться в чувствах и поведении целой галереи встречаемых и знакомых ему героев и персонажей. Историю, услышанную им, как кричащий стон души, он вынужден исследовать с ранних ее времен и до настоящих дней.

Для Ильи, родившегося на Донбассе, знакомство с небольшим городом на Волге, переросшее в крепкую привязанность, состоялось сорок два года назад. Начавшаяся здесь грандиозная стройка позволила ему мечтать об удаче и счастье. В левобережье он прожил в частном доме родителей жены чуть больше двух лет. Переправа через легендарную российскую реку была обыденным ежедневным занятием. Летом – на кораблике или лодке, зимой, когда устанавливались настоящие морозы, – пешком по заснеженной тропе. Совершал иногда небезопасные переходы и через торосы, и вблизи мрачных с нервной рябью промоин. Осенью случались по утрам густые туманы. Все ходившее по Волге временно стояло в томительном ожидании, пока видимость не позволяла им начать движение. «Возможно, из-за этого природного явления город стали называть Туманов», – подумал приезжий с семьей из Оренбурга молодой инженер. Работа на заводе вошла в привычку. Утро для него начиналось испуганными гудками речных трамвайчиков и барж, а также призывно-тянучей сиреной литейного цеха, возвещавшей о запуске немецкой автоматической линии.

Он не догадывался, что к живописным красотам северных волжских берегов можно прибавить удивительный летний утренний туман. Это произошло на рыбалке с лодки. Стали на якорь они с Борисом Ивановичем, заядлым рыбаком, не доходя до Савинского. Пытаясь сохранить равновесие «Прогресса», Илюха повторял движения старшего товарища. Неопытный рыбак поеживался от утренней прохлады и думал о возможном удачном улове. Приглядевшись к ровной и просторной глади реки, он заметил необычную картину. Словно белые ниточки над водой, живо поднимались на полуметровую высоту струйки пара или тумана. Стоявшее безветрие не нарушало это чудо природы. От легкого ветерка ниточки зашевелились, и сказочное видение растаяло.

– Обрати внимание на тишину в лесу, – тихо сказал Иваныч, показывая рукой на изумрудную стену красивого смешанного леса вдоль противоположного крутого берега. – Птицы ждут встречи с солнцем. Не пропусти этого мгновения.

Действительно, редкие птичьи голоса стихли. Ощущение ожидания чего-то важного охватило и начинающего рыбака. Прошло несколько минут, и верхушки деревьев вдруг заискрились золотым отсветом. До рыбаков долетел звук, как взрывная какофония разноголосой птичьей радости и восторга. Количество пойманной рыбы в тот раз Илья не запомнил. Сохранились только неожиданные и волнующие душу впечатления. Природа щедро приоткрыла ему свои сокровенные тайны.

В свои двадцать шесть лет он успел стать носителем армейских и заводских секретов. Маленькие тайны познал в общественной и личной жизни. Иронично относился к тайнам мадридского двора, когда речь шла о не очень существенной информации, которая скрывалась от других людей из-за излишней осторожности, глупости и тому подобное.

Существование в жизни древнего города множества скрытного и тайного Илюшу в те времена не интересовало. При возникновении благоприятных на то условий волей активных жителей, обреченных любовью к родному краю, раскрывались потерянные страницы истории местности. Они становились достоянием историков, разных специалистов и обычных любознательных граждан. Одни выявленные факты и события становились достопримечательностью этих мест, интересными для гостей и туристов. Другие, из «благих побуждений», дальше узкого круга знатоков не распространялись.

Илья Антонович Руднев, выйдя на пенсию, стал дотошно интересоваться историей города, можно сказать, неожиданно и даже случайно. Как-то ветераны комсомола района собрались, чтобы заблаговременно обговорить подготовку к круглой юбилейной дате создания славной организации. Воспоминания юности волнуют многих убеленных сединой немолодых людей, а тех, кто активно прожил свою жизнь, – особенно. Появилась идея: летопись местного комсомола собрать по крупицам, узнать лидеров и известных активистов в прошлом, дополнить их уже известными публикациями и выпустить все книгой. Кто-то предложил ее издать к празднованию столетия. Инициатива у нас наказуема. Ответственными исполнителями за подготовку книги записали Руднева и еще кого-то.

С трудностями осуществления почти добровольно взятого на себя обязательства Илья Антонович столкнулся уже скоро. Дружного коллектива соавторов не получилось. Ему предстояло возобновить прежние знания истории молодежной организации, составить план или, как модно стало говорить, дорожную карту предстоящих работ. Прежде основной упор он ставил на посещение государственных архивных учреждений. Вскоре к радужным ожиданиям прибавились нежданные огорчения. Наряду с плохо читаемыми «манускриптами» трудно было установить интересуемые личности, так как часто указывались только фамилии без имен и отчеств. К тому же архивных документов прошлых лет сохранилось не более десяти процентов от тех, которые когда-то сдавались на хранение. Виной тому была Великая Отечественная война и наша бедная, но гордая страна.

К традиционным способам поиска интересуемого материала добавился интернет. Илья считал себя продвинутым пользователем новой сферы человеческих увлечений и рьяно стал напрягать поисковики и социальные сети. Наконец-то у него появилась надежда извлечь хоть какую-то пользу от давно созданных им виртуальных групп. Появилась минимальная критическая масса собранных сведений, из которых можно было начинать формировать содержание книги. Однако сбор информации и писательский труд оказались, мягко говоря, совсем не простым делом. Наконец-то пришло понимание, что опыт подготовки статей и докладов мало помогает при создании художественного повествования. Пришлось чаще «отвлекаться» на чтение современной и классической литературы, глубже вникать в ремесло книгописания и делать робкие шаги на этом пути. Он еще не знал, но догадывался, что утомительные краеведческие поиски не вызывают особого общественного восторга и тем более благодарности. Часто доставляют неприятности или способствуют возникновению непонимания со стороны окружающих. Даже если его замечают и порой восхищаются его бескорыстным увлечением, то это кратковременно. Такие грустные умозаключения Илья Антонович сделал, увидев заброшенную могилу на местном кладбище ранее почитаемого краеведа, соавтора известной книги о городе.

Многолетние поисковые и творческие труды пенсионера Руднева с перерывами и отвлечениями на другие заботы и удовольствия будто бы приближались к завершению. Неожиданно нашлась правнучатая племянница одного из первых организаторов комсомола. Глафира указала кладбище, где был похоронен ее легендарный родственник. После тщательного поиска была найдена и посильно благоустроена ветераном могила первого избранного лидера уездного комсомола Степана Ступина[1]. Поиски «сведущих» людей в интернете продолжались и приносили плоды. Нашелся писатель – наш земляк, ныне проживающий в Нижнем Новгороде, Виноградов. Он видел Степана в шестидесятых годах как соседа по улице. Запомнил скромную его одежду, тщательно заштопанный костюм (френч), калоши на сапогах.

Тем не менее ощущение неполноты собранного и существовавшая неуверенность в полной достоверности обработанных материалов не покидали начинающего краеведа. Как-то, завершив первые огородные работы на даче в старинном городе Туманове, он набрался сил и смелости для апробирования еще одного важного источника информации. Хотелось использовать беседы с очевидцами, старожилами города, в котором и происходили основные события прошлых лет. Почему-то он был уверен, что еще живы современники, что-то знавшие о первом комсомольце Ступине.

Летнее утро выдалось солнечным и теплым с редкими облаками на небе. Погода позволяла дачнику-исследователю бродить по улочкам сколько угодно. В исторической части города текла будничная жизнь небольшого рынка с пестрыми палатками напротив череды сонных, невзрачного вида магазинчиков. По прилегавшим немноголюдным улицам хаотично двигались жители разного возраста. Любопытствующее внимание Ильи привлекла одна довольно шустрая старушка. Она шла именно по той улице, где когда-то давно проживал впоследствии ставший партийным работником бывший комсомолец Степан. Преодолев природную скромность, Илья обратился к ней:

– Скажите, пожалуйста, Вы проживаете на этой улице?

– Да, на ней, – добродушно ответила женщина.

– Давно ли Вы здесь живете? Мне хочется найти дом, в котором до войны жил Степан Ступин, – двигаясь рядом с ней, продолжил беседу краевед и назвал ориентировочно несколько домов.

– Мы переехали сюда в пятидесятых годах, но у меня есть знакомая, которая может знать. Я иду туда, можем зайти к ней, – участливо поддержала разговор собеседница.

Наш дачник еще не знал, что в местной библиотеке усилиями москвичей-краеведов недавно появилась добротная книга о домах и усадьбах левобережья города. Но его уже окрыляло нахлынувшее взволнованное настроение. Первый встреченный житель, первый вопрос, и он уже движется к возможному маленькому открытию. Зашли во дворик, поднялись по деревянной лестнице на второй этаж каменного дома. В комнате оказалась женщина почтенного возраста, готовившая себе обед. Чистота и порядок в комнатке свидетельствовали: не потерялась она и на склоне своих лет.

– Ступни… Ступенин, Ступе-нин, – напрягала свою память долгожитель.

– Не Ступенин, а Ступин, – пытался гость ей помочь.

– Не знаю я такого, – решительно заявила хозяйка, думавшая, видимо, о чем-то своем.

Ее мысли больше занимали переживания из-за протечки в крыше, неисполненные обещания местных чиновников. После вчерашнего дождика на чердаке стояли тазики, наполненные водой… Как лицо, ответственное за подготовку книги, нежданный посетитель сохранял настойчивость и продолжал вести беседу с двумя озадаченными старушками. Наводящими вопросами он помогал им шевелить глубинные пласты памяти.

– А-а, Ступин, так вон, Аня Ступина живет в доме напротив, – встрепенулась Людмила Григорьевна, показывая рукой в нужном направлении. – Она кровь у нас берет в больнице. У нее и спросите, может, она что-то знает о Степане.

Позже, в другой день, при повторной встрече он узнает полное имя своего уличного проводника – Натальи Владимировны Гавриловой и ее разговорчивой подруги Галины Павловны. Также узнает, что «знающий человек» – Рубцова – была передовиком производства на фабрике «Тульма», награждена орденом Трудового Красного Знамени, избиралась в исполком горсовета.

Немудреный запор на калитке частного дома открылся легко, прошли мимо развалившегося двухэтажного здания и поднялись по ступенькам на второй этаж рядом стоявшего подновленного старинного дома. Вышла к ним молодая симпатичная женщина. Оказалось, что она никогда не носила фамилию Ступиной, но являлась родственницей искомого героя по линии его брата Александра. В этом доме раньше жили ее мама и бабушки. Прозвучали новые имена. Однако разговор с Анной Германовной складывался вяло, с явным безразличием. О Степане она никаких подробностей не знала. Ответы выдавали настороженность хозяйки, ее нежелание развивать беседу. Что-то явно сдерживало и сковывало ее.

– Поговорите лучше с моей мамой. Она, возможно, что-то знает, – стремилась завершить наш разговор Анна.

Так начинающий краевед узнал о существовании Эмиры Павловны из пригородного поселка. Хотелось как можно больше выведать о жизни Степана от близких ему людей, поэтому вскоре состоялся телефонный разговор с новой собеседницей. Он по-прежнему больше интересовался сведениями о Степане Николаевиче, не придавая значения другой, как бы второстепенной информации. Однако ему откровенно поведали о семейных отношениях, которые складывались не лучшим образом из-за некоего конфликта между братьями Степаном и Александром. Рассказ Миры был взволнованный и перескакивал с одного места на другое. Она поведала, что у Степана карьера сложилась успешнее, а Александр впоследствии был исключен из партии, уволен с должностей и репрессирован. Вероятно, не последнюю роль в судьбе Александра сыграла его женитьба на девушке из богатой семьи…

После первой лоскутной и запутанной телефонной беседы у исследователя местной комсомольской истории появились неясности и многочисленные вопросы. Для получения ответов на них состоялось еще несколько звонков. То, что они собирателя материалов о местном комсомоле взволновали, – это самое малое, что можно сказать. Ошеломили и одновременно озадачили. Услышанная Ильей Антоновичем неправдоподобная история потрясла его и ввела в сомнения. Он испытал неожиданный испуг и вероятный подвох от вывалившихся скелетов из чужого шкафа. И не одного, а двух. Самоуверенный начинающий писатель ощутил улет в какие-то нереальные и фантастические девятнадцатое и двадцатое столетия. Порой несуразная реальность двадцать первого века причудливо переплеталась с маловероятными событиями более чем столетней давности. Удивительные персонажи, реальные и вымышленные герои сказочным образом перемешались у него в голове. Первоначально задуманный сюжет книги резко менялся. Появилась идея написать трилогию, герои которой откровенно поведали бы современникам третьего тысячелетия о суровых и лихо закрученных событиях не только местной истории. Предстояло ни много ни мало: тщательно разложить по полочкам и подробно исследовать все услышанное по телефону от новой знакомой.

Вспомнилось, что Христофор Колумб отправлялся в плавание, чтобы открыть короткий путь в Индию. Открыл, как позже оказалось, Америку, которую, как некоторые сегодня считают, лучше бы не открывал. Бывает и проще ситуация. Как в сказке: пошел сын Иван охранять сад, а встретил там чудо-жар-птицу. Что-то похожее произошло и с автором планируемого издания. Намерения найти подробности из жизни Степана привели робко шагавшего краеведа к открытию тайных страниц личной судьбы ранее видных, а ныне неизвестных горожан, к серьезным размышлениям о человеческих пороках и достоинствах.

Очень хотелось ему полнее открыть завесу над тайной древнего города, поделиться ею с такими же неравнодушными коллегами и товарищами. Однако оказалось, что всякий человек больше верит вымышленному, чем тому, что выдается за быль. Часто такая позиция более безопасная. Грешная наша действительность не раз обжигала крылья доверчивым и простодушным людям. Посему те, которые ожглись на молоке, дуют на воду. Лучшей реакцией на сообщение Ильи была милая, ничего не обещавшая улыбка. У иных непроизвольно возникали нервные гримасы или движения рук и жесты, имевшие вполне понятное обозначение.

Ступины

В первой своей книге Илья Руднев будто из «забытого далека» высветил и четко проявил многие фамилии активных молодых горожан. За каждым именем человеческая судьба. Пожалуй, каждый достоин, чтобы о нем рассказали чуть больше. Многие личные истории выпали из памяти местного сообщества. О ком-то стало известно чуть больше, о других еще предстояло узнать. Неожиданный и малодостоверный рассказ пенсионерки Эмиры, извлеченные ею «скелеты из семейных кладовых» побудили нашего исследователя срочно приступить к поискам новых сведений о судьбе братьев Александра и Степана. Прежде предстояло развеять собственные сомнения в существовании, ранее не упоминаемого в краеведческих и исторических публикациях и литературе, большевика Александра Ступина. Хотелось глубже познать другие стороны местной истории.

В поле зрения, на слуху у молодых активистов города Туманова и одноименного района в шестидесятых и семидесятых годах остался сравнительно известным только один из братьев – Степан Николаевич. Он работал в райкоме партии, был кавалером ордена Ленина и других наград. Его часто приглашали на встречи с молодежью, как активного участника установления Советской власти, как первого организатора уездного комсомола. В 1970 году его похоронили по статусу почетного гражданина города. Периодически сменяемые районные руководители в местную историю и традиции глубоко не вникали. Отработав положенное, они покидали район. Жизнь ставила новые задачи, воспитательные и патриотические ориентиры смещались. Со временем о Степане уже не помнили, могила поросла быльем. Старшего из братьев – Александра – забыли напрочь еще до войны, как будто его и не было.

Из архивов Товарищества Романовской льняной мануфактуры найдено очень немного. В списках рабочих и служащих 1915 года числились две женщины с одинаковой фамилией. Анна с одним взрослым членом семьи и Настасья Ивановна с двумя взрослыми и двумя детьми. Квартировались семьи Ступиных в домах разных хозяев правобережья.

Александр

Собранный архивный материал постепенно выстраивался и хронологически, и в смысловом порядке. Выяснилось, что Саша Ступин родился в 1886 году в деревне Мартыновской Тотемского уезда (Тарногский район) Вологодской губернии. Сын крестьянина бедняка. Отец и дед были великороссами. В своей автобиографии также сообщал, что при его шестилетнем возрасте (в 1892 году) отца осудили на двадцать лет каторжных работ. А в 1902 году отец попал в плен к японцам на острове Сахалин. Сегодня известно, что тогда на острове руками российских каторжан велась добыча угля.

С малолетства Шурка в рваной одежонке, наученный матерью, был обречен попрошайничать, просить милостыню и краюшку хлеба у чужих людей. У матери Анны было тогда трое детей. В надежде избавиться от нужды в 1901 году семья переехала в Романов-Богородск. Анна Ступина и пятнадцатилетний Саша поступили на фабрику «Торольма» (Товарищество Романовской льняной мануфактуры) Классена и ко. Шурик самостоятельно научился читать и писать. Со временем юный прядильщик стал принимать участие в подпольном кружке, нелегальных маевках и митингах. В 1912 году был участником протеста рабочих против Ленских расстрелов, трехнедельной забастовки. Ему поручали распространять среди рабочих легальную большевистскую газету «Звезда», которая организовала сбор денег среди рабочих на создание газеты «Правда». В связи с этим, как и многие ткачи-активисты, был рассчитан с фабрики. Два с половиной месяца отсидел в тюрьме и на четыре месяца жандармским управлением был препровожден в административную ссылку в село Молитовку Нижегородской губернии. Там, оказывается, также была льнопрядильная фабрика, которую в народе прозвали «Дунькина фабрика», поскольку на ней трудились в основном женщины. Через три месяца он ее покинул. Работал позже в Костроме, а «за удар помощника директора был уволен». Затем перебрался в Рыбное, где до 1914 года работал грузчиком в порту.

Мирная жизнь Российской империи завершалась, царизм готовился к победоносной недолгой войне с Германией. Трагические события в Сербии стали спусковым крючком для вступления России в войну против Германии. Начало боевых действий было успешным для Русской императорской армии.

Летом 1914 года двадцативосьмилетнего Александра призвали в царскую армию и направили воевать на Западный фронт. Известно, что служил он в пехоте рядовым стрелком. До 1917 года участвовал в многочисленных сражениях, рукопашном бое, получил ранение холодным оружием. Из партийных анкет и автобиографий об этом периоде его жизни известно очень мало. О службе в царской армии и войне записано несколько слов: «С 1914 года солдат, пехотинец в 443 Осовецком полку». На просторах интернета такого воинского подразделения нет. Есть 443-й Соснинский пехотный полк. Он сформирован в 1914 году в третьей очереди мобилизации.

Известна история опорной русской крепости Осовец на западе России тех времен вблизи границ Германии. В 1914 году ополченцы крепости сложили песню:

Там, где миру конец,Стоит крепость Осовец,Там страшнейшие болота,Немцам лезть в них неохота.

Вражеская осада крепости началась в январе 1915 года. Мужество русских солдат, подвергнутых жестокой газовой атаке германских войск шестого августа того же года, поразило не только немцев, но и весь мир. Большинство личного состава 226-го Землянского полка погибло, а чудом оставшиеся в живых русские обратили в бегство наступавших немцев. Это сражение вошло в историю как «атака мертвецов».

В те времена многим полкам давали такие наименования, которые в солдатской среде не приживались. Вполне возможно, что впоследствии бытовало и такое название их полка, как Осовецкий. Оказывается, что с 1915 до конца 1917 года 226-й Землянский и 443-й Соснинский полки входили соответственно в 57-ю и 111-ю пехотные дивизии Сводного Осовецкого корпуса, а затем 44-го армейского корпуса Западного фронта.

Февральские революционные события и последующие действия Временного правительства привели к дальнейшему ослаблению боеспособности императорской армии. Все шло к ее реорганизации и демобилизации. Готовившееся летом 1917 года наступление 10-й армии на Западном фронте было сорвано в результате недовольства солдат, обсуждавших и не выполнявших приказы командиров. Большевики через своих агитаторов уже имели большое влияние на солдатские массы. Александр в своей автобиографии данные события назвал «крупным восстанием против наступления с убийством Линде и генерала», в котором он принимал активное участие. Из истории известно, что солдатский бунт выразился в убийстве 24–25 августа 1917 года комиссара Временного правительства Линде и царского генерала Гиршфельдта, двух офицеров и казаков.

Произошедшие события подробно описаны в книге Владислава Гончарова «1917. Разложение армии». Вот небольшие отрывки из книги для понимания тех событий, в которых участвовал Александр Ступин.

«В ту же ночь, 24 августа, мне лично из штаба [44-го армейского] корпуса было передано по телефону, что полки [111-й] пехотной дивизии, стоявшей на позиции у селения Духче в восемнадцати верстах от моего штаба, отказываются выполнять боевые приказы по укреплению позиции, что ими руководят несколько весьма зловредных агитаторов, которых надо изъять из ее рядов. На переданное требование выдать этих агитаторов солдаты 444-го пехотного полка ответили отказом. Надо их заставить выдать…

В десять часов утра мы прибыли в селение Духче, где нас ожидал начальник третьей пехотной дивизии генерал-лейтенант Гиршфельдт…

Около одиннадцати часов утра на автомобиле из города Луцка приехал комиссар фронта Ф. Ф. Линде. Это был совсем молодой человек. Манерой говорить с ясно слышным немецким акцентом, своим отлично сшитым френчем, галифе и сапогами с обмотками он мне напомнил самоуверенных юных немецких барончиков из прибалтийских провинций…

Командир полка стал вызывать людей по фамилиям. Он уже знал зачинщиков. Выходившие были смертельно бледны тою зеленоватою бледностью, которая показывает, что человек уже не в себе. Это были люди большею частью молодые, типичные горожане, может быть, рабочие, вернее люди без определенных занятий. Их набралось двадцать два человека.

– Это и все? – спросил Линде.

– Все, – коротко ответил командир полка.

Один из вызванных начал что-то говорить. Линде бросился к нему.

– Молчать! Сволочь! Негодяй! После поговоришь… Возьмите их, – сказал он сопровождавшему его казачьему офицеру…

Ко мне то и дело подходили офицеры 2-го Уманского полка и говорили:

– Уведите его. Дело плохо кончится. Солдаты сговариваются убить его. Они говорят, что он вовсе не комиссар, а немецкий шпион. Мы не справимся. Они и на казаков действуют. Посмотрите, что идет кругом…»

Следующий отрывок прямо указывает на полк, в котором служил Ступин.

«Но в это мгновение к Линде подошел командир полка. Он хотел еще более убедить его уехать.

– Уезжайте, – сказал он, – 443-й полк снялся с позиции и с оружием идет сюда. Он хочет с вами говорить…

В это время в лесу в направлении позиции раздалось несколько ружейных выстрелов. Ко мне подскочил взволнованный казачий офицер, начальник заставы, и растерянно доложил: