Обрученные Венецией

– Ох, дорогая тетушка, вы не меняетесь, – рассмеялась Каролина. – Меня волнует вопрос поважнее: отчего вы, такая молодая кокетка, до сих пор не определились со спутником жизни?

За эти слова Матильда наградила племянницу возмущенным взглядом.

– Еще чего?! Каролина, ты совсем сошла с ума? – весело воскликнула она. – Зачем привлекать бедствия на свою голову? Все женские несчастья исходят от мужчин, поэтому при первой же возможности даме следует планировать свою жизнь так, чтобы оградить себя от мужского вмешательства. Я ведь жить начала лишь после того… после того, как похоронила своего Даниэля… – казалось, что Матильда сейчас всплакнет от воспоминаний, но хитрая улыбка, проскользнувшая на устах после секунды грусти, растворила надежды на сантименты. – А ты, племянница, надумала меня снова закупорить в эту темницу?

– Ты чему это учишь мою дочь? – строгий голос Лоренцо заставил Матильду смущенно сомкнуть губы.

– О-о, братец, – воскликнула с упреком Матильда и толкнула его в бок, – это ты, старый чурбан, можешь научить не тому, что хотелось бы услышать молодой девушке.

Лоренцо со смехом обнял сестру и произнес:

– Если я – старый чурбан, то что можно сказать о тебе, как о старшей сестре?

– Помилуйте… – с напускным недовольством ответила Матильда. – Я старше тебя всего на год! И еще невероятно молода и полна сил, братец. Жизнь вертится вокруг меня, насыщая полотно моего сердца всеми возможными красками. И сейчас я чувствую себя вполне счастливой. Гораздо счастливее тебя, позволь заметить.

Каролина старалась не прислушиваться к недовольствам отца, произнесенным в адрес тети Матильды, вроде того, что «Не говори лишнего Каролине, она и без того непокорна», или «Не нужно настраивать девочку против мужчин, ее замужество для меня – весьма деликатная тема». А сейчас он даже попросил сестру благотворно повлиять на строптивость Каролины. И юной даме пришелся по душе тетушкин ответ:

– Позвольте, ваша светлость, я непременно проведу воспитательную беседу с юной синьориной.

А как только Лоренцо отошел от нее, Матильда вслед ему буркнула:

– Еще чего… убеждать мою любимую племянницу выйти за какого-нибудь богатого наглеца, чтобы он издевался над ее невинной душой…

Хотелось добавить «да и телом», но, бегло взглянув на племянницу, синьора Гумачча решила пощадить невинный юный разум.

С легким волнением в ожидании свадебной церемонии Каролина потерла вспотевшие ладони. Что заставляет ее нервничать, она не понимала. То ли ей не терпелось увидеть и оценить жениха Изольды, то ли блистать своим великолепием перед гостями и слушать в свой адрес комплименты, то ли знакомиться с кавалерами в поисках любви, – она терялась перед выбором возможностей. Безусловно, синьорина прекрасно понимала, что ее красота заставляет многих оборачиваться и смотреть ей вслед. Но раз уж отец решил подобрать ей кандидатуру в мужья, сегодня она попытается выбрать ее сама, применив весь шарм и очарование к избранному ею мужчине. Если, разумеется, таковой найдется.

В то время, как Каролина задумчиво всматривалась в толпу приглашенных гостей, время от времени отвлекаясь на разговоры с тетушкой, за ней с таинственным видом наблюдал виконт Альберти, подошедший во дворец, дабы поздравить молодую чету с бракосочетанием.

Несомненно, Джованни не мог оставить без внимания даму, которая затмевала его жизнь своей неподражаемой красотой. Он любил красивых женщин. А в Каролине сочеталась гремучая смесь французской и генуэзской крови, что превосходно отражалось на ее внешних данных. Именно о такой супруге и мечтал Джованни – блистательной и несравненной, полной аристократического превосходства и волнующей нежности в ангельских чертах лица. Но Альберти, в отличие от многих присутствующих гостей, умилявшихся красотой юной дамы, прекрасно знал, что за этим кротким личиком скрывается облик пакостного чертенка. Его это отнюдь не пугало – он талантливо умел укротить многих строптивых подданных, а хрупкой женщине его жесткость и подавно не по силам.

– Мое почтение, синьорина, – произнес Джованни, почтительно склонивший голову перед Каролиной, тут же касаясь устами ее маленькой ручки.

Она нехотя присела в реверансе и натянула улыбку до ушей, чувствуя, как это лицемерие щекочет ей щечки.

– Виконт Альберти… И вы порадовали нас своим присутствием…

Каролина на дух не выносила этого герцогского прихвостня. В то же время она любила своего отца, но ей разрывала сердце присущая его нраву жестокость. Именно это и сумел перехватить от него Джованни, что отнюдь не красило этого самодовольного юнца.

Каролина напрочь отказывалась относиться к нему как к мужчине. А миловидные, едва ли не женские черты его лица заставляли ее внутренне кривить душой при попытках Джованни в очередной раз угодить ей или герцогу да Верона. В этом ощущалось нечто противно-льстивое, отчего ей хотелось тут же подавить в себе рвотный рефлекс. Но все же Каролине удавалось сохранять внешнее спокойствие, тактично, но холодно отвечая виконту на его расспросы и комплименты.

– Если бы вы, синьорина, посетили небо в виде звезды, то смогли бы затмить своим светом даже луну, – произнес с улыбкой Джованни, и его ярко-алые губы, словно накрашенные кармином, расплылись в улыбке.

– Благодарю, виконт, за столь прекрасные слова, – улыбнулась девушка и отвела взгляд в сторону. – Вы, как всегда, красноречивы…

– Вы заслуживаете еще больше слов восхищения, ибо ваша красота ослепительна, – продолжал виконт. – Сегодня вы об этом будете слышать достаточно часто…

– Я постараюсь выдержать этот поток восхищения, – с иронией в голосе произнесла Каролина. – Еще раз благодарю вас, виконт.

Альберти только увидел, как ее платье растворилось в толпе приглашенных гостей. И его не менее восхищала эта способность перевоплощаться из строптивой девчонки в элегантную даму. Джованни уверял себя, что если их союз состоится, он сможет подчинить ее себе, превратив в кроткую супругу, какой и должна быть женщина. Однако, для этого ему еще предстоял разговор с герцогом.

Свадьба Изольды и Леонардо включала в себя несколько церемоний, отражавших культурные ценности как миланского, так и генуэзского народа. Помимо этого, брачный контракт подлежал оглашению правительством каждой республики, именно поэтому торжество обеих династий планировало провести на территории как Генуи, так и Милана.

Луко Брандини и Лоренцо да Верона поручили организовать каждую часть свадебной церемонии в соответствии с традициями и предпочтениями своего народа. И в связи с тем, что торжество включало в себя выполнение нескольких мероприятий, его празднование растянули на несколько дней.

Патрисия, которой позволено было вникать в дела лишь поверхностно, и то с позволения супруга, прекрасно понимала, что количество гостей определялось Лоренцо и Луко совместно. Но скупость мужа не позволяла пригласить родственников по ее линии из Франции, а также многих генуэзских друзей и соратников. Лоренцо посчитал нужным пригласить только тех, кто может оказаться для него полезным – несколько знатных семей Генуи и самого Дожа, хотя тот тактично отказался, сославшись на неотложные дела.

Джованни Альберти он поручил управлять поместьем и фабриками в свое отсутствие. Хотя, по мнению Патрисии, выслать приглашения их обязывали длительные отношения виконта и его отца, графа Альберти. Тем более, если муж намерен вести разговоры о союзе двух знатных семей. По ее мудрому совету, Лоренцо настаивал на присутствии обеих персон на свадьбе. Однако даже после приглашения, виконт все же отказался присутствовать на церемонии в Милане, поскольку знал, что в его присутствии больше нуждаются в родной республике.

Первую церемонию проводили на территории Генуи. По свадебному обряду жених обязывался приехать во владения своей невесты, и только после получения благословения на брак новобрачные в присутствии всех гостей подписывали контракт. Затем в сопровождении гостей и родственников жених отправлялся в резиденцию Дожа для оглашения договора, который, по обычаю, должен быть признанным в обеих державах.

Патрисия с довольством отмечала, что герцогу все же удалось совладать с присущею для него скупостью в нужный для себя момент. Лоренцо не мог не проявить своего радушия, а точнее – похвастать собственной состоятельностью, и устроил в своих владениях роскошный праздник. И пусть он выглядел несколько демонстративно, все же Каролина отметила про себя довольство, читавшееся на лицах четы Брандини, и всей миланской свиты, прибывшей с ней в Геную.

При появлении на пороге их владений Леонардо Брандини Каролина отметила статность молодого кондотьера. Темно-карие глаза Леонардо отражали внутреннюю мужественность, не напрасно казавшуюся окружающим его главным достоинством. Его твердая уверенность в себе ощущалась в каждом шаге, с гордостью пройденном им в сторону будущей супруги.

И пока стан Леонардо грациозно «проплывал» сквозь толпу приглашенных, в глазах женщин, устремленных на него, загорался кокетливый огонек. Бесспорно, этот кавалер относился к той категории мужчин, которые умели гордиться своей внешностью и хорохорились при одном только взгляде в их сторону. И большинство дам отмечали его поразительную привлекательность.

– Ничего себе! Выдала, какого наша Изольда муженька себе отхватила?! – в полголоса удивилась тетушка Матильда, помахивая перед лицом огромным веером.

Каролина тихонько хихикнула и бросила взгляд в сторону сестры, ожидающей своего супруга в центре зала. Любопытно, а Изольде он понравится? Хотя, кого из присутствующих это волнует? Герцога да Верона, который имеет особую выгодную договоренность со сватом Брандини? Или, быть может, миланского синьора, который получит ценные подарки от морского флота Генуи после заключения брака между Изольдой и Леонардо? Несомненно, все понимали, что этот брак – выгодная финансовая сделка двух держав, а молодые – всего лишь пешки в руках могучих держав – Генуи и Милана.

По этой причине в глазах Каролины свадьба виделась наигранным и противным глазу спектаклем с беспощадным для его героев сценарием. Однако она с радостью для себя отмечала, что спектакль этот стоил того, чтобы стать его зрителем. Что можно поделать с жизненными укладами? Ничего.

И кажется, что Изольда и Леонардо достойно принимали свою судьбу. В глазах жениха и невесты гости могли заметить одно подлинное чувство – чувство долга. Более глубоко окунуться в истинное положение дел было сложно: все затмевал внешний пафос и театральность брачной церемонии.

Каролина согласилась с тем, что старшей сестре необычайно повезло – мужественная красота Леонардо могла бы стать поводом Изольде со временем полюбить его. Статность воина, его молодость и великодушие наверняка запали в душу Изольде, и она сможет прожить счастливую семейную жизнь с мужем. Каролина помнила слова матушки, что Леонардо Брандини молод и жизнерадостен, но во взгляде кондотьера читалась некая удрученность. Возможно, именно она и является следствием того разочарования, которое настигает мужчину при взгляде на женщину, которую он и близко не видит своей супругой.

Нет, Изольда не удосужилась подарить жениху долгожданную улыбку, которая озаряла ее скучное лицо подобно солнцу в зимние холода. Ее покорный поклон в реверансе, скорее, походил на необходимую тактичность, чем на радушное приветствие. Но по глазам сестры Каролине удалось понять, что жених ей пришелся по нраву.

Перстень, поднесенный во время второй свадебной церемонии, вызвал волну восхищенного восклицания, прошедшего по толпе. Каролина удивленно открыла глаза, когда увидела перстень с огромным бриллиантом-солитером, торжественно врученным Леонардо своей супруге в знак верности.

Отвлекшись от наблюдения за церемонией, Лоренцо посмотрел на профиль дочери, мечтательно следящей за молодоженами. Он невольно улыбнулся и тут же остановил свой взор на супруге, стоящей по правую руку от него и сверкающей своей красотой в шикарно убранной зале. Элегантное кремовое платье подчеркивало стройную фигуру Патрисии и в свете многочисленных горящих свечей и лампад переливалось сверканием драгоценных камней. Кружева оливкового цвета надежно скрывали декольте герцогини, но даже неглубокий квадратный вырез на груди придавал ее образу изумительную притягательность.

Знатные дворяне неукоснительно следили за модой в это весьма переменчивое время – женщины намеренно прибавляли в весе, дабы привлечь мужчин аппетитными формами. Но Патрисия оставалась хрупкой француженкой – такой легкой и женственной, что в генуэзском обществе поговаривали о неизлечимой хвори герцогини, приведшей ту к истощению. Однако статный Лоренцо восторгался присущим ей изяществом, абсолютно не свойственным располневшим дамам.

На какое-то мгновение герцог замер, пронизывая жену взглядом будто впервые пораженного ее ослепительной красотой человека. Затем он вернул взор на младшую дочь, так искусно подражающую матери, сумевшую не только закрепить в себе поведение воспитанной синьорины, но и впитать всю удивительно блистательную миловидность Патрисии. Их сходство просто поражало.

– Признаться, я не заметил, как и младшая дочь повзрослела, – произнес вполголоса Лоренцо, не замечая, что грубым голосом нарушал звучание музыки в зале.

– Она изумительно красива, – согласилась тихо Патрисия, стараясь не отрывать взгляд от проходящей церемонии.

– Вся в свою мать, – улыбнулся герцог, заметив гордый блеск в небесно-голубых глазах жены.

– Но упрямством и горячим характером – в своего отца, – отметила герцогиня.

Герцог гордо улыбнулся, хотя кичиться тут явно было нечем, – не в их обществе женщине позволено обладать таким нравом.

– К слову, ваша светлость заметили, что Каролина сегодня завоевала многочисленное восхищение молодых мужчин? – тихо произнесла Патрисия.

– Полагаете, можно надеяться, что она и сама присмотрится к кому-то из них? – предположил герцог.

– И не мечтай, Лоренцо. Она об этом сейчас и думать не желает. Дай ей немного времени, чтобы настроить свой пылкий нрав на грядущее заточение. Сразу же после свадьбы Изольды я проведу с ней беседу по поводу замужества.

Герцог только вздохнул и опять взглянул на Каролину, не отрывающую взгляд от брачной церемонии. Что-то сжималось в его сердце, прославившемся среди его поданных своей бесчувственностью. Нет, он не желал торговать красотой Каролины для получения большей выгоды, ведь ее красота цены не имеет. Но подорвать свою репутацию в этих условиях невозможно, ведь среди аристократических семей принято заключать брак в соответствии с максимальной экономической выгодой как для родни, так и для республики.

Пусть и по закону, и в согласии с каноническим правом – основой брачного союза, кроме родительского одобрения, должно быть и свободное согласие сторон, но в большинстве случаев молодые соглашались с выбором родителей, боясь лишиться имущества, которое было их «свадебным подарком». Любой брак, заключенный без согласия родителей, становился причиной раздора между ними и детьми.

Что будет, когда придет время выдавать Каролину замуж, Лоренцо даже не хотел представлять, ведь законодательство, диктовавшее вопросы приданого, решило их далеко не в пользу невесты. Даже выйдя замуж, у нее не будет права распоряжаться своим имуществом: управление им будет осуществлять муж. А Каролина ни за что не пойдет на ограничения в своих правах, чего доброго еще и будет требовать у мужа права овладеть приданным. Этого герцог и боялся, ведь, насколько бы ни была воспитана его младшая дочь, овладеть искусством скрывать в себе эмоции она так и не сумела.

«Она – не ангел! Но кто тогда… колдунья?»

Поездка в Миланское герцогство оказалась невероятно утомительной и долгой. Единственной отрадой в долгом путешествии была Матильда, не позволявшая своей родне скучать – из ее полных губ то и дело раздавались разного рода шуточки. Тем не менее долгие часы в дороге заставили гостей едва ли не валиться с ног от усталости. В Милан они приехали к обеду, внутренне благодаря Бога, что продолжение свадьбы назначили на послеобеденное время следующего дня.

Каролину не смущало долгое путешествие. Да и веселье ей приходилось по нраву. Однако ее невероятно тяготила аристократическая помпезность, царящая в залах дворян и застилающая истинные лица людей вуалью фальши. Синьорина предпочла бы не замечать этого, однако, ее удивительная проницательность словно затмевала ту женскую наивность, в которой она так нуждалась в столь юном возрасте.

Каролину изумило великолепие и богатство дворца Брандини – генуэзский палаццо совершенно отличался от владений миланцев. Сейчас ей казалось, что ее родные стены безудержно мрачны в сравнении со здешним лоском. Несмотря на то, что поместье да Верона слыло в Генуе роскошным убранством комнат, дворец миланского синьора выглядел гораздо величественней и богаче.

Чем это вызвано: жадностью ее отца или же бедностью Генуи в сравнении с Миланом, – Каролина понять не могла. Однако у синьорины закружилась голова от нахлынувшего на нее восхищения парадной комнатой с мраморными колоннами, вздымающимися едва ли не до поднебесья и примыкающими друг к другу прекрасными арочными сводами. Выполненная в новом стиле лепка, украшающая огромный вестибюль, как и всю архитектуру в целом, потрясающе затмевала отходящую готику. Изумляла своим изяществом и фреска в гармоничном сочетании с выполненными в розово-коричневых тонах стенами и потолками. Не меньше восхищала и огромная лестница, ведущая из центра холла на второй этаж и покрытая невероятной длины ковром, исписанным дивным орнаментом. Множество декоративных элементов из стекла и драгоценных металлов, а также прекрасных картин, украшающих парадную, останавливали на себе внимание гостей чудного палаццо.

– Поразительная роскошь! – с восхищением выдохнула Каролина, кружась в центре парадной, не пропуская мимо своего внимания ни малейшей мелочи.

– Ваши стены могли бы пребывать в роскоши, – шепнула подошедшая Матильда, – будь ваш папенька-герцог чуть щедрее для своей семьи. Весь в отца Фабио…

С этими словами женщины последовали за прислугой на второй этаж, дабы отдохнуть после тяжелой дороги.

Во время церковного венчания, проходившего в миланской церкви Мария Делла Грацие, Каролина не сводила глаз с молодых, воображая себе, как она и сама будет когда-нибудь выходить замуж. Церемония оказалась такой трогательной, что девушка едва удерживала слезы от восторга. Она попыталась представить себе мужчину, который когда-нибудь пойдет рядом с ней под венец. Но почему-то его образ получился каким-то расплывшимся, словно бесформенное пятно. Ну и пусть ей не известна его внешность… Но… если он будет схож с Леонардо, она наверняка сможет открыть для него свое сердце.

Каролина отбросила эти мысли в сторону. «Главное, что он будет любить меня, а я – его», – с уверенностью подумала она. Когда мужчина благочестив и галантен, женщина может легко полюбить его. По крайней мере, Каролине именно так виделась внутренняя сторона любви.

Свадебное торжество продолжало слепить элитарностью. Кавалеры и дамы сновали друг перед другом в изумительных нарядах, соперничая друг с другом откровенной помпезностью. Но проявление жеманности в манерах миланских аристократов не раздражало Каролину так, как это всегда происходило в Генуе. Милан казался ей каким-то сказочным местом, полным прекрасных персонажей и красивых лиц, мелькающих перед ее глазами вновь и вновь.

В какой-то момент Каролина уловила на себе взгляд незнакомца: он стоял неподалеку и во время беседы с кем-то, улыбаясь, наблюдал за привлекательной синьориной. Заметив это, она быстро и смущенно опустила глаза и робко отвела в сторону взгляд, когда услышала голос отца:

– Это виконт Карлос Доминиани из Миланского герцогства, его отец – граф Доминиани, приближенный герцога Миланского. Каролина томно вздохнула, едва сдержав в себе порыв недовольства, стремящийся вырваться наружу со словами: «Опять ваша расчетливость, отец…» Но последствия этой фразы могли закончиться замком на отведенных для нее покоях. Поэтому синьорине удалось обуздать себя и смиренно промолчать, оставляя слова отца без ответа.

Застолье после венчания оказалось непродолжительным, но Каролина почувствовала только облегчение, вставая из-за стола и приступая к танцам. Ее настолько стеснял корсет, надежно затянутый Паломой, что юной синьорине казалось, что она вот-вот задохнется.

Родительский конвой, не выпускавший ее из поля зрения, внутренне возмущал Каролину: так хотелось немного свободы. Однако позволять самовольство в этот час стало бы непростительной ошибкой, поэтому синьорина попыталась набраться терпения до окончания торжества. Хотя это ей едва удавалось.

– Матушка Патрисия, мне дурно, – промолвила тихо Каролина, приблизившись губами к уху Патрисии.

– Потерпи, Каролина, твое присутствие необходимо на заключительной церемонии. А уж потом сможешь пройти в свои покои.

«Боже милостивый, – промелькнуло в мыслях, – сжалься над моим бедным телом!» В какой-то момент ей казалось, что она упадет без чувств прямо среди толпы. О нет, какой позор! Она не может допустить этого! Но стесняющий корсет все чаще напоминал о необходимости вдохнуть свежего воздуха.

Каролина тихонько отошла от Патрисии, чтобы немного побыть одной. Гости танцевали, отец разговаривал с Брандини, матушка также отвлеклась, очевидно, приятной беседой с какой-то герцогиней.

Желая остаться незамеченной, Каролина выбрала наиболее подходящий момент и незаметно просочилась в толпу между колоннами зала, направившись в сторону балконной двери, выходящей в сад. Она остановилась на крыльце, чтобы немного подышать свежим воздухом и схватилась за балюстраду. Прохладный воздух и приятное благоухание цветущих в саду лилий позволили ей немного прийти в себя.

Каролина вдохнула в себя больше воздуха и оглянулась кругом. Судя по всему, перед ней простирался пресловутый миланский сад – с роскошной растительностью и декоративными архитектурными формами. И хотя сейчас над владениями Брандини поспешно сгущались сумерки, она успела обратить внимание на богатство участка: изобилие огромных деревьев, пушистых и гладко отстриженных кустарников и огромных цветочных клумб словно манило к себе своей прохладой. Но больше всего ее радовал тот факт, что в глубине этого сада можно немного отдохнуть от праздничного шума.

Каролина бросила беглый взгляд на танцующие тени, отражающиеся в высоких окнах дворца. В ее головке промелькнула коварная мысль, которую она тут же отогнала от себя. Нехорошо будет, если она отличится еще и здесь, на свадьбе сестры, когда весь вечер должна присутствовать рядом со своими родителями. Но ей так хочется уединиться! Так хочется осмотреть сад…

Воодушевленная идеей, она вновь посмотрела на окна – танцы только начались, до следующей церемонии осталось не менее часа, а значит, она успеет пробежаться по территории и осмотреть ее. Хотя бы одним глазком.

Откуда-то послышался приглушенный женский смех: прохладная апрельская погода все же выманила на свежий воздух еще кого-то. Это придало Каролине уверенности, и она сбежала с мраморного крыльца.

Просторность сада казалась необъятной: его границы очерчивались узким, но довольно длинным прудом с переброшенными через него деревянными мостиками. В центре территории шумел водой двухмерный фонтан, слепленный в готическом стиле, с непонятной фигурой посередине. Ступеньки в десяти шагах от фонтана вели к вершине невысокого холма, на котором располагалось небольшое архитектурное строение.

Каролина решительно поднялась по ступеням и подошла к небольшому зданию, напоминавшему крытый павильон. И только приблизившись к постройке, исполненной в форме небольшой башенки с куполом, она поняла, что это газебо – беседка для уединения и наблюдения за окрестными территориями. Такой элемент садово-парковой архитектуры только входил в моду европейских аристократов, желающих украсить свои приусадебные участки. Единственное, что показалось Каролине дивным – газебо Брандини укрывалось не только навесом, но оснащалось полноценными стенами с окнами и дверями. Так что со стороны на беседку это вовсе не походило.

Расположение газебо на возвышенности и его высокий фундамент наверняка могли позволить рассмотреть чудесный ландшафт, который открывается у подножия холма. Но сейчас лицезреть эту красоту Каролине не посчастливится, ведь сумерки становились все гуще и гуще.

И все же воспитанность Каролины пала перед ее чрезмерным любопытством, и девушка пробралась к двери газебо в надежде, что та не заперта. Дернуть ручку ей помешало эхо посторонних шагов за спиной. Синьорина замерла, ощутив, словно ее окатило холодом с головы до пят, – будто кто-то с неба вылил на нее поток ледяной воды.

Обернувшись, Каролина увидела приближающиеся к ней силуэты. Несомненно, они принадлежали мужчинам. Не на шутку испугавшись, она поспешно пробежала вперед, обогнула округлой формы строение и оказалась с его обратной стороны. Перед ней открылся довольно живописный вид – холм, на котором располагалось газебо, плавно уходил вниз. Вдалеке виднелось небольшое селение: на фоне сгущающихся сумерек синьорине удалось рассмотреть лишь тусклые огоньки и струящуюся из земли полосу дыма, тут же исчезающую в темном сине-фиолетовом небе.