В словах и делах Тушкана Хомяк разбираться не стал. Но мебельную революцию он понял верно и сразу: Тушкан пришел рулить. Вернее, его пришел начальник отдела. Для того, чтобы новый менеджер подсказывал начальнику отдела, что тот должен подсказывать дирекции, что та должна скомандовать начальнику отдела. Начальник мог не бояться того, что подсказчик его подсидит – по повсеместной традиции, в свои двадцать семь лет Тушкану было дальше до первой руководящей должности, чем до Луны.

И так оно все и вышло.

Два чувства к Тушкану боролись в душе Хомяка.

С одной стороны, Хомяк сразу зауважал неформального босса, потому что тот – в отличие от формального – много знал и многое делал.

Более того: Хомяк сразу почувствовал главный повод к тушканоуважению: тот был из породы начальников. При том – начальников самого высшего ранга. Бывают ведь начальники вроде сержантов на сборах. Построить, проверить, как ботинки почистили… Конечно, их надо уважать. Но ведь чистить ботинки придумали не они. Они сами выполняют команды своих начальников. Те, в свою очередь, выполняют команды начальников повыше… и так далее. Но команды должны откуда-то браться. Кто-то должен решить, что ботинки вообще нужно чистить. Не говоря уж о том, что бывают решения и посложней.

Так вот: Тушкан был из тех, кто придумывает решения. Он мог быть менеджером, мог быть директором, мог быть никем. Сущность его от того не менялась. Не место в формальной иерархии давало ему право решать, а его способность это делать.

Вскоре Хомяк совершил удивительное открытие: большую часть времени Тушкан думает не о том, как поменьше работать и побольше урвать, а о том, чтобы работа делалась хорошо. Конечно, было в нем и другое: явное нежелание проносить ложку мимо рта. Но каким-то непостижимым образом Тушкан обделывал свои дела, думая о общих делах.

Именно по этой непостижимой способности Хомяк и решил, что Тушкан – даже больше, чем начальник самого высшего ранга. Он – Избранный. Он не назначен человеком, а дан свыше. И почтение к нему должно быть абсолютным, а не формальным, по человеком установленной иерархии. Оно должно быть не просто почтением, а настоящей симпатией.

Но с другой стороны, Хомяк боялся Тушкана. Боялся его революции. Хомяк освоил свою работу не сразу и не легко. И что – теперь он должен учиться чему-то еще?

Но все обошлось. Причем так, что Хомяк еще больше поверил в избранность своего Настоящего Босса.

Работа Хомяка состояла в том, что он оформлял производимую отделом документацию в соответствие с Регламентом оформления таковой. В каждом отделе был свой Регламент оформления исходящей документации.

Работу свою Хомяк не любил и боялся.

Не любил потому, что Регламент содержал много неясностей.

А боялся – потому, что всегда становился крайним. Если исходящая документация оказывалась оформлена так, что Общий отдел, проверяющий соответствие оформления документов Регламентам, находил в ней несоответствие таковым, босс отдела валил все на него. Босс тоже не разбирался в Регламенте. Хомяк пытался спрашивать у него, как понимать то или иное стремное место в этом подвыподвернутом документе. Но босс сообразил, что отвечая, он берет ответственность на себя. И ответы давал такие, что потом всегда можно было сказать: ты меня неправильно понял. И вообще он явно раздражался, когда Хомяк приходил к нему с вопросами. Естественно – кому охота раз за разом выглядеть дураком, прячущимся за стрелочника?

Тушкан разрубил сей запутанный узел одним поистине гениальным ударом.

Он написал новый Регламент.

Как это ему удалось, Хомяк представить не мог. Все эти Регламенты создавались поколениями боссов. Они отражали усилия многих умов и постоянное течение конторских трендов. Может, потому они и были такие кривые? Но какими бы кривыми они ни были, они представляли собой часть Вечности. Человек мог их толковать – если хватало ума. Переписать их мог только Избранный Свыше.

Но ведь именно Избранным Свыше Тушкан и был…

Ношение нового Регламента по кабинетам обеспечило отдельского босса работой почти на месяц. И когда сей продукт тушканского гения согласовали во всех этих кабинетах и утвердили, оказалось, что оформлять отдельские документы ничуть не сложней, чем отличить мужской туалет от женского. Из Регламента куда-то исчезли все неясности, неоднозначности и неопределенности. Он перестал вызывать вопросы.

Это было непостижимо, как конец Вечности…

И Тушкан вовсе не зазнался от этого подвига, нет! Со скромностью, достойной истинного величия, он по-прежнему таскал в кабинет босса любой клочок бумаги, на котором стояла хоть единая фраза – испросить согласия и одобрения. И на совещаниях отдела ничего не предлагал от себя, а как-то намекал отдаленно, глядя на босса, и тот озвучивал эти намеки в своем решении.

С этого момента Хомяк принял как несомненное, что Тушкан – Избранный. А если ему угодна скромность – что ж, это право великих. И не только можно, но и нужно высказывать ему не почтение, а дружеское почти-равенство. Не в делах, разумеется – в общении.

И только одно было плохо – с появлением Тушкана производимых отделом документов стало больше, и они стали длиннее. Иногда они занимали пять, или даже десять страниц. Работа с такими длинными текстами требовала серьезного напряжения. Даже ожидание работы над ними вызывало страх.

Хомяк пошел к психоаналитику. Тот посоветовал не просматривать документ полностью перед началом работы. «Всегда, – сказал он, – думайте, что документ занимает только один экран – тот, который вы сейчас видите. Это – часть универсального обращения с реальностью: она должна быть не больше размеров того шага, который вы хотите сейчас предпринять. Такой подход даст вам необходимую уверенность в окружающем. Ведь обработать один экран текста вы можете, вы хорошо это знаете. Используйте шрифт такого размера, который обеспечит на одном экране нестрессовый для вас объем информации. И никогда не думайте о другом тексте. Его просто нет.»

Совет оказался полезным. Но не идеальным – Хомяк так и не смог окончательно уничтожить в себе понимание того, что документ больше экрана. Реальность отступила, но умирать отказалась. Она по-прежнему напрягала.

И он по-прежнему сидел спинок ко всему, что способно отвлечь.

Но сегодня его отвлекала не дверь, и не окно с непредсказуемостью и неопределенностью.

Его отвлекала Рэбит.

И даже не тем, что иногда о чем-нибудь спрашивала. Просто своим присутствием.

С одной стороны, она заставляла Хомяка нервничать. Почему – он не знал. Но он очень досадовал, что пару раз ответил на ее вопросы не сразу и невпопад – и именно от внезапно явившегося волнения, когда она обратилась к нему. Он понял в какой-то момент, что ждет ее дальнейших обращений с беспокойством.

А с другой – он хотел, чтобы она к нему обращалась. И испытывал неприятное чувство, когда она говорила с Тушканом. А тот отвечал не только совершенно спокойно и по делу, но еще и с такими оттенками в голосе, которые не могли быть случайны. Тушкан явно хотел произвести на Рэбит впечатление. Хомяк тоже хотел его произвести. Увы – он понятия не имел, как это сделать.

За обедом – по традиции, менеджеры отдела обедали вместе – текла легкая спокойная болтовня. Серьезные темы не обсуждались. Говорили о том, о чем говорят давно не бывавшие дома с тем, кто только оттуда приехал. Что там да как. Кто где учился, где работал, где жил…

Во второй половине дня, как обычно, работа Хомяка плавно тормозилась, и часам к трем-четырем остановилась совсем. По привычке, в это время Хомяк надевал наушники, и открывал новостные сайты.

Новости в этот день не принесли ничего особенно нового.

Нестабильность основных бирж. Дебаты об очередном повышении налогов и пенсионного возраста в Европарламенте. Очередное выражение китайского недовольства американской импортной политикой. Пакистано-индийский конфликт. Вечный Афганистан. Война на Ближнем востоке… Курс рубля к основным валютам не изменился. Нефть как была сто восемьдесят баксов за баррель, так и осталась.

«Хорошо, – думал он, – что ничего нет про Африку. Что бы ни говорил Тушкан, здесь спокойно.»

В шесть-ноль-ноль он выключил компьютер, сказал «пока» Тушкану и Рэбит, и удалился.

Его напрягало смутное неприятие того, что он ушел, а Тушкан остался с Рэбит. Но традиция выбора не оставляла. Позже всех уходил Тушкан – первый претендент на карьерные блага. Умеренный и аккуратный Кролик покидал трудовой пост несколько раньше. Хомяк мог валить в шесть.

И не только мог, но и должен был. По крайней мере, по неписанным правилам, которые, сколько он знал, существовали всегда и везде. А именно: тот, кто не уходит в шесть ровно – претендент на повышение. И этим он объявляет конкурентную войну остальным не-уходящим-в шесть. А каких-либо войн Хомяк избегал. Тем более, что ни на какое повышение не претендовал никогда.

Он пошел через парк к жилому зданию – поужинать в кафе и подумать, что делать вечером – как вдруг взгляд его остановился.

Возле подъезда медицинского корпуса, из микроавтобуса с красным крестом на борту выкатили носилки, на которых лежал длинный черный пластиковый мешок.

Глава 3

Кабинет психоаналитика.

Много мягкой мебели и много растений.

Типа, все для релакса.

Только в этот раз релакс не наступает. Чем больше говоришь, тем хуже становится.

Ладно – послушаем, что скажет в ответ психоаналитик.

– Правильно я понял, что в минувшие две недели у вас появилось три новые проблемы: вы потеряли интерес к традиционным развлечениям, вы страдаете от повышенной значимости некой девушки, и у вас появилась фобия вторжения?

– Правильно.

– Расскажите подробнее. С развлечений. Чем вы занимались раньше, и почему не хотите делать это сейчас.

Долго рассказывать. Ладно, попробуем. Психоаналитик просто так не спрашивает. И он реально помогает. Не так, чтобы совсем. Но все-таки.

– Ну, вот компьютерные игры. Стратегии всегда были геморрой. Не играл. Ну, типа, пробовал когда-то в детстве, но так… не пошло. Бродилки получше. Если графика нормальная, и так далее. Но сейчас скучно очень. Пять минут – все, тоска. Стрелялки – это хит. Всегда любил. И чего? Стресс. Никогда не думал, что так может быть. Это же игрушки! А кажется, что на самом деле в тебя стреляют. Странно даже! И еще… да, вот что: очень неприятно, когда типа идешь, и думаешь – сейчас на тебя кто-то выскочит, и начнет стрелять. Даже вздрагиваешь иногда, когда это случается. Реально неприятно. А там пол-игры так: идешь и ждешь, чего будет. Напрягает очень. Ну, я перестал играть. Потому что напрягает сильно это ожидание. Выскакивают и начинают в тебя стрелять!

Стресс. Даже вспоминать не хочется.

– А что еще? Фильмы какие-нибудь смотрели?

– Смотрел.

– Что?

– Ну… «Боевые роботы – двенадцать». Я его всегда смотрю. То есть, типа, с детства. Все серии. Они раз в год выходят. Но сейчас что-то…

Как это объяснить?

– Что?

А, понял.

– Ну, это как в стрелялках. Помните, я сказал про стрелялки? Что очень напрягает, когда ждешь… ну, когда кто-то неожиданно появляется и стреляет в тебя?

– Да, помню. В фильмах тоже такое же неприятное ощущение?

– Да.

Он даже глаза закрывал, когда думал, что так сейчас будет. Это можно не говорить.

– А еще?

– Еще? В смысле?

– Какие еще фильмы?

– Ну, еще посмотрел «Чокнутую общагу – три».

– Это ведь комедия?

– Да.

– Смешно?

Смешно? Да… но…

– Первые две серии были очень смешные. То есть, мне казалось что они смешные. А третья… ну, вроде, тоже смешная, но…

Смешная, конечно. Чуваки – полные идиоты. То наденут чужие ботинки. То упадут в лужу. То запрутся в туалете для телок. А потом не могут выйти, потому что телки пришли. Зато они слушают базар этих телок. И такое узнают…

– Вам сложно сформулировать свои чувства?

– Нет, не сложно. Просто не понимаю… ну, почему было смешно, а сейчас – нет. Приколы похожие. Всегда было смешно. А сейчас… как-то не очень.

– А еще что-нибудь смотрели?

Чего там еще было? А, точно…

– «Счастливый гульфик – пять». Эти гульфики я тоже все смотрел. Прикольно было.

Это совсем уже сложно объяснить…

– Судя по вашей реакции, пятая серия показалась вам не очень прикольной.

– Да, не очень. Скучно. Надоело. Все одно и то же. Все все время ржут. И хотят трахаться. Типа, просто трахаться, и все. По-моему, им всем друг на друга плевать. Лишь бы присунуть. Надоело это. Пять серий одно и то же.

– А раньше этот фильм вам нравился?

– Конечно. Это же про секс. Это всем нравится.

– То есть, вам перестала нравится тема секса?

Что за дурацкий вопрос! Как может перестать нравится тема секса? Он чего – не нормальный? Просто…

Ни хрена это не просто. Конечно, ему хочется смотреть про секс. Но не так. Ему хочется… Вот с Рэбит, например, ему хочется совсем других отношений…

Голова начинает болеть.

Когда психоаналитик вот так расспрашивает, у него начинает болеть голова. Это очень трудно – отвечать на такие вопросы. Надо сказать, что голова заболела. Тогда он перестанет спрашивать… ну, на эту тему. Начнет что-то другое.

– У меня голова начинает болеть.

Психоаналитик кивнул:

– Давайте тогда завершим с этой темной… Поговорим о фобии вторжения. Я правильно понял, что в последнее время у вас появились какие-то неприятные мысли и ощущения, связанные с агрессивной внешней средой?

Еще бы!

– Да… появились…

Несколько секунд он думал, стоит ли ему рассказывать про некоторые подробности, а потом заговорил – быстро, с каждой секундой погружаясь в сообщаемое:

– Стена… ну, которая вокруг бизнес-центра. Я видел, как она раскрывается. Вот так, – он сделал жест руками, – внутрь. Как будто что-то вламывается снаружи. Во сне. Я во сне это видел, на самом деле этого не было. Я видел монстра в городе. Я не хожу в город, это опасно. Но я ехал на лифте и видел монстра. Мне показалось, что я его видел. Ну, не то, что это какой-то глюк. Но я подумал: этот город как-то не так выглядит. Как будто там кто-то есть. Это я для себя так сказал – монстр. Там реально не было монстров. Это было в тот день, когда мне приснилось, как стена раскрывается. Мне кажется, за стеной что-то есть. В городе что-то есть. Привезли труп из города. Когда я видел как стена раскрывается. Вечером. То есть, вечером привезли труп, а до этого ночью я видел сон, как раскрывается стена. И еще в этот день я мне показалось, что в городе что-то не так. Когда поднимался на лифте. Когда там ехала… ну, наша новая сотрудница. Она вышла в первый день на работу…

Он замолчал.

Психоаналитик молча кивнул:

– Я вас понял… Какое значение вы придаете этим вещам?

«Какое значение вы предаете…» Зачем психоаналитики так говорят? Делают непонятные фразы из простых русских слов!

– Как это – какое значение?

– Ну, например: это странно, но не опасно; это меня беспокоит; это опасно. Выберите вариант.

– Странно, опасно и?..

– Странно, но не опасно. Это меня беспокоит. Это опасно.

– Это меня очень беспокоит. Я боюсь, что это опасно.

Аналитик кивнул:

– Я вас понял… Во-первых, я хочу вас успокоить. Вам кажется, что с вами происходит что-то необычное, даже пугающее?

– Я… необычное… такого никогда не было. Я не то, чтобы пугаюсь. Я…

Он замолчал.

Аналитик изобразил улыбку:

– А на самом деле все это обычно. Самое главное: вы должны понять, что с вами происходит то же самое, что и с другими. Вы можете с этим согласится?

– Что я такой же, как другие?

– Что то, что с вами сейчас происходит, бывает с другими?

– Ну… наверное. А что – это действительно со всеми бывает?

Аналитик кивнул:

– С очень и очень многими. И все они – нормальные люди… Давайте разберем все три составляющие вашего состояния по очереди. Вы согласны?

– Согласен.

– Итак… Потеря интереса к традиционным развлечениям – это следствие. Причин две. Это повышенная значимость другого человека, и фобия вторжения. Эти причины создают беспокойство. Беспокойство мешает получать удовольствие из традиционных источников… Скажите: вы считаете, что эта ваша новая сотрудница – в чем-то особенная?

– Ну… да.

– Чем именно?

Опять начинается! Вопросы, вопросы… хрен знает, как на них отвечать! От таких вопросов крыша поедет, даже если была в норме… Конечно, она особенная. А вот чем…

– Ну… я не знаю. Она не как все.

– Вы можете назвать какие-нибудь отличия ее от других?

Отличия от других? Какие? Рост, вес и размер груди? Этим все отличаются друг от друга.

– Она как-то по-особенному выглядит.

– Чем? Какими чертами?

Какой смысл спрашивать одно и то же?

– Или давайте так: у нее есть какие-то особенные черты внешности?

Особенные черты? Нет. Вот у секретаря директора по связям с общественностью – особенные черты. Она высокая блондинка и грудь еще та… не настоящая, наверное, потому что слишком большая. А у других какие особенные черты? У все какие-то есть, но не такие, как у Рэбит. Не особенные.

– Нет… То есть, не то что какие-то черты там особенные. Но я просто когда ее вижу, то чувствую…

Тяжело это – вот так напрягаться, отвечая на такие вопросы! Опять голова заболела. Надо об этом сказать.

– У меня голова заболела.

Психоаналитик покивал:

– Тогда закончим с этим… Собственно, я вас понял. У вас создалось ощущение, что эта ваша новая сотрудница обладает какими-то особыми качествами. Но как видите, никаких особенных качеств у нее нет. Даже вы сами не можете их назвать… Скажите – когда вы смотрите на нее, то ощущаете желание заняться сексом?

Сексом? С ней? Он как-то об этом не думал… Да, точно – не думал. Странно, конечно. Нет, точно не думал.

– Нет…

– А с другими девушками – когда вы на них смотрите?..

С другими – конечно! Он что, не нормальный чувак?

– С другими – да.

– Часто? С каким примерно процентом девушек, которых вы видите, вы занялись бы сексом?

– Ну… со всеми, наверное.

– Среди них были особенные?

Опять эти особенные! Особенные, особенные… что это значит? Все-таки тяжело бывать у психоаналитика. Помогает, но – тяжело.

– Нет. Ну они, конечно, не все одинаковые. Но в этом смысле… в смысле секса особенными… нет, таких не было.

Особенными в смысле секса! Вот сказал! Конечно, всем хочется типа сиськи побольше, ну и блондинку. Но это уже, типа, придирки. Секс он и есть секс. Главное, чтобы он был. А блондинки все равно почти все крашеные. А сиськи почти все сделанные. Разводит какие-то неважные тонкости…

Психоаналитик кивнул с видом удовлетворения от найденной истины:

– Вот видите… Видите сами, какая получается бессмыслица? С одними девушками вы хотите заняться сексом. Но вы не считаете этих девушек особенными. А с одной не хотите, но считаете. Согласитесь, это не может иметь какие-то реальные основания. Это бессмысленно. Вы согласны?

– С чем?

– Что не хотеть заниматься сексом с самой лучшей девушкой, а с другими хотеть – это бессмысленно?

Хомяк отрицательно покачал головой:

– Да нет. Я, наверное, не так выразился. Я не против заняться с ней сексом. Но не так, как… ну, как в клубах бывает… захотели и занялись. Просто так. А потом разошлись, и как будто ничего не было. Я…

Почему от психоаналитика у него разбаливается голова?

Психоаналитик повторил его жест:

– Не ищите ответ. Ответа не существует. Вы сами только что видели, что стали жертвой иррациональной мотивации, не имеющей под собой никакой реальной причины. У этой мотивации есть объяснение. И оно совершенно обычное. Такое же, как у всех остальных людей…

Он сделал короткую паузу, потом продолжал:

– Дело в том, что человек унаследовал от своих биологических предков некоторые черты, которые были нужны в дикой природе. Эти черты идут от инстинктов. А общество развивалось медленно, и эти черты долгое время оставались вне критической оценки. И надо особо сказать, что пока люди подчинялись инстинктам, общество оставалось несовершенным, а люди – несчастными. Но современное общество совсем не такое. Оно построено на научной основе. Его цель – все для блага человека. И для этого блага надо было освободить человека от того животного наследия, которое диктовало ему иррациональное поведение, вроде того, что мы сейчас обсуждаем… Скажите – что вам нравится в современном обществе, в вашей жизни?

А вот на это он ответит легко! Правда, эту фразу придумал не он. Ее придумал Тушкан. Тушкан все придумывает… Он почему-то усмехнулся, когда придумал и сказал. Но сказал правильно. А усмехнулся… кто его знает, чему он усмехается? Его иногда не поймешь. А спрашивать про все подряд неудобно. А сказал хорошо. Сразу запомнилось.

– Прикольно, ненапряжно, секс!

Психоаналитик несколько секунд смотрел на него, а потом лицо его просияло:

– Хорошо сказано! Прикольно, ненапряжно, секс! Замечательно! А теперь скажите – ваша новая сотрудница вписывается в эту действительно очень привлекательную смысловую и целевую концепцию?

В какую еще концепцию? То есть – бывает ли с ней прикольно и ненапряжно?

– Нет. Но…

Психоаналитик кивнул; он выглядел очень довольным:

– Именно так – именно так! – и работают иррациональные черты в человеке! Скажите сами: ваша новая сотрудница может помочь вам реализовать этот идеал? Прикольно, ненапряжно, секс? Ведь нет?

– Нет…

– А может она гарантировать вам душевное спокойствие, которое у вас было, когда вы смотрели хорошие фильмы, играли в увлекательные игры… – психоаналитик хотел, кажется, сказать что-то еще, но замолчал с видом человека, забывшего, что именно.

– Нет.

– Может беспокойство быть лучше отличного настроения, уверенности в счастливом завтрашнем дне?

– Нет…

– Может ли вам быть нужна девушка, которая разрушает вашу счастливую жизнь?

– Нет…

Психоаналитик, с лучезарной улыбкой, откинулся на спинку кресла:

– Отлично. Вы дали правильный ответ, и начали возвращение в спокойную, счастливую жизнь… Теперь давайте займемся монстрами за стеной. Согласны?

– Согласен.

Психоаналитик убрал довольную улыбку.

– К сожалению, ваш монстр за стеной – тоже дело совершенно обычное. Я много раз слышал похожие вещи.

– Да?

– Да. Потому что… Вы часто смотрите новости?

– Я каждый день слушаю ленту.

– Вы помните, что там?

– Ну, войны… кризисы всякие…

– Вот именно. Войны и кризисы. В вашей жизни ни войн, ни кризисов нет. Но мозг подсознательно может воспринимать информацию, как реальность. Происходит так называемое информационное вторжение. Подсознательное ощущение опасности подает сигналы о себе. Вы могли получить такой сигнал в виде сна. В виде каких-то образов, которые ваше воображение подбрасывает вам как будто ни с того, ни с сего. Вроде ваших монстров за стеной. Такие эффекты особенно проявляются там, где опасная реальность находится близко. Даже если вы надежно защищены от нее.

Он замолчал.

Успокоил!

– И что мне делать? Меня теперь эти монстры всегда доставать будут?

– Это зависит от того, насколько вы впечатлительный человек. У некоторых все проходит, когда они осознают, что ощущение опасности – мнимое. Ведь на самом деле здесь безопасно. Офисный центр хорошо охраняется. Но бывает, что человеку нужно уехать на время туда, где опасности нет вообще. В отпуск, в Россию. А иногда бывает и так, что нужно уехать совсем.

Уехать? В отпуск?

А Рэбит?

– Я не хочу ехать в отпуск сейчас.

Психоаналитик отрицательно качнул головой:

– Да нет, сейчас вам это не обязательно. Поскольку мы проработали первую проблему – с завышением значимости вашей новой сотрудницы – я надеюсь, что вы сможете вернуться к нормальной жизни… к играм, фильмам… – он снова замолчал на несколько секунд, словно внезапно забыл, что хотел сказать еще, – и это поможет вам не фиксироваться на опасностях, которых реально не существует… Давайте договоримся так: вы придете ко мне через пару недель. Тогда и посмотрим.

Широко улыбнулся и развел руками – жестом, показывающим, что предлагает завершить разговор.

Валим отсюда. Все-таки, тяжело это. Отвечать на вопросы и все такое.

Психоаналитик улыбнулся еще шире:

– Живите легко, свободно и счастливо! Помните: прикольно, ненапряжно, секс!

Да разве он против? Если бы не эти монстры… и если бы не Рэбит…

– Прикольно, ненапряжно, секс! Вы не возражаете, если я поделюсь этой фразой с другими моими посетителями?

Делись. Ему-то что?

– Не против.

Психоаналитик все улыбался:

– Прикольно, ненапряжно, секс! Конец истории будет выглядеть именно так!..

Глава 4

Когда Хомяк ненадолго покинул комнату, Тушкан сказал: