Капитализм в Америке: История

Алан Гринспен, Адриан Вулдридж

Капитализм в Америке: История

Переводчик Александр Соловьев, заместитель главного редактора журнала «Россия в глобальной политике»

Редактор Александр Журавель

Главный редактор С. Турко

Руководитель проекта М. Красавина

Корректоры Е. Аксёнова, Е. Чудинова

Компьютерная верстка К. Свищёв

Арт-директор Ю. Буга

Иллюстрация на обложке Wall Street Ferry Ship, Колин Купер

Historic Images / Alamy Stock Photo

© 2018 by Alan Greenspen

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Альпина Паблишер», 2020

* * *

Все права защищены. Данная электронная книга предназначена исключительно для частного использования в личных (некоммерческих) целях. Электронная книга, ее части, фрагменты и элементы, включая текст, изображения и иное, не подлежат копированию и любому другому использованию без разрешения правообладателя. В частности, запрещено такое использование, в результате которого электронная книга, ее часть, фрагмент или элемент станут доступными ограниченному или неопределенному кругу лиц, в том числе посредством сети интернет, независимо от того, будет предоставляться доступ за плату или безвозмездно.

Копирование, воспроизведение и иное использование электронной книги, ее частей, фрагментов и элементов, выходящее за пределы частного использования в личных (некоммерческих) целях, без согласия правообладателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

Моей любимой Андреа.

Алан Гринспен

Моим дочкам, рожденным в Америке, – Элле и Доре.

Адриан Вулдридж

Предисловие

Начнем нашу историю с фантазии. Представьте себе встречу Всемирного экономического форума в Давосе в 1620 г. Сильные мира сего со всего света собрались в альпийской деревушке: китайские ученые в шелковых халатах, британские авантюристы в камзолах и колетах, османские чиновники в тюрбанах и кафтанах – все они пробираются, то и дело падая, по обледеневшим тропкам и собираются в тавернах и харчевнях, согревая и оживляя беседу добрым глотком вина.

На повестке дня этой конференции – взрывоопасный вопрос: кто будет господствовать в мире в грядущих столетиях? Всякий желающий приобщиться к мудрости Давоса вынужден разрываться между сменяющими друг друга дискуссиями экспертов и спотыкаться на каждом шагу от следующих за ними застолий.

Китайцы приводят самый убедительный довод в свою пользу: население Пекина составляет больше миллиона человек, в то время как крупнейшие европейские города (Лондон, Париж, Ницца) едва дотягивают до 300 000; чиновники на государственную службу отбираются по всей огромной империи через строжайшую систему экзаменов; китайские ученые только что создали энциклопедию в 11 000 томах. Китайские кораблестроители строят крупнейшие корабли в мире[1].

Однако у оппонентов Китая хватает контраргументов. Турки заявляют, что Оттоманская империя, самая могущественная держава в исламском мире, объединяющем земли Турции и Аравии, районы южнее Сахары и территории в Азии, расширяет свои владения на западе и вскоре покорит и Европу. Представитель империи Великих Моголов подчеркивает, что она объединяет людей всех рас и религий, став настоящим плавильным котлом творческого созидания. Испанский гранд снисходительно замечает на это, что именно Испания с благословления единственно истинной церкви вот-вот распространит свое милосердное правление на всю остальную Европу и даже на Латинскую Америку, обеспечивающую дальнейшую экспансию метрополии нескончаемым потоком золота и серебра. Однако с самым неожиданным заявлением выступает отважный британец. Его крошечная страна разрывает все связи с континентом, закосневшим и насквозь коррумпированным, и сосредоточивается на развитии новых динамичных институтов: мощного парламента, могучего флота (поддерживаемого пиратами), а также организаций совершенно нового типа – получавших королевскую лицензию акционерных обществ, способных вести дела по всему миру.

За давосскими спорами совершенно незамеченным остается один регион – Северная Америка. По сути, это почти белое пятно на карте – грандиозная, но дикая местность где-то к северу от Латинской Америки, богатой драгоценными металлами. Эта пустошь расположена между Тихим океаном и Атлантикой, где пролегают основные торговые пути и ходят огромные косяки рыбы. Населена она аборигенами – дикарями, которые еще не пересекались с давосской публикой. В Новой Англии и Вирджинии обретается горстка европейцев, но те сообщают, что жизнь там тяжелая, а признаки цивилизации отсутствуют. Весь Североамериканский континент производит меньше материальных благ, чем самое мелкое германское княжество.

Сегодня Соединенные Штаты Америки – крупнейшая экономика мира: обладая всего 5 % населения Земли, страна производит четверть мирового ВВП в долларовом эквиваленте[2]. Уровень жизни в Америке один из самых высоких в мире – он уступает лишь немногим маленьким странам вроде Катара или Норвегии. Кроме того, США доминируют в отраслях, формирующих будущее человечества, – в интеллектуальной робототехнике, производстве беспилотных автомобилей, разработке лекарств, увеличивающих продолжительность жизни. В 1980 г., когда президентом США был избран Рональд Рейган, Америке принадлежало 10 % мировых патентов. Сегодня ей принадлежит 20 %.

Экономика Америки настолько же разнообразна, насколько и огромна. Америка занимает лидирующие позиции в целом спектре отраслей – от разработки природных ресурсов до информационных технологий, от целлюлозно-бумажной промышленности до биотехнологий. Многие ведущие экономики опасно сконцентрированы в одном городе-центре. Наиболее очевидный пример такой концентрации – Великобритания. Схожая ситуация в Южной Корее и в Швеции. В США есть множество ведущих центров: в Нью-Йорке сосредоточены финансы, в Сан-Франциско – технологии, в Хьюстоне – энергетика, в Лос-Анджелесе – кинематограф.

Американский капитализм – самый демократичный в мире. Именно в Америке возникли главные движители «народного капитализма»[3] – от поточного производства до франчайзинга и паевых инвестиционных фондов. Во многих странах капитализм устойчиво ассоциировался с плутократической элитой. Но в Америке он всегда подразумевал открытость и новые возможности. Американский капитализм давал тем, кто был рожден в безвестности, шанс пробиться к высшим ступеням в обществе. Американский капитализм обеспечивал обычным людям доступ к товарам и услугам, прежде доступным исключительно для представителей верхушки. Роуленд Мейси, бывший китобой с наколкой на руке, продавал «товары, приличествующие миллионеру, по ценам, доступным миллионам». Сын фермера Генри Форд гордился тем, что его «Жестяная Лиззи» (Model T) – это «машина для обычных людей». Иммигрант из Италии Амадео Джаннини основал Bank of America, стремясь сделать банковские услуги доступными «маленькому человеку». Другой иммигрант, Пьер Омидьяр, создал интернет-базар eBay, втянув простого обывателя в процесс свободного обмена.

Путь Америки к своему величию был, конечно, запятнан множеством постыдных фактов, важнейшие из которых – притеснение коренного населения континента и обращение миллионов чернокожих в рабство. Тем не менее в широкой исторической перспективе этот путь был, безусловно, позитивным процессом. Америка обеспечила не только благосостояние своих граждан, но и экспортировала процветание в форме изобретений и идей. Не вступи Америка во Вторую мировую войну, Гитлер вполне мог бы поработить Европу. Не прояви Америка непоколебимой решимости в период холодной войны, духовные наследники Иосифа Сталина вполне могли бы до сих пор оставаться у власти в Восточной Европе и по крайней мере в большей части Азии. Дядя Сэм создал арсенал демократии, который спас ХХ век от тотальной катастрофы.

Это великолепная, выдающаяся история. Но ее развязка совсем не похожа на хеппи-энд: сегодня рост производительности практически прекратился. Тайлер Коуэн говорил о «великой стагнации». Лоуренс Саммерс вдохнул новый смысл в термин Элвина Хансена «секулярная стагнация». Исследование Роберта Гордона, посвященное истории американской экономики со времен Гражданской войны, называется «Взлеты и падения американского экономического роста» (The Rise and Fall of American Growth)[4]. Китай и другие быстро растущие державы отбирают у Америки экономическое первенство отрасль за отраслью. Темпы возникновения новых компаний опустились до рекордно низкого показателя за весь современный период. Рынок труда в застое. Нормативные требования множатся.

Америка умеет оправляться от былых разочарований. В 1930-е гг. она пережила одну из самых долгих и тяжелых экономических депрессий, которые когда-либо обрушивались на любую страну. Из Второй мировой войны США вышли страной с самой мощной экономикой мира – и остаются таковыми до сих пор. В 1970-е гг. Америку поразила стагфляция, она потерпела несколько болезненных поражений в конкуренции с Германией и Японией. Но в последующие два десятилетия Америка сумела воспользоваться возможностями, предоставленными развитием информационных технологий и глобализацией, для того, чтобы вновь стать самой динамичной экономикой. Cумеет ли Америка провернуть подобный фокус вновь, пока неясно.

Эта книга рассказывает о замечательнейшей истории последних 400 лет: 13 колоний из мирового захолустья сумели создать самую мощную экономику когда-либо известную человечеству. Обращаясь к урокам истории, мы попытаемся ответить на самый насущный вопрос современности: сумеют ли Соединенные Штаты сохранить свое превосходство или лидерство неизбежно перейдет от США к какой-то другой (и почти наверняка гораздо менее свободной) державе?

Прекрасная эпоха для старта

300 лет назад Америка была лишь совокупностью разрозненных поселений где-то на краю обитаемого мира. Образованнейшие люди вспоминали о ней в последнюю очередь. В международной политике ее касались вскользь. Богатая природными ресурсами территория находилась слишком далеко от центров цивилизации; огромные новые земли оставались по большей части почти недосягаемыми. Однако удача улыбалась молодой стране. Своим появлением на свет Америка обязана целой цепочке счастливых для нее перемен. Восстание, которое создало Соединенные Штаты, могло бы и не начаться вовсе, если бы британские правящие круги прислушались к словам Эдмунда Бёрка[5] и проводили чуть менее жесткую политику по отношению к колониям. Восставшие против британского господства колонисты извлекли немалую пользу из войны мирового масштаба, развернувшейся между Британией и Францией. Не будь Джордж Вашингтон таким выдающимся лидером, борьба за независимость могла бы и захлебнуться. Обстоятельства благоприятствовали Америке и после ее появления. В 1803 г. Томас Джефферсон приобрел у Франции Территорию Луизиану, что вдвое увеличило размер страны. Эта покупка принесла США огромные площади плодородной земли для сельского хозяйства, реку Миссисипи и порт Новый Орлеан. В 1821 г. Америка купила Флориду у Испании, в 1845-м аннексировала Техас, в 1846 г. – Орегон, а в 1850-м, после победы в американо-мексиканской войне, присоединила Калифорнию.

Америке также повезло с «родителями»: оказаться «дочкой» страны, в которой произошла первая промышленная революция и возникла первая парламентская демократия, было гораздо лучше, чем, допустим, «дочкой» Испании или Бельгии. И сегодня американцы считают монархическую тиранию безусловным злом, превознося при этом достоинства Американской революции. Но Война за независимость США была во многих своих проявлениях революцией незавершенной. Америка унаследовала многие лучшие традиции Британии – от ограниченных полномочий правительства до обычного (прецедентного) права и уважения к личным правам и свободам, которое, если верить авторитетному историку Алану Макфарлейну, восходит еще к XIII в.[6][7]. Америка была вовлечена в постоянный неофициальный обмен информацией с Великобританией. В американские колонии продолжали приезжать британцы, часто обладавшие промышленными секретами. Американцы посещали британские фабрики, заводы и выставки. Америка заимствовала британские модели организации рынка ценных бумаг, товарно-сырьевой биржи и патентного права. Разные по названию страны, Америка и Британия были тем не менее объединены общей культурой.

Но больше всего Америке повезло со временем появления. Соединенные Штаты возникли в эпоху Просвещения, когда старые истины переосмыслялись, а устоявшиеся институты реорганизовывались. Жестокая борьба Америки за независимость (1775–1783) началась за год до того, как свет увидела величайшая книга о свободной рыночной экономике – «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита[8]. Почти на всем протяжении писаной истории человечество молчаливо соглашалось со статичным и предсказуемым состоянием общества – и даже в каком-то смысле приветствовало его. По данным исследования Ангуса Мэддисона, с рождения Иисуса до примерно 1820 г. экономический рост составлял всего 0,11 % в год – или 11 % за век[9]. Молодой крестьянин XV в. мог вполне рассчитывать на то, что он будет обрабатывать все тот же надел, определенный ему сюзереном, до тех пор, пока болезнь, голод, природный катаклизм или насильственная смерть не подведут счет его дням. Он мог примерно с той же вероятностью рассчитывать и на то, что его дети и дети его детей будут обрабатывать все тот же участок земли.

Адам Смит предложил революционную концепцию динамичного общества, в котором производство материальных благ умножалось, а возможности возникали в изобилии. Это был выдающийся интеллектуальный эксперимент, настоящий переворот в экономической мысли, до тех пор поиск собственной выгоды считался в лучшем случае занятием недостойным, а в худшем – греховным. Смит пошел наперекор сложившемуся стереотипу, доказывая, что поиск этой выгоды, не выходящий за рамки закона и морали, резко повышает благосостояние всей страны.

Ни одна страна не прониклась этой идеей глубже, чем та, что появилась на свет сразу после того, как Адам Смит обнародовал свои мысли. Эта новая страна родилась во время восстания против меркантилистского режима, уверенного в том, что экономическая состоятельность государства измеряется в объеме золота, которым оно владеет, а этот объем, в свою очередь, зависит от величины положительного сальдо торгового баланса, которую обеспечивают протекционистские меры. Конституция США, написанная в 1787 г. и ратифицированная в 1788-м, постулировала, что вся страна является единым общим рынком без внутренних тарифов, сборов или налогов на коммерческую деятельность, осуществляемую между собой отдельными штатами в составе общего государства. Америка была первой страной, появившейся в эпоху экономического роста, когда насущной экономической задачей стало содействие силам перемен, а не распределение конечного объема ресурсов.

Вторым мощным фактором формирования американской идентичности стал главный антагонист Просвещения – религия, и прежде всего – протестантизм. Америка находилась под гораздо более мощным влиянием европейской Реформации, чем какая-либо иная страна. Если католическая церковь требовала от прихожан обращаться к Господу через посредника-священнослужителя, то протестантская церковь побуждала своих последователей обращаться к Богу через посредство Библии. Протестанты должны были читать Добрую Книгу дома и самостоятельно приходить к тем или иным суждениям по религиозным вопросам, а не полагаться на авторитетное мнение вышестоящих. Переселенцы-пуритане, осевшие в Массачусетсе, основали беспрецедентное количество школ и университетов. Закон Массачусетса обязывал всех владельцев домохозяйств обучать детей чтению. «После того, как Господь сохранил нас на пути в Новую Англию и мы построили дома, обустроили хозяйство, выделили достойные места для почитания Господа и создали гражданское управление, – говорилось в письме от 1643 г. из Гарвардского университета в Англию (это первый известный образец письма-декларации о создании университета), – одним из самых горячих наших устремлений и желаний было способствовать развитию и распространению образования и обеспечить постоянную передачу знаний нашим потомкам».

В первые годы существования страны Америке выпала еще одна удача: отцы-основатели[10] поняли, что единственный путь к процветанию в меняющемся мире пролегает по маршруту, заданному фиксированными, не меняющимися ориентирами. Они предоставили гражданам страны определенный набор прав, которые правительство не могло нарушить, а также Конституцию, предназначенную контролировать власть. Чем шире становились пределы народовластия, тем строже нужно было следить за тем, чтобы люди не злоупотребляли этой властью. Чем шире становились возможности для бизнеса, тем эффективнее должны были становиться механизмы, не позволяющие торговцам обрушить валюту или надувать своих покупателей.

Отцы-основатели сделали права собственности частью национального ДНК Америки. Фраза Томаса Джефферсона о том, что человек обладает «неотъемлемым правом» на «жизнь, свободу и поиск счастья» была парафразом мысли Джона Локка из «Второго трактата о гражданском правлении»[11] о том, что человек обладает «природным» правом охранять «свою жизнь, свободу и собственность против любого урона или посягательств со стороны других людей». Конституция использовала принцип разделения властей прежде всего для того, чтобы защитить имущих от ограбления их массами или диктатором. Такая активная защита частной собственности прекрасно стимулировала предпринимательство в самом государстве, поскольку граждане имели достаточно веские основания полагать, что сумеют сохранить заработанную прибыль. Более того, она привлекала иностранных инвесторов – те с охотой вкладывали свои капиталы в Америку в уверенности, что их вложения не будут украдены, а условия договоров будут соблюдаться.

Приверженность Америки к защите частной собственности распространила эту защиту даже на плоды воображения. Отцы-основатели сделали патентную защиту частью Конституции – об этом прямо говорит раздел 8 статьи I. Америка предложила защиту прав интеллектуальной собственности тем, кто никогда не имел ее в Европе; патентная пошлина в США составлял всего 5 % от суммы такой пошлины в Великобритании. При этом, защищая права изобретателей на извлечение прибыли от коммерциализации их изобретений, законы США требовали от них публиковать детали своих патентов с тем, чтобы информация об новинках распространялась как можно шире.

Это особое внимание к патентам указывает на еще одно преимущество: Америка родилась в эпоху бизнеса. Эту страну создали корпорации – такие как Virginia Company или Massachusetts Bay Company. Фактически первые американские «фримены»[12] были акционерами компаний, а первыми «содружествами» стали общие собрания акционеров. Американцы первыми использовали слово «бизнесмен» в его современном значении. В XVIII в. англичане называли «людьми бизнеса» (или «деловыми людьми») тех, кто подвизался в публичной политике. Дэвид Юм охарактеризовал Перикла именно как «делового человека» (man of business). В 1830-е гг. американцы начали использовать это выражение для описания людей, занятых коммерческими операциями[13].

С тех пор американцы выработали в себе такое же уважение к бизнесменам, какое британцы питают к джентльменам, французы – к интеллектуалам, а немцы – к ученым. Готовность Америки «привнести нечто героическое в то, как они ведут дела» – по выражению Алексиса де Токвиля – привела к формированию культа предпринимателя. Американцы были инстинктивными приверженцами идеи Йозефа Шумпетера о том, что истинным движителем исторических перемен являлись не рабочие, как утверждал Карл Маркс, и не абстрактные экономические силы, как полагали экономисты того же направления, а люди, способные построить нечто из ничего – изобретатели, подобные Томасу Эдисону, имевшему 1093 патента, или создатели компаний, подобные Генри Форду, Томасу Уотсону и Биллу Гейтсу.

Исторический путь развития Америки после войны за независимость не был прямым как стрела. Молодая республика фактически разделилась надвое – между двумя разными образами будущего. Томас Джефферсон видел Америку децентрализованной аграрной страной, населенной свободными фермерами-йоменами[14]. А в представлении (удивительно живучем) Александра Гамильтона Америка выглядела урбанистической республикой, экономический рост которой определяли промышленные предприятия и мощный банк, обеспечивающий их денежными потоками. Эти две разительно отличные модели реализовались в двух частях Америки, фактически поделив ее на капиталистический промышленный Север и рабовладельческий сельскохозяйственный Юг. С течением времени это разделение стало еще более явным – по мере того, как Север все активнее инвестировал в машины и оборудование, а Юг – в хлопководство, одновременно пытаясь распространить рабство и на новые территории – Канзас, например. В конечном счете этот спор разрешила Гражданская война 1861–1865 гг. Ее исход определил будущее страны, и Соединенные Штаты энергично занялись распространением своей версии бизнес-цивилизации на весь континент.

Люди страны изобилия

Американская бизнес-цивилизация укоренилась в стране, щедро обеспеченной тремя важнейшими предпосылками производства – капиталом, землей и рабочей силой. С 1818 по 1914 г. американский банковский сектор разросся с 338 банков с общими активами в 160 млн долл. до 27 864 банков, активы которых насчитывали 27,3 млрд долл. Америка стала мировым лидером в импорте капитала; главным ее донором была Великобритания – предшественница США в качестве штаб-квартиры мирового капитализма. Территория США в первой половине XIX в. прирастала постоянно и быстро – от 2 239 681,86 кв. км в 1800 г. до 7 614 673,82 кв. км в 1850 г. Между окончанием Гражданской и началом Первой мировой войны американцы освоили как сельхозугодия 1 618 744 кв. км диких земель, что почти вдвое больше, чем вся территория Западной Европы.

Эта земля была необычайно богата природными ресурсами. Общая длина судоходных рек США больше, чем во всех остальных странах мира, вместе взятых. Величайшие из этих рек – Миссури, Огайо, Арканзас, Теннесси и, конечно, могучая Миссисипи – пересекают страну скорее по диагонали, чем перпендикулярно, разделяя ее на естественные географические зоны[15]. Аппалачи, простирающиеся от Пенсильвании до Кентукки и холмов Западной Вирджинии, переполнены каменным углем. Монтана настолько богата драгоценными металлами, что ее прозвали штатом-сокровищницей. В районе Месаби в Миннесоте – богатейшее месторождение железной руды. В земле Техаса – моря нефти (которые сегодня оказались еще более «полноводными» благодаря технологии гидроразрыва пласта). Средний Запад – житница Америки.

Изобилие природных ресурсов оказывало огромное влияние на экономическое развитие США. Порой оно проявлялось в форме общенациональной истерии вокруг этих ресурсов – достаточно припомнить золотую лихорадку 1849 г. и нефтяные бумы начала или середины ХХ в. Оно формировало мощные отрасли хозяйства, работающие на экспорт, – например, зерновых. Но один из наиболее существенных факторов такого изобилия оставался неявным – экономическое развитие Америки, в отличие от других стран, не сдерживалось нехваткой природных ресурсов. За период бурного роста американской сталелитейной промышленности с 1890 по 1905 г. доля Миннесоты в общенациональном производстве железной руды выросла с 6 до 51 %, а цена на руду в стране упала вдвое: американским стальным магнатам сырье обходилось гораздо дешевле, чем их британским конкурентам.

Америка притягивала людей как магнитом. Уровень рождаемости в колониальной Америке был одним из самых высоких в мире – благодаря изобилию земли и нехватке рабочей силы. Темпы прироста численности населения, и без того достаточно высокие, резко ускорились, когда в Америку хлынули люди со всего мира. В XIX в. население выросло почти в 15 раз – с 5,3 млн человек до 76 млн. Столько людей не жило ни в одной стране Европы, за исключением России. К 1890 г. 80 % ньюйоркцев и 87 % чикагцев были иммигрантами или детьми иммигрантов.

Среди икон американского предпринимательства необычайно высока доля иммигрантов или их детей. Александр Белл и Эндрю Карнеги родились в Шотландии. Никола Тесла, «первооткрыватель» переменного тока, – серб. Джордж Митчелл, изобретатель технологии фрекинга, один из самых влиятельных бизнесменов последних десятилетий, – сын грека-козопаса.

Прибывшие в Америку поселенцы оказывались необычайно мобильными: они выросли в странах, где свободная земля – огромная редкость, а тут она была в изобилии. Их охватывала и жажда обладания землей, и «охота к перемене мест» – жажда странствий. Эта тяга к мобильности, к свободе перемещений никуда не ушла и после создания более «зажиточной» цивилизации: «Средний город» (Middletown), исследование типичного города Среднего Запада (города Манси в штате Индиана), проведенное Робертом и Хелен Линд, показало, что с течением времени американцы становились все более мобильными. Если в 1893–1898 гг. переезжало 35 % американских семей, то в 1920–1924 гг. уже 57 %. За первые десятилетия ХХ в. миллионы чернокожих американцев Юга бежали от кабальной испольщины на Север – в бурно растущие промышленные центры вроде Детройта или Чикаго. (В 1980-е гг. эти миграционные потоки повернулись вспять – миллионы людей разного цвета кожи оставляют территорию «Ржавого пояса» ради процветающего «Солнечного»[16]).