Мифы об инстинктах человека

Прошло уже около 10 тысяч лет с момента одомашнивания кошки человеком, но и по сей день её инстинкт закапывать фекалии сохраняется, в чём может убедиться каждый из нас, ежедневно наблюдая, как его питомица усердно, но совершенно слепо и неосмысленно скребёт лапками по кафелю, безуспешно силясь реализовать свои врождённые программы. И это несмотря на то, что они ей уже как минимум 10 тысяч лет не нужны.

Стадия наивного антропоморфизма служит хорошим примером того, как, глядя на любое явление через конкретную призму можно увидеть именно то, что желаешь, а не то, что есть на самом деле. В крайних случаях можно прийти и к заключению, что ветер дует преднамеренно и целесообразно, чтобы раздувать паруса кораблей и разносить пыльцу растений. Но данный этап в своих суждениях большинство людей преодолевают в довольно раннем возрасте. За ним следует другой этап, который, в принципе, ничем не отличается качественно.

Текстура и структура поведения

Но это всё кошка. Теперь возьмём человека: он избавляется от своих испражнений? Верно, тоже избавляется. С какой целью он это делает? С целью обеспечения себе лучшей охоты? Вряд ли. Мы точно знаем, что человек ликвидирует свои фекалии самым главным образом по причине наличия в его психике такой категории, как эстетика. И ещё мы знаем, что данная психическая категория совсем не наследуется в генетическом порядке, а перенимается посредством усвоения культурно-исторических образцов поведения в данном конкретном обществе. Иначе говоря, мы точно знаем, что ребёнка человека обучают избавляться от своих испражнений, порой даже посредством наказаний. Но что мы имеем в итоге?

В итоге же мы наблюдаем и у кошек, и у людей одинаковую текстуру поведения – избавление от своих фекалий (то есть непосредственно наблюдаемые действия). Это формальный внешний признак деятельности. Но мы точно знаем, что под этой одинаковой текстурой скрывается в корне отличающаяся структура. У кошек эта потребность врождённая, заложенная в генах и реализуемая совершенно инстинктивно, без участия сознания, служащая вполне конкретной цели (пусть она уже и неактуальна для их вида), тогда как у человека эта потребность исключительно приобретаемая и служащая уже неким абсолютно абстрактным целям, либо целям санитарии.

Так и получается, что чисто внешне деятельность (текстура) многих животных и человека может быть чрезвычайно схожа, но вот по своему внутреннему устройству (структура) эта деятельность не похожа ничуть, это совершенно разные явления.

Увы, но далеко не каждому человеку предоставляется возможность преодолеть этап наивного антропоморфизма в своих представлениях, некоторые так и остаются на уровне суждений о "доброте, разумности и эстетизме" животных. Они так и не доходят до осознания того факта, что все эти животные реакции совершаются на принципиально ином уровне, нежели у человека, что у них совершенно иная структура, совершенно иная природа и целесообразность. Просто люди берут внешнюю сторону поведения животного, его текстуру, форму, и сравнивают только эту характеристику с точной такой же у человека, совершенно забывая, что у поведения есть и содержание, внутренняя суть, структура, обусловленная целями, мотивами и способом своего возникновения. И уже именно эти структуры могут кардинально отличаться, несмотря на полное тождество текстур. Некоторые люди этого никак не понимают и, что не может не печалить, некоторые из них представляют мир науки.

Стадия наивного антропоморфизма часто уступает место другой стадии, которая, в принципе, ничем не отличается качественно – это стадия наивного натурализма. В данном случае всё происходит с точностью до наоборот – познав структуру поведения животных, которое по своей природе неосознанно и автоматизировано, человек принимается применять этот подход и к поведению вида Homo sapiens. Тут мы видим общеизвестную тенденцию подогнать как можно большее число явлений под одну общую теорию (в философии данная тенденция называется монизмом). На стадии наивного натурализма человек пытается всё поведение своего вида описать в терминах зоопсихологии – рефлексы или инстинкты. Именно на данном этапе в высказываниях людей появляются фразы типа "музыкальный инстинкт" или же "водительский инстинкт". Именно на данном этапе в речи появляются ссылки на биохимию организма, которая активно регулирует поведение животных.

Конечно, в итоге это тоже в оказывается наивной позицией. Лишение человека его сложнейшей психики, которое непременно происходит при наивном натурализме, обусловлено отсутствием глубины во взглядах. В данном случае человек знает, что животные многие действия совершают в известной степени автоматически, без какого-либо обдумывания. Дальше следует цепочка рассуждений: человек тоже животное, значит, и у него в основе поведения должны лежать все те же механизмы. И тут происходит подгонка всех актов человеческого поведения под трафареты, снятые с жизни животных. Но подгонка эта совершается лишь в плане внешней стороны дела (текстуры поведения), а внутренняя же сторона, содержание (структура поведения), начисто игнорируется, выпадает из поля зрения рассуждателей подобного толка. В итоге в развитии отношения к проблеме поведения животных и человека на определённом этапе происходит занятный переворот: если на самом примитивном этапе, человек смотрит на животное через призму самого себя и в итоге видит в нём человека: только на четвереньках и лохматого (животные очеловечиваются), то на следующем этапе человек принимается смотреть на себя сквозь призму поведения животных, со всеми их инстинктами, из-за чего так же непременно начинает видеть в себе животное (человек озверевает). Поведение человека, если смотреть в самом общем плане, в итоге мало чем отличается от поведения животных: и те, и другие, заняты одними и теми же вещами, совершают одни и те же действия – выходит, человеком движут те самые механизмы, что и животными? Выходит, что так.

Вот по такой схеме люди и попадают в объятия наивного натурализма – сводят сложное поведение человека почти до полного отождествления с таковым у животных, а ещё более сложную психику так и вовсе почти нивелируют до уровня побочного эффекта, эпифеномена. К подобным выводам способен привести только поверхностный анализ, при котором сравнивается лишь внешняя сторона явления, а внутренняя сторона, его содержание, становится жертвой невнимательности и попросту не замечается. Выше уже упоминались такие термины, как текстура и структура поведения. И на самом деле это очень важные понятия, которые бы не мешало освоить всем исследователям поведения животных и человека. Без учёта этих понятий всякие рассуждения о различии и уж тем более сходстве в поведении и психике различных видов всегда будут оставаться лишь пустословным философствованием, лишённым даже малейшей серьёзности.

Текстура поведения – это как раз внешняя сторона явления, цепь конкретных движений, цепь конкретных действий. Текстура поведения непосредственно доступна наблюдению.

Структура же– это внутренняя сторона явления, его смыслообразующая составляющая, в которую непременно входят цель данного поведения, его причины и способ, которым данное поведение приобретается. Таким образом, структура поведения недоступна непосредственному наблюдению, она может выявляться лишь опосредствованными способами.

Если сравнивать только внешнюю сторону поведения особей и на основании этого проводить знак абсолютного тождества между ними, то легко прийти к массе весьма некорректных заключений.

Если ориентироваться только по признаку внешнего сходства, тогда и кит – рыба.

Рассмотрим пример идентичной текстуры поведения, но при этом совершенно различной его структуры. Для иллюстрации мне вспоминается забавный случай, прочитанный ещё в середине 90-х в журнале "Ридерз дайджест", который тогда бесплатно и настырно подкидывали в почтовый ящик с ворохом навязчивой рекламы. В рубрике читательских писем журнала была приведена занятная история одной молодой американки. Суть в том, что однажды она встретила полюбившегося ей человека и перебралась к нему жить. Как-то она решила устроить ужин и пригласить на него своих родителей. Дочь наготовила разной снеди, заставила ею весь стол. Когда же приехали родители, мать спросила у дочери: а зачем ты накрыла индейку металлическим колпаком?

– Мама, но ведь ты, сколько помню, сама всегда так делала, – удивилась дочь.

– Да, – улыбнулась мать, – но у тебя же нет дома голодного кота…

Этот забавный случай очень многое демонстрирует, и тогда, в свои 15 лет, я обратил на него особое внимание, поскольку он хорошо описывает основной механизм формирования человеческого поведения – подражание. Но сейчас не об этом, а о двух составляющих поведения – о текстуре и структуре. Итак, что мы имеем на данном примере? Какие действия дочки и матери с индейкой? Идентичные? Конечно. Действия с колпаком для индейки совершенно идентичны.

Но это лишь внешняя сторона действия, его текстура. А что мы имеем в структуре? Одинаковые ли мотивы, цели данного поведения и одинаковые ли способы приобретения этого навыка у дочки и у матери? Нет, всё это уже совершенно различно. Мать, исходя из её слов, многие годы накрывала запечённую индейку металлическим колпаком, чтобы сберечь её от посягательств домашнего кота. То есть поведение матери было совершенно рациональным, использование средств было сугубо утилитарным. Дочь же совершала аналогичные действия уже с совершенно иными целями и на иррациональном основании. Мать своими действиями сберегала индейку от кота, а дочь теми же самыми действиями реализовала подражательные цели, осуществляла формальный ритуал (просто полагала, что у хороших хозяек такая традиция). Таким образом, мы имеем внешне совершенно одинаковое поведение, но содержание же его различается коренным образом. Именно поэтому данное поведение в целом нельзя считать тождественным. Это разное поведение, несмотря на всё его внешнее сходство.

Текстуру и структуру поведения категорически необходимо различать. Если в сравнении ограничиваться только текстурой поведения, то действительно поведение многих животных и человек будто идентичны, но если же рассмотреть структуру данного поведения, то разница может настолько бросаться в глаза, что объявлять какие-то поведенческие акты тождественными мысли не придёт. Если у животных территориальное поведение (охрана своей территории) врождённо и обычно либо приурочено к периоду размножения, либо становится наиболее ярким именно в ту пору, то у человека оно "круглосуточно", и, что самое главное, – имеет общественно-принудительный характер (репрессивный аппарат государства): грубо говоря, люди участвуют в войнах не на основании каких-либо собственных врождённых побуждений, а либо в порядке прямого принуждения со стороны государства, либо в порядке косвенного принуждения со стороны самого общества путём использования таких понятий, как "долг", "честь" и т.д. Но эволюционисты же (так дальше будем называть представителей эволюционной психологии и социобиологии, которые стремятся объявить, что человек в организации поведения почти идентичен прочим животным видам) смотрят лишь на внешнюю сторону явления. У всех животных есть территориальное поведение, у человека оно тоже есть – следовательно, это врождённое, это инстинкт. Вот такая забава.

Сводя к простой схеме, можно сказать, что текстура поведения отвечает на вопрос "Что делает?", а структура поведения – "В силу чего и ради чего?" Конечно же, если орудовать линейкой в виде первого вопроса, то всё поведение животных и человека будет казаться идентичным (все добывают питание, ищут партнёров, размножаются). Но если же применить к оценке поведения и второй (структурный) вопрос, то мы тут же можем увидеть, что в поведении животных и человека очень мало общего.

Отличия инстинкта от рефлексов

Проявления двигательной активности человека можно разделить на три вида: движения, действия и поведение.

Движение у человека, как и у всех прочих животных, разумеется, бывает непроизвольным, то есть сугубо рефлекторным – сужение зрачка при воздействии света, одёргивание руки при обжигании и т.д. Такого рода реакции являются безусловными (врождёнными) рефлексами и имеют в своём составе именно одно движение органа или органов.

Действие – это уже совокупность движений. К примеру, поднести руку к стакану, обхватить пальцами, приподнять – это действие, которое и состоит из поочерёдной реализации целой серии упомянутых движений. В основании действия всегда лежит некая цель, задача. Не нужно пояснять, что действия уже не носят у человека характер врождённых, но всегда задаются согласно некоему сиюминутному плану, т.е. психической ориентировке.

Поведение – это уже совокупность действий, их система. Как правило, такие "системы действий" носят регулярный характер, а не разовый. Именно в поведении можно усмотреть цели и мотивы особи, в поведении раскрываются его личностные свойства. Тут тоже не нужно пояснять, что у человека поведение (как регулярная совокупность действий) не является врождённой, тогда как у прочих животных многие аспекты поведения носят сугубо врождённый характер (инстинкты).

Иначе говоря, поведение состоит из системы действий, действия же состоят из системы движений. Врождёнными же (безусловными) у человека могут быть только некоторые движения (безусловные рефлексы), но и то это очень узкий их перечень, известный каждому (большая часть которых относится к периоду младенческого возраста, а затем исчезает).

Необходимо понимать, что рефлекторное движение (сужение того же зрачка при воздействии света или одёргивание руки при обжигании) никак не определяет не то что поведения индивида, но даже и его действий. Одёрнуть руку от огня не означает дальнейшей невозможности засунуть в пламя руку и уж тем более не означает невозможности дальнейшего овладения пламенем и использования его в своих целях. Таким образом, если у человека врождёнными (безусловными рефлексами) являются только некоторые типы движений (то есть автоматическая одноразовая активация, как правило, одного органа, и реже – нескольких), то у прочих животных мы можем наблюдать наличие врождённых не только элементарных рефлексов (зрачковый, моргательный и т.д.), но и даже врождённого поведения в целом (например, как уже рассмотренное выше поведение кошки по сокрытию собственных испражнений). То есть у животных мы можем обнаруживать целую систему действий, которая является врождённой и стереотипно проявляется всегда как реакция на конкретный раздражитель. У животных даже, казалось бы, самые сложные типы поведения на поверку оказываются врождёнными и видотипичными, то есть свойственными всем представителям этого вида, даже если они были выращены в условиях строгой изоляции от своего сообщества. Пищедобывательное поведение, гнездостроительное, половое ухаживание, уход за потомством и многие другие типы поведения у животных врождённы.

Вот именно врождённые типы поведения – это и есть инстинкт. А врождённые типы движений – это безусловный рефлекс. У человека есть лишь врождённые типы движений, то есть безусловные рефлексы. А вот у животных есть и врождённые типы поведения (инстинкты). У человека этого нет.

Данное отграничение безусловных рефлексов от инстинкта необходимо в первую очередь для того, чтобы устранить путаницу в умах многих людей, которые в одну кучу сплетают и безусловные рефлексы, и инстинкты. Но это разные явления.

Взгляд на инстинкты как на безусловные рефлексы, только сложные, был в целом характерен для школы Павлова. Но данная школа не занималась изучением безусловных рефлексов, а сосредоточила своё внимание только на условных рефлексах (то есть формирующихся прижизненно, а не врождённо). Взгляд на инстинкты только как на безусловные рефлексы поначалу был характерен даже и для отца-основателя этологии Конрада Лоренца (см. Гороховская, 2001), но довольно быстро он отошёл от этой позиции, поняв, что инстинкт не является только лишь безусловным рефлексом, поскольку, в отличие от рефлекса, требует наличия не только определённого внешнего стимула, но и определённого же внутреннего состояния организма. Иными словами, животное готово проявлять тот или иной инстинкт только в определённые периоды времени, когда в организме происходят какие-либо физиологические изменения, тогда как безусловный рефлекс проявляется постоянно, вне зависимости от внутренних условий организма, а обходится одним лишь внешним раздражением (тот же зрачковый рефлекс, моргательный или коленный). К примеру, после того, как животное только что реализовало какой-либо свой инстинкт, то в ближайшее время оно теряет чувствительность к тому специфическому раздражителю, который всего минуту назад и активировал его инстинктивное поведение: то есть голодный волк, среагировав на зайца, реализовал инстинктивный пищедобывательный акт и насытился, и теперь очередной предъявленный заяц не активирует у волка такой же инстинктивный акт. Для этого понадобится снова дождаться, пока в организме последнего произойдут физиологические изменения, и он не проголодается вновь. То есть инстинкт, хоть и реализуется посредством сложной системы безусловнорефлекторных актов, но всё же активируется не только при наличии необходимого внешнего стимула, но и при наличии необходимого внутреннего состояния организма. А вот безусловный рефлекс в таком внутреннем состоянии организма совершенно не нуждается – он реализуется всегда, как только будет получено специфическое внешнее воздействие. К примеру, по коленке можно колотить молоточком хоть сутки напролёт, и нога будет выпрямляться каждый раз, несмотря на то, что уже много раз выпрямилась только что.

Таким образом, для активации безусловного рефлекса достаточно лишь специфического внешнего раздражителя, тогда как для активации инстинкта требуется сочетание внутренних условий организма и того самого внешнего раздражителя.

Что интересно отметить, ещё современник Павлова талантливейший зоопсихолог Владимир Александрович Вагнер проводил довольно чёткий водораздел между рефлексом и инстинктом, но Павлов остался к нему глух. А выглядел этот водораздел примерно так, как мы и обозначили выше: рефлекс – это врождённое движение только органа или органов, в то время как инстинкт – это целая врождённая система действий, то есть врождённое поведение в целом.

Вагнер писал об этом: "основное отличие инстинктов от рефлексов заключается в том, что первые из них представляют собою унаследованные реакции организма как целого, тогда как рефлексы представляют собой унаследованные реакции частей организма". Или "выражаясь иначе: инстинктами называются действия животных, которые представляют реакции его поведения; тогда как рефлексы представляют собой реакции отправления животного организма" (Вагнер, 2005, с. 15; выделено мной – С.П.).

Такое разделение очень важно понимать, иначе действительно можно с лёгкостью прийти к заключению, что у человека имеются какие бы то ни было инстинкты. В свете данного разделения, к примеру, эрекция мужчины в ответ на тактильное раздражение есть не что иное как безусловный рефлекс, а никак не половой инстинкт, поскольку представляет собой лишь реакцию одного органа, но никак не реакцию всего поведения в целом.

У прочих же животных, как увидим дальше, имеется именно половой инстинкт , и в ответ на специфическое раздражение возникает не только эрекция пениса самца, но и сам самец принимается автоматически (слепо) совершать целый поведенческий акт по спариванию (даже вхолостую, без результата, т.е. даже без введения пениса в самку).

Таким образом, важно понимать различие между инстинктом и просто безусловным рефлексом, несмотря на то, что в составе инстинкта обязательно содержится один безусловный рефлекс или даже целая их серия. Все эти определения рефлексов и инстинктов также в известной степени касаются вопроса понимания и разграничения текстуры и структуры поведения, поскольку путаница в обоих случаях возникает из неумения отличить одно от другого, что по внешним чертам оказывается весьма схожим.

Заранее замечу, что в дальнейшем в качестве синонима инстинкта я всё же буду порой употреблять термин "безусловный рефлекс", чтобы подчеркнуть обязательную врождённую двигательную составляющую инстинктивного акта.

Огрехи эволюционной психологии

Вся беда в том, что если стадия наивного антропоморфизма довольно быстро изживает себя, то следующая за ней стадия наивного натурализма задерживается в умах людей всерьёз и надолго. Как уже было сказано, так происходит во многом благодаря использованию научной терминологии, что придаёт тезисам псевдонаучный окрас. Когда человек начинает использовать в речи профессиональные термины, это непременно создаёт впечатление, что он сам профессионал и знает, что говорит. Люди с ограниченным кругозором верят терминам, они цепляются за все эти фразы и затем сами активно применяют их в обиходе для повышения своего рейтинга у окружения.

Именно на этой стадии и остаются все эволюционные психологи и социобиологи, оценивающие поведение животных и людей по одной лишь его текстуре, то есть смотрят очень поверхностно. Как известно, социобиология изучает биологические основы взаимодействия животных, способы формирования ими групп, прайдов, стад, стай. Целью данной науки является определить именно генетические причины того или иного группового взаимодействия, определение того, как в ходе естественного отбора сформировались видовые качества, необходимые для реализации социальных контактов. У животных действительно удалось обнаружить и гены, и гормоны, участвующие в регуляции их группового поведения. Особенность того или иного типа такого поведения оказалась у животных наследуемой, то есть имеющей биологическую природу.

В какой-то момент социобиология решила распространить свои подходы и на человека. Конечно, тут всё оказалось гораздо сложнее. Но выход нашёлся – отнестись ко всему как можно более поверхностно. Для социобилогов это действительно был единственный выход. Они так и поступили. И социобиология, и эволюционная психология смотрят на человека исключительно как на очередное общественное животное, поведение которого почти всецело обусловлено генами и гормонами. Именно представителей этих наук мы и условились с самого начала называть немного пренебрежительным словом "эволюционисты" в силу того, что все особенности поведения человека они стремятся свести к набору наследственно закреплённых качеств, выработанных родом Homo в ходе эволюции.

Для эволюциониста сказать, что у человека есть инстинкты, это как съесть пирожок – и быстро, и вкусно. Влияние научения и тотальное воздействие культурных факторов эволюционистами в лучшем случае просто сильно недооценивается, но очень часто фактически и вовсе не берётся в расчёт. Культура рассматривается ими не как способ формирования общества, а скорее как обрамление, внешняя его оболочка, а само же общество якобы организуется и управляется именно в силу генетически предопределённых "инстинктивных" механизмов, передаваемых по наследству. С точки зрения эволюциониста, культура – это элемент декора, случайность.

Признаки инстинкта

Вернёмся к понятию инстинкта и попробуем разобраться, что в научном понимании скрывается за этим термином, которым журнальная психология привыкла сыпать направо и налево. Как было сказано выше, между поведением высших обезьян с их сложнейшей психикой и поведением всех прочих животных существует эволюционный водораздел, выраженный в качественно отличном формировании и осуществлении этого поведения. Формирование поведения при более сложной психике происходит существенно иными путями, чем у животных с психикой более простой (это и логично, иначе зачем бы тогда в ходе эволюции психика вообще усложнялась?). Этот факт подводит к мысли, что при изучении поведения высших обезьян (и человека) принцип всем известной бритвы Оккама (гласящий, что всё нужно стремиться объяснить с самой простой позиции) требует преодоления и допущения того, что для объяснения поведения животных требуется натуралистический подход, а для поведения человека – антропоморфный. Любая попытка применения конкретного подхода по отношению к ненадлежащему объекту переводит этот подход в ранг наивного, а его методы – в ранг неадекватных.