Битва за Карфаген

Кампания 212 г. до н. э. закончилась сокрушительным поражением римлян. И напрасно Луций Анней Флор сетует по поводу гибели братьев Сципионов: «Испания была бы взята с ходу, если бы эти храбрейшие воины, победители на суше и на море, не пали от пунийского коварства в самый момент победы» (I, XXXIII. 6). Публий и Гней погибли не в результате «пунийского коварства», а потому, что переоценили свои силы и не сумели грамотно спланировать наступательную операцию. Остальное уже детали.

* * *

Гасдрубал, сын Гискона, решил зачистить от римлян территории к северу от реки Ибер. Именно туда бежали остатки разгромленных вражеских армий. Карфагенский военачальник полагал, что это будет несложно сделать, поскольку легионеры остались без полководцев и совершенно деморализованы. Помощи римлянам ждать было неоткуда, поскольку их испанские союзники, узнав о гибели Сципионов, один за другим стали переходить на сторону пунийцев. Однако Гасдрубал не хотел делиться славой освободителя Испании с братьями Баркидами и решил действовать самостоятельно. Ничего не сказав своим товарищам по оружию, военачальник покинул лагерь и повел свою армию на север.

Шансы Гасдрубала, сына Гискона, на окончательную победу над римлянами были очень высоки, однако все пошло не так, как планировал карфагенский полководец. Среди римлян нашелся человек, не побоявшийся взять на себя ответственность за судьбы соотечественников, оказавшихся на северном берегу Ибера, и судьбу римских владений в Испании. Это был Луций Марций, сын Септимия, из сословия всадников. Несмотря на молодость, Марций был бывалым солдатом и, как оказалось, неплохим военачальником. Он сумел сплотить оставшиеся без руководства войска, подтянуть дисциплину и вдохнуть в деморализованных легионеров веру в победу. Несмотря на то что согласно регламенту командование должен был принять легат Тиберий Фонтей, сумевший вывести за Ибер жалкие остатки армии Сципионов, во главе испанских легионов оказался Луций Марций. Именно с ним римляне связывали надежды на благополучный исход грядущих боев. На состоявшемся воинском собрании, которое шло вразрез с римскими традициями, молодой человек был провозглашен командующим армией (Liv. XXV. 37). По приказу Марция был построен укрепленный лагерь, заготовлены большие запасы продовольствия и воинского снаряжения. Когда стало известно, что карфагенская армия перешла Ибер, римляне были полностью готовы к битве.

Гасдрубал, сын Гискона, об этом ничего не знал. Карфагеняне разбили лагерь и отдохнули после длительного перехода, а на следующий день двинулись на римские позиции. Наступление велось не организованно, поскольку Гасдрубал пребывал в твердой уверенности, что противник совершенно деморализован и не окажет серьезного сопротивления. Карфагенский военачальник с пренебрежением отнесся к своим обязанностям и не только не отправил во вражеский лагерь шпионов, но даже не произвел разведку местности. Пунийцы надвигались на римский лагерь беспорядочной толпой, где пехота перемешалась с конницей, легковооруженные воины – с тяжеловооруженными бойцами. Возглавлял это скопление людей Гасдрубал, сын Гискона: карфагенский военачальник на коне возвышался среди солдат, следом за ним ехали всадники-телохранители.

В римском лагере началась паника, но Луций Марций быстро навел порядок. Часть войск командующий расположил у лагерных ворот, остальные развернул по периметру укреплений, в ожидании вражеской атаки. Чем ближе подходили карфагеняне, тем яснее становилось для Луция Марция, что противник совершенно не готов к бою. Пунийцы распевали победные песни и потрясали оружием, но так и не построились в боевой порядок. Римский военачальник понял, что у него появился отличный шанс на победу, и отдал приказ готовиться к вылазке.

Атака римлян стала полной неожиданностью для карфагенян. Колонна легионеров ударила в центр пунийского войска, развалила его на две части и начала оттеснять от лагеря. Организованного сопротивления не было, многие карфагеняне даже не успели вытащить из ножен мечи. Гасдрубал приказал трубить отступление, и пунийцы, с трудом отбиваясь от наседавшего врага, начали поспешно уходить к Иберу. Римляне их преследовали, однако Марций распорядился остановить легионеров, поскольку опасался, что Гасдрубал перестроит войска и перейдет в контратаку. Противники ушли каждый в свой лагерь. Для карфагенян этот день обернулся большими потерями. Что касается римлян, то для них это был серьезный тактический успех и моральный успех, поскольку Луций Марций вернул римлянам веру в себя и в будущую победу.

Римский военачальник не собирался останавливаться на достигнутом результате. Его разведчики внимательно отслеживали передвижения вражеских войск и обо всем докладывали командующему. Когда Марций узнал, что вражеский военачальник разделил свою армию на две части и расположил ее в двух лагерях, он вновь решил атаковать противника.

Гасдрубал, сын Гискона, так и не понял, что римляне оправились от разгрома, что легионы вновь обрели боеспособность. Карфагенский полководец выдавал желаемое за действительное, за что и поплатился самым жестоким образом. Не разобравшись в обстановке, Гасдрубал раскидал войска по разным лагерям, тем самым сделав свои позиции очень уязвимыми. Между лагерями на шесть миль протянулся густой лес (Liv. XXV. 37), и поэтому карфагенский полководец, находясь в одном месте, не мог видеть, что происходит в другом. Гасдрубал пребывал в твердой уверенности, что противник небоеспособен и не предпримет активных действий. Одна ошибка повлекла за собой другую, поскольку командующий даже не удосужился проверить, как обстоят дела с дисциплиной. Солдаты оказались предоставлены сами себе, многие воины разошлись по окрестностям собирать провиант и фураж, дозоры и караулы отсутствовали.

Луций Марций мастерски воспользовался промахами противника. Римляне хорошо отдохнули и перед рассветом выдвинулись на позиции. В лесу между двумя лагерями находилась ложбина, где римский военачальник расположил отряд всадников и легионеров. После этого Марций повел войска на лагерь Гасдрубала.

Карфагеняне не ожидали нападения. Римляне без боя проникли за линию лагерных укреплений, поскольку сторожевые посты отсутствовали, а караульная служба не неслась. По сигналу трубы легионеры бросились на врага и произвели жестокое избиение пунийцев. Воинов Гасдрубала охватила паника, они даже не попытались вступить в бой, побросали оружие и устремились прочь из расположения. Карфагеняне надеялись через лес добраться до второго лагеря. Однако находившиеся в засаде римляне перехватывали беглецов и убивали на месте. Гасдрубал скрылся в неизвестном направлении, его войско разбежалось, а лагерь был захвачен врагом.

Окрыленный успехом, римский командующий принял решение атаковать второй карфагенский лагерь. Под прикрытием темноты легионеры беспрепятственно подошли к вражеским укреплениям и с ходу атаковали пунийцев. Несмотря на то что здесь римлян также не ждали, в воротах завязалась ожесточенная схватка. Яростные бои закипели и на лагерных валах, однако сопротивление карфагенян было недолгим, легионеры сумели прорваться за частокол. После этого пунийцы поспешили покинуть лагерь. Собрав жалкие остатки своей некогда грозной армии, Гасдрубал ушел за Ибер.

* * *

В том, что карфагеняне не сумели окончательно выбить римлян из Испании, больше всех был виноват Гасдрубал, сын Гискона. Карфагенянин проявил преступное легкомыслие и безответственно отнесся к своим обязанностям военачальника. Почивая на лаврах после разгрома братьев Сципионов, Гасдрубал пренебрег элементарной осторожностью, нарушив все мыслимые и немыслимые требования по подготовке военной кампании. Не велась дальняя и ближняя разведка, дисциплина в войсках упала, чем занимался командующий армией, непонятно. Поэтому итоги сражения с римлянами были вполне закономерными. Но это – одна сторона медали.

Гасдрубал и Магон Баркиды также несут ответственность за то, что римляне удержались на северном берегу Ибера. Вместо того чтобы скоординировать свои действия против Марция, карфагенские полководцы занялись выяснением отношений друг с другом. Ни к чему хорошему это не привело: «трое карфагенских вождей рассорились почти до разрыва, раздробили свое войско и повели его в три разные стороны» (Liv. XXVI. 41). О причинах разрыва написал Полибий: «…Карфагенские военачальники одолели своих врагов, но не могли совладать сами с собою и, воображая, что война с римлянами кончена, начали распрю друг с другом» (IX.11). Слишком рано два Гасдрубала и Магон уверились в окончательной победе над врагом.

Тот же Гасдрубал, сын Гискона, после гибели Сципионов не придумал ничего умнее, как потребовать у вождя свессетанов Индибилиса (Андобал у Полибия), крупную сумму денег. Именно воины Индибилиса сыграли решающую роль в разгроме Публия Сципиона, но для Гасдрубала это не имело никакого значения. Военачальника одолела жадность, и когда Индибилис отказался выплатить деньги, Гасдрубал взял в заложницы его дочерей (Polyb. IX. 11). Именно неумение найти общий язык с испанцами после разгрома Сципионов стало главной бедой карфагенян. Полибий четко обозначил суть проблемы: «Гораздо больше найдется победоносных полководцев, чем таких вождей, которые умели бы пользоваться победой. Так случилось теперь и с карфагенянами. После победы над римскими войсками и по умерщвлении обоих римских полководцев, Публия и Гнея, они вообразили, что господство их над Иберией обеспечено нерушимо, и стали высокомерно обращаться с туземцами, благодаря чему приобрели в покоренных народах не друзей и союзников, но врагов. Иначе и быть не могло. Карфагеняне думали, что одни средства нужно употреблять для приобретения власти, другие – для сохранения ее за собою, и не понимали того, что завоеватели надежнее всего удерживают за собою власть в том случае, если остаются неизменно верными тем самым правилам поведения, коими они раньше приобрели власть. Между тем многочисленные случаи подтверждают очевидную для каждого истину, что люди достигают господства добрым обращением с другими и умением вселить в них надежду на лучшую долю, что, когда по достижении цели завоеватели изменяют поведение, начинают обижать и угнетать покоренный народ, чувства этого последнего тоже меняются. Так было и с карфагенянами» (X. 36). Пунийцы не сумели воспользоваться плодами своей победы, зато римляне сумели удержать свои позиции на Иберийском полуострове: «В Испании наступило длительное затишье: обе стороны после стольких побед и поражений медлили, не отваживаясь на решительные действия» (Liv. XXV. 39).

В отличие от карфагенян, римляне действовали быстро и решительно. Сенаторы в полной мере оценили размер опасности и приняли срочные меры для выправления ситуации на испанском фронте. В 211 г. до н. э. в Испанию прибыли с подкреплениями Марк Клавдий Марцелл и Гай Клавдий Нерон, под их командованием были 60 боевых кораблей, 1000 всадников и 10 000 пехотинцев (App. VI. 17). Тит Ливий называет другие данные – 12 000 пехоты и 1100 кавалеристов (XXVI. 17) – и ничего не пишет о Марцелле. Вся тяжесть борьбы за Испанию легла на плечи Нерона.

Новый командующий очень серьезно отнесся к своему назначению. Своей главной задачей он считал недопущение прорыва армии Гасдрубала Баркида в Италию и приложил максимум усилий, чтобы этому помешать. Наконец ему удалось загнать Гасдрубала в ущелье, где карфагенская армия оказалась полностью заблокированной. Помощи Баркиду ждать было неоткуда. Однако карфагенский военачальник не растерялся, вступил с Нероном в переговоры об условиях сдачи, а затем искусно затянул диалог. В течение нескольких дней, пока стороны согласовывали условия капитуляции пунийцев, Гасдрубал потайными тропами выводил войска из ловушки. А затем ушел сам вместе с отрядами прикрытия (Frontin. I. V. 19). Нерон потерпел полное фиаско, все приходилось начинать сначала.

Летом 210 г. до н. э. командование над испанскими легионами принял двадцатичетырехлетний Публий Корнелий Сципион. Он приходился сыном погибшему Публию Сципиону и племянником Гнею. Еще находясь в Риме, молодой человек внимательно изучил кампании отца и дяди в Иберии, после чего пришел к выводу о пагубности выбранной ими стратегии. По его мнению, карфагенян в Испании надо было не сдерживать, а изгнать с полуострова. Для этого надо было навязать противнику свою тактику, бить пунийцев на их территориях, захватывать вражеские военные базы и переманить на сторону римлян местное население. Поэтому главной целью своей первой кампании на испанском театре военных действий Сципион выбрал Новый Карфаген, оплот пунийского могущества на Иберийском полуострове.

В 209 г. до н. э. римская армия выступила в поход на Новый Карфаген. Под командованием Сципиона были 25 000 пехотинцев и 2500 всадников, 3000 легионеров и 300 кавалеристов под командованием пропретора Марка Юния Силана остались охранять римские земли к северу от Ибера (Liv. XXVI. 42). Наступлению предшествовала длительная и кропотливая подготовка, Публий Корнелий тщательно анализировал данные разведки, осторожно выстраивая планы на предстоящую кампанию. В данный момент ситуация для Сципиона складывалась благоприятная: «По прибытии в Иберию он настойчиво расспрашивал всех и каждого о положении неприятеля и узнал, что войска карфагенян разделены на три части, что одна из них с Магоном во главе находится по сю сторону Геракловых Столбов среди так называемых кониев, другая под начальством сына Гискона Гасдрубала у устья реки Тага в Луситании, что другой Гасдрубал занят осадою какого-то города в области карпетанов и что ни один из начальников не находится ближе к Новому городу, как на десять дней пути» (Polyb. X. 6). Если бы хоть одна из пунийских армий находилась в окрестностях Нового Карфагена, Сципион не рискнул бы нападать на город. Слишком велик был риск попасть в тиски между гарнизоном и полевой армией карфагенян. Однако в данный момент ситуация складывалась так, захват Нового Карфагена становился реальностью.

Главная проблема для римлян заключалась в том, чтобы успеть захватить город до того, как к нему на помощь прибудут карфагенские армии. Перед Публием Корнелием стояла архитрудная задача, поскольку Новый Карфаген обладал мощнейшими укреплениями, его осада могла надолго затянуться. В этом случае появление под городом пунийских армий становилось суровой реальностью. Риск был очень велик, однако грубейшие ошибки командира гарнизона Магона привели к тому, что Новый Карфаген был взят штурмом в течение одного дня.

Это был величайший успех Сципиона, радикально изменивший баланс сил на Иберийском полуострове в пользу римлян. Испанцы вновь покинули карфагенян и массово стали переходить на сторону их врагов, а пунийцы лишились своей главной базы на Иберийском полуострове. Недаром Сципион говорил легионерам: «Взяв этот город, вы завоюете всю Испанию» (Liv. XXVI. 43). Но что самое главное, произошло это тогда, когда «римский народ потерял было уже всякую надежду на успех в Иберии» (Polyb. X. 19). Наиболее показательной реакцией на случившееся стали действия карфагенских полководцев: они совершенно не знали, как реагировать на падение города. По свидетельству Тита Ливия, «карфагенские вожди старательно подавляли слухи о взятии Нового Карфагена, а когда стало ясно, что город взят и этого уже никак не скрыть, они постарались речами умалить значение случившегося» (XXVI. 51). Данная информация свидетельствует о полной растерянности, охватившей братьев Баркидов и Гасдрубала, сына Гискона.

Именно командующие полевыми карфагенскими армиями вместе с командиром гарнизона Нового Карфагена оказались главными виновниками столь быстрого падения города. Совершенно непонятно, зачем Магон и Гасдрубал, сын Гискона, увели свои армии к Атлантическому океану, оставив без прикрытия Новый Карфаген. Одна из армий просто обязана была остаться. Скорее всего, в очередной раз имела место несогласованность действий между карфагенскими полководцами: каждый из них преследовал свои личные интересы. Например, Гасдрубал Баркид готовился к новому прорыву в Италию.

Трудно сказать, насколько поход на помощь Ганнибалу был в данной ситуации актуален. С одной стороны, если бы рейд Гасдрубала увенчался успехом, положение римлян в Италии становилось критическим. Объединив армии, два брата могли создать непосредственную угрозу Риму и оттянуть на себя все резервы республики. Разрядив тем самым ситуацию на испанском театре боевых действий. Обратной стороной медали было то, что судьба войны уже решалась не в Италии, а на Иберийском полуострове. Как ни парадоксально, этого совершенно не понимали ни в Риме и не до конца – в Карфагене. Сенаторы не выделяли в распоряжение Сципиона достаточных сил, чтобы выбить пунийцев из Испании, а карфагенское правительство настаивало на походе Гасдрубала в Италию. При сложившихся обстоятельствах пунийским полководцам, действующим на Иберийском полуострове, следовало объединить свои армии и навязать Сципиону генеральное сражение. Пока подавляющий перевес был на их стороне, у братьев Баркидов и Гасдрубала, сына Гискона, были все шансы на успех. В случае победы они могли не только в очередной раз привести к покорности испанцев, но отвоевать у римлян Новый Карфаген. Однако события начали развиваться совсем по другому сценарию.

В Риме очень опасались похода Гасдрубала, поэтому Сципион получил недвусмысленный приказ сената: любой ценой не допустить прорыва новой карфагенской армии в Италию. Весной 208 г. до н. э. Публий Сципион покинул Таррагону и выступил к городу Бекуле, в окрестностях которого расположилась армия Гасдрубала Баркида.

К этому времени положение карфагенского полководца серьезно осложнилось, поскольку испанцы стали массово дезертировать из его армии. Испанские вожди Мандоний и Индибилис, возмущенные высокомерием карфагенских военачальников, покинули пунийский лагерь и увели своих людей к римлянам. Армия Гасдрубала таяла, как снежный ком на солнце, зато Сципион усиливал свои войска. Понимая, что в одиночку ему уже с римлянами не справиться, Баркид отправил гонцов с призывом о помощи к брату Магону и Гасдрубалу, сыну Гискона. Однако Сципион начал наступление раньше, чем к Бекуле подошли две карфагенские армии.

В завязавшемся сражении Гасдрубал Баркид проявил себя с самой лучшей стороны. Он сумел избежать разгрома и вывести армию из-под удара, сохранил боевых слонов и армейскую казну. Потери у карфагенян были минимальные, не те, которые указали Тит Ливий и Полибий. Если бы все было так, как рассказали греческий и римский историки, то идти в Италию под знаменем Гасдрубала Баркида было бы некому. Однако брат Ганнибала привел на Апеннинский полуостров огромную армию, что полностью опровергает измышления Ливия и Полибия. Греческий историк стремился любой ценой обелить Публия Сципиона, хотя не мог не понимать, к каким последствиям привела битва при Бекуле. Римский полководец потерпел грандиозную стратегическую неудачу, приказ сената выполнен не был, поскольку именно после этого сражения армия Гасдрубала Баркида начала поход в Италию.

Полибий пытается разъяснить читателям, почему Сципион отказался от преследования Гасдрубала: «Что касается Публия, то он не находил выгодным для себя гнаться тотчас за Гасдрубалом, ибо опасался нападения прочих карфагенских вождей, и отдал неприятельский лагерь солдатам на разграбление» (Polyb. X. 39). Схожую информацию приводит и Тит Ливий: «Стали совещаться, как вести войну дальше; некоторые советовали сразу же идти и преследовать Гасдрубала. Сципион считал, что тут есть некоторая опасность: как бы не объединились с этим Гасдрубалом Магон и другой Гасдрубал» (Liv. XXVII. 20). Вывод напрашивается простой: Гасдрубал Баркид не был разбит, и Сципион боялся трех объединенных карфагенских армий. Поэтому римский полководец предпочел отступить в Таррагону.

Впрочем, некоторые дивиденды от этого сражения Сципион получил, поскольку в плен к римлянам попал племянник командира нумидийской конницы Масиниссы, Массива. Сципион решил судьбу пленника быстро и оригинально – богато одарил и отпустил к дяде (Liv. XXVII. 19). Этот поступок молодого полководца имел далеко идущие последствия как для Рима, так и для Карфагена.

Пока римские легионы шли в Таррагану, Гасдрубал Баркид встретился с братом Магоном и Гасдрубалом, сыном Гискона. Состоялось судьбоносное совещание, определившее дальнейший ход Второй Пунической войны. Поскольку иберийские племена стали переходить на сторону римлян, Гасдрубал Баркид предложил увести испанские контингенты в Италию. Затем слово взял сын Гискона и заявил, что верность карфагенянам сохраняют лишь племена, проживающие на западе полуострова. Поэтому необходимо защитить этот регион от вторжения римлян. Было решено, что Магон передаст свою армию под командование Гасдрубала, сына Гискона, сам же отправится на Балеарские острова вербовать наемников. Гасдрубал Баркид должен собрать под свои знамена как можно больше испанцев, быстро перейти Пиренейские горы и двинуться в Италию. Гасдрубалу, сыну Гискона, поручалась защита Лузитании и западных районов Иберийского полуострова. В открытые сражения с римлянами вступать ему не обязательно, предпочтение следует отдать маневренной войне. Исходя из этого, одна из главных ролей отводилось командиру нумидийцев Масиниссе. Ему предписывалось пополнить количество всадников до 3000 человек, после чего совершить серию нападений на Восточную Испанию (Liv. XXVII. 20). Масинисса должен был атаковать земли союзников Сципиона, разорять их города и одновременно оказывать помощь сражающимся против римлян испанцам.

На этом совещание закончилось, полководцы отправились каждый к своим войскам. Начинался заключительный этап борьбы за Испанию между римлянами и карфагенянами.

2. Испанская армия Гасдрубала

Перед тем как приступить к разбору боевых действий на Иберийском полуострове в 207–206 гг. до н. э., обратим внимание на армию Гасдрубала, сына Гискона. Под его штандартами служили ливийцы, испанцы, нумидийцы, выходцы с Балеарских островов. Причем среди иберийцев были как наемники, так и воины, присланные вождями, чьи земли находились в зависимости от Картхадашта. Как заметил Плутарх, карфагеняне, «пользуясь обычно услугами наемников – ливийцев, испанцев и нумидийцев…расплачивались за свои поражения чужою бедой» (Tim. 28). Такой подход к делу имел как положительные, так и отрицательные стороны. Во-первых, у карфагенян сражались военные профессионалы, хорошо знавшие свое дело, для которых война была средством к существованию. Во-вторых, верность этих людей нанимателю была сомнительна, а боевой дух частенько оставлял желать лучшего. Как заметил Тит Ливий, «карфагенский простой народ, и городской, и сельский, не воинствен; войско у них наемное из африканцев, это люди неверные, они смотрят туда, куда ветер дует – где выгоднее» (Liv. XXIX. 36). Как следует из текста римского историка, прибегать к услугам наемников, карфагеняне были вынуждены из-за особенностей своего национального характера (XXIX. 36).

Полибий обратил внимание читателей, как на положительные, так и на отрицательные стороны столь массового использования наемников в Картхадаште: «Дело в том, что карфагеняне постоянно имели у себя на службе наемников различных стран и, составляя войско из многих народностей, добивались того, что наемники с трудом и не скоро столковывались между собою, повиновались начальникам и не были для них опасны; но карфагеняне попадали в гораздо большее затруднение, когда им приходилось увещевать, успокаивать и разубеждать наемников в случаях раздражения их, гнева и волнений. И в самом деле, раз этими войсками овладевают недовольство и смута, они ведут себя не как люди и под конец уподобляются диким зверям, впадают в бешенство… Войска состояли частью из иберов и кельтов, частью из лигистинов и балеарян, и лишь немного было полуэллинов, большею частью перебежчики и рабы; самую многолюдную долю наемников составляли ливияне» (I. 67). Полибию вторит Тит Ливий: «У них оплачиваемые наемники – африканцы и нумидийцы, верность их легковесна, мысли переменчивы» (XXVIII. 44).

О том, как были вооружены ливийские воины в карфагенской армии, конкретной информации нет. Можно допустить, что их снаряжение было похоже на доспехи и оружие греческих гоплитов, но это будет только предположение. Косвенно на это указывает свидетельство Плутарха: «У карфагенян же копьеметателей нет, и они привыкли биться короткою пикой, не выпуская ее из руки» (Marcell.12). Не двуручной македонской сариссой, а именно копьем. Из этого следует, что фаланга, в строю которой сражалась ливийская пехота, была дорийская, а не македонская.

Во время Итальянской кампании Ганнибал перевооружил ливийскую тяжеловооруженную пехоту трофейным римским оружием, которого у него оказалось в избытке: «Африканцев на вид можно было бы принять за римлян, потому что оружие у них было римское, подобранное у Требии и еще больше – у Тразименского озера» (Liv. XXII. 46). Об этом писал и Полибий: «Ливияне вооружены были по-римски; всех их снабдил Ганнибал тем вооружением, какое было выбрано из доспехов, взятых в предшествовавших битвах» (III. 114). В дальнейшем Полибий пояснит, почему полководец пошел на такой шаг: «Ганнибал осуждал вооружение, которое было у карфагенян в начале войны, и немедленно после победы в первом же сражении он снабдил собственные войска римским вооружением, которое и оставалось у них непрерывно в употреблении во все последующее время» (XVIII. 28). В отличие от Ганнибала, воевавшие в Испании карфагенские полководцы такой роскоши себе позволить не могли по причине отсутствия богатых трофеев. По крайней мере, в письменных источниках ни о чем подобном не упоминается. Поэтому приходится констатировать, что в Иберии ливийская пехота использовала традиционное вооружение.