Три метра над небом. Я тебя хочу

– Не помнишь меня?

– Нет, не помню.

– А ты посмотри получше, может, я просто вырос.

Я смотрю на него внимательнее. У него на лбу прикрытый волосами шрам – ничего серьезного Он замечает, куда я смотрю.

– Это я попал в аварию, ты приходил ко мне в больницу.

Блин, как же я мог его забыть!

– Гуидо Балестри! Сто лет… мы же в школе учились.

– Да, и еще два года в лицее. Потом я ушел.

– Ты экзамены не сдал? Я что-то не помню.

– Нет, я к отцу устроился.

Ах, да, точно. Как же! Балестри. Его папаша большая шишка, не помню где; он из тех, кто вращается среди всяких там кредитов, акций, и тому подобного. Он все время ездил за границу.

– Ну, как ты?

– Нормально, а ты?

– Да тоже нормально. Рад тебя снова встретить. Я много о тебе слышал, Стэп. Здесь, в Винья Клара, ты уже легенда.

– Ну, не сказал бы.

Перевожу взгляд на Алессио. Он наводит порядок на столе и делает вид, что ничего не слышит. То и дело прикасается к волосам. Гуидо смеется.

– Он не в счет. Ты легенда для тех, кто знает о наших приключениях. Тут до сих пор вспоминают те фантастические драки… Я помню, как ты навешал Тоскано в лесу за Виллой Фламиния.

– Да мы мальчишки были…

Гуидо немного разочарован.

– Я слышал, ты был в Нью-Йорке.

– Да, меня тут не было два года.

– Давай встретимся вечером. Мы тут небольшой компанией собираемся в одно местечко. Не хочешь с нами?

– А кто там будет?

– Да все с Виллы Фламиния. Наверняка ты многих помнишь: Пардини, Блансо, Манетта, Цурли, Бардато. Кто с подругами, кто – без. Давай, соглашайся, блин, все будут рады тебя видеть. Мы едем в «Acqua delle donne».

– Никогда там не был.

– Это очень красивое место, если у тебя есть подруга, бери и ее. Место офигенное. Сначала мы поедим потом… классно погуляем… И десерт ты заработаешь… но у нее дома.

Ему удалось рассмешить меня.

– Когда вы едете?

– Около девяти.

– Я поеду поужинать, а гулянки меня не интересуют.

– То есть ты без подруги.

У него немного странный смех. Я помню, раньше он был пошустрее. У него передний зуб был сломан, и он не допускал излишнюю фамильярность. Теперь я его припоминаю. Мы звали его Корка. Нескладный, неспортивный – бег для него был настоящей катастрофой. Помню, когда у нас проводили урок физкультуры на стадионе в Вилла Фламиния, он финишировал в последних рядах. «Поросята» – так их называл Черроне, наш учитель физкультуры. Он и сам был хорош. Когда мы делали упражнения, он усаживался со спортивной газетой и проделывал две дырки в середине, чтобы следить за нами. Как будто мы этого не знали. Но особенно он прикапывался к трем поросятам. Они всегда приходили к финишу втроем: Балестри, Биелло и Иннаморато, бледные как покойники с высунутыми языками. «Молочные поросята! – кричал учитель. – Вас надо бы насадить на вертел и подрумянить». И хохотал как помешанный. Но я не напоминаю об этом Балестри. Лучше не надо. Он ведь позвал меня на ужин. Да еще и узнал меня первым.

– О’кей, тогда в девять в «Acqua delle donne», с подругой или без.

– Хорошо.

Он прощается и убегает. Что он делал в спортзале? Лишнего веса у него нет, он худой как мои самые выцветшие воспоминания. Впрочем, это его дела. А он все же клевый.

Ну вот. Я так и знала! Я так и знала, что Стэп придет сюда, в спортзал. Я была в этом уверена. И точно знала, что придет именно в этот спортзал! Какая же я умная! А он такой консервативный. Даже слишком. Хочется надеяться, что он хоть в чем-нибудь изменился! Ну ладно, теперь я ухожу. Он меня не видел. Я же услышала то, что должна была услышать.

Подхожу к первым тренажерам, быстро разминаюсь, повторяю все с начала, энергично, чтобы разогреть мышцы. Нагрузки небольшие, самый необходимый минимум. Вижу, как торопливо убегает какая-то девчонка в оранжевой шапочке, шапочка сползает у нее с головы. Сколько же странных людей на этом свете. Рядом две другие девчонки болтают и смеются над чем-то. Рассказывают друг другу о вчерашнем вечере и строят планы на сегодняшний. Одна слегка накрашена, у нее короткие мелированные волосы, которые она беспрестанно поправляет. У нее чудная фигура, и она выставляет ее напоказ. Вторая – пухляшка невысокого роста, волосы падают на плечи, они кажутся темнее, чем на самом деле, потому что грязные. Руки держит на бедрах, ее серый тренировочный костюм кое-где в пятнах, и из него слегка выпячивается живот.

– Давайте, работайте! В спортивный зал ходят работать….

Я улыбаюсь, проходя мимо них.

Низенькая, вместо ответа, строит какую-то рожицу. Вторая поспокойнее.

– Мы восстанавливаемся.

– После чего?

– После упражнений со штангами.

– А, я – то думал, после чего поприятнее.

– Это будет позже.

– Кто бы сомневался.

Теперь они обе смеются. На самом деле, насчет второй у меня есть кое-какие сомнения. Женщины всегда умеют сделать так, что последнее слово будет за ними. И что поделаешь, нам приходится консолидироваться, по крайней мере, в некоторых случаях. Я смотрю на нее внимательнее. Она говорит что-то подруге, указывая на меня взглядом. Та смотрит на меня. Я вижу ее отражение в зеркале, она улыбается. Девушка и вправду красивая: короткие волосы, маленькая грудь четко вырисовывается под боди. Видны соски. Она это знает, но не прикрывается. Я улыбаюсь и переключаюсь на свой брюшной пресс. Делаю первый подход до ста. Когда заканчиваю, девушек уже нет Наверное, пошли в душ Не факт, что я их узнаю, если случайно встречу. Меня всегда удивляло, до какой степени женщина меняется, выйдя из раздевалки. Она совершенно не похожа на ту, которую ты видел чуть раньше на тренажере со свободными весами. Все без исключения становятся красивее. В худшем случае, ты представляешь ее в элегантной одежде, а она выходит в сапогах с золотыми пряжками или что-нибудь в этом роде. Но так или иначе, они меняются. Здесь еще не последнюю роль играет макияж. Второй подход до ста. Я, не останавливаясь, делаю упражнения: руки за голову, локти прямые, напряженные, открытые; смотрю в потолок. Раз-два. Еще быстрее. Все, больше не могу, в мышцах появляется боль, я думаю об отце, о его новой женщине. Продолжаю, не останавливаясь, восемьдесят восемь, восемьдесят девять, девяносто. Думаю о матери. Девяносто один, девяносто два. Сколько же времени я ее не видел. Девяносто четыре, девяносто пять. Я должен позвонить ей, надо бы позвонить. Девяносто восемь, девяносто девять, сто. Все.

– Глазам своим не верю, Стэп!

Я оборачиваюсь, слова вымолвить не могу – такая боль в мышцах живота. На секунду вспоминаю фильм Троизи[12], где герой, увидев женщину, которая ему очень нравится, делает круг вокруг дома и, когда выскакивает на нее, так тяжело дышит, что слова вымолвить не может.

Троизи – это круто.

– Что ты тут делаешь? А-а, ты вернулся… Мне говорили, ты в Нью-Йорке!

Кто тут еще? Ничего не поделаешь. Здесь невозможно остаться незамеченным.

Перевожу дыхание. Ну уж его-то я сразу узнаю.

– Привет, Яхтсмен, как дела?

– Ты помнишь мое прозвище? Знаешь, меня уже давно так никто не называет.

– Значит, ты изменился?

– Да я и не понимал никогда, почему все называли меня Яхтсменом. Я говорил, что люблю лодки, но никогда толком на них не катался.

– Ты что, и вправду не знаешь, что значит твое прозвище?

– Нет, не знаю.

Я рассматриваю его. Те же крупные зубы, футболка с дырками, ярко-синего цвета шорты рваные и сползшие носки, идеально сочетающиеся со старыми кроссовками «Adidas stansmith». Яхтсмен.

– Ну, скажи.

Я вру:

– Тебя звали Яхтсмен, потому что ты очень любил море.

– Поэтому? Теперь понял. Это правда. Я его люблю.

Он удовлетворен, он гордится своим прозвищем. Кажется, он даже смотрится в зеркало, настолько его плющит. На самом деле, у него никогда не было денег, и он ходил с нами, чтобы поесть пиццу на халяву. Поэтому все и говорили: «Вон он, несется на всех парусах». Бедный Яхтсмен. Однажды он получил тумаков от одной потаскухи в боулинге, недалеко от Аниене: он там, вроде как выполнил какую-то работенку и хотел, чтобы ему сделали скидку. У него было при себе девять евро, а навеселился он на все двадцать…

– Слушай, я так рад, что ты вернулся, – он восторженно смотрит на меня, похоже, и вправду рад. – Ты уже видел кого-нибудь?

– Нет, я вчера только приехал. Никого еще здесь, в зале не видел.

– Сейчас уже кто где занимается. А многие пошли работать. Другие за границу уехали. Ой, смотри, кто идет.

За окном проходит парень с короткой стрижкой и темно-синей сумкой на плече.

– Что-то не узнаю.

Присматриваюсь. Нет, не узнаю. Яхтсмен изо всех сил старается мне помочь.

– Да это же Негр. Помнишь его?

– А-а, понятно. Что-то припоминаю.

Парень входит и здоровается с Яхтсменом:

– Привет, Андрё. Тренируешься?

Яхтсмен гордо указывает на меня. – Ты что, не видишь, с кем я? Это Стэп.

Негр смотрит на меня внимательно. Улыбается. У него симпатичное лицо, немного сплющенные скулы. Он делает шаг навстречу.

– Что, и вправду Стэп?.. Быть не может. Сто лет не виделись.

Теперь я его узнаю. Сейчас у него короткие волосы. Раньше они были длинные, сальные, он частенько стоял в синей куртке у бара «Эвклиде» возле Винья Стеллути.

– Я и не знал, что у тебя такое прозвище. Негр. Кажется, тебя зовут Антонио.

– Да, после той истории с Тайсоном, все решили, что я на него похож.

У него короткая шея, пористая кожа, и слегка приплюснутый нос. И волосы подстрижены, как у Тайсона. Круглые глаза, и верхняя губа чуть больше, чем надо.

– Не очень-то ты похож.

– Не внешне! – Он хрипло смеется и закашливается. – Это из-за драки! Короче, я был на конкурсе мисс Террачина и там стал клеить одну участницу. Понял? Поэтому мне и припомнили Тайсона. Эта телка пригласила меня к себе в комнату, я полез к ней, а она думала, что я буду ей анекдоты рассказывать. Заорала и указала мне на дверь. Но я-то ей быстро объяснил, что она с головой не дружит. Вот с тех пор меня и прозвали Негром.

Они с Яхтсменом дружно смеются.

– Про эту историю писали все местные газеты. Легендарный Понтийский Тайсон. Так что я был прав, той девице радоваться надо было.

Яхтсмен добавляет азартно:

– Ты круче Тайсона! – И они снова заливаются смехом.

– Кстати, ты ведь был в Америке – в Нью-Йорке, если не ошибаюсь.

Ну вот, снова.

– Да. Я жил там два года, учился. Вчера вернулся. А сейчас хочу потренироваться.

Я пытаюсь закончить разговор.

– Слушай, а как ты насчет помахаться немного? Я слышал, ты был неплохим боксером – Негр улыбается: он доволен своим предложением. Он уверен в себе.

– Ты, конечно, давно не тренировался и если не хочешь – черт с ним, забей. Просто все тут повторяют: «это легенда», «это легенда», и вот я, наконец, тебя вижу…

Негр самодовольно посмеивается – не слишком ли он уверен в себе? Похоже, он тренируется каждый день часа по полтора.

– Давай, если хочешь.

– Тогда я иду переодеваться.

В его глазах появляется особый блеск: взгляд оживляется и становится злее. А Яхтсмен по-прежнему ведет себя по-идиотски:

– Круто, значит, можно делать ставку, вот мне свезло, Негр. А можно, я за твой счет угощусь «Гатораде»[13], а то я сегодня без копейки?

Негр кивает и направляется в раздевалку. Яхтсмен на всех парусах несется в бар, подтверждая свое прозвище. Я остаюсь в одиночестве. Алессио из-за стойки пристально смотрит на меня. Он сосет «Чупа-Чупс», и во взгляде его появилось что-то новое. Он опускает глаза и утыкает их в «Parioli Pocket», лежащий перед ним на столе. Перелистывает две страницы, снова смотрит на меня и улыбается.

– Извини, Стэп, я тебя не знал. Не знал, кто ты.

– И кто же я, черт возьми?

Он некоторое время растерянно смотрит вверх, как бы пытаясь найти на потолке ответ. Так и не обнаружив его, решительно выпаливает:

– Ну, ты известная личность.

– Известная личность… – размышляю над услышанным. – Да, это интересный аргумент. Молодец. Я никогда об этом не думал.

Он радостно улыбается, ему и в голову не может прийти, что, в действительности, он просто кретин.

– Слушай…

– Что, Стэп?

– Есть здесь что-нибудь для бокса?

– А как же.

Он выходит из-за стойки и быстро идет к скамейке у входа. Поднимает сидения.

– Здесь вещи Марко Туллио. Он никому не разрешает ими пользоваться.

– Спасибо.

Взгляд его полон восторга. Я сажусь на скамейку и натягиваю боксерские перчатки. На него не смотрю, но чувствую, что он глаз с меня не сводит.

– Хочешь, затяну?

– Давай.

Подбегает ко мне. Аккуратно берет шнурки, крепко затягивает их с внутренней стороны перчаток. Теперь он не улыбается, он – сама серьезность. Слегка кусает губу, а длинные волосы то и дело падают ему на глаза. Другой рукой он отбрасывает их назад, не переставая трудиться. Медленно, старательно, он крепко завязывает мне перчатки.

– Готово! – он снова улыбается.

Встаю. Стучу перчатками одну об другую.

– Нормально?

Он хочет убедиться, что хорошо сделал свою работу.

– Классно.

Из женской раздевалки выходят девушки, с которыми я только что разговаривал. На высокой – черные брюки, доходящие до щиколоток, легкий макияж, на губах – помада, придающая им спокойный и доброжелательный вид. Сумка через плечо, белая рубашка с маленькими перламутровыми пуговками, – все это хорошо сочетается с ее элегантной походкой. На той, что пониже, – юбка в сине-коричневую клетку, коротковатая для ее ног, и черные мокасины, не вяжущиеся с ее небесно-голубой кофточкой. С помощью косметики она попыталась сотворить чудо со своим лицом, но чуда не случилось: похоже, святые, отвечающие за такие чудеса, сегодня отдыхают. Девушки остановились у стойки. Алессио идет к ним, чтобы сделать пометки в их абонементах.

Высокая подходит ко мне.

– Привет, меня зовут Аличе.

– Стефано.

Протягиваю ей руку в перчатке. Она со смехом пожимает ее.

– А это моя подруга Антонелла.

– Привет.

– А ты что, боксом занимаешься?

– Да, пытаюсь.

– Ты не возражаешь, если мы останемся посмотреть бой?

– Почему я должен возражать? Если вы будете за меня болеть, конечно, оставайтесь.

Они смеются.

– Хорошо, ставим на тебя. А вдруг победишь?

В этот момент из раздевалки появляется Негр. На нем длинные голубые спортивные трусы как у настоящего боксера. Он уже надел перчатки. На руках у него несколько шрамов и куча татуировок. Неплохая экипировка.

Аличе удивленно:

– Ты что, с Негром будешь драться?

Так значит, он тоже известная личность.

– Да, а что?

– Знаешь, мы, похоже, ошиблись, поставив на тебя.

Девушки и в самом деле смотрят на меня с тревогой. Я пытаюсь успокоить их:

– Да ладно, девчонки! Самое страшное – если эта канитель затянется.

Негр меня перебивает.

– Ну что, пошли?

Он спешит.

– А как же. Иди вперед.

Он проходит в зал аэробики. На синих матах две девочки делают упражнения на брюшной пресс. Увидев нас, они недовольно вздыхают:

– Только не говорите, что нам нужно уйти.

Я пытаюсь свести все к шутке:

– Если только вы тоже не собираетесь помахать кулаками.

Негр лишен чувства юмора:

– Давайте, валите отсюда.

Через минуту их уже нет.

– Три раунда без перерыва, согласен? – он произносит это довольно жестко.

– Согласен. Получится неплохая тренировка.

– Получится классный бой, – он неприятно улыбается.

– О’кей, как хочешь, – поворачиваюсь к Аличе, которая стоит у окна. – Будешь давать команду?

Она кивает с улыбкой.

– Буду. А как это делается?

– Очень просто. Каждые полторы минуты будешь кричать «Стоп».

– Понятно.

Она смотрит на часы, готовясь дать старт. Тем временем я разминаюсь, подпрыгивая на месте, и разогреваю руки. В голове проносится мысль: эта низенькая, Антонелла, могла бы каждые полторы минуты входить с табличкой номера раунда, а потом пробегать по всему залу, как в американском кино. Но здесь не Америка. И не кино. Здесь спортзал. Негр тоже начинает подпрыгивать и наносить удары в воздух, глядя при этом на меня в упор. Аличе отрывает глаза от часов. Наши взгляды встречаются. Она волнуется. Как будто чувствует за собой вину. Но тут же решает, что ждать нечего. И громко кричит:

– Бокс!

Негр сразу же выдвигается мне навстречу. Про себя я улыбаюсь. Единственное, чем я продолжал эти два года заниматься в Америке, – это ходить в спортзал. А если точнее – я занимался боксом. С той лишь разницей, что там были реальные негры, сильные и с хорошей реакцией. И биться с ними было стремно. Очень стремно. Но я держал удар. И не так уж плохо. Но что я делаю? Я думаю не о том… Нашел время. Негр внезапно наносит мне два мощных удара в лицо.

Я уклоняюсь вправо и влево. И нагибаюсь, когда он делает попытку ударить меня в скулу. Потом делаю вдох и прыжками отхожу назад. Уклоняюсь еще от двух ударов и начинаю по дуге обходить соперника. Негр делает обманное движение и бьет меня в низ живота. Я вздрагиваю и сгибаюсь пополам. Бляха, мне не хватает воздуха. Из меня вырывается какой-то хрип, и зал начинает вращаться. Да, он мне хорошо вмазал. Едва успеваю разогнуться, как на меня справа обрушивается его перчатка. Уклоняюсь чисто инстинктивно. Но он задевает меня и разбивает нижнюю губу. Блин. Блин. Сукин сын. Я смотрю на него. Он улыбается:

– Ну, как дела, легендарный Стэп?

Этот козел настроен серьезно, Я возвращаюсь в стойку:

– Теперь лучше, спасибо.

Понемногу прихожу в себя. Предметы снова обретают свои контуры. У окна собрался народ. Я узнаю Аличе, ее подругу Антонеллу, Алессио, Яхтсмена и еще кого-то. Перевожу взгляд и концентрируюсь на сопернике. Теперь моя очередь. Негр попрыгивает и наступает, прикрываясь правой и атакуя левой. Я пропускаю его, уклонившись вправо, и резко бью левой рукой ему в бровь. Подскакиваю и со всей силой бью правой в лицо. Слышу, как трещит нос под перчаткой. Он не успевает отпрыгнуть назад, как я два раза бью его в левый глаз – первый удар он блокирует, но потом теряет бдительность, и второй удар настигает его, как болид.

Негр пятится и трясет головой. Глаза он открывает как нельзя вовремя: как раз, чтобы увидеть мой хук. Правую бровь я ему разбил. Кровь стекает на щеку, как будто он плачет красными слезами. Негр пытается прикрыться перчатками. И получает апперкот в живот. Складывается пополам и опускает перчатки на землю. Ошибочка. Вот видишь… Ошибочка. Я однажды видел такое в Америке и инстинктивно повторил.

– Эй, Негр, а ты-то как себя чувствуешь?

Я не жду от него ответа. Я его уже знаю. Заряжаю правую и посылаю заряд. Снизу вверх, в низ подбородка. От этого удара Негра отбрасывает назад. Он классно улетает. И приземляется на пирамиду из розовых и фиолетовых степперов, пирамида рушится. Его отбрасывает к зеркалу, и он медленно скользит по нему лицом, оставляя розовый след. Опускается на бежевый линолеум, по которому тут же растекается кровь.

Я поворачиваюсь к Аличе:

– Ну, сколько там осталось?

Аличе смотрит на часы. Осталось несколько секунд.

– Стоп. Теперь все.

– Видишь, я же говорил? Это будет недолго.

Я выхожу из зала аэробики. Яхтсмен бежит посмотреть – как там Негр.

– Не волнуйся, всё в порядке. Он дышит.

Яхтсмен успокаивается.

– Не хрена себе, Стэп, ты же кишки ему выпустил.

– Он ведь сам хотел серьезный бой…. Вот и получил.

Я иду к зеркалу. Смотрю на губу. Она разбита и распухла. Зато с бровью порядок. Ко мне подходит Аличе.

– Если бы это был настоящий бой, и я поставила бы все свои деньги, я бы все потеряла.

– Да ладно тебе, мы бы с тобой договорились, и я бы свалился в первом же раунде.

Подходит Алессио:

– А я бы, наоборот, все деньги себе забрал. Сам не знаю почему, но я сразу понял, что победишь ты.

– Как это-сам не знаешь почему.

Он снова попал в неловкое положение: хочет что-то сказать, а что – не знает. Я прихожу ему на помощь.

– Давай, сними мне перчатки.

– Держи, я тебе принес льда для губы.

Аличе тоже несет мне бумажную салфетку с кубиками льда.

– Спасибо. Скажи своей подруге, чтобы она набрала холодной воды и протерла лицо Негру. Ему будет легче.

– Она уже это делает.

Аличе смотрит на меня со странной улыбкой. Я заглядываю в зал. Антонелла помогает Яхтсмену делать примочки Негру. С помощью косметики, или если случится чудо, девушка получит свое. Яхтсмена или Негра. Даже не знаю, кто из них хуже. Один, скорее всего, ей не заплатит, второй изнасилует. Но меня это не касается. Я сажусь на скамейку. Прикладываю салфетку к губе. Аличе смотрит на меня. Она хочет что-то сказать. Но как и Алессио, не знает, что именно. Я не иду ей на выручку. Никакого желания. Сейчас, по крайней мере.

– Извини, я пойду в душ.

И ухожу со сцены. Оставляю их одних. На минуту представляю, как Аличе и Алессио ужинают вместе: оба пытаются завязать разговор. Феде не пришла бы от этого в восторг. Но это тоже меня не касается. Через миг, забыв обо всем на свете, я захожу в душ.

16

Тот, кто не видел бар «Ванни», не сможет меня понять. Впрочем, как и тот, кто видел. Останавливаю мотоцикл перед ним. Тут что-то вроде арабского квартала, где много цветных. Женщина с крупными губами и столь же внушительным бюстом разговаривает с лысеющим типом, у которого остатки волос зачесаны так, чтобы замаскировать лысину. На женщине – короткая юбка, открывающая чудные ножки. Конечно, она смеется, слушая рассказ лысого, и при этом отвечает кому-то по телефону, похоже, врет. Лысый притворяется, что ему по барабану, он сует руку в карман пиджака в мелкую белую полосочку. Вынимает сигарету и закуривает. Выпускает кольцо дыма и делает вид, что ему в кайф, а его взгляд так и скользит в вырез платья женщины. Она ему улыбается. Как знать, может, он и раздует в ней огонь. Вокруг царит хаос. Все орут, кто-то просит мороженое похолоднее, парни, сидя на мопедах, обсуждают планы на вечер. Мимо проезжают «Мазерати» в поисках места для парковки. Какая-то «Мерседес» пристраивается во второй ряд. Все здороваются друг с другом, тут все друг друга знают. А вон Джепи, он сидит на мопеде «SH50»: коротко стриженые волосы, на запястье – татуировка браслета в стиле маори и остатки второй татуировки, сделанной давным-давно на костяшке правой руки. Там еще можно прочитать слово «Боль». Может, он думает, что с такой надписью удары, которые он наносит, будут эффективнее Я отстраненно улыбаюсь. Он смотрит по сторонам с безразличным видом. На нем – рваная худи, непонятно какого размера. Пробегает рассеянным взглядом по мне: не узнает. Так даже лучше. Мне надо встретиться с одной шишкой, а Джепи не имеет к этому никакого отношения. Шишка… По крайней мере, так мне видится этот тип, описанный отцом. Он говорил о жутко образованном мужчине, высоком, элегантном, худом, всегда одетом как с иголочки, с длинными волосами, темноглазом, в галстуке «Regimental» с чуть ослабленным узлом. Отец особенно подчеркивал эту деталь: «Немного ослабленный галстук имеет очень большое значение, Стэп, но это пока мало кто понимает».

Думаю, никто его об этом никогда и не спрашивал. Я оглядываюсь по сторонам. Не вижу никого, кто мог бы быть «шишкой». Если присмотреться, то и особо худых здесь тоже не видно. Разве что Джепи. Да, честно говоря, Джепи довольно худой. Ему, правда, недостает всего остального. Он так и сидит на своем мопеде «SH 50». Мимо проходит цыганка лет пятидесяти. Джепи рассеянно смотрит перед собой, и цыганка хватает его со спины за руку.

– Один евро за твое будущее. Я приношу счастье.

– Чего тебе? Ты что, рехнулась?

– Поверь мне, дай я тебе по руке погадаю, милый. – Цыганка начинает водить пальцем по руке Джепи, как бы читая. – Ну вот, вижу удачу…

Джепи испуганно отдергивает руку.

– Да иди ты! Не хочу я знать свое будущее!

Но цыганка настойчива и снова хватает его руку.

– Покажи мне хорошенько, всего один евро, я же сказала.

– Да ты не поняла, что ли? Не трахай мне мозги!

Цыганка не отстает. Она начинает рассказывать его будущее. Не просто так, за деньги! Это становится похоже на какую-то смешную игру. И тут Джепи вырывает руку и плюет ей в лицо. И смеется. Цыганка берет край юбки, обнажая коричневые лодыжки, и вытирает лицо. На щеке появляется светлая полоска, с ее черных губ несутся проклятия:

– Пропади ты пропадом! Я тебе еще покажу!

– Что? Что ты сказала? Повтори! Ну, говори, сейчас получишь у меня!..

Джепи спрыгивает с мопеда, чтобы дать ей тумака, но цыганка убегает. На минуту все увлекаются этой сценой, но тут же возвращаются к своей болтовне. Забавно – можно будет рассказать кому-нибудь за ужином или просто к слову упомянуть Одно точно: Джепи – не тот, кого я жду. Наконец, я вижу его. Вон он. Его вид абсолютно не вяжется с окружающей обстановкой. Сидит себе за столиком и потягивает из стакана что-то светлое. В стакане плавает оливка. У него длинные волосы, как и было сказано. На нем льняной темно-синий костюм, белая, безупречно чистая рубашка. Легкий галстук в черно-синюю полоску доходит до ремня, ноги скрещены. Из-под брюк видны «Top-Sider»[14], не слишком новые, но и не слишком старые: вполне сочетающиеся с ремнем на брюках.