
Полная версия
Страсть и приличия. Благородные сердца: Книга один
– Конечно, нет. – Ханна возмущенно скрестила руки, отказываясь поддаваться на провокацию подруги, несмотря на возникшие опасения.
– Он довольно ладно сложен и, очевидно, сохраняет активный настрой, – Грейс рассматривала полуобнаженного виконта. – Вероятно, это имеет какое-то отношение к тому, почему он до сих пор жив. Трудно сказать, как он выглядит под всеми этими волосами. Жаль, что остались шрамы.
– Грейс! – Ханна жестом попросила подругу понизить голос. – Он может тебя услышать.
– О, я думаю, в свое время виконт слышал что-то и похуже. – Грейс снова пожала плечами: жест, считающийся неприемлемым для леди, но теперь подругу Ханны это совершенно не волновало. – Он почти такой же изгой, как и я. Конечно, сливки общества более чем счастливы принмать мои услуги, когда их беспокоит подагра или они чувствуют приступ ангины.
– Вполне возможно, – Ханна понимала причину горького тона подруги, вызванного изменением обстоятельств ее жизни, – но бедняга заслуживает достойного обращения.
Грейс внимательно посмотрела на нее.
– Надеюсь, ты не привяжешься к нему. Ничего хорошего из этого не выйдет.
– Сейчас ты ведешь себя нелепо, – Ханна взялась укрывать виконта одеялом, скинутым Грейс для осмотра больного. – Если он выживет – что весьма сомнительно, – добавила она шепотом, – и если у него хватит ума найти себе жену, то могу заверить тебя, это буду не я.
– Прекрати недооценивать себя, – упрекнула Грейс, защищая подругу. – Из тебя вышла бы отличная жена. И не твоя вина, что джентльмены – дураки, предпочитают более доступных девушек с приданым. Единственное, что я хочу заметить: не редкость, когда пациент влюбляется в свою медсестру. И тебе не стоит забывать, почему виконт стал изгоем.
Ханна несколько раз моргнула.
– Я думала, что ты приверженец науки – ну, науки о травах, – и не приемлешь суеверия. Ты веришь в проклятие Блекторнов?
– Даже твой отец верит в проклятие, а он священнослужитель. – Грейс принялась рассматривать свои ногти. – Мы обе знаем, что такое случается: матери умирают во время родов. Глупые врачи заставляют их лежать в кровати по нескольку дней, если не недель, лишая силы. Затем они настаивают, чтобы бедные женщины рожали на спине, только лишь для того, чтобы за ними было легче наблюдать. Добавь к этому списку регулярные чистки и кровотечения, используемые ими в качестве обычной практики, не говоря уж о полном отказе от травяных средств, помогающих женщинам на протяжении многих поколений… – она с отвращением подняла руки.
Ханна кивнула.
– Именно поэтому я думала, что ты сочтешь проклятие настоящей чепухой. Мать виконта, вероятно, умерла при родах под наблюдением такого врача. Хотя полагаю, их предки были рождены с помощью акушерки и старых методов.
– Мое мнение таково: независимо от того, какой уход был оказан, есть пять поколений женщин, умерших при родах своих первенцев – сыновей. Дважды в одной семье – грустно, но ничего удивительного, трижды – это уже беда. Но пять поколений подряд? Это неестественно.
Огонь уже давно прогрел холод старых каменных стен комнаты, но по позвоночнику Ханны пробежала дрожь.
– Значит, ты веришь, что любая женщина, вышедшая замуж за виконта, обречена умереть во время родов?
– А ты так не думаешь?
Теперь пришла очередь Ханны пожимать плечами, ее взгляд вернулся к измученному облику виконта.
Похоже, она не единственная, кому суждено провести жизнь в одиночестве, хотя, по крайней мере, на ее совести не будет смерти супруга. И опять же, у нее никогда не будет своего ребенка.
Глава 5
Мисс?
Уильям уставился на женщину в мягком кресле рядом с кроватью. Она спала. По-джентльменски следовало бы разбудить ее и сообщить, что за ним больше не нужен присмотр. Но он не мог сделать этого, находя ее присутствие успокаивающим. Отведя взгляд, он посмотрел на свою руку. После того как ему сообщили, что он жив и у него есть рука, что было взаимоисключающими фактами, он с удивлением обнаружил, что конечность по-прежнему прикреплена к его телу. Рана была аккуратно перевязана, и боль, когда-то сводившая его с ума, была не так сильна. Он пошевелил пальцами и почувствовал облегчение, когда они послушались его, хотя и слабо. Огонь, обжигающий руку при движении, остановил его от дальнейших экспериментов.
Слабый смешок вырвался из его груди, когда он, оглядевшись, узнал комнату своего отца в поместье Блекторн. Все-таки несмотря ни на что ему удалось проделать этот путь с Пиренейского полуострова. Вспомнив о своем незапланированном визите в церковь в Хартли, Уильям снова посмотрел на спящую женщину. Ах, да! Он вспомнил ее. Дочь викария с чудесным голосом. Что она делает у его постели? Причудливые сны, должно быть, переплелись с кошмарами, потому что невозможно, чтобы леди делала все то, что всплывало во фрагментах его воспоминаний.
Уильям издал стон, пытаясь окликнуть своего камердинера или лакея – кто-то же должен был присматривать за ним вместо нее. Проснувшись от слабого звука, женщина потянулась как кошка. Не открывая глаз, она выгнула спину, отчего кремовое платье с высокой талией обтянуло ее женственные формы. Если бы она знала, что он наблюдает за ней, то сладострастные движения свидетельствовали бы о плохом воспитании, или о существовании значительной степени близости между ними.
Она явно даже не предполагала.
Уильям попытался отвести взгляд, но этот образ, движение рук и стана, теперь навсегда въелись в его мозг. Смотреть в сторону казалось бессмысленным, и после небольшой паузы он все-таки решил восстановить капельку приличия и прокашлялся, извещая, что он в сознании.
Ее глаза тут же распахнулись.
– Вы проснулись.
Она улыбнулась, и невозможные образы тут же заполонили его мозг. Он вспомнил, как она ухаживала за ним, успокаивала, лежала на нем, удерживая, пока та зеленоглазая ведьма делала гадкие вещи в его ране. Гадкие вещи, спасшие как его жизнь, так и его руку. Уильям пытался понять, что было на самом деле, а что вызвано лихорадкой.
– Должно быть, вы хотите пить. Давайте, я принесу вам, – дочь викария встала и пригладила волосы. – Не переживайте, я добавлю немного бренди. Никогда не видела, чтобы больной настолько не любил травяные чаи и настойки. Бренди – единственное, что может заставить вас прекратить плеваться и выкрикивать проклятия.
Ее слова звучали нелепо, джентльмен никогда не стал бы плеваться и выкрикивать проклятия в присутствии леди. К сожалению, у Уильяма сейчас не было сил спорить. Позволив ей помочь ему немного приподняться, он осторожно отхлебнул из чашки, которую она поднесла к его губам.
– Почему? – вместо слов у него вырвался хрип, но он попытался снова. – Почему вы здесь?
– Мне казалось, это очевидно, милорд, – ответила она, убрав чашку, а потом взбила подушку и поправила одеяло.
– Где же слуги? – удивился он, и его голос перешел в шепот, когда сознание поддалось подступающей тьме.
В следующий раз, когда Уильям открыл глаза, его насильно поили отвратительным пойлом, и вокруг все было так обрызгано и испачкано, что Уильям вспомнил свое негодование по поводу обвинения в плевании. Держа ложку у его губ, мучительница поглаживала ему горло, как проклятому псу, вызывая рефлекс глотания.
– Черт возьми, женщина, – он отдернул голову от ее рук.
– Ну вот, теперь проклятия, – она со вздохом убрала ложку. – Я знаю, что это ужасно на вкус, милорд, – ее тон звучал смиренно, но без сожаления. – Но все для вашего же блага. С каждым днем вы выглядите лучше. На этой неделе намного лучше, чем на прошлой.
На этой неделе? Ее кремовое платье было заменено на простое, но притягивающее взгляд, голубое, волосы были заплетены в косу вокруг головы, а не собраны в пучок, как в тот день, когда они в последний раз говорили… когда бы это ни было. Подняв руку, чтобы почесать челюсть, Уильям обнаружил бороду, а не обычную легкую щетину.
Игнорируя его сердитый взгляд, сиделка снова поднесла ложку к его плотно сжатым губам. Ее плечи были поникшими; Уильям заметил, что под глазами девушки пролегли тени.
– Милорд, не могли бы вы, пожалуйста, прекратить бороться со мной?
Уильям почувствовал угрызения совести, и мотнул головой в сторону отвратительного на вкус лекарства.
– Что это?
– Старый, но мощный рецепт, – сказала она, и ее лицо просветлело. – Грейс клянется, что эта настойка применялась расхитителями могил во Франции в годы чумы. Эти воры не болели, продолжали жить и наслаждаться нечестной добычей.
– Расхитители могил? – Уильям фыркнул.
– Инфекция не выбирает человека, милорд. – Ее тон был чопорным, но Уильяму удалось обнаружить намек на улыбку.
Ее умозаключения были правильными. Страдания и смерть не заботились о человеческих различиях. Если истории его семьи было недостаточно, чтобы преподать ему урок, то пять лет войны раскрыли перед ним горькую истину. Понимая, что ведет себя как ребенок, он открыл рот и позволил напоить себя мерзкой смесью. Напиток был горьким и пахнущим чесноком, но, похоже, действенным, ведь несмотря ни на что больной был все еще жив. Но виконт был бы более благодарен, если бы лекарство не было страшнее, чем болезнь.
– Молодец, – пробормотала Ханна, когда он допил последнюю каплю; ее улыбки было достаточно, что простить командный тон. – Как насчет мясного бульона миссис Поттс, чтобы прогнать горький привкус? Теперь, когда ваша лихорадка закончилась, пришло время набираться сил.
Не представляя, насколько он похудел, Уильям глянул вниз и с облегчением заметил, что, несмотря на непривычную худобу, ему еще далеко до кожи и костей.
Пока дочь викария колдовала у буфета – снимала серебряную крышку, накрывающую тарелку с ароматным супом, – он пытался собрать воедино все свои мысли. Существовали вопросы, на которые ему хотелось получить ответы, но каждый раз, когда он, наконец, формулировал их, Ханна подносила ложку к его губам. Раньше он никогда не обращал внимания, сколько усилий нужно, чтобы просто глотать, и, опустошив половину тарелки, Уильям вновь почувствовал, насколько он слаб, истощение сокрушило его.
В следующее пробуждение его мочевой пузырь любезно напомнил о себе. Несмотря на то, что Маркхем опустошал горшок без каких-либо жалоб, Уильям предпочитал без надобности не перегружать камердинера и по возможности ходил в уборную. Делать это посреди ночи было не самым его любимым занятием, но, ворча, он попытался подняться со своей койки. Как ни странно, тело отказывалось подчиняться. Когда же он открыл глаза, то увидел освещенную камином спальню, а не свою аккуратную, но функциональную офицерскую палатку.
Что за черт?
В один момент память вернула ему его место нахождения. Паника тут же ослабла, когда он увидел дочь викария, свернувшуюся в кресле возле кровати и читающую книгу. Она была одета в бледно-голубое платье, то же самое, в котором он видел ее в последний раз, и это заставило его поверить, что сейчас тот же день.
– Извините меня, мадам.
Его невнятное бормотание привлекло ее внимание, и она встала.
– Приятно видеть, что вы снова проснулись, милорд. – Она убрала волосы с его лба, проверяя температуру. – Никаких признаков лихорадки. Как думаете, вы могли бы съесть еще немного бульона?
– Пожалуйста, – сказал он, одновременно прочищая горло покашливанием. – Пожалуйста, позовите моего камердинера или лакея.
Она подняла брови.
– Здесь только я, милорд, и мистер Поттс. Но боюсь, лестница слишком высокая, и он перетрудил ноги в первые несколько дней.
Нахмурившись, Уильям попытался понять смысл ее слов. Его потребность становилась все насущнее, и он беспокойно ерзал в кровати. Желая поправить свой требовательный орган, но не в состоянии сделать этого перед дамой, Уильям автоматически дернул рукой в его направлении.
Заметив это движение, она поморщилась.
– О, я понимаю.
Отойдя от кровати, она вернулась с бутылкой странной формы. Сначала озадаченный, он понял ее предназначение, когда дочь виконта положила бутылку возле его ноги и взялась за одеяло, чтобы отодвинуть его.
Он схватил ее за запястье.
– Что, во имя бога, вы собираетесь делать?
– Помочь вам, конечно.
– Но вы же женщина… леди.
Ее губы сжались в тонкую линию.
– И единственный человек здесь, так что давайте не будем поднимать шум? Не волнуйтесь. Я справлялась с этим уже дюжину раз.
Его глаза расширились от ужаса.
– Меня не интересует ваше мастерство, мадам. Меня беспокоит неуместность ситуации.
– О боже, – вздохнула она и позволила одеялу упасть на место. – Вы в здравом уме? Не думала, что, когда лихорадка исчезнет, у нас все усложнится.
– Ситуация не сложная, она непостижимая. Не могли бы вы объяснить мне, почему леди выполняет такое интимное действие для недееспособного джентльмена?
– Недееспособного больного, – поправила она. – А не по какой-то похотливой причине, которую ваш солдатский ум может предположить?
Уильям раздраженно сжал здоровую руку в кулак.
– Не сочтите за неуважение, мадам, но поскольку сейчас я полностью в своем уме, я настаиваю, чтобы ко мне пришел слуга – мужчина.
Тон его сиделки смягчился, но она медлила с ответом.
– Мне очень жаль, милорд. Я не знаю, является ли это результатом перенесенной лихорадки, но мне кажется, вы страдаете галлюцинациями. Кроме мистера и миссис Поттс – пожилого смотрителя и его жены, – сказала она осторожно, как будто он мог забыть пару, практически вырастившую его, – в поместье Блекторн нет других слуг, ни мужчин, ни женщин. Они были уволены много лет назад, вскоре после похорон вашего отца.
Уильям смотрел не моргая. Это было десять лет назад. Кому же он платил жалованье все эти годы?
Этой тайне придется подождать, его нынешняя дилемма сейчас занимала все мысли. Если девушка говорила правду – а Уильям не мог придумать причин для ее лжи, – другой помощи ему ждать было неоткуда. К своему стыду, он не был уверен, что сможет справиться в одиночку в своем состоянии.
– Дюжину раз, говорите?
– По меньшей мере, – кивнула она, и покрасневшие щеки выдали ее волнение, скрываемое за маской невозмутимости. Он мог только представить, насколько легче ей было справляться с недееспособным больным, нежели с постоянно возмущающимся.
– Что ж, хорошо. – Стиснув зубы, он молился, чтобы тело не предало его. Никогда раньше его интимного места не касались женские руки, и ее нежное прикосновение, по меньшей мере, тревожило. Еще свою роль играл вопрос ее привлекательности. Сострадательная женщина вышла за рамки обязанностей, выполнение которых можно было ожидать от дочери викария. Уильям мог только предположить, что ее муж – святой, потому что любой другой мужчина вряд ли позволил бы жене заботиться о больном подобным образом.
– Все готово, – сказала она через мгновение, которое, казалось, тянулось вечность. – Я оставлю вас ненадолго и вернусь, чтобы забрать бутылку, когда вы закончите. Как думаете, вы справитесь самостоятельно?
Подавляя желание выругаться, он снова кивнул. Облегчение затопило его, когда она отвернулась и вышла из комнаты, хотя это, конечно, не заглушило чувство глубокого стыда.
Какая-то часть мозга Уильяма задалась вопросом: находится ли он все еще в кошмарном сне, или уже, наконец, отправился в ад. Любой из этих вариантов был более терпимым, чем та ситуация, в которой он сейчас оказался.
∞∞∞
– Это возмутительно! Почему вы не позвали меня раньше?
Уильям проснулся от звука спора, который велся над его головой.
– Мы были слишком заняты, доктор. И мы не виноваты, что управляющий поместьем лорда Блекторна так долго посылал за вами.
– Это безобразие, – крикнул доктор слишком громко. – Его светлость должен был находиться под присмотром врача, а не парочки невежественных мисс, пичкающих его бесполезными травяными средствами.
– Бесполезными травяными средствами, которые спасли ему жизнь.
– Я врач и мне судить об этом.
– Думаю, я праве судить. Лучший показатель – моя спасенная жизнь, – пробормотал Уильям. Услужливый врач, которого виконт плохо помнил со времен детства, развернул повязку на руке и начал щупать рану. Уильям, оттолкнув руку доктора, встретился с пристальным взглядом своей сиделки и почувствовал облегчение в груди от ее близости.
– Лорд Блекторн, я доктор Купер. И являюсь вашим врачом с тех пор, когда вы еще были мальчиком, – сообщил доктор без надобности. – Совсем недавно я узнал, что вы вернулись в Хартли и нуждаетесь в медицинской помощи. Должен признаться, что потрясен полученным вами лечением, или, точнее, его отсутствием. Эта… эта… женщина, – он указал на темноволосую барышню, стоящую у изножья кровати, – призналась в своих манипуляциях, равносильных операции, а потом она поила вас всевозможными мерзкими и бесполезными отварами.
– Я просто очистила рану, удалила металлические осколки и фрагменты униформы виконта, которые продолжали гнить, – зеленые глаза женщины вспыхнули. – Травяные средства, назначенные мной, эффективно использовались многими поколениями целителей.
– Бабушкины сказки, – с насмешкой произнес доктор. – Его светлость должен был лечиться ртутным тоником для борьбы с миазмами и детритом, введенным в рану, чтобы стимулировать просачивание. Это единственный способ, способствующий исцелению.
– Мне сказали, что рана не заживет, и единственная надежда на исцеление – ампутация, – Уильям беспристрастно изучал свою искалеченную, но явно заживающую руку. – Хотя не буду спорить, что отвары действительно были мерзкими, – потемневшим взглядом он глянул на дочь викария. – Забота, полученная мною от этих двух дам, похоже, сделала то, что военные хирурги объявили невозможным. – Он посмотрел на врача, бросив ему вызов отрицать очевидное.
– Настойки и травянистые компрессы – устаревшие формы лечения, они отвергаются современной наукой, милорд, – доктор Купер брызгал слюной. – Вам срочно нужно сделать кровопускание, а потом неоднократно чиститься.
Уильям прищурился.
– Думаю, я достаточно пролил крови на поле боя.
Что касается чистки, то мысль о том, что его заставят неоднократно изгонять желчь из желудка, когда он и так уже слаб, как котенок, выглядела малопривлекательной.
– Если вы настаиваете на продолжении ухода этой парочкой некомпетентных, незамужних мисс, – доктор снова указал на зеленоглазую леди, – повитухой с мешком, полным трав, – затем он указал на ангела Уильяма, – и дочерью викария, тогда я отказываюсь нести ответственность за результат, мой господин.
– Принято к сведению, – Уильям скрыл свою реакцию на откровения доктора и отпустил его одним движением пальцев.
Врач вышел, что-то бормоча себе под нос о маловероятности полного излечения раны Уильяма. Но виконта это уже не волновало. Он сосредоточил взгляд на девушке, которая так умело ухаживала за ним интимно, в одиночку бог знает как долго.
Она была мисс?
Глава 6
Приличие
Ханна наслаждалась тем, как виконт поставил доктора Купера на место – он очень своевременно проснулся. Она была обеспокоена, что врач примется настаивать на своих изнурительных методах лечения, уничтожая всю пользу выполненной ими работы.
Годами наблюдая, как страдает мать, Ханна утратила веру в медицинское братство. Оглядываясь назад, она сожалела, что отец не доверил лечение тете Грейс, с ее многолетним опытом, а выбрал так называемую современную медицину. Нескончаемый поток врачей вытянул последние силы из обоих родителей: из матери – жизненную силу, из отца – остатки его скудных финансовых запасов. Хоть Ханна и сомневалась, что мать можно было спасти от изнуряющей болезни, в итоге закончившейся смертью, но последние месяцы можно было сделать менее изматывающими. Если бы ей только предложили лекарство не излечивающее, а хотя бы смягчающее симптомы, вместо постоянных чисток и лекарств, приносящих, казалось бы, больше вреда, чем пользы.
Виконт кивком подал знак Грейс, чтобы та опять перевязала рану. Единственным с его стороны признаком понимания, что Ханна тоже находится в комнате, был хмурый взгляд. В этом не было ничего удивительного. События, произошедшие предыдущим вечером, были неприятны для них обоих. Ханна почувствовала облегчение, когда он уснул, не доев и половины порции бульона, хотя это оставило нерешенным вопрос об ее интимном уходе за ним. Сегодня утром он выглядел крепче, и она сомневалась, что виконт так просто забудет обо всем.
После ухода Грейс Ханна с ужасом ждала, когда настанет момент расплаты. Она не могла отрицать, что ухаживала за виконтом без посторонней помощи и без компаньонки, чем пересекла все границы уместности, но ее это не особенно беспокоило. Оглядываясь, назад, возможно, ей стоило переживать немного больше. В то время как положение старой девы было бесповоротно принято ее окружением в деревне, она боялась, насколько далеко могла отклониться от общепринятых норм в целом. Не были ли нарушены пределы элементарных приличий.
Скрывая тревогу за занятостью, Ханна принялась поправлять одеяло виконта.
– Надеюсь, доктор не расстроил вас своими предрассудками, милорд. Методы Грейс можно считать старомодными, но она прекрасный целитель.
– Это не подлежит сомнению. – Виконт взглянул на руку, прежде чем пронзить Ханну осуждающим взглядом. Она поняла, что это было сделано для запугивания, и получилось, к слову сказать, ужасающе эффективно. Это умение, без сомнения, было отточено за годы службы в качестве офицера. – Хотя смею заметить, мое выздоровление в немалой степени связано с вашим усердным уходом. – Его комплимент никак не вязался с тоном голоса. Внутренности Ханны перевернулись.
– Благодарю вас, милорд, – ответила она не в силах сдержать дрожь в голосе. – Вам что-нибудь нужно?
– Ответы! – рявкнул он настолько громко, что Ханна вздрогнула. – Я не вынесу больше этого гнусного дозирования снадобий, и бульон я больше есть не хочу. Яйца, бекон, тост, да даже овсянка была бы предпочтительней. Я взрослый мужчина, а не пеленатый малыш, и мне нужно подкрепиться, но не раньше, чем вы назовете мне свое имя. А потом я хотел бы получить объяснение, почему за мной ухаживали вы… одна… мисс… а не миссис! – Его голос становился громче с каждым словом и закончился бы, возможно, криком, если бы виконта не одолел приступ мучительного кашля.
– Я называла вам свое имя несколько раз, милорд, – Ханна поднесла стакан к его губам, когда он перестал кашлять. – Я мисс Ханна Фостер – факт, который я и не пыталась скрывать.
– Дочь викария? – удалось ему прохрипеть.
– Да. Мы с вами вместе играли, когда были детьми.
– Разве вы не должны быть замужем? Иметь собственную семью? Сколько вам лет?
Ханна побледнела. Джентльмены никогда не расспрашивают даму об ее возрасте, ни один не позволил себе спросить с тех пор, как она стала девушкой. Смущенная и возмущенная, она гордо подняла подбородок.
– Это вас не касается, сэр.
– Определенно касается, когда я обнаруживаю, что сиделка, раздевающая меня, купающая, вручную помогающая мне с моими природными потребностями в течение последних десяти дней, является незамужней женщиной, не состоящей в браке… молодой… девицей!
Румянец обжег щеки Ханны от воспоминаний, которые вызвали слова виконта, но она выдержала его взгляд… с достоинством. Сейчас перед ней находился настоящий мужчина, то бодрствующий, то спящий, но он не казался ей таким пугающим, когда был без сознания.
– Я незамужняя девица двадцати семи лет, милорд, – решительно сказала она. – На два года старше вас, и вряд ли кто-то сочтет меня молодой.
– Дело не в этом. Как, во имя бога, ваш отец мог допустить это? Он что-нибудь знает о том, чем вы тут занимаетесь?
– Конечно, он знает, – Ханна отвела глаза в сторону.
– Но предполагает, что вам помогают мистер и миссис Поттс?
– Ну… да. Как я объяснила вам вчера вечером, колени мистера Поттса начали болеть после первых двух дней, и миссис Поттс не в состоянии бегать вверх и вниз по лестнице…
Взмахом руки виконт заставил ее замолчать.
– Почему же тогда вы не нашли кого-нибудь другого, чтобы позаботиться о моих личных нуждах, когда стало очевидно, что чета Поттс не сможет вам помочь? Вы же, конечно, оценили неуместность ситуации?
Ханна резко выдохнула, устав от споров.
– Конечно, я позаботилась бы о том, чтобы нанять помощника-мужчину, но у меня не было возможности заплатить ему.
– Я бы вам возместил.
– Простите мою прямоту, милорд, но после вашего прибытия, шансы на то, что вы выживете, показались мне маловероятными. Мы никого не смогли найти кроме Грейс, согласившейся прийти в поместье Блекторн за плату, которую я не могла гарантировать.
С раздраженным вздохом виконт провел рукой по своим спутанным локонам. Каждый день Ханна уделяла немало времени расчесыванию его темно-каштановых волос. Она даже вымыла их отваром овсянки, чтобы очистить от крови, пыли и мусора, которые накопились за неизвестно сколько недель до его прибытия. И все равно каждое утро его волосы походили на стог сена.