Кукла затворника

Ольга Володарская

Кукла затворника

© Володарская О., 2019

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

* * *

Все персонажи и события этой книги вымышлены. Любое совпадение случайно…

Пролог

Ирина Андреевна Краснова была уже немолода, но свои года признавать не желала. Семьдесят – всего лишь цифра, говорила она тем, кто ей напоминал о возрасте. Себя она ощущала даже не на сорок пять, а на семнадцать. Требовала, чтоб ее называли Ирусиком, и носила короткие юбки с яркими колготками. Еще любила огромные заколки, солнцезащитные очки и значки. А слабость питала к татуировкам. Но набивать их не решалась. Переводила на тело детские наклейки.

Ирусик воспринималась всеми как городская сумасшедшая. На нее показывали пальцем, над ней подсмеивались, а кто-то откровенно ржал в лицо и обзывал чокнутой старухой. Обычно так агрессивно на нее реагировали соседки-ровесницы. Сидя на лавке у подъезда, они клеймили проституток, наркоманов и Ирусика. Та считала, что бабки ей просто завидуют. Они старые кошелки, а она молодая, энергичная и креативная. Она ходит в ночные клубы, и там с ней постоянно знакомятся молодые парни. Они угощают Ирусика коктейлями и говорят комплименты. Среди этих ребят попадались те, кто был не прочь продолжить общение за стенами заведения. Пара даже на интим намекала. Но Ирусик не была идиоткой (всего лишь женщиной с чудинкой) и понимала, что не следует переходить границы. Спать с мужчинами, что годятся во внуки, противоестественно. Она родилась при Хрущеве, а они могут и не знать, кто это. Да и тело Ирусика утратило свою прелесть. Ножки в ярких колготках – прекрасны. Стройны, длинны. Но голые… На них вены взбухшие и противные веснушки, появившиеся с возрастом. Про грудь лучше и не вспоминать. Она просто стекла вниз, повинуясь закону гравитации. И как, зная свои недостатки, раздеться перед молодым?

Но ровесники Ирусика тоже не привлекали. Хотелось взрослого, но не пня замшелого. Если пенсионера, то военного. Лет пятидесяти пяти. И она пыталась найти такого. Ездила отдыхать исключительно в пансионаты и санатории от Минобороны, пока не поняла, что приличные мужики при женах, а пьющие, травмированные, морально или физически, Ирусика не привлекали. Хотела партнера по себе: энергичного, веселого, заводного, крепкого телом и духом, но с жизненным опытом и… загорелой лысиной. Глубокие морщины у глаз ее тоже привлекали. Ей думалось, что такие мужчины добродушны и смешливы. Лысые же просто чертовски привлекательны. Другим буйные седые шевелюры подавай, Ирусе же – смуглую плешь. Ее идеалом когда-то был Адриано Челентано. Но с возрастом он поистрепался. В отличие от Владимира Познера. Этот только похорошел, и, несмотря на то что он был значительно старше Ирусика, она не отказалась бы от такого мужчины…

Но Познер недосягаем. Зато есть Павел Иванов – сосед. Он чем-то похож на известного ведущего. Лысина, прищур, суровый рот, все как у Познера. Стати не хватает, увы, зато Иванов выигрывает в другом – ему всего шестьдесят.

В дом, где Ирусик прожила треть жизни, он въехал всего год назад. До него в квартире обитала старушенция, имевшая нескольких котов. Они не были кастрированы и метили все углы. Каждый из них дожил до глубокой старости. Так что запах впитывался в ковры, занавески, обувь годами. Через дверь пахло не сильно, всего лишь пованивало, но когда она распахивалась, вся лестничная клетка наполнялась смрадом.

Когда старая кошатница умерла, а двух ее оставшихся питомцев увезли в приют, квартира пустовала полгода. По истечении этого срока в нее въехал Павел, как все решили, наследник покойной. Скорее всего, племянник. Сосед оказался очень нелюдимым. На приветствия он вежливо отвечал, как и на нейтральные вопросы, но когда Ируся заявилась в гости с кексами собственного приготовления, не пустил ее на порог и от угощения отказался. Сказал, что занят, а мучное не ест. Яблоки из собственного сада (не было у нее его, купила у метро) Павел также отверг. А когда Ирусик попросила глянуть на свой сгоревший утюг, сообщил, что не разбирается в технике. При этом он был учтив, улыбчив, даже очарователен. На него было трудно обижаться, а тем более злиться. Новый хозяин квартиры вывез все пропитанные кошачьей мочой вещи на помойку, сделал косметический ремонт со сменой линолеума, обоев, покраской межкомнатных дверей и окон, и на лестничной площадке стало приятно дышать.

Он вообще оказался идеальным соседом: никого не заливал, не слушал музыку по ночам, не сверлил с самого утра, не приводил шумных компаний. Но посетители у Павла бывали. Заинтересовавшаяся им Ирина Андреевна Краснова поглядывала в дверной глазок и баночку подставляла к стене, разделяющую их с господином Ивановым квартиры. Выяснилось, что к нему захаживают люди разных полов, Павел имеет с ними беседы (о чем конкретно, Ирусик не разобрала, как ни старалась), но у себя надолго никого не оставляет. Значит, не имеет никаких отношений, ни серьезных, ни мимолетно-сексуальных. Что странно. Не старый еще, привлекательный, с виду здоровый…

Или только с виду?

Ирусик частенько думала о Павле. Мысленно примеряла его… не на себя, он мужчина, а не мини-юбка… к себе. И делала вывод, что полный импотент устроил бы ее больше, чем извращенец. Да, секса ей все еще хотелось, но жила она без него почти десять лет, и ничего, а сможет ли с ним, но противоестественным? К нему Ирусик относила и совместный просмотр порно, переодевания, применение игрушек из спецмагазинов. Она была продвинутой и современной во многом, но только не в вопросах секса. Она родилась, выросла и сформировалась как личность в стране, где его не было!

Этим утром, выходя из дома, Ирусик, как водится, приостановилась у двери Павла. Это уже стало для нее привычкой. При кошатнице она пулей пролетала мимо, чтобы сразу кинуться по лестнице вниз. Но когда воздух не испорчен, почему бы не помедлить. Спокойно убрать ключи в сумочку, повесить ее на плечо, поправить одежду… А заодно прислушаться, не доносятся ли из-за двери какие-то звуки. Иногда они долетали. Но крайне редко. Вот и сегодня Ирусик услышала тишину. Она уже хотела шагнуть на лестницу (жила на втором этаже и ходила пешком), как обратила внимание на то, что дверь только прикрыта, а не заперта. Она отходила от косяка всего чуть-чуть, но как этого не заметить, если сосед никогда не оставлял ее в таком виде? Даже когда выходил к мусоропроводу, замыкал на ключ.

Ирусик взялась за ручку, нажала на нее. Выждала несколько секунд на случай, если хозяин в прихожей и просто обувается. Но никто не выбежал на площадку с возмущенными криками. А Павел мог бы! Как-то у его двери, к слову – дорогой, немецкой, отирались подростки из подъезда, так он их матюгами погнал. И это человек, от которого до этого никто грубого слова не слышал.

– Эй, хозяин, – прокричала Ируся. – Ты дома?

Но ей не ответили.

– Я вхожу, – предупредила Краснова, после чего толкнула дверь.

В прихожей горел свет. Благодаря этому Ирусик смогла осмотреть обстановку: шкаф-купе, тумбу со стоящей на ней вазой, напольное зеркало, пуфик у обувницы, циновку на полу. Бедненько, но чистенько.

Она думала, разуваться или нет, пока не увидела на полу пятно. Не в прихожей, а уже в коридоре, начало которого просматривалось от двери. Темное и большое. Оно застыло, приобретя форму сапога. На карте мира примерно так выглядит Италия.

Ирусик пересекла прихожую и замерла перед пятном. Ей уже было страшно. Потому что оно ей показалось кровавым…

Медленно и осторожно Ирина Андреевна повернула голову направо. Италия плавно перетекала во Францию. За ней шли Германия и Польша. А вот Белоруссия слилась с остальными странами… Огромная лужа крови, растекшаяся под телом мертвого человека, если и напоминала своими очертаниями карту Европы, то Ирусик этого не заметила. Она видела только израненный труп Павла. Его тело пронзили чем-то острым не раз и не два… Десять? Да, пожалуй. А чем именно, стало ясно секундой позже. Ирусик увидела нож. Обычный кухонный. Он валялся рядом с трупом. А еще кукла. Нежная, красивая… Залитая кровью. Будто погибавшая вместе с Ивановым.

Часть первая

Глава 1

Вася Барановский любил свою работу настолько, что готов был ее бросить, потому что не считал себя достойным ее. Он мечтал стать милиционером с детства. Его кумиром был Глеб Жеглов, и «Место встречи изменить нельзя» Вася пересматривал десятки раз. Как и «Знатоков», и «Ларец Марии Медичи». Не удивительно, что после десятого класса Барановский стал поступать в высшую школу милиции, но… Срезался на первом же экзамене по русскому, сделав больше десяти чудовищных ошибок в диктанте (описки и исправления уже никто не считал). Вася страдал от дислексии. И если читал еще более или менее, то писал безграмотно. Занятия с репетитором помогали, но не спасали от провала на диктанте. Пришлось пойти в армию, а затем поступить на коммерческое отделение юрфака. Отучившись там, Барановский стал-таки оперативным работником МВД.

С тех пор прошло шесть лет. Вася разменял четвертый десяток и дослужился до майора. То есть все только начиналось, и Барановский мог уже не карабкаться по карьерной лестнице, а взлетать по ней, но…

Он не думал о чинах и званиях. О повышенной зарплате и пенсии по выслуге. Ментом он стал, чтобы ловить преступников и наказывать их. Как Глеб Жеглов. Тот говорил, что вор должен сидеть в тюрьме, но как упрятать туда, к примеру, депутата? Или его же покарать за избиение? Напился, пустил в ход кулаки, утром протрезвел, всем дал денег, чтоб «инцидент» замяли, и кому какое дело до справедливости?

Вася взяток не брал. Никогда и ни за что. Но не мог не реагировать на давление сверху. Бывало, что ему приказывали закрыть глаза на что-то. Приходилось подчиняться. И за это Барановский себя не уважал. Мог бы стоять до конца. Но не видел он себя Дон Кихотом, сражающимся с ветряными мельницами. Поэтому и подумывал о том, чтобы уйти из органов…

– Товарищ майор, – услышал Барановский визгливый голос стажера Светозара. Он являлся внуком генерал-полковника МВД по местному округу. Слово «геморрой» ассоциировалось у Васи именно с этим пареньком. – Вы ЭТО видели? – И указал глазами на окровавленный нож, валяющийся возле трупа.

Естественно, товарищ майор видел его. Как и раны на теле покойного. И сделал вывод, что нанесены они совсем другим колюще-режущим предметом.

На вызов они приехали пятнадцать минут назад. В полицию позвонила соседка жертвы, Ирина Андреевна Краснова, дама весьма специфического имиджа. Когда Василий увидел ее впервые, напрягся. Решил, что перед ним не совсем адекватный человек. Но Ирусик (она просила называть себя именно так) оказалась более чем нормальной. Она не просто вела себя спокойно, еще и на все вопросы отвечала четко, по существу.

– Вы хорошо знали соседа? – первое, что спросил у нее Вася.

– Можно сказать, совсем не знала. Он не так давно въехал и держал дистанцию.

– А ключи от своей квартиры он вам оставил, чтоб вы цветы поливали? – Вася видел, что в доме нет растений, но человек, обнаруживший труп, подозревается первым, и его надо прощупать.

– Паша никого из соседей за порог не пускал. Я же сказала вам, что он…

– Держал дистанцию? Помню. Но дружить и оказывать мелкие услуги – две разные вещи.

– Не было у меня его ключей. А у него, как теперь оказывается, цветов. Даже алоэ паршивого. Только куклы…

Да уж. Именно они населяли квартиру.

Куклы стояли в стенке, сидели на кресле, лежали на кровати, а одна… плавала в луже крови, вытекшей из тела Павла Иванова.

– Я увидела незапертую дверь и вошла, – продолжила Ирусик. – Подумала, вдруг случилось что…

– Например?

– Плохо стало человеку. Приступ случился, когда он домой возвращался с прогулки. Войти успел, а запереться по привычке – нет. Или наоборот: захотел покинуть квартиру, а тут бац – давление скакнуло…

– Об ограблении мыслей не было? Обычно, если соседи видят незапертую дверь, думают, что ее вскрыли.

– Да что у Паши брать?

– Вы же не знали, что у него есть.

– Да, но у нас тут олигархи не живут. А телевизоры да микроволновки кому сейчас нужны?

– И все же потерпевший поставил дорогущую немецкую дверь с двумя замками и цепочкой, – пробормотал Василий. Он говорил не со свидетельницей, а с самим собой. Но она услышала его.

– Мне это сразу показалось странным. Думала первое время, что Паша хочет отгородиться ото всех, и запоры ему психологически помогают. Но когда я поняла, что у него бывают гости, усомнилась в своих выводах…

– Значит, бывали гости?

– Редко, но да.

– Что за люди?

– Обычные. Мужчины, женщины. Заходили на некоторое время к Паше. Максимум на полчаса. Проводив их, он сразу запирался.

Все то время, что они беседовали, Ирина Андреевна водила носом. Вася не выдержал, спросил:

– К чему принюхиваетесь?

– Кошачьей мочой все равно пахнет, – сказала она. – Но не пойму, откуда.

И не успел Барановский оглянуться, как Ирусик, хрустнув коленями, брякнулась на четвереньки и заглянула под кровать.

– Нашла, – выкрикнула она и вытащила из-под нее обувную коробку.

– Ирина Андреевна, – гаркнул на женщину Барановский. – Вы на месте преступления находитесь, не смейте тут ничего трогать!

– Поздно, я уже, – с виноватым видом пробормотала она. – Извините.

Василий помог женщине подняться на ноги, а сам присел на корточки. Коробка была новой, и пахло не от нее – из нее. Воняло, если точнее. Откинув крышку, Барановский заткнул нос. Источником «аромата» была кукла. Замусоленная, в грязном платье, со сбитыми волосами. И все же она была прекрасна. Чудесное личико, очень реалистичное, с восторженными карими глазами. Пухлые, чуть напряженные ладошки… Так и хочется чмокнуть в ямочки на них. Как будто ребенок увидел свое любимое лакомство, приготовился взять его, но по воле какой-то злой волшебницы обратился в куклу.

– О, я узнаю ее, – встрепенулась Ирусик. – Один из котов бывшей хозяйки этой квартиры вечно с ней таскался. Даже спал. Нашел где-то на помойке, когда еще дворовым был. Соседка его приютила вместе с этой игрушкой – ни в какую не хотел из зубов выпускать.

– Это заметно, – вздохнул Вася, заметив царапины на личике и теле куклы. Она была изготовлена не из резины или пластика. Скорее, из папье-маше. Как венецианские маски.

– Я все понимаю, Павел любил кукол, но эту я бы на его месте выкинула. Воняет же.

– Думаю, он собирался ее реставрировать, но руки не доходили.

– Скорее, денег не хватало, – услышал он голос стажера и, как обычно, внутренне передернулся. Ну до чего же противный тембр! – Чтобы реставрировать старинную куклу, нужно потратиться.

– А ты откуда знаешь?

– Моя тетка коллекционирует антикварных пупсов. По всем блошиным рынкам ищет их. В какой город или страну ни приедет, сразу туда. Когда находит, берет в любом состоянии. Если в ужасном, несет к специалисту. И тот еще думает, браться за реставрацию или нет. Интересно ему или не очень. Если заказ принимает, то дерет… – Святозар покачал головой, но его зафиксированная гелем высокая прическа осталась статичной. – А у нее всего лишь пупсы. У них ни волос, ни одежды, лежат себе в конвертиках. Тут же работы в полтора раза больше.

– Выкинуть тряпье и новое пошить, – фыркнула Ирусик.

– Если это «родное» платье, нельзя ни в коем случае. Его стирать-то с осторожностью надо. И лучше, чтоб это делал профессионал.

– Ты в теме, это хорошо, – порадовался Барановский, но, как оказалось, зря.

– Это все, что я знаю.

– Позвони тетке, попроси приехать.

– Она сейчас в Стамбуле, рыщет по базарам. Вернется на следующей неделе. Но я могу спросить у нее номер реставратора.

– Действуй.

Стажер кивнул и унесся. А Ирусика Василий передал второму своему подчиненному, Славику. Сам же остался в спальне и стал рассматривать кукол. Все они были редкими. Не Маши или Даши советского периода и не Барби и Синди. Штучные. По большей части принцессы: с высокими прическами, в пышных платьях. Но имелась одна красноармейка. Худенькая, смуглая, похожая на казашку, с двумя косицами, в пилотке со звездой и косоворотке. Ее, скорее всего, произвели в тридцатых годах прошлого века. Она навскидку была самой молоденькой. Остальные гораздо старше. Но все в идеальном состоянии.

Барановский достал свой телефон, вышел в интернет и забил в поисковике: «коллекционирование кукол». Оказалось, это занятие имеет особое название – планконология. Увлекаются им тысячи людей по всему свету. Есть те, что собирают антикварных кукол (от ста лет) и винтажных (от пятидесяти), другие коллекционируют фигурки супергероев, выпущенных ограниченной серией, третьи ищут исключительно фарфоровых кукол, четвертые не их самих, а посуду, мебель. И Святозар не наврал: «родная» одежда ценится гораздо выше, чем пошитая новым владельцем, пусть из натуральной парчи. Как волосы и даже реснички.

Но это не так взволновало Барановского, как следующая информация: есть в мире кукла, стоящая шесть миллионов долларов. Это Птицелов (фото прилагалось), выполненный в единственном экземпляре. Паренек наряжен в костюм эпохи Возрождения, в руке у него флейта, а на плече пернатые, крылышки которых приходят в движение, когда запускается механизм. Вроде бы они еще и поют, Вася не углублялся, ему было интересно, сколько стоят менее ценные куклы. Оказалось, тоже нехило: десятки и сотни тысяч. И это в валюте.

– Товарищ майор, – донесся до Васи «любимый» голос стажера. Благо орал он из кухни, и кровь из ушей у товарища майора не пошла. – Я добыл телефон!

– Отлично. Скидывай.

– Уже. Зовут спеца Иосифом Абрамовичем. Звонить лучше прямо сейчас.

– Это еще почему?

– Тетка только что с ним связывалась, и он готов к диалогу. Потом, кто знает. Абрамычу лет сто, он, когда работает, не отвечает, как и когда ест. А в остальное время спит. Так что дозвониться крайне проблематично.

– Понял.

И вышел с телефоном в подъезд, чтобы спокойно поговорить.

Глава 2

Любви все возрасты покорны.

Эта фраза у всех на слуху. Кто-то соглашается с этим высказыванием, кто-то нет… А Люде Панич была ближе цитата из фильма «Любовь и голуби» – «Кака така любовь?». В сознательном возрасте она не испытала чувства, хотя бы отдаленно похожего на ТО САМОЕ (что было в молодости – не в счет).

Все ее подруги были замужем, одна уже второй раз, а Люся даже ни с кем пожить не попробовала. Отселившись от родителей в восемнадцать, она за семь лет превратила доставшуюся ей в наследство от прабабушки халупу в райское гнездышко. Делала перепланировку, ремонт, декорировала по своему вкусу. Вбухивала все заработанные деньги в это. Не покупала модных вещей, не ездила на море. И вот Люде двадцать пять, она живет в квартире своей мечты и не хочет никого в нее приводить. В гости – ладно. Но даже для ночевки не хочется. Одно дело, когда мужчина с тобой пьет чай на светлой, отделанной в прованском стиле кухне, другое – когда он поутру бродит по ней в одних трусах, нарушая одним только своим видом гармонию. А если еще начнет мусорить или вытирать руки о декоративные салфетки? Нет, этого ей не пережить!

Люда не была обделена мужским вниманием. У нее всегда кто-то имелся. Работая на крупной заправке сначала оператором, затем кассиром, а по окончании колледжа бухгалтером, девушка с легкостью знакомилась с представителями сильной половины человечества. Это вам не в библиотеке книжки выдавать, всегда есть, из кого выбрать. С молодой и симпатичной девушкой всегда кто-то флиртовал, и она решала, на чьи заигрывания ответить. «Роешься, как свинья в апельсинах!» – говорили о Люде подружки. Те самые, замужние. С видимым осуждением, но скрытой завистью. У них не жизнь, а смертная скука. У Людмилы же Панич то один кавалер, то другой, то полунищий поэт на «копейке», то директор на «Мерседесе», то на байдарках сплав, то уикенд на Кипре. Ни одни ее отношения не длились дольше четырех месяцев. Те, которые могли привести к чему-то серьезному, обрывались из-за нежелания Люды съезжаться. Она сделала бы исключение для любимого, но…

Кака така любовь?

К тридцати годам Люда Панич созрела для того, чтобы сказать себе самой и родителям: «Я не хочу семью. Ни мужа, ни детей. Буду жить для себя, выпархивая из своего райского гнездышка в прованском стиле лишь на курорты…» Мама поплакала. Папа хмыкнул, он не верил дочери. Не везет девчонке с мужиками, что поделать? Но какие ее годы? Найдется еще… Нет, не принц. В тридцать их уже не ждут, а просто хороший парень, до которого Люда снизойдет. Материнский инстинкт никто не отменял, а вне брака рожать дочка не будет точно.

А она тем временем завела себе мушкетеров. Именно так Люда называла своих любовников, мушкетерами. И было их, как и положено, три. Один для суперсекса, второй для хозяйских нужд и того же интима, пусть и не такого фееричного, как с первым, а третий для выходов в свет. Последний, хоть и был всего на десять лет старше Люды, к сексуальным утехам интереса не питал и постельным баталиям предпочитал походы на художественные выставки и дегустации сыров или вин. С ним Люда могла бы жить. Именно с ним, полуимпотентом. Он был аккуратен, имел отличный вкус, на жизнь смотрел ее глазами, пил, ел со смаком, всегда находил темы для разговора и не храпел. Обитая с ним под одной крышей, Люда бы пару раз в месяц добирала то, чего ей не хватало, иначе говоря, секса, с тем же первым мушкетером, а хоть бы и со вторым, и не мучилась бы угрызениями совести… Откуда им взяться, если нет любви? Но увы, ее потенциальный сожитель был глубоко женат. Два других нет. Но суперсексуальный был слишком ветреным, и Люда бы умерла от ревности, имея с ним серьезные отношения, а хозяйственный – простоватым. Зато вместе ее три мушкетера тянули на д’Артаньяна. Люда очень ими дорожила и с ужасом представляла тот день, когда один из них «соскочит». Придется же замену искать, а это не так просто.

В полной гармонии Люда прожила полтора года. Но всему рано или поздно приходит конец. Она готовилась встретить свой тридцать второй день рождения в Будапеште. Компанию ей собирался составить третий мушкетер. Второй должен был свозить в ИКЕЮ и повесить выбранную Людой люстру. Первый «отлюбить» по-новому, с применением какой-то секс-игрушки. Но поездка в Венгрию сорвалась из-за серьезных рабочих проблем мушкетера, половой гигант мотанул в Польшу на соревнования по кроссфиту, которым всерьез увлекался, с намерением остаться там, а хозяйственный надумал жениться, о чем, как честный человек, сообщил. В итоге осталась Люда, как та старуха из сказки Пушкина, у разбитого корыта. Встретила день рождения в одиночестве. Могла бы, конечно, к родителям пойти или подружек собрать, но настроения не было. Люда даже стол не накрыла. Поставила перед собой виски и тарелку с ветчиной и сыром, напилась, поплакала и легла спать.

Поутру пробудилась в ужасном состоянии. Ее подташнивало, голова раскалывалась, а во рту стоял привкус… стоялой канализационной воды, что ли? Люда никогда ее не пробовала, но предполагала, что на вкус она именно такая. От этой мысли затошнило сильнее. Но два пальца в рот – это случай крайний. Лучше выпить алкозельцер, принять душ и почистить зубы. Авось пройдет похмелье. Но сначала нужно выкинуть мусор: ветчину и сыр она не удосужилась убрать в холодильник, продукты прокисли и стали пованивать. Бросив их в пакет вместе с недопитой бутылкой виски, Люда вышла из квартиры.

Спустившись на пролет, подошла к мусоропроводу и только собралась засунуть в него пакет, как увидела мужчину. Он стоял на лестничной клетке и разговаривал по телефону. Среднего роста, ладный, с большими руками – массивный смартфон укладывался в них идеально. Каштановые волосы выгорели прядями до золотистого и отросли, завившись над ушами колечками. Глаза желто-зеленые. На бледном лице не смотрелись бы, но на смуглом очень даже…

Встретившись с Людой взглядом, мужчина кивнул. Она ответила тем же. И только собралась присовокупить к жесту игривую улыбку, как вспомнила о своем внешнем виде! Люда всегда похихикивала над теми женщинами, что без макияжа и прически не выходят из дома. Даже в магазин за хлебом при параде отправляются. Она сама считала, главное, надеть чистые трусы на случай, если машина собьет и ее на «Скорой» увезут в больницу. Но сейчас на Люде даже их не было! Вчерашние… Поверх майка с пятнами от виски… И халат. На ногах тапки. Волосы не то что не уложены – не расчесаны. Макияж отсутствует. Одно хорошо – лицо умыто и зубы почищены. Зато в руке смердящий пакет…

Люда поспешно сунула его в мусоропровод, пригладила волосы, запахнула халат, в вырезе которого виднелось коричневое пятно на футболке. А мужчина, навскидку примерно ее ровесник, закончил разговор и сунул телефон в карман брюк. Они были полуспортивные, с боковыми карманами. Люда терпеть не могла подобные. Еще ей не нравилось, когда мужчины заправляли в штаны футболки-поло. Но этого желтоглазого ничего не портило. Он нравился ей от и до.