Полярные незатейливые рассказы

– Давай звуковую бахнем, – предложил кто – то из гидрологов.

– Дай я, – схватил ракету гидрохимик Генка. Недолго думая, он отвинтил защитный колпачок, вытряхнул пусковой шнур с колечком и, подняв повыше руку, дёрнул за него. Ракета ушла в небо, оставляя за собой дымный след. И где-то далеко, в вышине, раздался грохот, похожий на орудийный выстрел.

Почти месяц мы ползаем на вездеходе по торосам Чаунской губы

Звуковая сигнальная ракета обладает зарядом большой мощности и удержать её в руке во время выстрела невозможно, поэтому запускать её нужно из специального металлического стакана, надёжно закреплённого на морском или сухопутном транспортном средстве.

Разбитая Генкина рука стала подтверждением того, что звуковые ракеты нужно запускать только из стакана. Дымящийся корпус ракеты после удара о руку воткнулся в снег у его ног.

– Не умеешь! Смотри, как надо! – азартно выкрикнул Вовка- гидролог и вторая ракета своим грохотом разорвала арктическую тишину. Эффект оказался тем же – разбитая рука и дымящийся корпус ракеты в снегу у Вовкиных ног.

– Оба вы неумехи. Кто же так ракеты пускает, руку – то резче отдёргивать надо, – сказал второй гидролог и потянулся за третьей ракетой.

Всё! Домой!

Руку Серёга отдёрнул достаточно резко и корпус ракеты её не задел, но колено, выставленной вперёд правой ноги, оказалось на пути летящего вниз снаряда. Удар смягчили меховые штаны и серьёзной травмы колена удалось избежать. Экспедиционники молча переглянулись, а Толя, глядя на незадачливых стрелков, задумчиво произнёс:

– Ну, вот чему нас жизнь учит?…

– Да ничему она не учит, – после небольшой паузы с печальным вздохом ответил на поставленный вопрос наш экспедиционный философ.

– Всё! Домой! – скомандовал вездеходчик Санька.

Экспедиционники заняли свои места и вездеход, клацая гусеницами, уверенно покатил по снежной целине на базу.

Славины песни

21 октября 1987 года впервые в истории ледовая разведка по маршруту Певек – Медвежьи острова – Черский для атомохода «Сибирь» не была выполнена из-за чудовищного обледенения. Оно началось на первом галсе у мыса Шелагский. Срывающиеся с кончиков винтов льдинки, ударяясь о фюзеляж Ил-14, создавали впечатление сыплющегося на самолёт песка. Это никого не взволновало – такие условия полёта в осенней Арктике не редкость. Кромки крыльев покрылись тонкой корочкой прозрачного льда.

На втором галсе после разворота на запад обледенение усилилось, и с винтов полетели крупные куски льда, удары которых о фюзеляж напоминали частую барабанную дробь. Сильного беспокойства это тоже не вызвало, антиобледенительная система работала, с кромок крыльев набегающим потоком воздуха периодически срывало лёд. Всё шло, как обычно. Рабочая высота – 100 метров, видимость – под собой. Экипаж и гидрологи – при деле. Очередной разворот, легли на третий галс и началось – самолёт стремительно начал обрастать белым ледяным панцирем. Лобовые стёкла замерзли и попытка командира очистить их с помощью штурманского транспортира через открытую форточку потерпела крах. Небольшая, очищенная поверхность стекла мгновенно покрывалась толстым слоем рыхлого белого льда. Плоскости перестали сбрасывать лёд. Жучки-моторы затряслись так, что их необычная вибрация стала ощущаться в кабине. Барабанная дробь усилилась, вероятно, куски льда, бьющие по корпусу всепогодного корабля, стали крупнее.

Нужно было принимать решение: продолжать разведку или уходить от обледенения. Конец сомнениям положил первый сильный удар по обшивке. Впечатление было такое, что кто-то снаружи бросил в наш самолёт кирпич. Потом кирпичи стали попадать в наш лайнер всё чаще и чаще. Казалось, что огромные куски льда хотели пробить обшивку и ворваться в салон. Машина отяжелела, вероятно, она набрала не одну тонну льда. Поскольку полёт протекал на небольшой высоте, путь к свободе от ледяных оков лежал только наверх. Командир корабля прекрасно это понимал и мы начали набор высоты. С выходом на берег облачность отступила и обледенение прекратилось, с винтов слетели последние кирпичи и ледяные песчинки, а вот на крыльях и фюзеляже лёд сохранился до посадки в Черском. По образному сравнению кого-то из лётчиков, со стороны самолёт выглядел, как Дед Мороз. Толщина ледовых образований на внешней кромке крыльев и в носовой части достигала, примерно, 15—25 сантиметров, а в плоскости вращения винтов на корпусе нашей «ласточки» после кирпичного обстрела остались глубокие вмятины.

Памятник Ли-2 в Черском. Якутия 1979 год

Кто-то из проходящих мимо техников спросил:

– Откуда такой?

Ему ответили:

– С ледовой.

– Заметно, – только и вымолвил любопытный.

Пришли в профилакторий. Встретили Славу Котова. Рассказали ему про наш полёт. Тут же появились пять огромных бутылок портвейна и гитара. Потом к нам присоединились Саша Бутыленков и ещё кто-то, всех не помню. Портвейн на столе обновлялся не раз, закуска была, как всегда, изыскана (дары Колымы на столе не переводились), но главное были Славины песни и не было пьяных…

– Вот такая песня.

Командиром в том полёте был Вова Замараев, гидрологи – Илья Ягубов, Юра Шарыгин и я, остальных членов экипажа, к сожалению, не помню. Давно это было.

А номер нашей «ласточки» 61762.

Пешком «пришёл»

…Ледовый борт. Десять минут до взлёта. Лётчики пристёгнуты. На своём рабочем месте медленно, как чайник на плите, «закипает» первый гидролог Анатолий Иванович Кудрявцев. И есть от чего. На вылет опаздывает его напарник – молодой, но уже опытный второй гидролог Илья Ягубов.

– Анатолий Иванович, может задержечку дадим? – спрашивает командир.

– Поехали! Мальчишек учить будем. Пешком пойдет, – ответил Кудрявцев.

И – поехали. Самолёт вырулил на полосу, разбежался и улетел, помахав крылышками подъезжающему к аэропорту Илюхе.

Справедливости ради надо сказать, что полёт не имел большого навигационного значения, просто машина вылетала ресурс, её надо было заменить на другую и вернуться в Певек. Полёт предстояло выполнить по чистой воде вдоль берега моря до устья реки Колымы и далее, вверх по течению, в аэропорт Черский. Чистую воду несложно отметить на карте и без второго гидролога. Но сам факт опоздания к вылету вызвал у Кудрявцева бурю негодования.

Увидев исчезающий в голубом небе самолёт с красными крыльями, Илья растерялся. Но с принятием решения подняться к диспетчерам – растерянность прошла, а после встречи со знакомыми пилотами, выполняющими пассажирский рейс по маршруту Певек – Черский на ИЛе, стало ясно, что в пункт назначения он попадёт раньше, чем ледовый борт с Анатолием Ивановичем.

Чистую воду несложно отметить на карте и без второго гидролога

Посадка в Черском всегда приятное событие. Всё дело в том, что здесь есть лес. От Анадыря до Тикси леса нет, а тут – есть. Краснокрылая «ласточка» мягко коснулась полосы и покатила на стоянку под горкой. Распрощавшись с лётчиками, вдыхая лесной аромат, инструктор ледовой разведки Анатолий Иванович Кудрявцев отправился отдыхать в старенький деревянный профилакторий на краю посёлка.

Уютно устроившись в тишине профилактория и предвкушая встречу с Кудрявцевым, Илья Михайлович Ягубов наслаждался покоем и читал свежую газету. Мягкое кресло и сигаретка создавали ему дополнительный комфорт. Скрип деревянных ступеней возвестил о приближении мастера ледовой разведки. Дверь распахнулась и в полутьме гостиничного холла Анатолий Иванович разглядел Илью с сигаретой в зубах. Изумлению его не было предела. Нога, занесённая над гостиничным порогом, так и зависла в воздухе…

На приветливую фразу Ильи:

– Проходите, Анатолий Иванович, я вот и чаёк уже заварил, – мастер пробормотал, что – то нечленораздельное. А когда к нему вернулся дар речи, только и смог произнести:

– Уважаю! Но как ты добрался?

– Пешком пришёл, – простодушно ответил Илюха.

Дружба этих людей продолжалась долгие годы.

Рассказ о настоящем человеке

Крохотный самолётик со смешным названием «Птенец-2» лихо разбежался по взлётно-посадочной полосе, забавно подпрыгнул и полетел, не спеша набирая высоту. Серёга Рогозин плавно повёл ручкой управления вправо, самолётик послушно выполнил красивый вираж, прошёл над аэродромом, покачивая крылышками и лёг на рабочий курс. Издали он был похож на большую яркую бабочку, по странному стечению обстоятельств залетевшую в морозную Якутию поздней осенью, когда здесь установились 20-градусные морозы.

Полёт обещал быть продолжительным и интересным – поиск потерявшихся оленей и подсчёт их общего поголовья. Сергей любил такие неординарные работы. Шутка сказать – 30 лет в авиации, самые разнообразные полёты приходилось выполнять ему на необъятных якутских просторах. Особенно запомнился весенний облёт рек с гидрологами Арктического института, когда у Ленских столбов они попали в чудовищную болтанку. Маленьким Ан-2 стихия играла словно мячиком, бросая его сверху вниз и из стороны в сторону. Выдержанные бородачи-гидрологи, которых трудно чем-нибудь напугать, тогда слегка побледнели, а Серёга со вторым пилотом лишь крепче сжали штурвалы, стараясь удержать машину на курсе. Пугаться было некогда. Жёсткая болтанка могла в любой момент разрушить самолёт, а пилоты просто работали и победили стихию, да и «Аннушка» не подвела.

Серёга давно вышел на пенсию, но расстаться с небом не смог. Вот и летает теперь на микросамолётике, помогает, как может, тундровикам в их тяжёлой кочевой жизни.

Представитель заказчика – оленевод с большим стажем – Михаил Анатольевич Прокопьев по ходу полёта делал в общей тетради какие-то только ему понятные заметки. Серёга выдерживал курс, а старый тундровик считал оленей. Так и работал маленький экипаж «Птенца» до полудня. А в полдень произошла авиационная катастрофа.

Полёт проходил на безопасной высоте при хорошей видимости, вдоль гряды холмов, высота которых не превышала 40 метров. Внезапно восходящий воздушный поток подбросил самолётик кверху. И в ту же секунду сильнейший нисходящий поток рванул машину к земле. Сергей резко взял ручку управления на себя, но земля неумолимо приближалась.

Двигатель отчаянно звенел на взлётном режиме, а перед самой землёй аппарат, помимо воли человека, неожиданно сильно накренился. Пилот энергично хотел выровнять крен, но не сумел этого сделать…

Удар!!! Треск разрушающейся конструкции – и тишина, тревожная и гнетущая, навалилась на людей.

Первым пришел в себя Михаил – при столкновении с землей, благодаря привязным ремням, он удержался в кабине. Отделался лёгким испугом и незначительными ушибами.

Удар!!! Треск разрушающейся конструкции – и тишина

Сергею не повезло. Его выбросила из кабины чудовищная сила. Пробив своим телом лобовое стекло и пролетев по воздуху несколько метров, ударился он о камни, выступающие из-под снега. Придя в себя, пилот попытался подняться и не смог. От страшной боли потемнело в глазах и он снова потерял сознание.

Миша тем временем выбрался из кабины и подошёл к Сергею. То, что он увидел, повергло этого, много чего повидавшего в жизни человека, в шок. Обе ноги летчика были перебиты. Из рваного комбинезона торчали обнажённые обломки костей.

…Сознание медленно возвращалось к Сергею. Едва приоткрыв глаза, он увидел Михаила, пытавшегося предотвратить потерю крови и перетянуть какими-то верёвками ему ноги выше колен.

– Миша, брось всё! Залезь в самолет и включи аварийный радиомаяк. Я скажу тебе, где он находится. Иначе нас будут долго искать и если найдут, то не сразу, – медленно, стараясь сохранить силы, проговорил Серёга.

Миша закончил работу, остановил кровотечение и только тогда выполнил распоряжение Сергея.

– Миша, ты не бойся, нас обязательно найдут. Маячок ты включил. До Оленька 200 километров, там вертолёт. Прилетят часа через два-три и всё будет хорошо, – слова пилот произносил очень медленно и чётко. Спокойный, тихий голос подействовал на Михаила ободряюще.

Прошло шесть часов. На тундру опустились сумерки, затем наступила темнота. Томительная неизвестность угнетала оленевода. Сергей, укрытый самолётным чехлом, находился в забытьи. Вдруг он зашевелился и тихим незнакомым голосом позвал Мишу. Губы его едва двигались, а припорошенные инеем веки и ресницы подымались с трудом.

Глядя на тундровика твёрдым и уверенным взглядом командира воздушного судна, Сергей Рогозин очень тихо, отрывисто, но внятно заговорил:

– Миша, … нас скоро… и обязательно найдут… ты не сомневайся… спасатели и ночью летают. Мне не дожить, … когда я умру, возьми мою тёплую куртку, надень поверх своей и ты их дождёшься.

Лётчик умолк. Остатки сил стремительно покидали его. Жизнь уходила из крепкого закалённого организма.

– И ещё, Миш, – Сергей перешёл на шёпот. – Прости меня за этот полёт.

Пилот тяжело вздохнул, сердце его остановилось и он умолк навсегда.

Как пережил Миша остаток ночи и дотянул до полудня следующих суток – он помнит плохо. Здесь было всё: и голод, и холод, и злость, и совершенно незнакомое доселе оленеводу чувство, которому он так и не смог впоследствии дать определение. Не было только страха, а была надежда на спасение. Так велика оказалась сила воздействия слов Сергея на Михаила. Он даже мёртвый продолжал поддерживать живого…

Спасатели прилетели к полудню, спустя сутки с момента падения самолёта. Миша не поверил себе, когда услышал отдалённый звук работы двигателей вертолёта. Шум нарастал, переходя в рокот. И вот оранжевая, как апельсин, машина, взметая под собой снег, уверенно села неподалёку от места крушения «Птенца». Из неё высыпали люди и бросились к месту катастрофы. Только Серёге эта суета спасателей была уже не нужна. Его холодное большое тело было неподвижно, убитое морозом и потерей крови. Оно застыло в естественной позе сильно утомлённого человека, который прилёг отдохнуть. Полуоткрытые глаза спокойно смотрели на прибывших, а губы, казалось, спрашивали:

– Почему так долго, ребята?

Между тем прилетевшие занялись осмотром места катастрофы. Больше всех суетился майор спасательной службы. Он бегал вокруг обломков самолёта, на что-то указывал, кому-то отдавал команды. В общем, был неуёмен и руководил на «полную катушку».

Михаил медленно подошёл к руководителю операции по спасению.

– Что же вы так долго летели? – спросил он, обращаясь к спасателю. – Серёгу ведь можно было спасти… Он умер сегодня ночью.

А потом, глядя в упор на суетливого майора, в сердцах добавил что-то по-якутски.

Офицер не в силах выдержать взгляд оленевода, отвёл глаза в сторону.

Вот и весь рассказ о Сергее Ивановиче Рогозине, который был замечательным лётчиком и

НАСТОЯЩИМ ЧЕЛОВЕКОМ.

А Михаил уверен, что спас его пилот от смерти дважды. Первый раз, когда неуправляемый самолёт положил он на свою сторону и принял удар на себя. А второй, когда отдал ему свою тёплую одежду.

Так оно и было!

«Девушка с веслом»

Вездеход мчался по ухабистой тундре, траки клацали на кочках, как зубы молодого дракона. Машина возвращалась в Певек после обследования берегового варианта трассы зимника Певек – Бараниха.

Обычно трассу прокладывают по акватории Чаунской губы, где лёд ровный, скорость движения транспорта, как на автобане, а вот по тундре ездить гораздо хуже, того и гляди, что-нибудь от машины отвалится. Но крепкие морозы приходить на Чукотку этой осенью не спешили, лёд в Чаунской губе нарастал медленно и трасса была жизненно необходима. В посёлке Бараниха заканчивался уголь, а без тепла на Севере даже слабый мороз не пережить. Вот и пришлось проложить дорогу по берегу.

Особенность берегового варианта заключается в том, что зимник пересекает множество тундровых речек и речушек, лёд в которых не всегда может выдержать предполагаемую нагрузку. Вот и приглашают дорожники гидрологов для измерения толщины льда и расчёта его грузоподъёмности. В кабине вездехода вместе с водителем Валеркой ехал старый, опытный и всеми уважаемый дорожный мастер Васильевич. Гидролог Володя, как говаривал знаменитый герой из мультика, – «мужчина в расцвете сил и энергии» – дремал в вездеходном салоне.

Обычно трассу зимника прокладывают по акватории Чаунской губы, где лёд ровный

Вездеход иногда останавливался и Валерка с Васильевичем, каждый со своей стороны, осматривали ходовую часть. Вероятность «разуть» вездеход в мёрзлой тундре очень высока. Пальцы, скрепляющие вездеходные траки, имеют неприятное свойство вылезать в самое неподходящее время, и тогда гусеница слетает с катков, обеспечивая мышечную радость беспечному вездеходчику и его пассажирам. И ещё одна важная деталь вездеходной жизни: связь между людьми в салоне и кабине осуществляется с помощью звукового сигнала, кнопка подачи которого находится в салоне. Длинный сигнал – «стоп», два коротких – «поехали».

Всё шло хорошо: вездеход летел, траки клацали, Вова мирно посапывал во сне. Но… несовершенен человек, венец природы, и малая нужда внезапно и настойчиво напомнила о себе. «Мужчина в расцвете сил и энергии» проснулся – и в этот момент вездеход, как по волшебству, остановился. Не теряя ни секунды, Вовка выпрыгнул из вездехода в надежде решить проблему и вернуться на своё место до того, как вездеход тронется. О сигнальной кнопке он даже не подумал. Чудесная остановка длилась недолго, траки снова заклацали и вездеход, помахивая Вове открытой дверью салона, начал удаляться. Порыв бросить шапку через транспортёр, чтобы привлечь внимание водителя падающим перед его носом предметом, Володя пресёк сразу. Мысль опередила действие на долю секунды.

Голодные, злобные волки

– А вдруг на крышу упадёт? – заботливо подсказала она и бросок не состоялся. Плохо без шапки в сорокаградусный мороз в тишине полярной ночи.

Валерка лихо дёргал рычаги управления, давил на газ и попыхивал сигареткой, предвкушая скорое возвращение к молодой жене. Домой не только лошади, но и вездеходы быстрей бегут. Довольный работой гидролога и собой, Васильевич попутно проводил контрольный осмотр намеченной трассы. Отмахали километров двадцать.

– Тормозни, ноги разомнём, да чайку по стопочке махнём, у гидролога немного осталось, – сказал он Валерию.

Остановились, вышли из вездехода. Васильевич даже несколько раз присел. То, что увидел мастер, обойдя вездеход, бросило в жар. Дверь салона открыта и сам салон забит снегом. Лоб покрылся испариной, а глаза старого дорожника вылезли из орбит.

– Человека потеряли, потеряли человека, – жалобно запричитал он.

Валеркины эмоции вылились в одно единственное слово. Одновременно, не сговариваясь, прыгнули в кабину. Вездеход развернулся на месте и рванул по старому следу.

Гидролог Володя, которого потеряли

Гидрологи много времени проводят в полевых условиях и испугать их морозом, тишиной полярной ночи, тундровым одиночеством или пешими переходами трудно. Вот и наш герой надел рукавички, надвинул на лоб меховую шапку и, вдохнув полной грудью морозный воздух Чукотки, отправился в путь по вездеходному следу.

Полярное сияние и огромные, как горошины, звёзды, освещали дорогу незадачливому гидрологу. И всё же одна тревожная мысль не давала Владимиру покоя. Волки – голодные, злобные волки – вот что лишало покоя нашего путника. Положение спасла доска, подобранная Володей в тундре. Это своеобразное оружие придало уверенности в своей непобедимости. И путник бодро зашагал дальше. Кроме того, простая логика подсказывала, что рано или поздно пропажа человека обнаружится и вездеход вернётся назад.

Фигуру гидролога с обмёрзшей бородой и длиннющей доской в руках Валерка с Васильевичем увидели одновременно. Подъехали. Остановились. Нервное напряжение спало и пришло время шутке.

– Ну, что, «девушка с веслом», залазь, домой поедем, – и все трое дружно захохотали.

Такое бывает

Работа не ладилась с самого начала. После взлёта из Черского обнаружилось, что передняя стойка шасси не захотела полностью убраться. Мало того, она и в положении «выпущено» не хотела фиксироваться в замке. Многократные попытки победить упрямую стойку успеха не принесли, не помогли вскрытые полики и удары кувалдой по непослушному замку.

– На Колыму, на пузо садиться будем, – принял решение командир.

И упрямая «ласточка» послушалась, наверное, её не устраивала такая посадка.

– Кажись, встала, – выдохнул бортмеханик, закрывая съёмные створки полов.

Сбросили топливо и пошли на посадку с выпущенными шасси. Всё обошлось, нога не подломилась, просто разведку пришлось перенести на следующий день.

Вторая неприятность произошла, спустя сутки. При подходе к острову Врангеля отказал локатор. Работать без него на ледовой разведке, вблизи высоких берегов, при видимости под собой – нельзя. Пришлось возвращаться в Певек и чинить отказавший локатор.

Ещё через сутки при взлёте с мыса Шмидта самолёт попал в сдвиг ветра и на правой плоскости из-под пробки потёк бензин. Опять возврат, теперь уже на Шмидт.

В следующем полёте приключения, как будто, закончились.

Всё обошлось, нога не подломилась, просто разведку пришлось перенести на следующий день

Правда, за Беринговым проливом встретились американские истребители F-15 и вели борт почти до Провидения. Экипаж отнёсся к этому спокойно, такие «свидания» не редкость в Чукотском и Беринговом морях. Радист передал земле сообщение о встрече с американцами и принял известие о закрытии из-за тумана аэропортов Провидения и Лаврентия…

А это означало, что на запасной аэродром надо уходить в Анадырь, где нет топлива для Ил-14. Не завезли в навигацию. Такое бывает. Командир со штурманом и гидрологами быстро просчитал ситуацию – ночёвка в Анадыре, утром перелёт в Провидения, полная заправка и – продолжение работы.

– Едем в Анадырь, – сказал командир.

Ил-14 с дополнительным баком может летать до двенадцати часов, но после посадки машины топлива в баках осталось не слишком много. Утренний перелёт уже был на грани фола.

За Беринговым проливом встретились американские истребители F-15

Раннее утро, бархатное урчание моторов, короткий разбег – и курс на Провидения. По оценке синоптиков, попутный ветер должен был подгонять корабль в полёте. Но погода сыграла с экипажем злую шутку. Когда основная часть маршрута была пройдена, ветер резко изменил направление и из умеренного, попутного, превратился в сильнейший, встречный. Это не страшно, когда у тебя полные баки, а когда топливо на донышке и об этом предупреждают сигнальные лампочки на приборной доске, внизу море и тонкий лёд…

– До Провидения не дотянем минут двенадцать, – сказал штурман.

– Понял, крутим влево к берегу, – ответил командир.

– Гидролог, крепкий лёд будет?

– Не будет – полынья там, – последовал ответ.

– И берег высокий, – добавил штурман.

В кабине наступила тишина, нарушаемая мягким рокотом моторов. Время работало против людей.

– Нунлигран – посёлок. Там три озера и лёд на них выдержит нашу «ласточку», – задумчиво проговорил гидролог.

– Паша, карту! – обратился командир корабля к штурману.

Руководитель полётов маленькой вертолётной площадки чуть не свалился с табурета, когда услышал, что к нему на посадку идёт ледовый борт. Стараясь не выдать своего волнения, отправил на самолёт всю информацию о площадке и фактической погоде. В ответ сквозь шорохи в эфире донеслось:

– Мы не на площадку, на озеро садиться будем.

– Может, через сопочку перевалите, там озеро подлиннее, – посоветовал руководитель полётов.