Герои моего времени

Зато в уцелевшем центре синематографии чувствуешь себя вполне сносно. Там есть даже маленький буфетик. Ассортимент – чипсы, кукурузные хлопья и пиво. Можно купить что-нибудь, устроиться на заднем ряду в пропахшем пылью и дряхлостью кинозале и смотреть какой-нибудь фильм.

Когда они в первый раз поцеловались? Да, после очередного сеанса. Всё вышло как-то сумбурно и, как Денису тогда показалось, не совсем правильно. Он проводил её. Ключ был провёрнут в замке, она приотворила дверь в квартиру, и на них пахнуло теплом и запахами съестного… Он вдруг (сам не понял, как это произошло) придержал её за локоть и притянул к себе. Лёгкое секундное прикосновение губ к губам. И громкий хлопок дверью, заставивший его вздрогнуть. Он остался один на лестничной клетке. По пути домой чувствовал себя немного растерянным. Ночью не спал. Весь следующий день был сам не свой и с тревогой ждал вечера. Тревога едва не превратилась в панику, когда Татьяна по телефону сказала, что не может сегодня с ним встретиться. Её голос показался ему странным. Неужели обиделась? Но он постарался взять себя в руки: будь что будет! Чтобы отвлечься, засел за учебники.

Они не виделись двадцать один день. Денис звонил ей каждый вечер, но постоянно попадал на Танину маму, а та сообщала, что дочери либо нет дома – сегодня допоздна на работе, либо она неважно себя чувствует и не может подойти к телефону, либо уже спит – устала за день. Перезвонить? Да, хорошо, скажет, чтобы перезвонила. Он ждал. Ждал за письменным столом, готовясь к завтрашним урокам, ждал, пытаясь уснуть, ждал даже во сне. Но Таня не перезванивала. После второй недели такого ожидания, он сам перестал звонить ей. Всё кончено! Хотя… Что кончено, если по сути ничего и не начиналось? Просто ходили в кино. Да! Два малознакомых человека помогали друг другу убить свободное время. Ничего серьезного!. Так он внушал себе, когда кошки на душе начинали скрести сильнее прежнего.

– Денис, – негромко позвала Станислава Матвеевна, заглянув в класс посреди урока, – тебя к телефону.

В учительской, услышав в трубке Танин голос, он вздрогнул и почувствовал слабость в ногах.

– Встретишь меня после работы? – спросила она после приветствия.

Он промолчал, не понимая, что должен ответить.

– Денис?

– Да?

– Снег идёт.

Он инстинктивно обернулся к окну и увидел порхающие за стеклом снежинки.

– Первый снег, – сказал тихо.

– Динь, давай погуляем вечером? Я соскучилась…

К вечеру выпавший снег растаял. Воздух стал влажен, такое ощущение, что ещё чуть-чуть и в нём можно будет плавать, как в воде. Под ногами хлюпает. Уличную темноту разжижают редкие слабо тлеющие фонари. Они идут по узенькому тротуару, мимо них по усеянной выбоинами дороге изредка проползает какой-нибудь автомобиль. Молчат. Он просто не знает, о чем сейчас говорить; почему молчит она – да откуда ему известно? Мало ли что у неё на уме? Может, сейчас сообщит, что больше не хочет его видеть, чтобы больше не звонил, не приходил и не беспокоил? Но он ведь и так не звонил и не приходил. Сама позвала. А может… Да мало ли что она может выдумать?! Чужая душа – потёмки. Особенно женская.

– Динь, ты обиделся? – спрашивает она, беря его под руку.

– На что?

– На меня… Что я… – она умолкает. У очередного фонаря, наконец, говорит: – Ну, что тогда убежала, пропала, не звонила, ну, и вообще… Обиделся?

Обиделся ли он? Да если бы она знала, как он обиделся. Но не на неё, на себя. Как он злился на себя, укорял в том, что полез к ней с поцелуем. Но не может же он так ей и сказать: места себе не находил, считал себя последним дураком. Смешно…

– Нет, – отвечает он.

– Хорошо, – говорит она, улыбнувшись, и прижимается к его плечу своим.

Они проходили по городу около часа. Таня рассказывала ему о том, чем занималась на протяжении трёх недель: как ходила на работу, как неожиданно нагрянула ревизия, как они с напарницей целую ночь не спали, приводя в порядок документы. Он слушал, иногда произносил что-нибудь общее, ничего по сути не значащее.

У двери в её подъезд она взяла Дениса за отворот куртки, легонько потянула к себе. Их второй поцелуй был таким же мимолётным, как и первый, но сразу после него Татьяна не убежала. Они простояли ещё с минуту, глядя друг другу в глаза. Потом она улыбнулась, сказала:

– До завтра.

И вошла в подъезд.

Домой он не шел, как на крыльях летел. В душе и во всем теле царила какая-то удивительная легкость, какой-то чудесный подъём. Если бы попросили описать эти ощущения словами, он не смог бы. Хотелось спеть что-нибудь или хотя бы просто крикнуть. Сдержался с трудом. Дома плюхнулся на кровать и заснул моментально, не успев ни раздеться, ни принять душ.

Теперь они встречались каждый день, за редким исключением, когда либо он вынужден был посвятить себя семейным делам, либо она задерживалась на работе дольше обычного. В будние дни он провожал её от аптеки до дома, в выходные они ходили в кино, кафе или в гости – как правило, к её знакомым. Конфетно-цветочный период. Всё хорошо – лучше некуда. Вот только он всё сильнее ощущал потребность в деньгах. Той суммы, что обычно оставлял себе на расходы после получки, стало не хватать. Не хватать всё острее. Отдавать матери меньше он не мог – не позволяла, что ли, совесть… или что-то ещё. Да и отцу в частной клинике областного центра посоветовали сделать операцию, говорят, на ноги встанет! Тогда он и обратился к Саше. Обещал ведь помочь при случае. И Саша помог. Тут очень кстати пришелся старый Денисов «пенёк» – по нынешним меркам ни на что не годный, разве что тексты в «Word» набирать. Вот Денис и стал набирать то, что подкидывал ему Саша. Вечерами, после работы. Засиживался допоздна, порой далеко за полночь. Зарабатывать таким образом получалось не много, но на подарки и цветы – самое оно. Несколько раз ему посчастливилось переводить на заказ с английского – тут уже платили побольше. Чем больше текст, тем выше оплата. Да и работа интереснее – не просто тупо стучишь по клавишам, приходится напрягать мозг.

Пятнадцатое декабря. Денис с отцом сидят за столом на кухне. За окном темно. В отблесках электрического света медленно кружат снежинки. Они крупные, разнообразной формы. Ударяются в стекло, сползают по нему на подоконник, задерживаются там, собираясь в миниатюрный сугроб. Изредка какая-нибудь проскальзывает в приоткрытую форточку, подвиснув в воздухе, замирает на мгновение и, вздрогнув, исчезает. Неразборчиво бубнит радио. Отец курит редкими затяжками, стряхивая пепел в ручной работы деревянную пепельницу: косматый домовой с лукошком в руках. Денис читает журнал, частенько бросая взгляды на настенные часы. На плите над зажженной конфоркой кастрюля с борщом. Вот-вот с работы придёт мама, полчаса уже как должна прийти. Будут ужинать.

Наконец щелкнул замок, скрипнула дверь, брякнули ключи, занимая своё место на гвоздике у трельяжа. Услышав это, Денис спешит расставить тарелки. Мама вошла в кухню раскрасневшаяся с мороза. Ставит у мойки пузатый пакет.

– Ждёте? – спрашивает, окинув их взглядом.

– Угу, – отвечает Денис, наполняя тарелку борщом. – Мой руки.

– Спешишь куда? – она заметила его суетливость.

– Угу.

– К Татьянке небось?

– Угу.

– Ну, привет передавай. Что ж она не заходит, а? Стесняется что ли? Так скажи, приглашаю. Пирог испеку, посидим, чайку попьём. А то уж сколько времени гуляете, уж на работе бабы говорят, мол, видели твоего-то с дамой. Идут, мол, довольные, под ручку. А я-то с ней и не виделась до сих пор. Будто чужие.

– Ладно, – отвечает Денис.

– Ну, смотри, а то сама к ней в аптеку пойду! – произносит мама, легонько потрепав его по загривку. – Жених. А, отец? Жених ведь. Того и гляди в ЗАГС, а?

– Ладно тебе, мать, – говорит отец, покачав головой. – Чего к парню лезешь? В ЗАГС, не в ЗАГС – сами разберутся, не маленькие уже. Так ведь, сын?

– Разберёмся.

– Ну, вот и я о том. Садись-ка, мать, ужинать!

– Сажусь, сажусь. А она девка-то знатная. Симпатичная и умница, а?

– Мать!

– Ну, всё, всё, отец. Молчу.

Долго молчать у неё не получилось, проглотив три ложки борща, говорит:

– Зою видела сегодня.

– Какую Зою? – уточняет отец.

– Ну, как какую? Надину сестру двоюродную.

– А… Ну и?

– Пашку-то, Надиного сынка, осудили на днях. Три года колонии.

Отец вздрогнул, отложил ложку. Сглотнул тяжело.

– За овцу?!

– За неё.

– Вот ведь… Угораздило…

– Так пить и дурью маяться не надо было!

– Ну да… Но всё же…

– Всё же – то же… – недовольно цедит мать. – Догулялся балбес. Олух олухом – натурально. И на суде, Зоя сказала, всё хохмил. Иду, говорит, дождь льёт, сыро, слякотно, гляжу, она под деревцем стоит, мокрая, дрожит вся, и так мне её жалко стало… с собой и прихватил, чтобы не мучалась. Доброе, стало быть, дело сделал, – качает она головой. – И так, стервец, весело, с куражом, это рассказывает, что даже судья смеялся.

– Мда… – произносит отец задумчиво.

– Смеяться-то смеялся, а срок прописал. А ведь какой парень был! Трудовик—то ваш школьный, – кивает Денису, – говорил, золотые руки у Пашки, и механик наш потом тоже отмечал за ним способности. Эх, к рукам этим ещё бы и голову поумнее. Ведь предлагали же ему, лоботрясу, родители учиться, дядька же у него в Москве в каком-то институте не последний человек, помог бы в люди выбиться, но нет. Ему бы всё тут ошиваться, водку пить, да Ваньку валять. Вот и довалялся. Тьфу!

– Три года… – произносит отец почти шепотом. – Всю жизнь парню поломать могут… Молодой ведь, жизни не видел и в тюрьму…

– Поломать, – с сомнением в голосе откликается мама. – Ярик-то Тихомиров неплохо устроился после отсидки. Видела недавно. Гоголем ходит, с иголочки весь, а не слышала я, чтоб хоть где-то работал. То на базаре отирается, то у ларьков, то в кабаке деньгами сорит – рассказывали. Говорят ещё, что с Казаряном снюхался – то ещё жульё. А сын вот твой, – опять кивает на Дениса, – отучился, работает, и что? А тот отсидел и в короли!

– Ну, кому король, а кому и… – морщится отец брезгливо. – Будет тебе, мать, считать чужие деньги!

– Чужие… – бурчит мать в ответ. – Посчитаешь чужие, когда всю жизнь убивался, а своих не скопил.

– Вот же язва ты у меня, – усмехается отец. – Ну что ж, что не скопили, зато парень у нас какой вырос! В деньгах ли счастье?

– Парень, – вторит мать примирительно. – Парню бы этому в Москву или хотя бы в область… А то ведь, не ровён час… Жизнь-то тут, сам знаешь… Пашка тоже рос…

– Мать! Не каркай! Ну, что как ворона разошлась! Парень у нас правильный, заживёт ещё и получше нашего!

Оставив родителей препираться, сколько им будет угодно, Денис выскользнул из кухни, быстро оделся, прихватил заранее заготовленный букет и вышел на улицу.

Морозно. Снег скрипит под ногами. От тусклых фонарей на снегу желтые кляксы. Денис идёт по тротуару вдоль дороги. Можно было бы пройти дворами – так короче, но время ещё есть. Таня ждёт его к восьми, так что можно и прогуляться. Машин почти нет, иногда какая-нибудь прошмыгнёт или протащится, оставляя за собой след из дыма и пара. Денис разглядывает их, но без особого интереса. Надо же на что-то смотреть. Не в кусты же, облезлые и низкорослые, тянущиеся по другую сторону тротуара. Очередная машина, цвета воронёной стали «БМВ», резвенько пробежала мимо, но метров через пятьдесят лихо тормознула и, постояв, сдала назад. Наползает медленно, мерно гудя двигателем и иногда пробуксовывая по наледи, скрытой под снегом, задними колесами. Поравнявшись с Денисом, останавливается, коротко всхлипывает клаксоном. Бросив взгляд на тонированные стёкла, Денис проходит мимо. Чёрт знает, кто там и чего им нужно.

– Эй! – звучит ему вслед. – Подвезти?

***

– А я смотрю, ты идёшь, – говорит Ярик, распахивая перед Денисом дверцу. – Садись.

В салоне пахнет табаком и кожей. Тепло. Кресло упруго проминается, принимая контуры тела. Автомобиль плавно трогается с места, неощутимо для пассажира набирает скорость.

– Твоя? – спрашивает Денис, обведя салон взглядом.

– Ага. Ашот подогнал. Ничего так тачка, да?

– Вполне.

– Не новьё конечно, трёхлетка, но для начала – самое оно. К подруге? – спрашивает, взглядом указав на покоящийся на коленях у Дениса букет.

– Да.

– Видел недавно вас. Клёвая она у тебя. Фигурка – класс! Как зовут?

– Татьяной.

– Буду знать. Да, для такой девочки ничего не жалко, никаких денег. Для такой можно и постараться. Ты ей колечко с брюликом или ещё чего, а она тебе… – хохотнув, он многозначительно подмигивает Денису. – Куда рулить-то?

– Знаменская двадцать один. Знаешь?

– А то.

Ярик берёт с приборной панели пачку «Парламента», закуривает.

– Ты-то как? – спрашивает у Дениса.

– Нормально.

– Всё в школе?

– Да.

– И как?

– Нормально.

– Ну-ну.

Дальше они ехали молча.

Уже, когда Денис, пожав на прощание руку Ярославу, вышел из машины, тот окликнул его, сказал:

– Ты это, если чего… Деньги или там что… обращайся. Чем смогу.

В этот вечер он впервые оказался у неё дома. Даже когда в школе бегал за ней, не удосужился побывать здесь. Квартира трехкомнатная, но небольшая. Мебели немного, зато подобрана со вкусом. Уютно. Как только войдёшь в зал, сразу же хочется устроиться в глубоком кресле рядом с имитацией камина и поговорить о чём-нибудь эдак размеренно, вполголоса, без «углов», чтобы с тобой соглашались и ты соглашался с услышанным. Сейчас в центре зала накрыт стол. На двоих. Танины родители уехали в соседний городок навестить родственников, и по этому случаю влюблённые решили провести вечер в домашней обстановке, а не в кино или у кого-нибудь в гостях. На столе, среди закусок, в высоком подсвечнике горит свеча. Бросает блики на бутылку «Киндзмараули», заставляя вино переливаться рубиновым.

Пока Денис разглядывает комнату, Татьяна чем-то занята на кухне. Свидетельствуют об этом позвякивание посуды и удары ножа по разделочной доске.

– Помочь? – окликает её Денис.

– Нет, я сейчас.

Она появилась на пороге, держа в руках блюдо с разрезанной на куски запеченной курицей. Денис спешит раздвинуть на столе тарелки, чтобы освободить место. Водворив блюдо на стол, Татьяна окидывает итоги своих трудов придирчивым взглядом. Поправив салфетки в слафетнице, улыбается чему-то. Денис отодвигает стул, приглашая её сесть.

…Они ужинали, пили вино. Денис нахваливал её кулинарные способности. Таня рассказывала ему о работе: как порой утомляет; какими смешными и вредными бывают посетители аптеки. Как порой норовят излить душу, особенно одинокие старики, посетовать на жизнь, на то, что дети и внуки бросили их. А ещё в аптеку повадились ходить наркоманы. Покупают «Нафтизин». Исхудавшие, бледные, как покойники, глаза запавшие, смотрят бессмысленно. Ей страшно. А вчера утром, она сама не видела, напарница рассказала, одного такого нашли рядом с аптекой замерзшим насмерть. Молодой совсем парень, почти мальчик. И куда только смотрят родители? Он искренне посокрушался, подбодрил её, и подумал про себя, а нет ли среди его учеников тех, кто может вступить на эту, ведущую в никуда, тропинку?

Свеча оплыла до половины. Настенные часы показывают без пятнадцати двенадцать. Ему пора.

Когда он вышел в прихожую, чтобы одеться, она подошла к нему сзади, обняла за плечи. Её дыхание касается его шеи, от чего по коже пробежали мурашки.

– Останешься? – спрашивает тихо.

Неделя, а Танины родители уезжали на неделю, пролетела незаметно. Целых семь дней Денис и Татьяна провели вместе. После уроков он ненадолго забегал домой, повидаться с отцом и мамой, когда та не была на дежурстве, а потом спешил в Танину квартиру, чтобы приготовить что-нибудь на ужин. Вечером он встречал её у аптеки, и они, если позволяла погода, гуляли по городу. У него щемило сердце, когда они подходили к двери её квартиры – сейчас их общему дому. Совместная жизнь. Ему хотелось, чтобы она продолжалась вечно. Им же так хорошо вместе: и днём, и ночью.

Но, как говорится, всё хорошее когда-нибудь кончается. Вернувшись в родительский дом, он не на шутку затосковал. Если бы не конец года, бы совсем сник. Контрольные работы, выставление четвертных и полугодовых оценок – всё это заставляло его держать себя в тонусе. Вскоре наступил новый год.

В ночь на первое января под бой курантов в компании отца и мамы он выпил шампанского. Телефонная линия, была ужасно загружена, раз за разом в трубке царили короткие гудки, но он был настойчив. Услышав наконец-то Танин голос, ощутил щемящую боль в груди. С трудом сдерживаясь от того, чтобы не сказать, как он сейчас хочет быть с ней, обнимать её, прижимать к себе, поздравил. Во втором часу, устав пялиться в телевизор, ушел в свою комнату и до утра, не смыкая глаз, провалялся в кровати. Не спалось не оттого, что из зала доносились голоса из «ящика», смех и реплики родителей, а потому что мечтал. Мечтал о том, как они с Таней могли бы провести эту ночь. Не сложилось. Но ничего, всё ещё будет. Не последний же Новый Год, в конце концов. Ещё как будет! Всё будет хорошо, просто отлично!

Утром уселся за перевод. Сейчас не за деньги. Чайкин подкинул статейку про французскую революцию. Денис не сомневался, Игорь Аркадьевич отлично бы справился и сам, просто так он выказывал уважение к молодому коллеге, мол, куда мне, старику, ничего я в этом не понимаю, переведу, конечно, но кое-как. А вот ты! Ты куда как лучше сделаешь, Денис! Впрочем, и я попробую, сказал тогда Чайкин, а потом сравним, что получилось. Денис постарался, не просто так перевёл, а сделал литературную обработку, чтобы читалось легче и интереснее. К обеду он переписал статью на русском уже три раза – пока окончательно не убедился в отсутствии ляпов, неточностей и «кривизны» фраз. Перекусив наскоро, отправился к Чайкину. Конечно, первое января не самый лучший день для деловых визитов, можно и не застать хозяина дома, или застать, но не в состоянии, располагающем к серьёзному деловому общению. Именно в таком состоянии Игорь Аркадьевич и оказался. Слегка навеселе, разрумяненный, по грудь обмотанный простынёй, он распахнул перед Денисом калитку.

– Денис! Проходи!

– Да я… – засомневался Денис, – не во время, наверное. Вот… – он протянул Чайкину листки с переводом.

Чайкин бегло прошелся взглядом по первому из них.

– Э-э-э… Ну, ты, друг, даёшь… Первое же число! Проходи!

Он схватил Дениса за руку и потащил в свои владения – частный дом с участком и банькой. К ней они и идут.

– Понимаешь, Денис, – сообщает Чайкин по дороге, – брат ко мне приехал. Жену с дочкой я к родителям сослал, отдыхаем! Перевод – это хорошо, но не сегодня. Лады? Сейчас попаримся!

В предбаннике за столом из обструганных досок сидит голый толстый мужчина с пышными усами и густой курчавистой, покоящейся на внушительных объёмов животе, бородой. Перед ним на столе две стеклянных пивных кружки.

– Вот, батюшка, коллега мой Денис Стрельников, извольте любить и жаловать! – обращается Чайкин к мужчине. – А это, отец Виталий, – представляет бородатого Денису.

– Ну, будет уже тебе, будет, – хмурится бородатый.

– Раздевайся, – командует Чайкин. – Давай за стол! Пива выпьешь?

– Можно, – соглашает Денис, стягивая одежду.

Из-под стола Чайкин достаёт полторашку пива, из шкафчика, примостившегося на стене рядом с миниатюрным, смотрящим на забор, окошком – ещё одну кружку.

– А ты, отец Виталий, – ухмыляется, – продержишь нас?

Отец Виталий медленно и величаво кивает в ответ.

– Ну, так! – восклицает Чайкин и принимается разливать пиво. – Церковь, как говорится, она завсегда с людЯми.

– М-м-м, – мычит отец Виталий и недовольно морщится. – Всё ёрничаешь.

– Почему ёрничаю. Я, может, от души!

– Да уж, душа у тебя… – произносит отец Виталий. Покусав краешек усов, спрашивает: – Ты в церкви-то когда последний раз был?

– Хм… не припомню…

– Так сходи, исповедуйся. Глядишь, вся желчь из тебя и выйдет! Колючки отвалятся. Храм-то душу смягчает! А то она у тебя как спина у дикобраза.

– Ага, и колючки отвалятся и хвост отсохнет… – смеётся Чайкин.

Денис тем временем разделся и уселся на краешек стоящей у стола скамьи.

– Угощайся, – придвигает к нему кружку Игорь Аркадьевич.

Пиво холодное густое, желудок пустой. Оно тяжело плюхается в него. В голове сейчас же образуется хмельной туман. Сделав несколько больших глотков, Денис прислоняется спиной к стене. Оттесняемый хмелем на край сознания и слуха, звучит голос Игоря Аркадьевича:

– Вот ты, Виталик, как думаешь, кто ты: священник или поп?

– Тьфу ты! – мотает отец Виталий головой, словно отгоняет назойливую муху. – А разница?

– Ну, как… Священник – это от Бога. Святой человек, человек Света. Сподвижник. Духовный наставник. А поп… – Игорь Аркадьевич чешет затылок. – Поп – это от Лукавого. Агент сатаны.

Лицо отца Виталия багровеет так, что кажется и борода стала красной. Щёки и живот его надуваются.

– Вот посмотришь на иного служителя церкви, – продолжает Чайкин, – и видишь – священник! А на другого глянешь – ни дать, ни взять поп. Заслал его сатана, чтобы примером его людей смущать. Подъезжает такой к храму на каком-нибудь джипе… вот у тебя, Виталий, джип, так?

– Ну…

– Вот выходишь ты из своей пятикомнатной на Арбате, едешь к храму на своём джипе, и там учишь верующих, как им жить. Дескать, отриньте всё мирское, не гонитесь за богатством, ибо богатому в рай попасть сложнее, чем верблюду через игольное ушко просочиться, настаиваешь, чтобы не о бренном теле, а о душе заботились. А после службы с попадьёй в ресторан – балычок, икорка, шашлычок, судачки порционные «а-ля натюрель». Ты уж прости, Виталик, но поп ты и есть!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.