Запах железной дороги

Запах железной дороги

Артем О'рянин

© Артем О'рянин, 2019

ISBN 978-5-0050-6235-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Артем О, рянин.

Запах железной дороги.

Глава 1. Каштановые волосы.

Отчаянно звонит будильник. Я ничего не соображаю. Шарю рукой по прикроватной тумбочке, но мобильника там нет. Этот ужасный и монотонный звук разрывает мои барабанные перепонки. Я подскакиваю с кровати и бросаюсь к столу. Телефон почему-то лежит там. Зачем я его туда бросил? Я беру его в руки. На экране светится два слова: «откл.» или «дремота». Я нажимаю откл., переборов огромное желание нажать на «дремота». Я делаю это, потому что совершенно не хочется из-за своей лени снова вставать ни свет ни заря. Я поворачиваю голову и смотрю на кровать. Она такая мягкая, еще теплая, манящая. Можно залезть в нее, натянуть одеяло до шеи и сладко спать дальше.

Одеваюсь. Спускаюсь на первый этаж. Родители, конечно, еще спят. Как и большинство людей в это время. Около пяти минут я ищу носки в моей бывшей спальне. Мне необходимы одинаковые. Обнаруживаю их за шкафом. Просыпается мама. Приходит ко мне и облокачивается на дверной косяк. Смотрит на меня. Она вся взъерошенная. В старой ночнушке.

– Мам, иди, спи, – говорю я ей. Она продолжает стоять.

– Ты бы лучше к дяде своему съездил, он… – начинает говорить своим сонным голосом.

– Ага, что бы он опять содрал денег с меня, не начинай мам, – резко парирую я.

– Ладно, – вздыхает мама, – поешь что-нибудь, чай хоть попей.

– Ладно, ладно. Мам иди, спать ложись. Я сам соберусь.

– Ага. Дверь закрой за собой, – напутствует меня и идет спать.

Я кладу документы в портфель и смотрю на себя в зеркало.

– Мда, прекрасно, – вырывается у меня.

Волосы растрепаны, торчат в разные стороны и похожи на рога. Под глазами мешки. На щеке выскочил новый прыщ. Он такой красный, мясистый. Охота выдавить.

Надо расчесаться. Расческу искать времени нет. Вместо расчески использую ладошку и обыкновенную воду. Глядя на зубные щетки, вспоминаю о зубах. Времени мало. Я набираю в рот пасту, затем воду, полоскаю пять секунд и сплевываю. Тыльной стороной ладони вытираю рот, хотя рядом весит полотенце.

Надо почистить туфли. В грязных идти не очень хорошо. Но их необязательно же чистить полностью. Я протираю переднюю часть туфлей губкой. Накидываю ветровку и выхожу на улицу. Вставляю ключ в скважину, почти совершаю оборот. Забыл портфель, вот, идиот. Возвращаюсь, беру портфель и снова открываю дверь. Вдруг под ногами проносится кот. Он пушистый. Так и зовем его «Пушок». Он большой любитель лазить по столам. Что бы это предотвратить, я возвращаюсь обратно. Отрезаю кусок колбасы, подношу его к черному носу. Все, теперь его внимание предельно сконцентрировано. Мы вместе на крыльцо выходим. Пока он колбасу остервенело ест, я наконец закрываю дверь. Спускаюсь с крыльца. Открываю калитку и ее тоже закрываю. Сколько надо всего открывать и закрывать! Смотрю направо, потом налево и перехожу дорогу.

Утренняя прохлада витает в воздухе. Солнце уже пробуждается после непродолжительного сна. Но оно еще не греет и не ослепляет своими яркими лучами, как днем. Скрипучий голос метлы то и дело нарушает тишину, очень необычную для этой улицы. На старый кирпичный забор приземляется большая, черная, как смоль ворона. Она довольно гаркает. Наверно, потому что в ее когтях – чуть ли ни цела буханка хлеба. Я прохожу мимо нее, и она гаркает, тяжело поднимается и улетает со своей драгоценной добычей.

Машин в такую рань почти нет – днем их очень много. Постоянно снуют туда-сюда. Людей сейчас тоже мало. Только дворники, ранние пташки. Ну и алкаши. Один такой выходит прямо передо мной из магазина под названием «Три медведя» и шатаясь направляется к пятиэтажкам.

Я достаю мобильник из кармана, и смотрю на время, и тут же ускоряю шаг. Бежать невмоготу. Поэтому я передвигаюсь набежками. Три метра шагом, три бегом. Три метра шагом, три бегом. Таким образом я добираюсь до конца, точнее, до начала улицы и чувствую, что уже разогрелся. Я начинаю бежать «… и волосы ветер любовно ласкает, и ноздри в такт раздувает…».

Улица, по которой я бегу была названа в честь великого писателя, написавшего умное, глубокое, тяжелое (в прямом смысле) произведение, с очень большим и непонятным эпилогом.

Возле ритуальных услуг я решаю передохнуть и останавливаюсь. И делаю это не только я один. Рядом со мной на дороге останавливается автомобиль. Пассажирская дверь открывается, и я вижу мужчину лет, наверное, сорока, немного уже седоватого, с морщинами на лице, но с очень живыми глазами.

– Эй, парень, садись, подброшу. Тебе на К***? – кричит он мне, своим немного прокуренным голосом.

Да, мне надо на К***. Но мама говорила не садиться к незнакомым дядям в машину. Но я тороплюсь, да и к тому же этот мужчина совсем не похож на маньяка. Он выглядит совершенно обычно, просто одет и кажется даже каким-то знакомым. Я сажусь.

– Что бежал то? – спрашивает он меня, пока я вожусь с ремнем, – Торопишься?

– Да, – отвечаю коротко.

Оставшуюся дорогу мы молчим. Играет радио.

– Вот здесь остановить? – он указывает на автобусную остановку.

– Да.

Машина останавливается. Я открываю дверь и уже собираюсь выходить, как вдруг на меня находит желание пожать руку этому незнакомому человеку, который просто мне помог. Мы обмениваемся рукопожатием.

– Спасибо, – благодарю его.

– Удачи, – желает он мне и улыбается.

– И вам.

Он уезжает.

Я подхожу к зданию из красного кирпича.

– Кто последний? – громко спрашиваю у присутствующих.

– Я, – отвечает пожилая женщина с большой родинкой под носом, – Ты городской?

– Да.

– За мной держись, – говорит она. – Здесь пока не все стоят, – указывает на других. – Некоторые дома спят, некоторые в машинах сидят. Ты десятый, примерно, или одиннадцатый.

Я смотрю на нее и качаю головой. Соглашаясь. Все о чем она говорит, я и так прекрасно знаю, поэтому и пришел за два с половиной часа до начала. Да, это еще и поздно. Я слышал, что некоторые вообще с полуночи здесь стоят. Ночуют в машинах.

Через пять минут я уже перестаю быть последним. Приходит парень. Высокий, худощавый, с большим носом. Через пару минут за ним уже занимает мужчина, лет так под сорок пять, лысоватый. Вскоре приходит маленькая старушка и занимает за этим мужчиной.

Я стою на крыльце, облокотившись на перила. Читаю на столбе приклеенную листовку: «Помощь нарко – и алкозависимым». Но тут перевожу взор направо и вижу ее. Она выходит из-за угла дома и не торопясь, легкой поступью подходит к нам. У нее красивые, длинные и шелковистые каштановые волосы.

– Кто последний? – спрашивает она, подойдя ближе.

Никто не отвечает.

– Кто последний? – спрашивает уже громче.

– Бабушка, вот эта. Она, наверное, не слышит, – говорит ей женщина с родинкой и пальцем указывает на маленькую старушку, которая стоит, облокотившись на вазон. Скамеек поблизости нет.

– Бабуль, – мило обращается к ней девушка.

Та не отвечает. Не слышит.

– Бабуль, – повторяет она и кладет свою руку ей на плечо, та оборачивается, – Вы, последняя?

– Последняя? – удивленно спрашивает она, – да, я.

– Хорошо, я за вами тогда.

– Хорошо, милая, – говорит бабушка и улыбается беззубой улыбкой.

***

И стал украдкой наблюдать

За ее прелестными чертами.

Как рядом с ней хотелось встать

И сердце нежно волновать.

Сказать: «Привет». Стрельнуть глазами.

Улыбку добрую зажечь. Обрадовать

Словами, красивее, чем в Мопассане.

Затем к себе её прижать

И локоны волос поцеловать,

Нежнейший аромат вдыхать.

Но я боюсь – и в жизни не бывать,

Что б я осмелился вот так сказать,

Поговорить о всяком, поболтать.

Уж лучше мне угрюмым стать.

Несчастье снова баловать.

И как мне это разузнать?

А вдруг, она совсем глупа

И любит деньги тратить,

На прочих смотрит свысока.

Я подойду. Прогонит.

Иль ухажер меня догонит.

Да ну, вообще я занят

И куча дел, невпроворот.

Наверно, завтра иль через год

Меня любовь сама найдет.

Стою вот так. Мечтаю, думаю и планы составляю. Мысли, как река. Текут и текут. Неожиданно их течение прерывает звук ключа, поворачивающегося в замочной скважине. Дверь открывается. Все смотрят на нее и дружно идут внутрь. Торопятся. Я всех пропускаю и захожу последним.

Весь, не очень большой холл заполняется людьми. Почти все на ногах, так как для нас поставили всего две скамейки. Но зато стоят огромные горшки с какими-то засохшими деревьями. Я встаю рядом с одним из них, смотрю на людей и поглядываю на настенные часы. Толкаться возле окошка не имеет смысла. Сельские все приходят и приходят. В итоге я сдвигаюсь с одиннадцатого места на двадцатое. Сельские жители и городские идут через одного. Меня начинает клонить в сон. Но вдруг раздаются крики и это меня отрезвляет.

– Я первый, – кричит мужчина, указывая пальцем на себя, и бьет себя в грудь. Он одет в рыбацкий полукомбинезон поверх клетчатой рубахи. Лицо разглядеть не могу.

– Мужчина, мы здесь стоим с четырех часов и вас ни разу не видели, – кричит беременная женщина. Если, я правильно понимаю, она – четвертая в очереди.

– Он первый, мы занимали за ним, – спокойно высказывается молодой человек в белой футболке.

– Видите, женщина. А? Незачем на меня кричать, – ехидно говорит мужчина.

– Вы пришли, постояли и ушли спать, а мы здесь стоим все время. Так не честно! – вмешивается женщина в деловом костюме.

Кое-где раздаются одобрительные восклицания. Они очень тихие и не имеют никакого веса. Я начинаю бояться за свое место в очереди. Иду. Прохожу мимо девушки с каштановыми волосами. Мой нос улавливает фруктовый аромат шампуня. Уж очень приятный. Я хочу обернуться и взглянуть ей в лицо, заглянуть ей в глаза. Не могу. Вместо этого встаю в очередь и начинаю очень заинтересованно читать стенд про курение. Я совершенно не понимаю написанных там слов. Как бы хотелось читать мысли других людей. Тогда бы я узнал, о чем она думает.

Спустя десять минут окошко открывается и начинается то, ради чего все собрались. И поначалу все идет хорошо. Люди подходят к окошку, получают желаемое и уходят. Но вдруг…

– Пропустите меня, – кричит лысоватый мужчина (тот который должен стоять позади высокого парня и позади меня). Он отчаянно пробирается сквозь толпу и встречает значительное сопротивление, – Я не собираюсь пропускать этих сельских, я раньше пришел!

Он подлезает к окошку и перегораживает дорогу остальным.

– Ты что творишь?!

– Куда ты лезешь?!

– Дядь, в очередь слезь ка!

– Мы все тут раньше занимали!

– Самый умный что ли?!

– Я раньше него!

– И я!

– И я!

А я в чем-то согласен с этим человеком. Ему надоело терпеть. Но, конечно, все для него закончится плачевно. Неожиданно, какой-то коренастый дядька втискивается между окошком и этим мужчиной, отстраняя того и не давая ему дороги. Тот не хочет так просто отступать. Он краснеет, напрягается и старается противостоять силе, которая двигает его прочь. Усилия его тщетны. Я думаю, что он просто сдастся и вернется в очередь. Но я ошибаюсь. Лысоватый мужчина горд. Он отталкивает рукой коренастого и с высоко поднятой головой уходит прочь. Я восхищаюсь таким поступком.

– Правильно, так его!

– Да.

– Да, пускай проваливает.

Вот это да. Какие страсти. И все ради маленького клочка бумаги. Не глупо ли?

Глава 2. Белая шапочка

Снимаю ветровку. На улице уже стало теплее и намного пыльнее. Вовсю ездят и дымят старые автомобили. Люди спешат на работу. Открываются продуктовые магазинчики. Мне почему-то становится вдруг грустно и тоскливо. Наверное, потому что я опять иду один среди этой суеты. А может из-за того что серьезно недоспал и очень голоден. И правда, живот немного покручивает. Решено. Давно думаю об этом. Деньги есть. Куплю чего-нибудь вкусненького. Приду домой. Заварю чай. Включу телевизор.

На перекрестке, возле большого торгового центра (по здешним меркам), я поворачиваю направо. Иду и смотрю по сторонам. Возле банкоматов выстраивается очередь. На рынке поддержанной одежды продавщицы раскладывают и развешивают тряпки. На большом рынке (еще есть маленький) открываются павильоны. Мимо меня проходят две бабушки. Они везут в сумках-тележках овощи, фрукты, ягоды, зелень и разные соленья на продажу. Цены на домашние продукты больше, чем в магазинах. Но все равно – это копейки. Поэтому с бабушками почти никто не торгуется, кроме таких же бабушек и дедушек.

Чуть дальше рынка, возле закусочной (раньше там продавали вкусные манты) бродят или лежат беспризорные собаки с желтыми бирками в ушах. Они ждут начала рабочего дня. Тогда им что-нибудь, обязательно, перепадет. Я устремляю взгляд вперед и вижу знакомое лицо. Кажется, что это одноклассница. В начальных классах сидели за одной партой. Она меня пока не заметила. Очень хочу встретиться с ней. Может, поговорим. Но срабатывает дурацкий рефлекс. Я опускаю глаза и быстро перехожу через дорогу и уже иду по другой улочке. Я не хочу ни с кем встречаться и разговаривать. У меня нет настроения для этого. Оправдываю себя. А в голове уже формируются реплики и целый несостоявшийся диалог. Трус.

Подходя к главной улице нашего маленького города, я уже издалека слышу ужасный грохот. Что вероятно, обусловлено структурой нашей мостовой. Она вымощена булыжниками. Все этому удивляются, а мы уже привыкли.

Обычно центральная улица является не только самой большой, но и самой красивой в городе или в другом населенном пункте, но у нас она самой обычная. Множество аптек, три банка, два разменных пункта, магазины с одеждой, с мясными изделиями, с хлебом, с алкогольными напитками, с канцелярскими товарами, с бытовыми товарами, с мобильниками и сим – картами, оптика, один супермаркет, четыре кафе, два ресторана, один отель, одна стоматология, взрослая поликлиника, городской дом культуры, доска почета, городской суд, военкомат и странное здание, которое уже несколько лет завешано огромной ширмой. Вот, в принципе и все из того, что сразу бросается в глаза, если ты идешь или едешь по этой улице. Но я уже не обращаю внимания на то мимо чего иду. И так понятно. Мне нужно дойти до конца этой улицы.

Повсюду весят объявления. На столбах, заборах, зданиях, остановках, специальных досках. Чего только не продают и не покупают. Квартиры, комнаты, дома, гравий, песок, щебень, профнастил, металлочерепицу, автомобили, велосипеды, коляски, рога, мех, шубы, текстиль, бетон, удобрения. Предлагают работу и услуги.

Я останавливаюсь возле булочной «Булочная». Думаю, входить или нет. Может не надо опять есть мучное. Ай, ладно, вечером меньше съем.

Захожу внутрь. Здесь тепло и вкусно пахнет свежими булочками. За прилавком ни кого нет. Я наклоняюсь над витриной и рассматриваю, что там есть. Они выглядят так аппетитно, что хочется купить их все и съесть без остатка. От этого выбор становится труднее. Кто-то идет…

– Привет, Сеня, – говорит этот кто-то. Я чуть не подпрыгиваю от удивления. Внутри все сжимается от волнения. Я поднимаю глаза и вижу перед собой девушку в белом фартуке и белой шапочке. Она улыбается.

– Привет, Аня, – мямлю я дрожащим и удивленным голосом.

Ни как не ожидал ее здесь встретить. Она догадывается, о чем я думаю. Улыбка ее гаснет, а лицо принимает немного печальный вид.

– Удивлен, что я здесь работаю? – говорит она с некоторым вызовом, но снова улыбается.

– Неет, – вру, – я просто думал… Ты же, вроде, училась на биологическом.

– Нууу, вот так вот получилось, – пожимает плечами. – Что поделаешь? Ты уже выбрал, что берешь?

– Я…а, да. Хотя, может, ты мне подскажешь. Не знаю, что брать.

Я знал, что взять. Растерялся.

– Да, конечно, – говорит Аня. – Тебе сладких или нет?

– Мне… Наверное, и то, и другое.

Она начинает перечислять. Называет столько наименований, что не только не облегчает задачу, а наоборот, усложняет ее. Я вообще с трудом понимаю, что она говорит. Я пытаюсь не отводить от нее взгляд. Смотрю на её губы. Как она говорит. На ее зубы. Она заканчивает. Надо выбирать. Выберу проверенное.

– Эээ, тогда… – я делаю вид, что задумался, – булочку с вишней и… и пиццу, два кусочка, вот эту, на тонкой лепешке.

– Хорошо.

Она идет за прилавок и начинает там копошиться.

– А ты, Сень, сейчас чем занимаешься, работаешь? – спрашивает она, не отрываясь от дела.

– Я? Нет, не работаю. Мне в армию. Скоро призыв начнется, – отвечаю ей.

– Да, – говорит Аня многозначительно, сочувственно качая головой, и протягивает пакет, – вот держи… Ой, забыла совсем тебе предложить, может, ты здесь хотел поесть. У нас столик есть и кофе, если хочешь, или чай. Поболтаем еще.

– Не, спасибо, – говорю, даже не подумав. Конечно, я хотел бы остаться. – Я пойду, еще дела есть, спасибо.

– А, ну ладно.

– Пока, Аня.

– Пока, Сень.

Выхожу. Внутри опять ощущение неполноценности. Я иду прочь.

***

Вернись обратно, не глупи,

Тебя она полюбит.

Ты сердце наизнанку поверни,

Она сама рассудит.

И я ушел, и не бежал,

В росточке чувство растоптал,

Сто оправданий я искал,

Но правду собственную знал.

Мне было очень жалко Аню,

Хорошей девушкой она была,

И в школе умницей слыла,

Но жизнь всегда проста.

Вот белый фартук и колпак,

Печь, противень и сито.

Лепи, меси. Держи оклад.

Теперь мечта забыта.

Глава 3. Белая машина. Болтун. Больница.

Прихожу домой. Родители спят. Долго что-то. Телевизор не посмотришь. План терпит крах. Есть хочется, и очень сильно. Сажусь за стол. Съедаю булку, затем пиццу, запиваю водой. Поднимаюсь наверх и ложусь спать. В одежде.

Просыпаюсь. Понимаю, что забыл поставить будильник. Смотрю на часы и тут же подскакиваю с кровати. Со всех ног несусь вниз. Влетаю в родительскую спальню. Папа смотрит телевизор.

– Пап! – зову отца.

– Даа, Арсеениий, – отвечает папа. Голос его замедленный и растянутый. Понятно. На папу рассчитывать не стоит, он меня не подвезет.

Стремительно иду на кухню.

– Мам, где твой мобильник?

– Зачем он тебе? – отвечает она вопросом на вопрос.

– Позвонить в такси. Я опаздываю.

– Ааа, возьми на столе там, в спальне, – говорит она. – Ты завтракал сегодня?

– Да, мам, завтракал, – говорю и закрываю дверь в спальне, что бы ни кто мешал мне разговаривать.

Набираю номер. Слушаю гудки. Играет музыка.

– Алло.

– Здрасте, служба заказов городского такси, я вас слушаю, – раздается голос в трубке.

– Здравствуйте, машину, пожалуйста, на Кировский переулок, дом 1.

– Куда поедете?

– К стомат. поликлинике.

– Ага, хорошо, ваш заказ принят. Ожидайте. Примерно через пять минут подъедет машина. До свидания.

Я хочу поблагодарить, но она резко сбрасывает трубку.

Через пятнадцать минут к моему дому подъезжает старенький отечественный автомобиль 80-х годов. Я не люблю машины, но эта действительно красавица. Белая, чистая, как снег. Водитель тоже очень интересный типаж. Широкий и низкий лоб, густые брови, узкий подбородок и нос большой и квадратный, словно высеченный из камня. Но, несмотря на это, лицо приветливое.

Я открываю дверь и сажусь.

– Здравствуйте, – говорю водителю.

– Здорово, приятель, – отвечает он дружелюбно, – пристегивай ремень, а то я ж за тебя отвечаю.

Мы трогаемся с места. Я пристегиваю ремень.

– Так, тебе в эту, как её? В стомат. поликлинику надо? – спрашивает меня.

– Да.

– Намучаешься ты там, – говорит он с ухмылкой.

– Почему? – спрашиваю его.

– Руки у них из одного места растут. Вот почему. Я из-за них два зуба потерял, – он оттопыривает два пальца, – хотя сначала были только две маленькие дырочки. Ты смотри что делает! – он неожиданно начинает кричать на большой внедорожник, который выскакивает перед нами.

Водитель с силой вдавливает ладонь в сигналку.

– Даже не помигал. Разведутся же. Ну, едь, давай. Че, медленно так? – злится он и начинает обгонять.

– Да, так я и думал, женщина. По телефону еще базарит. С***, извините.