Даруй им покой

Вэл Валерия

Даруй им покой

Роман

* * *

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет уголовную, административную и гражданскую ответственность.

© Вэл В., 2022

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022

* * *

Agnus Dei, Qui tollis peccata mundi, dona eis requiem[1].

Дверь медленно повернулась на тугих петлях, луч фонаря прочертил на каменных плитах светлый треугольник. Где-то далеко за крепостной стеной раздался протяжный стон, переходящий в бессмысленный хохот. Спина мигом покрылась липким потом, хоть рассудок подсказал – это всего лишь крик ночной птицы.

Хохот оборвался. Только листья шелестят за спиной, да бьются в стекло фонаря обезумевшие мотыльки. Треугольник света на полу продолжает вытягиваться, достигнув витой ножки стола… носка элегантного ботфорта… свисающих с подлокотника кресла четок… складок бархата на рукаве… тускло блеснувшего позолотой эфеса шпаги…

Снаружи снова расхохотался филин.

Густой предутренний туман гасил эхо. Стук копыт по булыжнику двора, звон сбруи и лошадиное фырканье, такие привычные днем, сейчас казались чуть ли не зловещими, как выглядела призрачной показавшаяся в тумане фигура закутанного в плащ всадника. Впрочем, чем ближе он подъезжал к воротам, тем явственнее обретал плоть. Властным жестом он приказал поднять решетку, и привратникам не пришло в голову задавать вопросы. Цепи с лязгом стали наматываться на ворот, и решетка поползла вверх. Конь послушно ступил под арку. Несколько шагов, и туман снова скрыл его и изящно державшегося в седле всадника.

Оба привратника, наверное, запомнили эту сцену на всю жизнь. Сначала им пришлось во всех подробностях рассказать о произошедшем начальнику гарнизона, потом – сенешалю, а теперь их внимательно слушал Гаррет, сводный брат и правая рука барона Донована. Ох, не пришлось бы перед самим бароном все это пересказывать… Не то чтобы сэр Уильям отличался особо крутым нравом или чрезмерной строгостью, просто уж очень переполошил весь замок внезапный отъезд одного из гостей, а в таких случаях чем незаметнее слуга, тем меньше с него спросят.

– Так, значит, он не говорил с вами? – Гаррет слегка нахмурился.

– Нет, господин, ни единого слова не сказал. Только рукой так вот махнул… чтобы, стало быть, открыли ему. – Привратник неуклюже повторил виденный жест.

– И вы открыли. – Гаррет еще больше нахмурился. – Что за конь под ним был?

– Из конюшни сэра Уильяма.

Словно в ответ на эти слова, приоткрылась дверь, и на пороге показался один из стражников.

– Господин, я только что от сэра Уильяма, – обратился он к Гаррету. – За рвом поймали коня из баронской конюшни. Наверное, того самого.

– И что с ним? – живо повернулся к пришедшему Гаррет.

– Да ничего. Пасся себе…

– Я имею в виду сбрую.

– В полном порядке. Словно всадник спешился и… – стражник замялся и докончил: – И непонятно, куда делся. Сэр Уильям приказал весь лес обыскивать.

Большая стрекоза зависла над водой, ловя блестящими крылышками солнечные блики. Носились среди листьев кувшинок юркие водомерки, между уходящими в темную глубину стеблями мелькали рыбешки. Из-под рассохшихся деревянных мостков, зацепившись за столб, стелился по воде длинный светлый лоскут.

Девушка, полоскавшая белье, свесилась и ухватила мокрую ткань.

– Смотри-ка, Аби, это ж у тебя уплыло! – повернулась она к подружке на другой край мостков.

– И ничего у меня не уплывало, – отозвалась та. – Сама, наверное, и уронила.

– У меня не было такого.

Девушка потянула из воды лоскут, но он не поддавался, видимо, зацепился за что-то под мостками.

– Это вообще не наше, – с сомнением проговорила подошедшая подруга. – Брось ты это, Кэйт.

Не слушая, Кэйт дернула сильнее, и на поверхности воды показался небольшой – с корзину для белья, а то и меньше – перемотанный веревками тюк.

– Ох… что это?

– Не надо!

– Ты чего, боишься? Ну ты и трусиха, Аби!

Кэйт передернула плечами и, взяв палку, которой они подцепляли корзины с бельем, ткнула в туго свернутую ткань. Из-под грубого холста, которым сверху был замотан сверток, появился край более тонкой светлой ткани с размытыми бурыми пятнами.

– Знаешь, Кэйт, может, я и трусиха, но мне это не нравится. И я не хочу знать, что там внутри.

– Думаешь, это кровь? – враз севшим голосом проговорила Кэйт.

– Так ведь похоже на кровь… Не разматывай!

Аби предостерегающе схватила подругу за руку, но та и сама отдернула палку от вмиг ставшего страшным свертка.

– Что будем делать? Вытащим?

– Нет! Может, позвать кого…

– А если там… ну… что-то плохое? Мы же и виноваты будем.

– Знаешь… а пусть-ка он дальше плывет!

И девушки осторожно, чтобы не размотать ненароком ткань и не увидеть страшного содержимого, палкой стали подталкивать находку на середину ручья.

I

Сломанный клинок

Месяц спустя

В лунном свете кровь на булыжнике мостовой казалась черной. Где-то ответом на звон шпаг хлопнул закрываемый ставень. У ног сэра Уильяма, барона Донована, бился в агонии его спутник, только что дравшийся с ним спина к спине. Любой шаг в сторону или назад мог слишком дорого обойтись – споткнись об умирающего, и твоя собственная смерть окажется не только обидной, но и позорной. Один против четверых. Двое заходят с обеих сторон, не давая атаковать – уйдешь в выпад, доставая одного, и откроешься для клинка другого. Еще двое стоят поодаль с обнаженными шпагами, ждут то ли развязки, то ли своей очереди – уж как получится.

Злость, что он так глупо попался, стучала в висках, кровь из прокушенной губы наполняла рот мерзким привкусом. Пока только из губы… впрочем, не надейтесь, сучьи дети! Кажется, барон выплюнул ругательство вслух. Такое в бою порой помогает не хуже молитвы. Он улучил момент, завязав клинок одного из разбойников. Резко зайдя в сторону, толкнул его на другого, тут же отскочившего – пожалуй, слишком далеко. Последний стон умирающего смешался с булькающим хрипом раненого. Ощутив на лице горячие капли, барон выдернул клинок из горла падающего противника, чтобы тут же отразить удар сбоку. Рискованный разворот на скользких булыжниках, снова летят веером темные капли, снова вопль боли. Теперь их двое. Он – один. Их двое? Нет, трое – из темноты выскользнула еще одна тень.

Господи, да за что же? Конечно, он был готов к тому, что пустая интрижка с чужой любвеобильной женой закончится дуэлью, но чтобы встретить целый отряд наемных убийц… Сталь скрежещет о сталь, звон, неожиданная легкость в руке, держащей вместо шпаги короткий обломок… Все. Вот и все.

Барон не сразу понял, почему они не нападают, он же безоружен. Почему один из них рывком падает на колени, выпустив из руки шпагу, и утыкается лицом в грязь мостовой. Почему двое других схватились между собой, не обращая на него внимания. Значит, тот, кто последним появился из темноты переулка, не из их шайки… Подмога? Но этот человек был ему незнаком. Опустив взгляд на мертвеца, барон увидел торчащую из-под лопатки короткую рукоять ножа. Такому броску, учитывая расстояние и неверный лунный свет, можно только поаплодировать. А еще задуматься, кто способен его сделать… Только вот думать некогда.

Вытащив из-под мертвой руки шпагу, он повернулся к дерущимся. Как раз чтобы увидеть, как неизвестный метатель ножей выбивает из руки противника оружие и бьет его ногой в пах, вынуждая присесть, после чего ударяет рукоятью в основание черепа и, пригнув к земле, перерезает горло так, чтобы не забрызгаться хлынувшей кровью.

Сжимая в руке чужую шпагу, барон смотрел на нежданного союзника. В первый момент ему показалось, что перед ним дворянин – длинные волосы, перехваченные на затылке, в прорезях зауженного в талии колета виднеется тонкая белая рубаха. Но стоило незнакомцу заговорить, как первое впечатление рассеялось.

– Вы дрались как зверь, господин! – Он отвесил легкий, но почтительный поклон. – Не сломайся ваша шпага, так, глядишь, и помощь не понадобилась бы.

– Однако же она пришлась кстати. Как мне тебя отблагодарить?

– Да не… – Тот махнул рукой. – У меня с этими прохвостами свои счеты. Пожалуй, это мне вас впору благодарить. Но вот ежели захотите знать, кто их на вас натравил, так это я могу. В смысле – найти вашего недруга.

– Не стоит. Я и так знаю, кто это.

– Ну что ж… Тогда прощайте, господин.

Он снова поклонился и присел над одним из трупов. Собравшийся было повернуться барон остановился. Слова незнакомца о недруге, которого он брался найти, впились в мозг не хуже его метательного ножа, выдернутого из-под лопатки мертвеца.

– Постой. Ты сказал, что можешь найти человека?

– Могу, господин. – Он вытер клинок об одежду покойника и выпрямился. – Считайте, это мое ремесло.

– Ремесло?.. Ладно. Как мне тебя называть?

– Дирхарт, господин.

– Хорошо, Дирхарт. Где мы можем поговорить?

– Идемте, господин.

Вкладывая в опустевшие ножны шпагу убитого разбойника, барон подумал, разумно ли он поступает, связываясь с этим человеком. Впрочем, молния дважды в одно место не попадает. Да и Дирхарт на первый взгляд показался барону вполне подходящим исполнителем его замысла. Такой сделает ровно столько, за сколько ему заплатят.

Они свернули с вымощенной улицы в заваленный мусором и заросший чертополохом проулок. Луна освещала лишенные окон стены и полусгнившие заборы, тускло поблескивала в лужах помоев.

– Да вы не думайте, господин… – Дирхарт на ходу сорвал травинку и зажал между зубами. – Больше драться сегодня не придется. Меня тут каждая собака знает…

Барон не выдержал и усмехнулся.

– А те собаки, с которыми ты мне помог расправиться, они что, единственные, которые тебя не знали?

Дирхарт широко улыбнулся, едва не выронив травинку.

– Очень хорошо знали, господин! Да только напали-то они на вас, а не на меня.

– То есть если бы на их месте был ты…

Барон не договорил, и Дирхарт на ходу слегка ему поклонился.

– Не приведи боже такого, господин. Уж больно хорошо вы деретесь.

Он остановился перед покосившимся сараем и пнул сапогом криво висящие доски, оказавшиеся дверью. Входя в низкий, прокопченный кабак, барон внутренне усмехнулся – в таких местах ему бывать еще не доводилось. Оставалось только надеяться, что разбойничья шпага в случае чего не подведет, как подвела сегодня его собственная.

Внутри кабака было ненамного светлее, чем на улице, но озаряющий его дымную внутренность очаг все же находился ближе луны, а потому и увидеть позволял больше. Об этом впору было пожалеть – при свете собеседник показался барону заслуживающим минимум доверия. Волосы, хоть и отпущенные по дворянской моде, явно могли быть почище, что, впрочем, относилось и к его одежде, а рубаха казалась тонкой и белой лишь в лунном свете. Не то чтобы он выглядел совсем уж опустившимся, однако явно к тому приближался. Но отступать от задуманного не хотелось.

Они сели на плохо оструганную скамью. Касаться грязной, криво лежащей на козлах столешницы барон поостерегся. А вот принесенное шустрым слугой пиво, хоть и дрянное, оказалось кстати.

Дирхарт сплюнул травинку и поднял на барона вопросительный взгляд.

– Так что же угодно господину?

Барон сделал глоток из липкой кружки, собираясь с мыслями и вспоминая произошедшее в его замке месяц назад…

Он ехал во главе одного из отрядов, мелким гребнем прочесывающих лес. Мало было сказать, что поступок Джеффри Холла не имел разумного объяснения, потому что он вообще никакого объяснения не имел. Сэр Джеффри был рыцарем графа Ормонда и прибыл в замок барона Донована в качестве доверенного лица, призванного вести переговоры о браке барона и дочери графа, леди Вирджинии. И вот, когда все шло так хорошо и такой желанный брак казался сэру Уильяму делом решенным, сэр Джеффри внезапно покидает замок безо всяких причин, никого не предупредив. Покидает и растворяется в воздухе…

Ехавший рядом с бароном Томас Грэй с беспечным видом запрокинул голову, любуясь легкими облачками и мелькавшими в просветах между листвой ласточками. Сэр Уильям намотал повод на луку седла и раздраженно потер запястье сквозь кожаную перчатку. Его злил довольный вид друга. Очень злил…

Словно услышав эти мысли, Грэй повернулся к нему:

– Говоришь, даже его слуги ничего не знали?

Барон молча кивнул.

– А ты, конечно, сейчас представляешь, как Холл мчится к графу докладывать о… о чем? В чем порочащем он мог заметить жениха накануне свадьбы, чтобы так спешить, забыв о приличиях?

– Ты лучше скажи, на чем он, по-твоему, мчится? На помеле? – недовольно бросил барон, и сэр Томас рассмеялся.

– Очень хорошо представляю эту картину! Помело – как раз то, что ему подходит больше всего. Ты порасспроси прислугу, не пропадало ли…

Барон знал о неприязни друга к Джеффри Холлу и не разделял ее, хоть и понимал, чем она вызвана. Подозрительность и вспыльчивость одного, надменная самоуверенность другого – все это усугублялось тем, что Томас мечтал добавить к дружеским узам еще и родственные, выдав за барона сестру, и видел в Джеффри препятствие своим планам. Барон прекрасно сознавал: лишь то, что оба одновременно гостили под его крышей, пока удерживало их от поединка.

– Конь, на котором Холл выехал из замка, уже снова стоит в стойле. Причем рядом с его собственным.

– Он что, на твоем пытался сбежать? Так, может, просто не справился с ним? Может, валяется где-нибудь со сломанной шеей?

– Чушь, он прекрасный наездник. Да и собаки нашли бы. Я все своры велел спустить.

– Чудеса… – протянул Грэй, снова мечтательно подняв глаза к небу. – И брак твой висит на волоске. А волосок готов…

– Помолчи.

– Как скажешь.

Весь вид сэра Томаса показывал, что долго молчать, несмотря на обещание, он не собирается. Пожалуй, их дружба тоже висела на волоске. Конечно, в желании Грэя породниться с другом не было ничего дурного – и род достойный, и сестра его хороша собой. Все могло бы сложиться к взаимному удовольствию, если бы в жизни сэра Уильяма не возникла дочь графа Ормонда. Брак с ней был не просто выгодным. На выгоду барон мог махнуть рукой. Но переступить через разрывающую душу страсть к леди Вирджинии он не мог даже ради старой дружбы.

– И все-таки интересно, что скажет граф, если с его поверенным впрямь случилось что-то плохое? Отдаст он за тебя дочь? – нарушил недолгое молчание Грэй.

Барон молча стиснул руки, сквозь перчатку впиваясь ногтями в запястье.

– Господин… – мягко произнес Дирхарт, вернув барона в прокопченный кабак. – Вы поговорить со мной хотели.

– Да… – Сэр Уильям тряхнул головой, отгоняя воспоминание. – Да. Мне нужен человек, способный найти другого человека… Нет, пожалуй, не так. Мне нужен человек, способный отыскать иголку в стоге сена.

– Иголку-то?.. А что, отыщу и иголку, ежели заплатите.

– Об этом можешь не беспокоиться.

Барон разглядывал Дирхарта, стараясь отбросить сомнения. Хоть на плута тот похож не был. Обычный наемник, переживающий не лучшие времена. Лицо, пожалуй, неглупое. Да и черты довольно правильные, простонародными не назовешь. Побочный отпрыск какого-нибудь лорда, не пожелавшего признать связь с простолюдинкой? Похоже…

– Так кого искать-то мне, господин?

Дирхарт нагнулся и, подняв с посыпанного грязной соломой пола сухой стебелек, сунул в рот.

– Где-то недалеко от моего замка пропал человек. Мне нужно найти его или хотя бы узнать, что с ним произошло.

Наемник грыз соломинку, терпеливо ожидая продолжения, и когда его не последовало, покачал головой.

– Господин, этого мало. Кто этот человек, что делал возле замка вашего, когда пропал… Откуда вы знаете, что пропал… Где должен появиться и не появился… Вы мне хоть что-нибудь скажите, господин. А то ведь у иголки в сене, и у той примет больше.

Барон поймал внимательный взгляд светло-серых глаз и внутренне поежился. Только сейчас, окончательно остыв после горячки боя, он в полной мере ощутил, насколько сомнительное дело затевает. Посвятить этого человека, свалившегося на него, во все подробности, разумно ли? Но, с другой стороны, сидящий перед ним – всего лишь наемник, кроме денег ему ничего не нужно, едва ли его участие чем-то может грозить.

– Ладно. Случилось вот что…

По мере того, как барон рассказывал историю исчезновения Джеффри Холла, Дирхарт иногда лишь чуть заметно кивал, не меняясь в лице, словно до сих пор только тем и занимался, что распутывал подобные дела. Однако когда барон закончил, он продолжал молчать.

– Ну так как? Найдешь мне этого человека?

Дирхарт передвинул во рту соломинку, глядя в свою кружку.

– Найду, господин, ежели хотите…

– Ты колеблешься, я же вижу.

– Да не то чтобы… – Дирхарт снова вскинул на барона светлые, почти бесцветные глаза. – Только вот начинать мне надо оттуда, где след появился, раз уж непонятно, где он оборвался. То бишь с вашего замка. А разве ж я могу быть вхож туда?

– И только то? – Барон выдохнул почти облегченно. – Сегодня погиб человек из моей свиты, мир его праху… Займешь на время его место. Это никого не удивит, если, конечно, ты сам не будешь удивлять своим внешним видом.

Соломинка во рту Дирхарта дрогнула, он улыбнулся.

– За это-то не беспокойтесь, господин. Я могу прикинуться кем угодно, хоть нищим, хоть папой римским.

– И то, и другое, пожалуй, чересчур. Просто одежду почисти.

* * *

Джон чистил хозяйский камзол, придирчиво осматривая протершиеся или залоснившиеся места. Вполне еще можно носить, если, конечно, из-под кафтана будет виден только перед… Никогда прежде он не выполнял своих обязанностей с таким тщанием, даже когда служил в приличных домах и хозяевами его были люди солидные и уважаемые.

Первое место Джон покинул через год службы, прихватив с собой некоторую часть хозяйских денег. Ему повезло – его не поймали. Однако деньги быстро закончились, и он нашел другого хозяина, в другом городе. На новом месте он прослужил дольше, и первое время им были довольны, как и сам он был вполне доволен службой. Но уж больно велик был соблазн… Правда, в этот раз он бежал уже не с хозяйскими деньгами. В этот раз он просто бежал – от виселицы.

Снова сменив город, Джон почувствовал себя в безопасности и стал искать новое место. Пожалуй, это не составило бы труда – он обладал приятной внешностью, учтивыми манерами и даже знал грамоту, но случилось то, чего он не ожидал. То ли он ушел недалеко, то ли просто удача совсем от него отвернулась, однако его опознали и он снова с трудом избежал виселицы. Больше испытывать судьбу Джон не стал, сделав ставку на один свой талант, которым прежде не слишком гордился – на карточную игру. Впрочем, талант его на деле оказался не больно силен, да и товарищи по игре не всегда оказывались достаточно наивны, потому и выигрыш, и побои доставались Джону примерно поровну.

Однажды в трактире к нему подсел подвыпивший красавчик в когда-то щегольской, но теперь изрядно истрепавшейся одежде. Впрочем, на пальце незнакомца поблескивало кольцо с довольно крупным камнем, а на поясе висела шпага с дорогим эфесом. Небрежно развалившись на стуле, он предложил раскинуть карты, и Джон, которому уже давно не улыбалась удача, приободрился.

Повертев в пальцах сданные карты, незнакомец бесцеремонно взял всю колоду и начал перебирать. Джону стало нехорошо. Красавчик ухмылялся уголком рта, перекатывая зажатую в зубах соломинку. Наконец он бросил карты на стол и расхохотался.

– Парень, из тебя такой же шулер, как из меня – белошвейка!

Джон смотрел на сидящего перед ним и понимал, что на сей раз влип по-крупному. Этот человек только на первый, очень поверхностный взгляд мог показаться безобидным. Джон видел, с каким подобострастием хозяин трактира поставил перед ним выпивку, а обычно нагловатые завсегдатаи не решались близко подходить к их столу.

Незнакомец сплюнул соломинку и сделал большой глоток из кружки.

– Этим ты не проживешь. – Он указал глазами на рассыпанные по столу карты. – И закончишь плохо. Но у меня к тебе есть кой-какое предложение. И ежели ты не дурак, ты его примешь.

– И какое же предложение? – выдавил Джон, изо всех сил стараясь держаться независимо и понимая, что получается неубедительно.

Его собеседник сделал еще один глоток, придирчиво оглядел Джона, кивнул собственным мыслям и ответил:

– Мне нужен слуга. Ты мне подходишь.

Новый хозяин Джона был легок нравом и улыбчив. Несмотря на то что обитал на самом дне общества, оказался гораздо щедрее прежних респектабельных господ. Держался он со слугой почти по-дружески, однако Джон не сомневался: попробуй он провернуть с этим хозяином то же, что с прошлыми, этот не поднимет шума, не попытается отдать его под суд или еще как наказать. Этот его просто убьет. Заведет под каким-нибудь предлогом в глухой тупик, незаметно воткнет под ребро стилет и спокойно уйдет, оставив мертвое тело сидеть, прислоненным к грязной стене. И сделает он это не по причине какой-то особой своей свирепости. Он, пожалуй, даже злости толком не будет испытывать. Просто таковы уж законы мира, к которому он принадлежал. А теперь к этому миру принадлежал и сам Джон.

Он очень быстро понял, кому служит. Целая стена, увешанная оружием – от разнообразия клинков и гард рябило в глазах. Особенно Джона поразили короткие ножи с плоской, лишенной упора рукоятью, которые его хозяин носил в особых ножнах на предплечьях обеих рук и которые были предназначены для метания в цель.

Сам Джон, конечно, мог при случае пустить в ход нож или короткий кинжал, но шпаги в руках не держал никогда. Он с интересом наблюдал, как его новый господин каждый божий день упражняется в стоккатах, имброккатах и страмазонах[2], но самое сильное впечатление на Джона производили те самые короткие ножи, послушно срывающиеся с руки, чтобы вонзиться в деревянный столб, поддерживающий потолок.

Порой Джону и его хозяину приходилось спешно собирать весь этот арсенал и бежать в неизвестность, чтобы как ни в чем не бывало возникнуть в другом месте. Несколько раз хозяин появлялся на пороге, тяжело держась за притолоку и зажимая кровоточащую рану, тогда Джону приходилось, наскоро перевязав его, метаться по округе в поисках лекаря. Порой он сам отправлялся на поиски запропавшего хозяина, гадая, найдет его в сточной канаве истекающим кровью или мертвецки пьяным.

Жалованье Джона не было постоянным, как и заработок его господина. Они то купались во всей доступной им роскоши, то оба голодали, считая монеты на корм хозяйского коня, ездить на котором не погнушался бы сам граф и которого хозяин любил больше, чем самого себя.

Через некоторое время такой неустроенной, суматошной, опасной жизни Джон с удивлением понял, что она ему нравится, и незаметно для себя по-настоящему привязался к теперешнему хозяину, хоть даже не знал его настоящего имени. Впрочем, тот и сам его, возможно, позабыл, привыкнув называть себя намертво привязавшимся прозвищем. Джону же оставалось только гадать, кому и когда пришло в голову дать бретеру и наемному убийце прозвище Дирхарт, Доброе Сердце.

* * *

Внизу хлопнула дверь, заставив дрогнуть потолочную балку. Дом, где они сейчас жили, давно отслужил свой срок и не уставал об этом напоминать. Безошибочно узнающий своего господина по шагам, Джон поспешил отворить дверь комнаты, прежде чем она оказалась распахнута ударом сапога. И пока Дирхарт внизу беззлобно ругался с хозяином этой развалюхи, привычно требующим плату, так же привычно задерживаемую, вернулся к вороху одежды. Аккуратно отложив камзол, он стал придирчиво изучать протертый на локтях кафтан.

– Завтра я должен выглядеть как дворянин, – сообщил вошедший наконец Дирхарт, падая на стул и закидывая ноги на стоящий рядом табурет. – Мы отправляемся в замок барона Донована.

Джон застыл с кафтаном в руках, с сомнением глядя на господина.

– Зачем? – наконец спросил он с подозрением в голосе.

Легко сходившийся с людьми и обожавший всяческие сплетни и слухи, Джон, разумеется, слышал и о бароне Доноване. Вернее, о его скандальных любовных похождениях и не менее скандальных дуэлях. Барон был весьма знатен и очень богат, а такой человек был для Джона почти небожителем. Прикосновение к делам, творящимся в столь высоких сферах, казалось ему чересчур опасным даже для людей, привыкших к опасности. Однако Дирхарт в ответ лишь рассмеялся.

– Зачем? Затем, что с завтрашнего дня я состою в его свите.