Соня, проснись!

– Я совершила нехороший поступок. В журнале поставила себе две четверки по немецкому языку, – выдохнула «хулиганка», и сразу стало легче.

Теперь она обелила себя, восстановила честь, ведь повинную голову меч не сечет. Этой поговорки Соня не знала, просто чувствовала, что после признания приговор должен быть смягчен. Просто обязан. Ведь есть, ого-го, какие хулиганы! Били стекла, курили после уроков, поджигали содержимое мусорных баков, топили учебники в унитазах. По сравнению с выходками «матерых» проступок Сони казался ей безобидной шуткой ребенка. Ученица вернулась на свое место под гробовое молчание одноклассников. Соне было все равно, кто и что знает о состоявшейся исповеди, ведь люди в классе не стали ближе, они остались чужими. А может, и отдалились еще сильнее. Мнения посторонних не волновали ни капли. Через несколько минут следом в кабинет вошла учительница. За ней тянулся, будто шлейф от свадебного платья, запах корвалола. На миг Соне показалось, что она не пила капли, как полагается, а щедро сбрызнулась ими, словно духами «Красная Москва». И, вместо того чтобы начать урок, встав на свое привычное место, заунывно и с плохо скрываемым напускным драматизмом, не отрывая глаз от своего стола, сказала: «Не ожидала, что в нашем классе заведется поганая овца. Предатель». Соня потеряла дар речи, а весь класс понимающе закивал учителю, как китайские болванчики. Качались даже головы тех, кто точно не понимал, в чем дело. «Это же надо, – продолжила тянуть из себя фразы учительница, – в моем-то классе! Подвела всех нас. Я не знаю, как вести урок после такого поступка. И как ей верить». «Поганой овце» на миг также показалось, что учительница пытается выдавить из себя слезы, но они застряли в горле, потому что говорящая трагично закашлялась.

Соня сделала этот поступок ради внимания одноклассников, но такого исхода она совершенно не ожидала. Ей хотелось прокричать на весь класс: «Да что случилось-то?! Я не преступница, а просто хочу быть ближе, дружить с вами!»

После небольшой театральной постановки под названием «В семье не без урода» в исполнении учительницы, урок все-таки со скрипом начался. Этот случай со временем забылся. Но не простился Соне, что было заметно по отношению одноклассников, а также учителей, с которыми обиженная учительница щедро делилась подробностями злостного нарушения. Как водится, факты имеют свойство обрастать сплетнями и слухами, поэтому с течением времени до Сони также дошли сведения, что она поставила в журнал не две оценки, а намного больше. По всем предметам и все сплошь пятерки. Эти же слухи дошли и до Сониных родителей, которые устроили настоящие разборки с показательными выступлениями. За что девочке пришлось пережить третью волну стыда и боли от непонимания происходящего. Спорить с кем-либо было бесполезно. Урок выучен и закреплен.

***

Седьмой год обучения в школе вообще выдался не очень удачным.

На одном из уроков биологии Соня очень хотела в туалет. Справить нужду она могла бы и на перемене, но снова замешкалась в своих мечтах. Когда неожиданно прозвенел звонок, Соня вспомнила о потребности сходить в туалет, вздрогнув от резкого визжащего звука. В класс влетела строгая учительница, которую боялись даже известные подхалимы и сильные отличники. Она закричала (разговаривать спокойно не умела в принципе), что сейчас устроит устную проверочную по пройденному материалу. Соня подняла руку в надежде отправиться в туалет, но учительница закричала: «Да! Ты что, уже хочешь отвечать? Вставай!» Девочка встала, сказав, что хотела бы выйти. Но учительница не расслышала тихих слов и, перебивая ученицу, закричала еще громче, озвучивая первый вопрос, предназначенный для поднявшейся с места Сони. Повторить свою просьбу не решилась, надеясь, что сможет дотерпеть до конца урока. Девочка изо всех сил напрягла низ живота, ноги, немного нагнувшись вперед, с силой сжала кулаки так, что боль от впившихся в ладони детских ногтей разлилась по рукам. Даже пальцы на ногах поджала. Стала отвечать, но через полминуты почувствовала, что теряет контроль над телом. Она просто-напросто обмочилась при всем классе. Сначала этого никто не заметил, потому что все уткнулись в учебники и тетради, трясясь от страха, пытались повторить пройденный материал. В это время Соня выдавливала из себя знания, которые имелись в голове, но не смогла справиться с текущей по ногам прямо в резиновые сапожки теплой жидкостью. Ученица едва поборола желание посмотреть под ноги, будто этим простым движением могла обнаружить свой конфуз перед всеми. Соня надеялась, что жидкость отправилась в сапоги, не попав на пол. Девочка призналась себе в душЕ, что ей стало легче, ведь, в общем-то, ничего критического не произошло.

«Хорошо! – прокричала учительница еще громче. – Следующая…»

Соня уже не слышала названной фамилии, она сидела в мокрых штанах, с влагой в сапогах, которая ощущалась между пальцами и остывала. Рядом с ней ощущался слабый характерный запах, но его чувствовала только она, потому что остальные не реагировали на произошедшее. Девочке новое ощущение показалось даже забавным. В то же время она надеялась, что после урока благополучно переоденется, сбегав домой. Главное, чтобы никто не почуял запаха. Но, повернув голову, она с ужасом обнаружила небольшую лужицу на том самом месте, где только что отвечала. Смышленые ученики сразу догадались бы, что произошло. После урока, к облегчению Сони в переносном смысле, дети вышли из класса, не заметив ни лужи, ни девочки.

Дома с доверительной интонацией, стараясь вызвать жалость, рассказала маме о своем горе, которое было самым сильным потрясением за первое полугодие седьмого класса, если не за всю детскую жизнь. Понимания Соня не встретила, сочувствия – тоже. «Ты в своем уме?! – громко говорила мама, наверное, чтобы еще и соседи услышали о постыдном поступке нехорошей дочери. – Надо было бежать! Распахнуть двери и кричать: „Ай-яй-яй-яй!“», – утверждала она.

Соня четко осознала, что покрыла голову матери несмываемым позором желтого цвета с соответствующим ароматом. С тех пор она решила, что не станет делиться своими переживаниями и бедами с родителями. И в особенности – ждать сочувствия. Лучше просто умереть, чем терпеть унижения еще раз и еще раз.

Через несколько дней Соня с горечью обнаружила шепчущихся за ее спиной девчонок и мальчишек: «Я смотрю, – тихо говорил Крыса, который сидел в следующем ряду чуть позади Сони, – а у нее прям течет по ногам и на пол, а потом лужа осталась…» Окружающие зажимали руками рты: кто от удивления (представить себя на месте Сони было, видимо, нетрудно), а кто от желания расхохотаться. Про себя Соня отметила, что желающих смеяться было больше, чем оценивших тиранию учительницы по отношению к девочке. Очередной урок пройден.

К слову, через пару месяцев ябеда от страха у доски упал в обморок при ответе все той же учительнице.

***

Однако Соня пригождалась одноклассникам на уроке физкультуры, так как обожала этот урок и была хорошо развита физически. Однажды во время командной игры в волейбол Соня настолько хорошо подавала, что ее команда выиграла с разгромным счетом. Девочка старалась, но не смогла удержаться и сентиментально расплакалась от счастья и гордости за свою команду. На лучшую подающую, так как это была тупица, внимания никто не обращал. Будто пустое место помогло выиграть. Поэтому, когда учительница заметила, что из глаз Сони текут слезы, ученица уже успела придумать отговорку, мол, она ушибла ногу и наигранно захромала к скамейке запасных, постановочно держась за «больную» коленку. Пока шла, на ходу еще думала, что выглядит неправдоподобно, но одноклассницы не задались вопросом, что произошло. А Соня в очередной раз корила себя за такие глупые, детские проявления. Пора бы повзрослеть. Только не получалось.

Родители не любили непосредственность и «детскость» характера дочки, постоянно «шикая», «цыкая», осаживая ее. Соня ежедневно и не по одному разу слышала фразы: «Что подумают люди?», «Что о нас подумают соседи?», «Кому ты такая нужна будешь?», «Что о тебе подумают?», «Люди подумают, что ты…» Люди могут решить, подумать. И многие другие, которые на тот момент не вызывали в дочке ни чувства стыда, ни угрызений совести. А возникал только один вопрос: почему должно волновать, что думают окружающие?

***

Она могла бы хорошо учиться. Во всяком случае, ей очень нравились школьные предметы. И исключений не было. Даже непонятная математика была любимой. Но Сонина мама упорно поддерживала игру под названием «моя дочка тупая», которая повелась с первого класса. Она приходила ко многим учителям и уговаривала их: «Вот такая она у меня глупенькая, ничего не понимает. Вы уж пожалейте ее, не ставьте двоек, хотя бы тройки». Это делалось за спиной дочери. Мама очень хотела, чтобы Соня была как минимум хорошисткой, и пыталась помочь. Чтобы в обществе не было повода сказать о ней, как о плохой матери. Соня иногда видела, что она посещает учителей, но никак не связывала визиты со своей успеваемостью. Неизвестно, влияли ли приходы матери на оценки дочери, но мысль, что девочка тупее других, вероятно, селилась в головах учителей. Когда Соня стала взрослой, мама постоянно припоминала, тыкая ее носом: «Ты получала хорошие оценки только благодаря мне! Если бы не я, где бы ты была сейчас? Школу со справкой окончила бы! А так учителя знали, что ты глупая, жалели тебя!» Дочка пыталась быть благодарной, но здравый смысл брал верх: как понять, на что была способна, если за нее все решали? Десять лет жизни Соня, повзрослев, мысленно вычеркнула из своего существования. Пришлось начинать познание себя и окружающего мира практически заново.

Младшая сестра Сони не доставляла никаких хлопот родителям: училась почти на одни пятерки, а за уроками готова была просиживать до двух часов ночи, лишь бы все сделать. Мама, разумеется, гордилась ею. А Соней – нет.

Мама, мне больно

Одним зимним вечером в том же седьмом классе Соне вдруг стало невыносимо тоскливо. Перестала понимать, кто она: девочка или мальчик, ребенок или подросток, творящая или плывет по течению. Вдруг ей стало совершенно необходимо почувствовать защищенность, любовь родителей – настоящую, нежную, всеобъемлющую, бескорыстную. Соня встала, вышла из своей комнаты и направилась в ту, где сидели мама и папа перед телевизором. В помещении царил полумрак, лица взрослых отражали свет телевизора, и это на секунду показалось Соне жутким зрелищем, будто на них были надеты маски, не выражающие никаких эмоций. Только девочка собралась с духом, чтобы сказать о своих чувствах, как в голове появились картинки ругани, откуда-то из желудка выполз мерзкий страх и сковал тело, что теперь ее так же не примут, не поймут и отошлют в свою комнату, как обычно. Чем можно привлечь внимание зубного врача? Соня набрала воздуха в грудь и нарочито громко сказала: «Мама, у меня зуб болит».

– Что? – равнодушно сказала та, не отрываясь от экрана телевизора в надежде, что дочка говорит ерунду и вскоре уйдет, и не придется отрываться от интересного сериала.

– Зуб болит, – повторила Соня, и ей захотелось заплакать от безразличного тона матери и от своей несмелости объявить истинную причину появления в дверях комнаты.

– Ну что? Прям сильно болит? – настойчиво пыталась отделаться от дочки мама, не поворачивая лица от экрана.

– Да, очень сильно.

– Уже поздно, ты видишь время? Что, пойдем больницу открывать? Там сейчас никого нет, только сторож, – объясняла женщина, надеясь, что Сонин зуб пройдет от наставлений.

– Да, пойдем, – отвечала Соня, удивляясь безразличию отца и хладнокровию мамы, продолжая страдать не от зубной боли. Слезы покатились по щекам от понимания, что душа девочки вообще не интересна этим людям, которые называют себя ее родными родителями. Им не захотелось обнять ее, пожалеть, погладить по голове. Никакого сочувствия.

– Ох, отец! Ну, собираемся тогда, пойду я эту непутевую в больницу поведу. Что ж делать, если так сильно болит зуб? Придется сторожа разбудить, ключи взять, больницу и кабинет открывать, раз потерпеть не можешь, – собираясь, раздраженно и назидательно размеренно ворчала мама, все еще надеясь, что дочка возьмет свои слова о больном зубе обратно или хотя бы скажет, что нет нужды покидать кресло и выходить из дома. Соня в это время уже натягивала штаны в соседней комнате, убеждая себя, что все делает правильно. Этим поступком она собиралась проучить и равнодушных (бездушных?) родителей, и саму себя наказать за ложь, робость в ненужное время.

Мама, отец (зачем он пошел в больницу, Соня не понимала, ведь его никто не звал) и младшая сестра шли по плохо освещаемой улице. Было не слишком холодно, безветренно. С неба сыпал снежок. Горели фонари, будто в потустороннем мире. Именно так для себя решила Соня: все, что сейчас происходит, – глупая ситуация из другого мира. Дошли до больницы, в которой мама работала, постучали в окно, где располагалась комната сторожа. Там же появилось бородатое, слегка помятое мужское лицо. Через несколько минут двери открылись, и мать попросила ключи, убеждая спящего на ходу мужчину, что если бы не дочь, то она не посмела бы тревожить его в столь поздний час. Сторожу было абсолютно все равно, кто и зачем пришел, о чем явно говорило отсутствующее выражение лица.