Любовные ошибки леди Валери

– Служить? – недоуменно переспросил он. – В каком смысле?

Как лучше ответить? Конечно, королеве в свите не нужна садовница. Валери повернулась к леди Кэт рин и подняла брови, моля о помощи.

– Я могла бы помогать леди Кэтрин.

Ведь ясно – у леди Кэтрин, помимо обязанностей в свите королевы, есть свои дети и хозяйство.

Ланкастер презрительно отмахнулся.

– У королевы много своих фрейлин из Кастилии. Валери положила руку на плечо Кэтрин и сжала.

– Разумеется, все так, но ни одна из них не способна как следует познакомить ее с Англией. Разумеется, это сделает леди Кэтрин, но моя связь с родиной королевы, возможно, станет для нее утешением. А леди Кэтрин так занята с детьми…

Ну, пожалуйста… Неужели Кэтрин не откликнется на ее просьбу? Удастся ли ей убедить герцога?

Оставалось только молиться, что ее спутница поймет, что она имеет в виду.

– Какая замечательная мысль, милорд! – воскликнула Кэтрин, похлопав Валери по руке и лучезарно улыбнувшись Ланкастеру. – Леди Валери сможет стать еще одной компаньонкой королевы, пока та приспосабливается к здешней жизни. И может быть, она поможет мне с вашими детьми.

Валери кивнула, подавляя страх. О детях она знала еще меньше, чем о жизни при дворе. Добрые слова королевы ненадолго согрели ее, но несколько слов на кастильском наречии еще не делают ее подходящей компаньонкой для принцессы крови. В душе она хотела вернуться в Кент, а не оставаться здесь, в Лондоне.

И все же, если служба королеве означает отсрочку перед тем, как ее пошлют согревать постель очередному мужчине – пусть и ненадолго… она согласна.

– Да, я с радостью помогу!

Мрачная гримаса не сходила с лица герцога.

Валери знала, что теперь она должна покорно улыбнуться; при виде такой улыбки мужчины чувствуют себя всемогущими и великодушными.

– Конечно, милорд, выбор за вами. Я поступлю сообразно вашему желанию и буду благодарна за вашу доброту и заботу. – Даже она сама слышала, что ее слова звучат неискренне.

Он наконец улыбнулся.

– Не сомневаюсь, Кэтрин будет рада вашей помощи.

– Как и королева, конечно, – поспешила добавить Кэтрин.

И Валери, которая совсем не была в том уверена, сделала реверанс и еле слышно поблагодарила герцога. Кэтрин повела ее прочь. Валери с трудом сдерживала радость. Значит, еще несколько недель она сумеет двигаться и говорить, не испрашивая согласия мужа!

– Благодарю, – сказала она, когда они отошли подальше, и герцог не мог их слышать. – Мне пока невыносимо…

Она покачала головой и не договорила. Она и так сказала слишком много.

– Не надейтесь, что передышка будет долгой, – предупредила Кэтрин, тихонько похлопывая ее по руке. – По-моему, не позже весны.

Валери посмотрела на Кэтрин, не в силах скрыть ужас. В марте она надеялась полоть сорняки вокруг айвы.

– А вам он тоже нашел мужа? – Она не сдержала горечи.

Кэтрин тоже вдова. Конечно, и она достанется какому-то мужчине как приз.

– Нет. – Кэтрин отвернулась и покраснела. – Герцог по доброте своей позволил мне помогать его жене и растить его детей.

– Хотелось бы и мне остаться незамужней, как вам.

– Может быть, я и выйду замуж… когда-нибудь. – В голосе Кэтрин слышалась странная тоска.

Может быть, Валери все же ошибалась. Может быть, Кэтрин горячо любила мужа и мечтает о другом брачном союзе.

– Мой брак был не из тех, которые хочется повторить, – с трудом призналась она и сразу поняла, что сказала лишнее.

– Так бывает не у всех. Герцог и леди Бланш очень любили друг друга, – задумчиво проговорила Кэтрин.

Как будто такое возможно! Один брак из… скольких? Их больше, чем волн на море. Валери покачала головой.

– Я таких браков не видела.

Конечно, не так было и у ее матери с любым из ее мужей.

У женщины выбор невелик. Она может уйти в монастырь или выйти замуж. Стать невестой Господа – или мужчины. Для некоторых вдов, богатых вдов, смерть мужа может означать новую, независимую жизнь. Но она к ним не принадлежит.

Правда, у нее есть земля, подаренная очень давно той прабабке, что приехала из Кастилии. По крайней мере, земля навсегда останется в ее собственности. Возможно, ее даже окажется достаточно, чтобы ее оставили в покое, позволили ухаживать за розами и за айвой. Одна мысль об этом была как глоток свободы.

Но нет, ее отдадут новому тюремщику, и она вынуждена будет исполнять каждый его каприз. Валери это знала. Знала всегда. Однако на миг она понадеялась на другую жизнь.

– Но ведь вы нашли другой путь…

Кэтрин покачала головой.

– Не завидуйте мне и не пытайтесь променять свою жизнь на мою. Вы очень многого не знаете.

Кэтрин отвернулась, и Валери задумалась о том, чего она не знает. Что ж, пусть Кэтрин хранит свои тайны. Кое-чем и ей самой не хочется делиться.

Но почему Кэтрин позволили остаться свободной с детьми, когда она…

Ах да, конечно! Все из-за детей. У Кэтрин трое детей. У Валери ни одного, поэтому ее необходимо срочно выдать замуж. Ей придется ложиться в постель с мужем, пока его семя не прорастет и она не понесет его дитя.

А что, если снова ничего не получится?

Подняв с пола брошенный кусок шелка, Гил задумался. О чем думал Скаргилл, когда из него уходила жизнь? О битвах в Гаскони? О последней женщине, которая согревала ему постель?

А может, он молился, чтобы Господь простил ему то зло, какое он причинил оставленной жене?

Гил сунул кусок шелка под мундир. Позже он выбросит его в мусор.

Он огляделся по сторонам. Напрасная трата времени все эти пышные приемы. Напрасная трата времени для человека, которому следует беспокоиться о том, что он владеет землей, а не титулом.

«Он взял себе невесту, которая сделала его королем. Но свой трон ему еще предстоит завоевать».

Джон, герцог Ланкастер, король Кастилии, «монсеньор Испании», был высоким, сильным и красивым, как будто на самом деле был королем. В тридцать два года, едва ли старше Гила, он был в самом расцвете сил. Кроме того, он считался самым богатым человеком в Англии, а может, и во всем христианском мире.

Кроме того, герцог Ланкастер – сын Эдуарда, короля Англии, поэтому его не устроит ничего, кроме королевского титула.

Будь он старшим сыном, он наследовал бы английский престол, но его отец, король, произвел на свет многих достойных сыновей. Поэтому, чтобы получить желаемый трон, Ланкастер вынужден был вести поиски за пределами Британских островов.

Гил разделял его стремление покинуть Англию. И земля Кастилии ему вполне подходила. Кастилия – то место, где он способен доказать, чего он стоит.

Но сегодня, вместо организации плана вторжения, Ланкастер вел светские беседы. Он назывался королем Кастилии только потому, что женился на дочери покойного короля.

Для того чтобы получить трон, понадобится не только свадьба, но и война.

Гил держался поодаль; ему не хотелось перебивать беседу Ланкастера с леди Кэтрин и леди Валери. Но когда они отошли, он приблизился к Ланкастеру, провожая взглядом миниатюрную женщину, одетую в черное. Сказала ли она герцогу, что он выставил перед всеми напоказ измену ее мужа?

– Ей нужно замуж, – сказал Гил, как будто он был виноват в том, что она овдовела и оказалась преданной; возможно, после ее свадьбы чувство вины рассосется.

– Но она незаменима для моих детей, – ответил Джон, глядя двум дамам вслед. – Я не могу без нее обойтись.

Конечно, вдовами были обе женщины, но говорил он только об одной из них.

– Я имел в виду леди Валери.

Слова Гила как будто развеяли транс.

– Ах да. Я попросил ее на время войти в свиту королевы.

Гил нахмурился. Он больше не хотел видеть эту женщину. Он хотел избавиться от нее, потому что она напоминала ему о его неудачах.

– Кроме того, – продолжал Ланкастер, – мысль о новом муже ее совсем не радует.

По какой-то причине эта мысль не радовала и Гила. Уж конечно, эта женщина не оплакивает первого супруга.

– Что же она намерена делать? Уйти в монастырь?

Возможно, на эту мысль его навел черный, почти монашеский, плат у нее на голове. Неожиданно ему захотелось сорвать черную ткань и увидеть, как она распустит волосы. Какого они цвета? Глядя в ее темные глаза, он даже не заметил, какого цвета у нее брови.

– Кажется, она мечтает об урожаях ржи, – с улыбкой ответил герцог.

Гил покачал головой и ответил улыбкой на улыбку. Что ж, она не в том положении, чтобы отказываться от нового мужа, пусть даже он будет обращаться с ней не лучше, чем Скаргилл. Она выйдет замуж за того, кого ей подберет Ланкастер, а ему до этого дела нет.

Зато война – его дело.

– Относительно вторжения, ваше величество! – Гилу по-прежнему трудно и непривычно было обращаться к герцогу как к королю. – Люди и корабли должны быть готовы к лету. Рекомендую высадиться в Португалии и оттуда двигаться походным порядком на Кастилию.

Атака из чужой страны вместо прямого нападения облегчит им жизнь; им не придется сражаться, пока они не высадятся на берег, пока люди и кони не будут готовы биться. Гил с самого начала был сторонником пути через Португалию. Если Ланкастер выберет его план, он наверняка прикажет Гилу возглавить армию.

– Пембрук приводит доводы в пользу Наварры, – ответил Ланкастер. – А другие – в пользу Галисии.

– Король Португалии считает претендента непосредственной угрозой для себя. Он наверняка нас поддержит.

– Пока мы не получим известий от посла, ни в чем нельзя быть уверенным, – ответил Ланкастер; потом он склонился к Гилу и понизил голос до шепота: – И у моего отца короля тоже имеются свои планы.

– Вернуться во Францию?

Некогда обширные французские владения королевской семьи стали раздробленными участками, да и те могли перейти в чужие руки. Они не могли отдать земли, на которых триста лет назад зародилась королевская династия…

Ланкастер кивнул.

– Но пока никому об этом ни слова!

Гил прикусил язык. В прошлый раз, когда он видел короля, некогда величайшего воина во всем христианском мире, Эдуард выглядел усталым и слабым. Но если сейчас он окреп настолько, чтобы вести военную кампанию…

Что ж, Гил отвечает не за Францию, а за Кастилию.

– В таком случае я займусь нашей кампанией. – Деньги, люди и корабли, чтобы перевозить армию, должны быть готовы к лету, военному времени года. – Самым удобным портом я считаю Плимут, поэтому соберу корабли там и…

– Прошу прощения. Одно слово.

Обернувшись, они увидели кастильского священника, которому хватило непочтительности вмешаться в разговор своего «короля».

Гил ждал, что герцог прогонит наглеца, однако ничего подобного не произошло.

– Да, Гутьеррес, в чем дело?

– Вам следует немедленно обнародовать официальное заявление, в котором вы объявите, что приняли титул монарха. Ваше заявление станет вызовом для претендента. Если вам угодно, я могу вчерне составить такой документ, но прошу предоставить мне помещение, откуда я мог бы помогать вам и королеве заниматься государственными делами.

– Попросите моего управляющего подобрать вам подходящее помещение и наберите столько помощников, сколько вам понадобится. – Внимание Ланкастера снова переключилось на его новое положение, он с большой радостью занимался делами своего воображаемого королевства, а не реальной войной. – Я подпишу указ и обнародую его, как только все будет готово.

– Но для этого, монсеньор, мы должны создать печать. Может быть, вырезать на ней герб Кастилии, соединенный с вашими леопардами и лилиями?

Ланкастер широко улыбнулся. В последние дни Гил нечасто видел такую улыбку на губах герцога.

– Да, мне нравится.

Документы. Подписи. Печати. Страну завоевывают с помощью армии, а не указов! Так почему же Ланкастер беседует с этим кастильцем о том, какой герб вырезать на королевской печати!

– Ваше величество! – окликнул герцога Гил. – Как же план вторжения?

– Завтра… да, завтра! – не оборачиваясь, отмахнулся герцог.

Гил смотрел вслед удаляющимся Ланкастеру и кастильцу. Когда они остановились возле дам и герцог познакомил священника с леди Кэтрин, леди Валери шагнула в сторону, выходя из их кружка.

Гил по-прежнему не мог отвести от нее взгляда. Окруженная пестротой, шумом и суетой большого зала, в своем вдовьем наряде и монашеском плате она выглядела спокойной, хладнокровной, почти застывшей… Она напомнила ему статую Девы Марии.

О чем она думает? О погибшем муже? Или о той женщине, которая была с ним последней?

Грязный шелк словно жег ему грудь.

Он быстро вышел на улицу. Зимний воздух прочистит ему голову.

Солнце уже садилось, день быстро угасал. Глядя на темнеющую реку, он попытался вспомнить, что ему известно о муже леди Валери. Гил был командиром, который гордился тем, что знает своих людей, однако в Скаргилле он не заметил ничего необычного. Мужчины на войне удовлетворяют свои потребности, как и должно быть.

Интересно, кто та женщина. Скорее всего, она не может похвастать благородным происхождением. Она не дама, которая заслуживает преданности рыцаря. Скорее всего, какая-нибудь маркитантка. Он не отличал их друг от друга и помнил в лицо только прачку, которая стирала ему белье. Но на войне страсть возбуждают странные вещи. Ежедневно глядя смерти в лицо, мужчина может льнуть к женщине, как будто он льнет к жизни…

И только жена ни о чем не догадывается.

Морозный воздух приглушал вонь с реки. Дойдя до пристани, он извлек из-под мундира сувенир покойного, испачканный и грязный, как и его последняя связь. Он бросил шарф в темную воду. Какое-то время белая ткань плыла по поверхности, легкая, как перышко. Потом она ушла под воду.

Он исполнил свой долг, и больше не стоит об этом думать.

Он развернулся, собираясь вернуться во дворец. Сердце невольно сжалось от сочувствия к леди Валери. Лучше пусть герцог поскорее выдаст ее за человека, который наградит ее детьми и заставит ее забыть прошлое…

Он надеялся, что ее новый муж окажется добрее Скаргилла.

Глава 3

Валери поселилась при дворе королевы Констанцы в Савойском дворце. Шли дни, а она почти не видела Констанцу, или Ла Рейну, как называли королеву согласно ее предпочтению. Начался Великий пост, и королева почти все дни проводила либо на коленях в своей часовне, либо в постели.

«Короля» Кастилии Валери не видела вовсе. Ланкастер не жалел денег на то, чтобы его супруга обустроила двор в соответствии со своим положением.

А потом начали прибывать подарки.

Неделю за неделей к дверям покоев Ла Рейны приходил управляющий королевской гардеробной и передавал Валери очередное сокровище, предназначенное для королевы Кастилии. Парча, затканная золотом. Диадемы с изумрудами и рубинами. Пригоршни жемчуга – его было столько, что хватило бы на несколько ведер. Из жемчуга изготавливали пуговицы, его нашивали на платья, украшали им прически.

Заботам Валери поручили богатство, о каком она прежде не имела представления. Она показывала сокровища королеве, говоря, что ее супруг в доказательство своего почтения посылает очередной подарок. И всякий раз та отворачивалась, произнеся на своем языке несколько слов.

Валери успела выучить кое-что из испанского и понимала, что говорит королева: «Единственный подарок, который я хочу, – Кастилия».

При первой встрече связь Валери с Кастилией растрогала королеву. Однако ее происхождение не играло никакой роли для кастильских фрейлин. Те вовсе не радовались тому, что к свите добавили еще одну англичанку. Кастильские дамы не только не говорили по-английски, они совершенно не желали ничего знать об Англии. В результате Валери не слышала ни придворных новостей, ни сплетен.

Их с леди Кэтрин откровенно игнорировали, поэтому они тянулись друг к другу. Приближенные королевы не приглашали их послушать музыку или повышивать вместе с ними. А всякий раз, когда англичанки входили в зал, кастильские дамы смыкались вокруг королевы, как будто желали защитить ее от опасности.

– Неужели они думают, будто я собираюсь украсть ее ребенка? – буркнула Кэтрин как-то вечером, когда они сидели в отведенных им комнатах у камина. – Мне и своих хватает.

Валери вздрогнула. Может быть, зависть кастильские дамы разглядели в ней самой. К концу февраля уже невозможно было не заметить, что королева ждет ребенка. Сразу после приезда ее фигуру маскировали просторные платья и накидки, но в отдельных покоях она не скрывала своего положения. И Валери, которая никогда еще не носила под сердцем ребенка, испытывала греховную зависть.

Господь наградил плодовитостью и Констанцу, и Кэтрин. Где же ее дети? Неужели Господь ее покинул? А может быть, с другим мужем все будет иначе?

– Королева и ее фрейлины одни в чужой стране, – ответила она вслух, не сомневаясь, что и сама испытывала бы то же самое, если бы ей пришлось жить в далеких краях. – Скорее всего, в этом источник их страха, а вовсе не в нас.

– Я не считаю королеву боязливой, – негромко возразила Кэтрин.

Валери невольно с ней согласилась. Когда королева вставала с постели, она ходила с прямой спиной и ясным взглядом, а приказы, которые она раздавала своим приближенным, не позволяли усомниться: Констанца уверена в своем титуле, в своем статусе – здесь и в Кастилии.

– Но все ее дамы как будто злятся на нас, – ответила Валери. – Несмотря на все наши улыбки и попытки умилостивить их, они ни разу даже не кивнули в ответ. Может быть, королева недовольна нашей службой? Что, если она пожалуется герцогу?

Кэтрин безмятежно улыбнулась.

– Не беспокойся. Ему все известно.

Как будто он знал Кэтрин так хорошо, что… Дальше Валери предпочитала не думать.

– Ты состояла в свите его первой жены. Он ценит тебя по достоинству. А обо мне ничего не знает.

Кэтрин приобняла ее.

– Я не позволю этой женщине принизить тебя.

Может быть, подумала Валери. Но кастильский двор в изгнании – все, что стоит между нею и новым замужеством. Если королева решит от нее избавиться, пути назад уже не будет.

В дверь постучали; вошел паж.

– Леди Валери, королева требует вас к себе.

Она встала, не зная, радоваться ей или бояться.

– Сейчас. Позволь мне… – Кэтрин заправила подруге выбившуюся из-под вуали прядь волос. – Теперь ты выглядишь очень мило. Иди. Узнай, чего она хочет.

Валери следом за пажом отправилась в покои королевы.

Королева Констанца, или Ла Рейна, сидела в кресле, похожем на трон. На ней был головной убор, подобного которому Валери еще не видела при английском дворе. Расшитый бисером, он плотно облегал голову и заканчивался остроконечным выступом в середине лба. Шапочка скрывала волосы; но глаза казались огромными.

Сбоку от королевы стоял священник, служивший при ней переводчиком.

Валери сделала реверанс и стала ждать. Она услышала шепот.

– Вы вдова, – сказал наконец священник.

Она коснулась своего черного головного убора.

– Да, ваше величество. Мой муж погиб, служа вашему супругу.

Послышался шепот, и священник снова заговорил:

– Ла Рейна еще скорбит по своему отцу. Она понимает вашу боль.

Валери склонила голову и негромко поблагодарила королеву, мысленно взмолившись, чтобы та никогда не поняла, какие чувства она на самом деле испытывает по поводу гибели мужа.

Последовало долгое молчание. Оно стало неловким.

Королеве с трудом удавалось сидеть с прямой спиной; было очевидно, что вынашивать наследника ей непросто. Валери знала о ее недомоганиях: среди прочего, Констанца страдала от кровоточивости десен, болей в горле и желудке. Поскольку Валери стояла очень близко, она почувствовала, как королева освободилась от газов.

– Я еще не имела случая поздравить ваше величество, – поспешно продолжила она. – С тем, что вы скоро станете матерью.

Королева улыбнулась; такой радостной Валери ее еще не видела. Нет, на ее лице проступила не просто радость, а почти небесное блаженство.

Священник перевел:

– Да, хвала Всевышнему. Когда мы вернемся в Кастилию, у нас будет сын. Мой отец будет отомщен.

– Да упокоится он с миром, – пробормотала Валери, низко склонив голову.

Короля Кастилии убил его сводный брат; теперь он занимал трон, который по праву должен был принадлежать Констанце.

Вдруг королева коснулась головы Валери и что-то быстро сказала священнику. Тот перевел:

– Ла Рейна закажет сто месс за упокой души вашего мужа.

– Сто?! – Валери заплатила четыре пенса за заупокойную службу по Скаргиллу и, по правде говоря, считала, что она потратила бы деньги с бо́льшим толком, если бы заплатила их за починку прохудившейся крыши амбара.

Она поспешно прочла молитву, чтобы ее простили за столь греховные мысли. Скаргиллу очень понадобятся молитвы, если он хочет выйти из чистилища и упокоиться с миром; хотя она подозревала, что после смерти он встретил много родственных душ, которые, как и он, ждут очищения, прежде чем их возьмут на небо.

Она сделала глубокий реверанс и снова склонила голову.

– Великодушие ее величества безмерно! – За сто месс она могла бы купить лошадь и коляску. – Если есть услуга, которую я могу ей оказать, я с радостью это сделаю.

На губах королевы появилась улыбка еще до того, как священник перевел слова Валери. Может быть, она понимала по-английски лучше, чем казалось. Или, скорее всего, изъявление почтительности и благодарности у нее в стране такие же, как и здесь.

Снова шепот – и затем Валери услышала перевод:

– Здесь вам понадобилось много выдержки. Должно быть, вы хотите поскорее вернуться домой. Ла Рейна вас не задерживает. Она лишь просит, чтобы вы по-прежнему молились за победу в Кастилии. Встаньте. Ступайте с Богом.

Ее прогоняют!

И слово «домой»…

Как ей хотелось поскорее вернуться в родной Кент! Если бы ей в самом деле позволили уехать домой! Но нет, скоро ее снова выдадут замуж, заставив подчиниться новому мужу, неизвестному злу, которое может оказаться еще хуже предыдущего.

И если королева угадала, как ей хочется уехать домой, придется убедить ее, что она ничего так не желает, как по-прежнему служить ей.

– Ваше величество, я так надеялась служить вам – по крайней мере, до тех пор, пока не родится ребенок, – поспешно произнесла Валери. Интересно, когда должен появиться на свет наследник?

Переводчик нахмурился.

– У Ла Рейны много придворных дам.

– Однако никто, кроме нас с леди Кэтрин, не знает здешних обычаев и здешнего языка.

Констанца поморщилась, как будто съела лимон.

– Тогда вы, – сказала она, глядя на Валери в упор.

Ага! Значит, она не ошиблась и королева не любит Кэтрин. Скорее всего, считает, что Кэтрин в первую очередь служит Ланкастеру и лишь во вторую – ей. Как бы там ни было, в интересах Валери беспрекословно исполнять приказы королевы.

Валери коснулась броши своей прабабки, словно напоминая об их прошлом разговоре.

– Ваше величество, как вам известно, во мне течет кастильская кровь. – Во всяком случае, так ей говорили. – Буду счастлива служить Ла Рейне, когда она снова объединит две великих страны: Кастилию и Англию.

Она молча ждала, пока священник переводил ее слова. Если королева нахмурится и сдвинет брови, значит, она относится к ней не лучше, чем к Кэтрин.

Королева внимательно разглядывала ее. Валери заставляла себя стоять с широко раскрытыми глазами и с надеждой улыбалась.

Наконец королева кивнула и пробормотала несколько слов.

– До Пасхи. А там посмотрим, – сказал священник.

Всего несколько недель… Что ж, она благодарна и за такую короткую передышку.

– Постараюсь служить вашему величеству хорошо!

Самое важное для Констанцы – ее ребенок и ее родина. Значит, теперь они станут главными заботами и для Валери.

В противном случае ее ждет безымянный муж, который будет решать за нее, что важно, а что нет. А пока… Валери могла понять тоску по ребенку. И по родине.

Она поклонилась, поблагодарила королеву и вышла, снова гадая, кого Ланкастер выберет ей в мужья. Вдруг, непонятно почему, она вспомнила лицо сэра Гила. Какое потрясение он испытал, когда она сказала, что шелковый шарф принадлежит не ей! Он понял, что Скаргилл ей изменял! В его суровых голубых глазах она прочла намек на сочувствие…

Странно, что этот закаленный в боях воин ожидал супружеской верности от своего соратника. Еще более удивительно, что он думал, будто она ожидала верности от мужа.

Несмотря на многочисленные торжественные заявления о рыцарстве, брак являлся просто сделкой, где страсти было не больше, чем при покупке муки на базаре. То, что верно для королевы Кастилии, верно и для леди Валери из Флорема.

Она прекрасно понимала то, чего не понимал сэр Гилберт Волфорд.

До марта, когда Ланкастер послал Гила в покои королевы за леди Кэтрин, он не разрешал себе вспоминать о леди Валери.

За последние недели он редко видел ее. Дворец был большим, свита королевы держалась уединенно, а его больше, чем вдова Скаргилла, занимали корабли, которые должны были переправить войска через Ла-Манш.