Полная версия
Записки новообращенного. Мысли 1996—2002 гг.
Где нет трагедии, торжествует пошлость. Или спасение.
19 января 1996 года, 21 мая 2000 годаУ нас, так сказать, продолжался «медовый месяц». Теперь я знаю, что каждая пара знает, что это такое. Идёт первое насыщение после долгого воздержания. Потом всё становится спокойнее. Более того, потом только и начинается настоящее воздержание… А в то время я ещё помнил всё своё прошлое надрывное самосовершенствование, ту опасную и скользкую тропинку, по которой я шёл, – между пропастью падений и бездной превозношения, гордыни. Там и воздержание было в соблазн. Теперь же пришло время познавать свою немощь. Дутое было воздержание. Вот оно и лопнуло. Мать-Земля раскрыла мне свои объятия. И я начал падать. С тем, чтобы потом никогда не опускаться. И идти к Небу через ад, не отрываясь от земли. А сила Божия ведь в немощи совершается. Ты упал, а Он тебя поднял. Ты снова упал – Он снова тебя восставил. И так бессчётное количество раз: падение – мрак – смиренная и тёплая молитва – прощение Божие и новые благодатные силы. Бог всё даёт. Он Сам тебя спасает. Сам в тебя входит, всё в тебе Сам освящает, согревает, переиначивает. А тебе нужно только впускать Его в себя через молитву, но впускать непрестанно. Он ведь не насильник. Ты сам должен насиловать и побуждать себя. И дорога к святости ни для кого не закрыта. Это близко. Ближе, чем можно об этом подумать. Потому что Бог близко. Слишком много людей ломятся в открытую дверь. Таков был и я. Дверь к Богу – храм и Православие. Зачем пробивать стену? Ведь вот же дверь открытая. Молитвы в молитвослове. Просфорочки, святая водичка, субботние всенощные и воскресные литургии, батюшка с крестом, разговор с ним на исповеди, причащение Святых Тайн. Ведь так всё просто!
3 февраля 1998 годаЯ чувствую, что спасение уже началось. Оно трудное, оно в тишине и безмолвии, даже музыка уже излишня, потому что оно настоящее.
11 февраля 1998 годаМожно умереть и при жизни. Можно разучиться плакать, забыть о волшебных далях, погрязнуть в грубом, поверхностном, обыденном, холодном, мёртвом.
2 февраля 1996 годаЛюбовь раскрывается в своей глубине перед лицом смерти. И мысли о смерти всегда сопутствуют любви.
15 февраля 1998 годаНепосредственно сам я ничего выходящего за рамки привычной данности (кроме снов) не испытывал. (А у жены было.) Прорыва отсюда, ни в памяти, ни в опыте у меня не было. У меня другой путь. Сама данность начинает прорываться из самой себя, начинает перерождаться. Оказалось, что здесь есть Церковь, спасительный стержень действительности, освящающий и перерождающий её. Церковь восполнила меня семьёй, я теперь цел, не разорван. Выяснилось, что всё может быть таким неслучайным, что может приходить такая благость, мир, тишина и радость не от мира сего. Что есть святость. И так явственна забота Бога обо мне. Нужно было только позволить ему войти в свою жизнь и в себя и самому войти в Его Церковь. А молитва покрывает жизненный мрак и отгоняет демонов от сердца и души – как горящий факел, которым ты тыкаешь в морды ночных хищников, и они отступают от тебя.
21 марта 1998 годаДостаточно просто молча несколько секунд посмотреть в глаза другого человека, чтобы ощутить нерасторжимую связь с ним. А слова, манеры и даже серьёзные поступки, как будто бы проявляющие его суть и его отношение к тебе, – это уже дело второе, зыбкое, эфемерное, меняющееся, поправимое.
10 февраля 1996 годаЕсли верить плохому, страстям и похоти, тогда не останется хорошего. А если ты поверишь хорошему и обопрёшься на него, только на него, тем самым помогая ему, то оно уже само справится и со страстями, и с косностью. По крайней мере, может справиться. Всё равно: в хорошее нужно верить, а плохое не замечать, не верить в него, или прощать, если уж нельзя не заметить. И опираться на хорошее, забывая о плохом, не поддаваясь на провокации плохого. И так до самой смерти. И будешь прав.
10 февраля 1996 годаВера и верность – перед Богом это почти одно и то же. Вера в Бога – это верность Богу.
11 февраля 1996 года, 1 июня 2000 годаЛегко научиться скрывать свои чувства. А потом, когда нужно будет их проявить – где они? Чувства должны быть проявляемы, мы так устроены, мы должны быть цельными. Отрезая от душевного мира своё тело, своё лицо, мы делаем ущербным и душевный мир. Человек должен быть прозрачным. Другое дело – плохое, что есть в нас. Но ведь это и не наше, это наветы, «приражения» врага. Зачем же их проявлять? Их нужно осудить и выбросить из себя вон – вот и весь разговор.
11 февраля 1996 годаГоворят ведь от избытка сердца. Когда невозможно так говорить, то лучше молчать.
конец марта – начало апреля 1998 годаМы должны не измениться, нет. Перемены грядут серьёзные, перевернётся всё. И ведь и нас-то ещё на самом деле нет. Нет нас. И только когда Бог войдёт в нас, тогда мы станем. И будет в нас жить Бог, а Им и мы будем жить. И сознание наше изменится. Новый будет человек. Хоть имя другое давай.
Я знаю, что всю жизнь можно перенести в измерение света. Можно жить в спасённом состоянии. Там открывается безмерное, необъятное поле для деятельности и бесконечный путь для подъёма и совершенствования. И проблемы уже будут другие. Человек перестаёт думать о себе. Теперь он болеет за других и в них полагает всю свою цель. Всё делается во славу Божию. И кажется мне, что самосознание претворяется в Богообщение.
14 февраля 1996 годаТрудно быть адекватным самому себе. Даже наедине с самим собой.
14 февраля 1996 годаЯ согласен с тем, что не стоит с кем угодно и когда угодно делиться сокровенным. Но нельзя разделять дурной тон разговора. Злобный, или пошлый, или же просто пустой. Если нельзя придать разговору хороший тон, то лучше уж помолчать. Ничего, что человек обидится. Эта обида пойдёт ему на пользу. (Это не означает, что можно кого угодно обижать, разбирая при этом кому это полезно, а кому нет.) Потому что когда человек плох, находится в плохом расположении души, в тёмном, лучше, чтобы ему не было при этом хорошо, а вернее, чтобы ему не казалось, что ему хорошо. Иначе ты просто потворствуешь его греху.
Твёрдость есть величайшее милосердие. Ибо это уважение к духу.
14 февраля 1996 года(Алесе.) … Постепенно что-то как будто начинает уясняться мне. По-видимому, это что-то в женственности есть такое – сохраняющее, тёплое, покойное. Глубокое. Этому началу не очень-то нужно движение, простор космических тайн, призыв в какую-то бездонную мистическую глубину. Мне-то этого сохраняющего начала мало. И я, конечно, не понимаю его так глубоко, как ты. Наверное, мужественность – это сила движения, активности, сила, стремящаяся к выходу за пределы рамок. Но единому целому не обойтись ни без того, ни без другого. Это как река. Должна быть сила, стремящая её вдаль. Иначе будет болото (сначала, конечно, прелестная заводь, прудик такой, а потом всё зацветёт, и будет болото). Но должна быть и сохраняющая сила, сила глубины течения. (Помнишь, ты говорила, что во всём окружающем ощущаешь безмерную глубину? Я так не чувствую, как ты.) Иначе просто нечему будет течь. Останется даже не болото, а одна унылая и тоскующая лужа.
15 февраля 1996 годаВ состоянии бесчувствия нужно верить, что оно не адекватно бытию, что есть в жизни что-то захватывающее, манящее и бесконечно счастливое, только сейчас ты не можешь чувствовать это. Как будто что-то захлопнулось. Но ещё обязательно откроется. Молиться надо, пересиливать себя, как Феофан Затворник писал.
15 февраля 1996 годаМы причастны той силе, которая сильнее всего. И потому мы не должны ничего бояться. И если подумать: что может сделать с нами боль? Мы ведь бессмертны.
15 февраля 1996 годаВсё имеет свой смысл. Выход из комнаты – откровение, расставание – образ смерти.
апрель 1998 года…Что такое девушка? Это целая Вселенная. Это близость Бога. Но только настоящая «девушка», моя девушка, может быть только одна, ею может быть только одно единственное существо. Её бесполезно искать, потому что найти её невозможно. Но тогда, когда это будет нужно, она придёт сама, а вернее, вас сведут друг с другом. И она будет самой собой ровно настолько, насколько ты будешь достоин этого. И повторится миф о Пигмалионе.
16 февраля 1996 годаУдивительное ощущение: как молитва прогоняет уныние. Глубокий вздох – и тяжесть ушла; рассосалась как-то. Но так и норовит вернуться.
21 февраля 1996 годаЖизнь, бытие наше слишком глубоко, слишком серьёзно, таинственно, трагично, чтобы оставалось место разного рода пошлостям. Это как кощунство. Юмор редок. в основном мы встречаемся с пошлостями.
21 февраля 1996 годаЖенский цинизм – вещь абсолютно непереносимая. Если женщина станет цинична, миру не на чем будет держаться.
23 февраля 1996 годаШутки – вещь небезобидная. Иногда в шутках прорывается раздражение, которое не пропускается прямо доброю волею человека.
23 февраля 1996 годаВсе обиды – наваждения.
23 февраля 1996 годаГде страсти – там бесы. На пост они нападают с особенной силой, как и на молитву.
26 февраля 1996 годаТяжело бывает взрослому человеку воцерковляться… Но благословенно.
май 1998 года(Алесе.) Есть за что благодарить Творца. То, что Он создал нас друг для друга и сделал так, что мы встретились, – что это, если не оправдание всему и за вся? Я до сих пор не могу понять, как это так: всё, о чём я так долго думал, мечтал, тосковал, писал, что воображал в самом себе сотни раз и считал глубоко несбыточным – всё это сбывается и осуществляется (начинает сбываться и осуществляться). Какая же бездонная правда внутри нас, в наших надеждах и мечтах, в сокровенных сердечных желаниях…
26 февраля 1996 годаКогда у Николая Бердяева умерла его жена Лидия, он ощущал, что она продолжает оставаться его духовной опорой. Так она и обещала ему перед смертью. А когда умер Мережковский, его неразрывная половина, жена его, писала, что она тоже умерла, она умерла вместе с ним. Осталось только умереть телу. Вот в этом, мне кажется, та тонкая и очень глубокая разница положений мужчины и женщины в их взаимном союзе. Женщина для мужчины – опора, без которой нельзя. Без неё он мёртв, она его жизнь. Но она его жизнь, и без него её нет. Он для неё – всё. Впрочем, в жизни существует обоюдная и острейшая взаимосвязь, колоссальное взаимообогащение, и не стоит думать о том, чего не должно быть, – об отдельности. Зачем разбирать, анализировать этот союз, когда нужно жить и действовать в нём как в новой данности? И эта новая данность – в ней уже очень много от предощущения Дома, совершенного счастья, полной гармонии. У меня есть такое чувство, что мы на новой ступени бытия. Наступил некий прорыв. Одиночество начинает медленно таять. Сквозь него начали просачиваться живые соки живого тепла. И иногда кажется, что вернулось детство, со всем хорошим и со всем плохим, что было в нём, вернулось, но уже на новой ступени.
13 марта 1996 годаВсе «проблемы» проходят и испаряются без моего в них участия. Люди неверующие умеют портить себе жизнь. Главное не позволять им втягивать в своё безбожное поле страха и суетности и тебя.
Бог начинает устраивать твою жизнь по-Своему, по-Божьи, тогда, когда ты совершенно доверяешься Ему и предаёшь себя и свою жизнь Ему в руки. А сам ищи Царства Божия и правды его.
май 1998 годаПлохо, когда нет веры. Все страшные беды – от неверия.
май 1998 годаАлеся всегда говорила мне, что она самая обычная, обыкновенная женщина. Но в том-то и дело, что обыкновенной женщине свойственно отзываться на всё, что исходит от её мужа, и иногда совершенно меняться под его влиянием.
май 1998 годаТак интересно наблюдать, как меняется дух, который сидит в человеке. Как будто человек впускает в себя то одного, то другого, то третьего. И, в общем, ничего фантастического тут нет. Мы не можем сказать, откуда приходят наши мысли и почему мы говорим те или иные слова. Мы только выбирающие. Как фильтры. Саморегулирующиеся. И в нашей власти каждую минуту выбирать лучшее, а если в голову лезет одна чушь, то лучше на время запретить себе говорить и думать, а только звать в душу Свет. И прийдёт. И приходит. Как только от сердца позовёшь, глядишь – а вот слово благое вырвалось. Подсказал кто-то.
20 марта 1996 года(Алесе.) Ты должна быть рядом со мной. Чтобы я мог жить в мире, думать о земном (хотя бы чуть-чуть), читать философию, чему-то радоваться. Без тебя всё это невозможно. Даже философия. Любая. Без тебя остаётся только Бог, Он Один. Причём, за пределами этого мира. Мир этот без тебя принять невозможно. Через тебя с ним ещё как-то можно иметь дело. И в то же время я ощущаю тебя существом не из этого мира.
20 марта 1996 года, 18 апреля 2000 года(Алесе.) А впереди и вправду вся жизнь. Но только она вечная. А в этой жизни, на земле, самое главное – внутри, а не вне. Утешение и радость – в нас и между нами, – значит, всё равно в нас. Чего-то ждёт сердце, предощущает, замирает в предчувствиях и предзнаменованиях, но это не здесь. А здесь – ожидание, обетование, преддверие и счастье от этого преддверия. Мы не Дома. Дом не здесь. Он ждёт нас. Но сердцем мы можем быть в нём и здесь. Я ощущаю себя оттуда. И если я не грешу, т. е. являюсь самим собой, то я весь пропитан этим.
20 марта 1996 года(Алесе.) … Вот Феофан Затворник – какой невозмутимый дух! Это православный дух. Во всём воля Божья. Всё – к нашему спасению. А спасение наше совсем не то же, что счастье на земле. То самое «счастье» как раз и может оказаться погибельным.
21 марта 1996 года(Алесе.) Я иногда очень некрасивый. Бесчувственный. Всякий. Вот и сейчас пишу всё это на сытый желудок, ничего особенного в сердце не чувствуя. Но я помню, что я, настоящий я, без сказки жить не мог.
21 марта 1996 годаПлохому нельзя верить.
29 марта 1996 года(Алесе.) Мерило настоящего – сердце человека, а не «правда мира сего», не быт, не будни. Так ведь и до мёртвой кошки можно докатиться: «Вот правда». То, чему сердце говорит: «Да!», то, что заливает его радостью, теплом и блаженным ликованием, – то и есть правда. А быт – это испытание тьмой, это проверка на силу и на верность. Быт – это как битва, в которой нужно стоять плечом к плечу. Но быт-то пройдёт. И проходит часто. Проступает истинное положение вещей. Не галлюцинации, не миражи, не самообман, а то, что есть на самом деле, там, в глубине.
29 марта 1996 года(Алесе.) Когда мы расстаёмся, ты не прельщайся тем, что больше не видишь меня. Если бы наши отношения так зависели от видимостей, то уж лучше бы их тогда совсем бы не было: грош им цена тогда. Но мы с тобой – в невидимом. Феофан Затворник писал, что есть общение душ. Мой силуэт, исчезнувший за углом, – Бог с ним. Я с тобой, я в сердце твоём. Только не забывай обо мне. Я остаюсь с тобой.
29 марта 1996 года(Алесе.) Я не знаю, как жить в этом мире долгие годы с тем настроем души, который присущ мне неотъемлемо. Но я чувствую, как можно с этим настроем завтра умереть. Суть в том, что только с таким настроем и возможно приближение к подлинной жизни ещё в этом мире.
19 апреля 1996 годаВелика тайна времени. Во времени раскрывается вечность. Правда раскрывается во времени. Величие, глубина и волшебная перспектива жизни становятся видны в реальных временных масштабах: 10, 20, 30 лет, – и в предощущении того, что сделается со временем за пределами этой жизни и этого мира.
Годы – это море. Нелегко переплыть его и сохранить себя, пронести горящую свечу через ветра и бури, холод и волны. Но в том-то и дело, что то, что не от мира сего, проясняется, углубляется и всё больше проявляется со временем. Если только есть вера. Вера – это вход в реальность. Это верность самому себе и верность Богу. Это то, без чего не будет духовного воина. Без веры ничего не будет. Это очень важно. Без веры ничего не будет. А точнее, будет плен, будет тьма и небытие. Вера – это квинтэссенция человека в том падшем, греховном и потому нереальном состоянии, в котором мы находимся. Вера естественна, ибо связь с реальностью есть, она осталась, но осталась вне органов чувств, мы живём в невидимом. И так уродливо и противоестественно безверие. Неверующий человек – неверный – это предатель. В неверии нельзя укорить, это дело глубоко интимное, но всякая подлость, всякое человеческое безобразие, всё вопиющее и отвратительное начинается с неверия и основывается на нём, если можно вообще назвать неверие основанием чего бы то ни было. Вера – это стержень, это хребет, и без веры наступает разложение и распад. Безверие – этот никому не видимый и от того ещё более жуткий обрыв – это начало всякого греха, всякой беды. Вера – это жизнь. Без веры наступает смерть.
29 мая 1998 годаВсякая мысль, влекущая за собою тяжесть, – от бесов. Даже самая, казалось бы, правдивая, самая благородная. Всегда есть другая сторона, ободряющая, бодрящая, вдохновляющая и светлая несмотря ни на что.
4 июня 1996 года, 23 апреля 2000 годаПространственная близость необходима, но она всё не решает. Иногда, чтобы стать ближе друг к другу, надо немного побыть порознь. Если быть чересчур всё время вместе, враг может начать действовать друг через друга. На земле нет ничего чистого, нет ничего идеального. И брак не исключение. Чистое и святое приходит в лишениях, расставаниях, скорбях и трудах. Земная жизнь – это труд, без труда на земле нет жизни.
10 июня 1998 годаХристос висел на кресте с шестого до девятого часа, то есть с двенадцати до трёх часов дня. В 90-м псалме говорится: «Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго». Земной день – это ненастоящий день. Это время ложного света, когда солнце нещадно бьёт в глаза, всё так бесстыдно и нагло предстаёт перед человеком, это время суеты, ссор, страстей, повседневности, серой обыденности, забот, обеда и послеобеденного сна, скуки, уныния… В это время, в отличие, скажем, от вечера, не чувствуется ничего высшего, а только одна голая «правда жизни». И Серафим Саровский говорил, что «скука, по замечанию отцев, нападает на монаха около полудня». В это время всякая романтика умирает. И очень важно не верить этому духу. Вера – это оружие. То, во что и чему ты веришь, тем ты и становишься, там и душа твоя живёт. Веришь во Христа и Христу, стремишься по мере сил исполнять Его заповеди – душа твоя вместе с Ним уже на Небе живёт. (Ведь есть место, где живёт душа человека, место души вне этого мира.) Если же ты веришь духу мира сего, пресмыкаешься в рабском страхе и безысходности, сочетаешься с этим духом своею волею, то душа твоя уже здесь во аде, в небытии, ибо там место, уготованное духу сему. Человек не может не верить. Акт веры – это самый важный выбор в его жизни, определяющий его судьбу в вечности. И этот выбор абсолютно свободен.
Кто во что верит, тот тем и становится. Кто-то верит поэзии и романтике, верит сказкам. Но это вера героическая и надрывная, ею трудно спастись, она не даёт настоящей опоры в бытии. Скорее, это упрямство. Но эта вера подводит к Церкви и находит своё завершение в ней. Вера в Церковь и Церкви непоколебима. Она не знает надрыва. То, что было героизмом, становится единственно приемлемой нормой, исключающей какое бы то ни было самолюбование. Церковь открывает человеку реальность. Пока это только узкая щель, но по мере духовного роста она расширяется, и оттуда льётся ясный и яркий свет, развеивающий всю неясность и неопределённость падшего бытия, в котором ты пребывал вне Церкви. А кто-то верит полуденному бесу и так или иначе довольствуется этим. Дух этот как-то связан со сном, точнее, с выходом из сна. Сон же, чаще всего, почти всегда, – плен бесовских сил. Бес – это несуществующий. Полуденный дух – это перенесение духов сна в явь. И только к вечеру душа пробуждается от сна. Но люди не верят романтике вечера и не считают это главным в своей жизни. Для них главное – день – время занятия делами и решения «важных вопросов». Дух вечера, заката и глубины умиротворения, сказки наяву – для них это только приятная иллюзия.
Говорят о «свете невечернем». Но мне кажется, что «невечерний» он потому, что очень похож именно на вечерний свет, мягкие и неслепящие косые лучи заходящего солнца. Но вечер кончается, свет уходит, наступает ночь и тьма, душа проваливается в сон, где хаос и забвение всего, где человек беззащитен перед силами зла. А свет невечерний не кончается никогда.
11—12 июня 1998 годаЭто великое религиозное утверждение: «Всё будет хорошо».
10 июня 1996 годаКак же уютят город деревья! Если бы весь город утопал в зелени, если бы он был как город-лес или, точнее, город-сад, где между домами, дорогами и дорожками были бы одни деревья и травка, то в городе могло бы быть почти светло, почти богоугодно.
12 августа 1996 года(Алесе.) Там, в подлинной реальности, все нам столь же близки, как исключительно, невероятно, волшебно близки сейчас друг другу мы с тобой. И в то же время это совсем не невероятно, это просто долгожданное и должное начало иного, Божеского порядка вещей.
12 августа 1996 годаКогда проходил мимо палатки со звуками «Depeshe Mode», поймал себя на ощущениях, подобных тем, которые ощущаешь иногда при молитве, осознавая тем близость Бога. Понял тогда, что всё широко. Он – во многом. И даже в «Depeshe Mode», в своей мере, конечно. Это не горный ключ.
12 августа 1996 года(Из Алесиного дневничка.) Читаю Льюиса <Клайва стейплза>. «Письма Баламута» – вещь стóющая, убедительная. «Расторжение брака» – послабее, непонятнее, однозначнее, менее выразительно с художественной точки зрения. И непонятна райская радость. Была бы она для меня полной, если бы сестра или муж мучались бы (не приведи, Господи!) в этом «сером городе», а я вкушала бы в это время блаженство? Но ТАМ, наверное, всё совсем по-другому, совершенно нам непредставимо, «нельзя считать себя более милостивым, чем Сам Господь», – так, кажется, говорил Феофан Затворник. «Серый город» очень похож на обычный наш, земной провинциальный городок, но не с уютными деревянными домиками, а с 5-этажными кирпичными домами, «коммерческими ларьками» и каким-нибудь превонючим заводом, из несоразмерно огромных труб которого беспрерывно валит дым, обволакивающий всё вокруг. К великому недоумению всех, в любую минуту там может очутиться случайный приезжий, который, глядя на всех лучистыми светящимися глазами, вдруг скажет: «Вы все уже давно умерли… Вы призраки, вас нет!» Сколько мы встречали в своей жизни таких «серых людей-призраков», таких «серых городов», как часто ходили по «серым улицам», погружённые в «серые мысли». Вот почему в повести Льюиса обитатели «серого города» почти не помнят, умерли они или нет, словно не понимают этого: их жизнь до и после смерти почти не изменилась. Как «Царствие Божие внутри нас» может расцвесть ещё при жизни здесь, так и ад наступает и поглощает нас уже на Земле.
14 августа 1996 года(Алесе.) Читал в «Законе Божием» про Христа – про Тайную Вечерю, моление в Гефсиманском саду, предание Иудой Христа в руки слуг и воинов. Был очень впечатлён (в который раз) омовением ног. Потрясающее достоинство Христа. Реально дохнуло на меня той атмосферой при Его словах: «Вы ещё спите? Кончено, пришёл час: вот предаётся Сын Человеческий в руки грешников; встаньте, пойдём: вот, приблизился предающий Меня». Представляешь: ночь, холод, страх. И всё это в Боге, во всём этом есть глубочайший и трагический смысл. Так и жизнь наша. А потом, когда Пётр мечём отсёк ухо у раба, Он сказал: «Вложи меч в ножны, ибо все, взявшие меч, мечом погибнут; неужели мне не пить чаши, которую дал Мне Отец? Или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?»
15 октября 1996 года(Алесе.) Читал про отречение Петра. Когда он отрёкся в третий раз, запел петух, и он вспомнил слова Христа о том, что прежде, чем петух пропоёт, он, Пётр, трижды отречётся от Христа. Слова эти были сказаны в ответ на горячие уверения Петра в том, что он и на смерть готов пойти за Учителем, но не оставит Его. Скорее всего, когда спустилась тьма над душой Петра, он потерял трезвение: начал греться у костра вместе с людьми, приведшими Христа на судилище. По-видимому, в этом ночном мраке и холоде, смешанном со страхом и подавленностью его высшего и нового существа, всплыло в нём его прошлое, старая, грешная его натура, малодушная и лукавая. Ведь сказал же он ещё в самом начале Христу, ещё когда чудесным образом наловил с Ним огромное количество рыбы, «сказал: Выйди от меня, Господи! потому что я человек грешный. Ибо ужас объял его и всех, бывших с ним, от этого лова рыб, ими пойманных». Когда пропел петух, Христос обернулся в сторону Петра и посмотрел на него. И Пётр всё вспомнил. И выйдя со двора, горько заплакал о своём тяжком согрешении. Так вот потом ученик его Климент рассказывал, что всю свою последующую жизнь Пётр при ночном пении петуха становился на колени и, обливаясь слезами, каялся в своём отречении, хотя Господь по Своём Воскресении простил ему. Сохранилось ещё предание, что глаза Петра были красными от частых и горьких слёз. То есть, хотя Господь и простил его, но сам Пётр простить себя не мог.
