Полная версия
Меч без рукояти
Югита яростно смотрел на полотно, только на полотно, до одури, до рези в глазах, до помутнения рассудка – только на полотно. Он изучил его до последнего переплетения нитей. Даже закрой он глаза, и перед его мысленным взором в точности изобразится этот ветхий лоскут. Едва ли Югита теперь и вообще сможет его забыть до конца своих дней. Хотя с другой-то стороны – а что в том плохого? Не каждый день удается взглянуть на полотно рожденному во дворце. Шелк, парча, атлас – этого добра кругом сколько угодно, а вот полотно в королевских покоях – редкий гость. Так почему бы и не наглядеться вдоволь на такую диковинку?
Югита усмехнулся чуть приметно. Привычное умение вновь выручало его. Давнее умение, обретенное им невесть когда: если беспросветный кошмар окружил тебя стеной со всех сторон – живо хватайся за кисть и малюй на этой стене чего душа пожелает. Дверь, ведущую наружу, это искусство прорубить хоть и не поможет, зато, чтобы не спятить, годится в самый раз. Однако сегодня Югита потратил слишком много сил на то, чтобы нарисовать поверх кошмара ласкающие глаз пейзажи. Он начинает уставать, а кошмар не устает никогда, он ведь не человек. Если свадебный обряд не кончится в самое ближайшее время, Югита попросту взбесится. Мысленный рисунок уже выцветает, блекнет, сомкнутые стены уже проступают сквозь него во всей своей враждебной наготе. Еще немного – и Югита уже не сможет не обращать внимания на то, что его окружает. Довольно и того, что он старается не смотреть по сторонам, уставясь на полотно, как змея на флейту заклинателя… но сколько же можно пялиться на пахнущую тлением тряпку, будь она неладна?!
Когда на полотно поставили свадебные чарки, Югита обнаружил, что можно смотреть и на кое-что, помимо полотна. Руки невесты, протянутые к чарке, полностью завладели его вниманием. Хорошо рассмотрев эти руки, Югита понял, отчего придворные красавицы честили новобрачную провинциалкой, а то и дикаркой. Конечно, перед свадьбой ее руки спешно отбелили, умастили всевозможными снадобьями и втерли в кожу ароматические масла, но полностью стереть прошлое даже дворцовым искусницам не под силу. Югита и парой слов не успел перекинуться с этой хорошенькой девочкой – не то что расспросить ее о прежней жизни. Но ее руки могли без всяких слов обо многом поведать. Вот характерная вмятинка на пальце – след кисти. Трудно сказать, занималась ли юная невеста каллиграфией всерьез, но пишет она много и охотно. Вот еще один едва приметный след, на сей раз от кольца… а самого кольца и нет… странно, что девушка не пожелала надеть любимое украшение в день свадьбы… или это не украшение? Кольцо лучницы… вполне возможно… тонкий белый шрамик, судя по всему, оставила соскочившая тетива. Значит, и правда в провинции девушки нередко развлекаются стрельбой из лука? Чудесное, должно быть, место эта провинция. Стрельбой из лука, и не только ею… столичные красотки считают «Встречу в облаках» игрой, предназначенной только для мужчин. А судя по левой руке, будущая жена принца искусна в этой игре не по годам. Как, должно быть, намучились фрейлины, пытаясь скрыть след от зажима вокруг среднего пальца! Стиль «разящая молния» – довольно редкая школа игры. Этот стиль требует не столько развитой логики, сколько подвижной интуиции, спонтанности, умения быстро и безошибочно импровизировать, особенно в дебюте. Мастера «разящей молнии» играют с почти невероятной быстротой, поистине молниеносной. Их пальцы зачастую не поспевают за их мыслью. Вот и приходится им носить на левой руке приспособление для быстрого метания фишек. Жениться на мастере «разящей молнии» – это ж надо же! Ну, может, и не на мастере… но игрок она во всяком разе выше среднего. Каллиграфия, стрельба из лука, «Встреча в облаках»… Неизвестно, как сложится будущая семейная жизнь Югиты, но что она не будет скучной, можно сказать наверняка.
Не смея взглянуть в лицо невесты, Югита любовался ее руками. Должно быть, они просто обворожительны, когда натягивают с усилием тугой лук. И пахнет от них при этом не дворцовыми благовониями, а пылью и травой… совсем как в том древнем стихотворении, которое так нравится Югите… интересно, а как пахнет полевая трава?
Югита задумался настолько глубоко, что не сразу услышал, как его окликают. Оказывается, он уже успел незаметно для самого себя совершить троекратный поклон и выпить вино и теперь рассеянно вертел в руках чарку, вместо того чтобы вручить ее невесте и принять от нее такую же. Обмениваясь чарками с невестой, Югита отчего-то отчаянно покраснел. Поскорей бы все закончилось… правда, вот тогда все только и начнется… и все же поскорей бы покончить с мучительным обрядом! Когда в его чарку снова наливали вино, Югита едва сдержался, чтобы не отдернуть ее нетерпеливо из-под алой винной струи – скорей, скорей! Чарку он осушил одним глотком, поставил ее на полотно и быстро, размашисто поклонился. Все. Вот теперь уже действительно все. Осталось только одно, самое последнее унижение – а потом можно закрыть за собой дверь и до утра забыть все эти лица с потными глазами.
Последнее унижение поджидало новобрачных в коридоре перед опочивальней. Придворные дамы выстроились вдоль левой стены, молодые вельможи – вдоль правой. Югите хотелось рвануться что есть сил, но он покорно замедлил шаг. Почтительные мягкие руки коснулись его плеч, и Югита вздрогнул. Щелкнули застежки, и праздничная накидка из тончайшего рубчатого крепа заструилась в подставленные руки вельможи. Югита закусил губу и сделал еще шаг. И еще. Широкий шелковый пояс. Легкий верхний кафтан. И еще один. Потом исподний кафтан из черного атласа. Югита не отрываясь смотрел на дверь – она приближалась понемногу, но слишком уж медленно. Складчатые шаровары из тончайшего шелка… и кто это выдумал такую пытку – снимать штаны на ходу, нерушимо храня на лице печать царственного величия? Нижняя опояска из темно-пурпурных шелковых нитей с пестроцветными кистями… Югита не смел повернуть голову влево – туда, где вельможные дамы снимали свадебное облачение с его жены: переливчатую накидку цвета пурпурного ириса… платье из густо накрахмаленного жатого шелка… и что уж там у нее под верхним платьем надето. Хорошо еще, что ей не придется плавно выступать, путаясь в полусброшенных штанах. А проклятая дверь словно бы и не приближается!
Когда молодые остались в одном исподнем – Югита в тонкой черной нижней рубахе и просторных шелковых штанах, а новобрачная в длинном ночном платье с некрупным рисунком «осенние травы», – дверь наконец-то распахнулась. Югита схватил жену за руку, рывком втащил ее за собой, захлопнул дверь и мигом запер ее на замок.
Наконец-то удушливый церемониал остался позади! А еще говорят, что женитьба – событие радостное… да такой радости не всякому врагу пожелаешь, разве что самому ненавистному. Уж на что Югита привычен к дворцовым ритуалам, а и у него каждая поджилочка трясется от ярости, на лице выступил гневный пот… впрочем, в опочивальне так холодно, что через минуту-другую он превратится в солоноватый иней. Впрочем, тяжелее всего эта свадьба досталась все-таки не Югите, а его жене. Человеку непривычному рехнуться в пору от неиссякаемых требований всемогущего этикета.
Югита обернулся к жене – и невольно выпустил ее руку. Глаза у нее и в самом деле были безумные… но этикет тут ни при чем.
Весь день Югита испытывал тайные опасения. Он боялся опозориться. Боялся, что не сумеет испытать должное желание. Что окажется неуклюжим… смешным… глупым таким мальчишкой… однако при виде Юин все его опасения исчезли напрочь, сменившись страхом совершенно иного рода. Что и говорить, новобрачная была очень хорошенькой. Но сейчас она могла бы вызвать желание разве что у заядлого насильника. Бледное лицо, застывшее в судорожном спокойствии ужаса… глаза с неподвижным незрячим блеском, словно бы это и не глаза, а сверкающие драгоценности в оправе из человеческой плоти… Боги милосердные, да что же ее так напугало?
А что угодно, с мрачной отчетливостью понял Югита. Все подряд. И что бы он ни сделал, будет только хуже. Хотя и бездействие ничем не поможет, скорей только навредит. Она испугается чего угодно – молчания, участливого слова, самого невинного прикосновения… а он-то, дурак, опасался, что не сумеет приласкать ее! Да ведь ее не ласкать – еще минута, и ее хоронить будет в пору. Страх ее просто убьет. Югита только раз в жизни испытал страх подобной силы – когда трехлетним ребенком ухитрился подхватить черную лихорадку. Он ничего не понимал: что это с ним творится, почему, почему, за что его так мучают… наверное, за то, что он испачкался и теперь никак не может отмыть руки – вон они какие черные… но он оттер бы эти черные пятна, честное слово… только его почему-то не пускают в умывальную… а еще его зачем-то накормили одеялами, и теперь он и сам как одеяло, тяжелый и вялый… одеяло такое невкусное, сухое, шершавое, и пушинки в горле застревают… от них все время кашель, а принцу кашлять нельзя, это невоспитанно… но ведь это все пушинки, он же не нарочно… почему никто не верит, что он не нарочно, почему его не пускают умыться?
Югита уже не помнил, чего он больше боялся в лихорадочном бреду смерти или наказания? Но боялся он так, что едва не помер – даже не от лихорадки, а от самого страха. И не маг придворный его спас, и не лекарь, а начальник дворцового караула. Этот огромный воин поднял малыша на руки, прижал к себе и носил взад-вперед до тех пор пока Югита не проникся убеждением, что возле этой твердой, как доска, могучей груди ему ничто не угрожает. Страх вышел наружу липким холодным потом, и Югита остался в живых – и на всю жизнь запомнил, как надо поступать с обезумевшими от ужаса.
Воспоминание пронеслось мгновенно. А уже в следующее мгновение Югита рванул на себе рубашку, поднял свою оцепеневшую от страха жену на руки, крепко прижал ее к себе и зашагал по опочивальне мерным шагом в ритме спокойного сердцебиения. Мало-помалу его собственное сердце приноровилось к его шагу. Оно уже не колотилось ожесточенно где-то под выпяченной челюстью, а ровно сокращалось там, где ему быть и надлежит, – в груди. Зато биение сердца Юин сотрясает все ее тело… не думать об этом, не замечать… не ускорять шага, повинуясь невольно ее страху… только не ускорять шага… идти медленно… размеренно и медленно… только не ускорять шага… интересно, и долго он сможет таскаться туда-сюда по комнате? Ведь он совсем не бугрящийся мускулами закаленный воин, а Юин – никак уж не трехлетний младенец. Она всего на неполный год младше Югиты, и весит она соответственно.
К тому же холодно в брачных покоях просто распрозверски. Шлепать босыми пятками по каменному полу – привилегия королей: жалкие простолюдины подстилают под свои презренные ноги добротные циновки. Эти счастливцы недостойны ступать по царственному мрамору. А высокородные нижние конечности Югиты уже окоченели напрочь. Не хватало еще, чтобы у принца в такой момент от холода из носу потекло! Он ведь даже и утереть его сейчас не сумеет… Надо же, холодина какая! И кто это решил, что крохотная бронзовая жаровня, в которой еле тлеют угли, пережженные из ароматической древесины вперемешку с благовониями, способна нагреть эту настырно вызолоченную мраморную гробницу с брачным ложем? Вот когда Югита станет королем, он первым же своим указом выпишет в столицу мастеров из Лихогорья – пускай устроят шэны по всему дворцу!
Югита уже почти не ощущал ни подгибающихся от усталости ног, ни словно налившихся расплавленным свинцом рук. В голове его ритмично содрогалась гулкая пустота. Не останавливаться… только не останавливаться… только не сбиться с ноги… только не споткнуться… не останавл и ваться…
И все же остановиться ему пришлось. Юин шелохнулась так внезапно, что он едва не упал от неожиданности.
– Отпусти меня, – почти нормальным голосом попросила Юин. – Я ведь тяжелая.
Вот они, долгожданные слова! Еще бы знать, как выполнить эту робкую просьбу: не разжимаются руки ни за что, хоть тресни. Югита повалился на постель, так и не разжимая рук. Юин оказалась у него на коленях. Если она все еще боится, как-то отстраненно подумал Югита, сейчас ей самое время взвизгнуть, вскочить, отбежать и забиться в самый дальний угол опочивальни. Он почти ожидал что Юин так и поступит. Но нет, она сидела не шевелясь, разве что прижалась к нему чуть потеснее – или ему только показалось?
Не успел даже Югита вздохнуть с облегчением, как у него все-таки засвербило в носу. Он попытался осторожно расцепить руки – и снова потерпел неудачу. Попробовал подавить желание чихнуть – но чихнуть хотелось прямо-таки с неодолимой силой. Надо же, как некстати! Только-только он успокоил свою жену… да и сам, правду молвить, едва только успокоился… и все пойдет на ветер из-за какого-то чиха! Вот сейчас он не удержится и чихнет самым оглушительным образом, и его выпирающие ребра пребольно стукнут это доверчиво прижавшееся к нему личико…
– Ты не бойся, – торопливо выговорил он, понимая, что несет вздор, – я сейчас чихну… можно?
Он ожидал ответного кивка, но взамен Юин подняла к нему лицо и посмотрела в глаза.
– А можно мне тоже? – тихо и серьезно спросила она. Ответить Югита не успел. Он чихнул так внезапно и резко, что его онемевшие руки наконец-то расцепились; Юин подпрыгнула у него на коленях, приземлилась на постель рядом с мужем и тоже чихнула.
От холода и пережитого страха почихота на них обоих напала такая, что только держись, и по опочивальне загуляло эхо самого странного свойства. Громогласно чихая, то по очереди, а то в унисон, новобрачные заползли под одеяло и тесно прижались друг к другу. Иного способа согреться попросту не существовало. А все-таки предки – люди мудрые, подумалось Югите. Пожалуй, определенный смысл в традициях есть. Попробуй-ка загони в одну постель двух совершенно незнакомых друг с другом застенчивых юнцов в тепло натопленной спальне! А когда кругом стоит пронизывающий могильный холод, а одеяло одно на двоих, поневоле прижмешься к теплому боку супруга, никуда не денешься. Югита задумчиво шмыгнул носом и осторожно приобнял жену за плечи.
– Тебе тепло? – шепотом спросил он.
Юин кивнула. Югита обнял ее покрепче и уставился в потолок. До сих пор он справлялся неплохо. Однако надо же что-то делать дальше – а выручившее его наитие куда-то испарилось… и что теперь следует предпринять? Сказать комплимент… поцеловать жену… или сначала осторожно объяснить ей, а что от нее, собственно говоря, требуется? Югите это занятие понравилось с первого же раза, но та служанка уверяла его, что умение находить приятность в постельных занятиях для большинства молоденьких девушек – дело очень и очень наживное. Как самому снискать удовольствие и доставить его опытной женщине, Югита уже успел усвоить – но как именно следует научить это удовольствие испытывать и вкушать… как и вообще кого-то чему-то научить… как добиться хотя бы того, чтобы тебе поверили?
Внезапно плечо Юин под его пальцами напряглось, закаменело. Югита встревоженно обернулся к жене.
– Послушай, – очень медленно, очень отчетливо выговаривая слова произнесла Юин, – тебе не кажется, что нам пора исполнить наш супружеский долг?
При этих словах она потянулась и приняла такую позу, что Югита едва не покраснел. Ему с трудом удалось справиться с собственным лицом, но уши его жарко вспыхнули.
– А ты хоть знаешь, как это делается? – только и сумел выговорить он.
К его огромному удивлению, Юин кивнула. Но ведь она не может, не должна знать! Когда речь идет о женитьбе принца, дворцовые повитухи строго-настрого проверяют, действительно ли девственна невеста, – и горе ей, если возникает хоть малейшее сомнение!
– Откуда? – еле вымолвил Югита.
– Я видела, – коротко ответила Юин.
– Подглядывала, что ли? – поинтересовался Югита. Мысль эта показалась ему вполне разумной: действительно, прежде чем вступать в брак, следует хотя бы вприглядку ознакомиться с тем, что придется делать самой.
– Мне показывали, – произнесла Юин с таким видом, словно эти два слова и впрямь что-то объясняли.
Боги, час от часу не легче! Что ей показывали? Кто? Как?! Заметив сокрушенное недоумение мужа, Юин сама в свою очередь уставилась на него с недоверчивым изумлением.
– Ты что, и правда не знаешь, как проводят предсвадебную церемонию? все еще не вполне веря, спросила она.
Югита мотнул головой.
Юин открыла рот, собираясь что-то сказать, судорожно закрыла его, вновь приоткрыла, опустила голову, решительно вдохнула глубоко… да так и залилась краской, не вымолвив ни слова. Но что могло так смутить девушку, которая, не покраснев, расположилась в самой что ни на есть соблазнительной позе и с небывалой прямотой напомнила мужу, зачем она здесь находится?
– Если не хочешь, не говори, – торопливо предложил Югита.
– А ты и в самом деле не знаешь, – чуть сдавленно произнесла Юин.
Теперь, справившись с первым смущением, она принялась рассказывать ровным, почти не напряженным голосом.
– Традиция такая есть, – глядя поверх одеяла, сказала Юин. – Девушки из знатных семей выходят замуж девушками… но знать, как это делается, нам необходимо. Нельзя же допустить, чтобы вельможная девица осрамилась в мужней постели. «Ибо если происхождение твое безупречно, все, что делаешь ты, также должно быть безупречно», – с издевкой процитировала она.
Югита как будто начал что-то понимать. Неужели… да нет, быть того не может!
– Вот нам и показывают, – помолчав, продолжала Юин. – Как только знатную девицу просватают, ее родня призывает кого-нибудь из своих вассалов, и они ей показывают, как лишают девственности…
Юин рассказывала хотя и с явным отвращением, но без возмущения, словно о чем-то противном, но вполне обыденном. Югита едва не задохнулся от гнева. Что за пакостная традиция! Возможно, в былые времена, когда девушкам дозволялось подглядывать тайком за молодоженами, какой-то смысл в этом был, но теперь, в таком виде… что за мерзость! Наверняка ведь никто из знатных господ не затрудняет себя подбором будущих супругов – какое там! Наверняка выставляют на погляд первую попавшуюся девственницу. Вот теперь ему окончательно ясно, почему так напугана Юин. Вряд ли ей довелось наблюдать за любящими супругами. То, что ей показали, не напоминало даже и сцены, пережитые самим Югитой, – уж скорее те, что ему поневоле доводилось видеть во время королевских лиров, если не удавалось удрать раньше, чем высокородные вельможи напьются до полной невменяемости.
– А ты сам-то знаешь, как это делается? – с внезапной тревогой осведомилась Юин.
Последние сомнения покинули Югиту безвозвратно. Теперь он знал, что ему делать. Как нельзя более вовремя ему припомнились слова, сказанные той служанкой… да будут Боги к ней милосердны всегда и во всем!
– Я – да, – ответил Югита, – а ты – нет. Тебе совсем не то показывали. Тебе показали, как лишаются девственности, а показывать надо было, как становятся женщиной. Это совсем другое…
Глаза у Юин вдруг сделались огромными, в пол-лица.
– Правда? – выдохнула она. Югита кивнул.
– Это почти не больно, – неуклюже вымолвил он, молясь в душе, чтобы его слова оказались правдой, – и совсем не страшно.
Это действительно оказалось совсем не страшно – и совсем не больно. Югита в своем чрезмерном рвении пустил в ход решительно все, чему успел обучиться у своей служанки, – и ему не пришлось краснеть за опрометчиво данное обещание. Зато усилий он приложил столько, что у него едва кровь носом не хлынула от натуги: куда больше сил приходится тратить на то, чтобы выказать нежность и заботу, нежели чтобы показать себя несравненным жеребцом. Тяжело дыша, Югита опустил голову на изголовье. Он был не в силах пошевелиться… а стены все еще ритмично сгибались и выпрямлялись, неспособные остановиться, потолок повело куда-то в сторону, одеяло все еще шелестело… э нет, это не шелест одеяла!
Юин всхлипывала очень тихо, почти неслышно. Только что Югита готов был поклясться, что даже под страхом смертной казни шелохнуться не способен, а тут откуда только и силы взялись!
– Эй, – испуганным шепотом окликнул он жену, – я что-нибудь сделал не так? Я сделал тебе плохо?
Не прекращая всхлипывать, Юин помотала головой, и одна слеза упала Югите на нос.
– Ты все сделал так, – прошептала она. – Все хорошо… мне хорошо, правда… а той девушке было очень плохо…
Югита зло стиснул зубы. Юин прижалась к нему мокрым от слез лицом.
– Когда я стану королем, – уверенно и властно произнес Югита, – я этот обычай отменю. Честное слово.
Забегая несколько вперед, следует отметить, что слово свое Югита сдержал. Одним из первых указов короля Югиты было повеление о запрете предсвадебной церемонии лишения девственности. А буде кто осмелится бесчестить вассалок и пугать их страданиями своих дочерей, тех без изъятия ждала суровая кара: смертная казнь для отдавшего бесстыжее распоряжение и лишение дворянства для всего его рода. Нарушителей королевской воли не нашлось.
Задумавшись о том, сколь многое ему надо успеть совершить в самом начале своего грядущего царствования, Югита не сразу услышал, как его окликнула шепотом Юин.
– Послушай, я не знаю, кто она такая, эта женщина… ну, которая тебя научила… – прошептала Юин, и Югита незамедлительно напрягся, – я и спрашивать не стану… но ты ей от меня спасибо скажи, ладно?
Хасами нетерпеливо сгибал и выпрямлял пальцы. Ожидание и вообще дело нелегкое, но когда до вожделенной цели остается всего ничего, оно делается почти нестерпимым. Сколько трудов Хасами положил на устройство этой свадьбы, сколько тяжких усилий! Внушить маниакально подозрительному королю, что женить наследника – это именно то, что и требуется… да еще уговорить коронованного упрямца доверить выбор невесты ему, Хасами… поиски этой самой невесты – сил и денег Хасами на них ухлопал немерено… и после всех хлопот еще попробуй смирить своевольного принца, который ну нипочем не хочет жениться, а уж тем более по указке Хасами! А когда кажется, что дело уже слажено и основные трудности уже позади, они начинают плодиться, как кролики. Опочивальня новобрачных охраняется с таким усердием – призраку мимо стражи не проскользнуть, не то что магу. А проникнуть надо, ибо брачные чертоги королей издревле защищены от всевозможных магических воздействий. И пришлось же Хасами намучиться, чтобы оказаться в спальне на единое мгновеньице и спрятать там некий предмет своего ремесла! Зато теперь ему не придется тратить все свои силы до последней капли, чтобы пробить магическую защиту спальни. Не придется даже настраиваться, чтобы уловить исходящий из брачных покоев поток страха, не придется просиживать впустую в ожидании должного момента. Укрытый под самым потолком талисманчик сам даст знать хозяину, когда принц приступит к исполнению супружеского долга… и вот тогда-то Хасами после всех своих трудов и унижений заполучит наглого мальчишку!
Дверь опочивальни затворилась за молодоженами, и Хасами сосредоточился. Теперь ему уже недолго ждать… совсем недолго… чего он ждет, недоделок малолетний… пора бы и за дело приниматься… чего он тянет… сробел, что ли?
Наконец-то соизволил! После невероятно долгого ожидания, когда Хасами начал было всерьез опасаться, что принц попросту завалился спать, в морионовой подвеске замерцал тревожный багровый огонек. Хасами шепотом издал ликующий возглас и приник к талисману, готовый поглотить долгожданный страх.
И тут его с такой силой отшвырнуло в противоположную стену, что весь воздух из легких вышибло – Хасами вскрикнуть от боли и то не сумел. Он хрипло пискнул и потерял сознание.
Назавтра на церемонии приветствия новобрачных Югита напрасно вертел головой, высматривая в толпе придворных ненавистного мага. Хасами не появился. Он затворился в своих покоях и не выходил оттуда дня четыре, к вящей радости Югиты. А еще больше принца порадовала причина столь несвоевременного затворничества. Слуги исподтишка передавали из уст в уста отраднейшую весть о том, что у королевского мага и советника невесть откуда взялся такой синяк под глазом, что загляденье, да и только, и дышит его колдунское мерзейшество с трудом, будто кто-то изрядно помял ему ребра.
Глава 5
Вишни были именно такими, какие предпочитал господин Итокэнай, спелыми до черноты, сладкими без малейшей кислинки, с туго лоснящейся тонкой кожицей. Итокэнай медленно брал ягоды по одной кончиками пальцев, неторопливо отправлял их в рот, перекатывал вдоль языка, неспешно наслаждаясь их прохладной поверхностью и лишь затем – плотной сочной мякотью. Время от времени он прихлебывал маленькими глотками ледяную воду, выжидал немного и снова принимался за вишни. Безымянный, стоявший у него за спиной, шумно вздохнул.
– Стань подальше, – лениво распорядился Итокэнай. – От тебя потом разит.
Безымянный отступил на шаг. Итокэнай досадливо поморщился и кинул в рот еще одну ягоду. Надо же, какой жаркий день выдался! Даже веер в руках безымянного почти бессилен навеять прохладу. Выгнать мальчишку, что ли? Все едино пользы от него никакой. А если Итокэнай останется один, он сможет сбросить верхний кафтан, а то и раздеться до пояса. Эх, вот будь он простым воином из числа Ночных Теней, а не единственным сыном одного из предводителей клана, он бы так и сделал давным-давно: хоть и пошли на его хайю самые тонкие шелка, а по такой жаре кажется, что не шелковый на нем кафтан, а ватный, стеганый. Так ведь непристойно человеку его положения при посторонних в одном исподнем щеголять! Да, ничего не скажешь, соответствовать своему положению – действительно тяжкий труд.