
Полная версия
Сережки еврейской невесты. Антикварный детектив, или Детективная история, разгаданная экспертом
Это ее традиция, всегда, приезжая по делам в какой-нибудь город, она вечерами, чтобы не скучать в гостинице, ходила слушать оперу. В Вене это понятно, но амстердамская королевская опера ей не нравилась. Здание новое, расположено не очень удачно, поэтому она чаще ходила в концертный зал в музейном квартале или на концерт какой-нибудь церковной музыки в храм у Королевского дворца, а что – интерьер роскошный, исполнение на уровне.
Но сегодня повезло: в концертном зале давали «Реквием» Верди, поэтому Вероника зашла ненадолго в гостиницу, оставила купленные вещи и пошла пообедать. Надо сказать, что с «пообедать» в первый приезд в Амстердам у нее была проблема. Голландские рестораны не готовят горячего раньше шести вечера. Можно перекусить салатом, сэндвичами и супом (в голландском исполнении чаще всего – дрянь редкостная). Есть еще один момент: во многих кафе сидят одни мужчины: в кебабных – арабы, в фалафельных – ортодоксальные евреи, во многих голландских заведениях, как оказалось, тоже одни мужчины со специфическими испитыми физиономиями. Заходишь, а там – дым и запах алкоголя, а на тебя смотрят так, будто интересуются: «Ты за чем? За таблетками или выпить?» Сеть аргентинских ресторанов ей тоже не нравилась. Но она, правда, с трудом, но нашла себе турецкое кафе, существующее еще с восемнадцатого века. Просто проходила мимо, увидела, как повар на открытом гриле готовит мясо и овощи и решила, что хочет именно этого, а еще выпить крепкого турецкого чая, а не заваренного пакетика. С трудом пересилила робость, она решила – «А наплевать!!!» Повар сразу же вычислил в ней русскую и на ее английское «Хеллоу!» – ответил – «Здравствуйте, что желаете?»
Оказывается, наш человек, работал в Анталии. И говядину приготовил, как она любила, и перцев положил запечённых и еще пирог гезлёме с зеленью посоветовал. Даже чай налил не в традиционную турецкую мензурку, а в реальный наш стакан в подстаканнике (причем советском). Так что обед в Амстердаме стал у нее здоровым, свежим и вкусным.
Расправившись с вкусным обедом, Вероника и решила зайти в лавку Липпенсов на Амстеле, а завтра, если деньги останутся, еще по Нувельшпилестраат прогуляется. Но у Липпенсов она задержалась надолго и купила очень приличные и, главное, перспективные украшения. И тут вдруг вспомнила, как выйдя из ювелирной лавки, она столкнулась с каким-то мужчиной. Хорошо, что сумочку держала в руках крепко, знакомая с подобными разводами. Но мужчина что-то пробормотал ей то ли по-голландски, то ли по—немецки, но она не придала этому значения и поспешила в универмаг Де Бьенкорф, порадовать себя чем-нибудь, поскольку у нее оставалось еще два часа в запасе, чтобы вернуться в гостиницу, переодеться в кружевную блузку и добраться до концертного зала.
– Мадам, мадам, – Вероника оглянулась. А товарищ, который ее толкнул, настойчив. Он что-то пытался ей сказать.
– Она махнула, головой – «ай донт, андестенд».
О, он перешел на английский. Да он хочет познакомиться, вот приставака, ну уж нет, Вероника ускорила шаг, поспешила смешаться с толпой туристов на площади Дам, благо, там еще и полиция есть. Но мужик какой-то назойливый оказался, все за ней. Она зашла в универмаг, заскочила в лифт и поднялась на второй этаж. Там, как всегда, много народа, Вероника прошлась вдоль вешалок, но, не найдя ничего интересного, спустилась в кафе и выпила капучино с яблочным пирогом.
Выйдя из универмага, она не обратила внимания, идет кто-нибудь за ней или нет, просто вокруг и так было много народа, а тут еще группа китайских товарищей прошествовала мимо и направилась в гостиницу. Потом был прекрасный Верди и еще один день в Амстердаме с музеями, мидиями во французском кафе, общением с Марион за чашечкой кофе в районе Музеумплейн, и она забыла об этом происшествии. А зря. Человек, который смотрел на нее с распечатанного листка, это был он, точно он. И значит, он ей хотел сказать что-то важное, раз приехал в Россию, следил за ней, а потом и за этим таксистом. Что же ему было нужно? Что она такого купила в этой лавке. Он же видел, как она выходила и показывала продавцу в витрине именно эти серьги. Значит все дело в них? И что такое особенное она пропустила? Да, стильно выглядят, работа хорошая – на кольцах зернь и филигрань, подвески-амфоры в отличном состоянии. Дама, что продавала ей их, несколько раз повторяла, что они «вери вери олд». Ну, олд, но не Кастелани же. Скорее всего, повторение по старым образцам. А голландцы вообще могут реплику за оригинал продать и глазом не моргнут. Вон у них в музейном магазине всякого добра хватает: и жемчужные сережки с картины Вермеера, и серьги еврейской невесты с картины Рембрандта. Хотя, может, и действительно «олд еаринг»… Золото высокопробное, красиво сморятся. Надо поизучать все повнимательнее. Ну и чем же еще ей теперь заниматься….
Отодвинув Парамошика, возмутившегося бесцеремонностью хозяйки, она поправила подушки, поставила на коленки ноутбук и погрузилась в интернетные изыскания. Нет, все-таки есть что-то положительное в этой виртуальной реальности. Многие факты, за которыми раньше нужно было идти в библиотеку, теперь под рукой. Конечно, одно не заменяет другого, но основной материал можно собрать здесь. По крайней мере основная информация о той почти романтической истории возникновения «этрусского стиля» здесь была. И Вероника просто представила себе, как вскрывали знаменитую гробницу Реголини-Галасси. Ее так и называли по имени двух первооткрывателей —священника Реголини и генерала Галасси (хорошее сочетание!). То, что переживали они, наверное, можно было сравнить с позднейшей находкой гробницы Тутанхамона. Еще бы! Середина VII века, и такое количество украшений, бронзовые и серебряные сосуды в прекрасной сохранности. И еще шедевры, которые здесь были найдены, поражали своей красотой и уникальным способом изготовления.
И эта красота обогатила мировую ювелирную историю не только в буквальном, но и в переносном смысле. Сделать это удалось в 1840-х и 50-х годах Фортунато Пио и его сыновьям, Алессандро и Аугусто. А все благодаря тому, что они получили доступ к огромной частной коллекции римских, этрусских и древнегреческих ювелирных украшений, собранной президентом Римской академии археологии и папским казначеем, маркизом Джованни Пьетро Кампана. И чему тут удивляться, что кому-то из них пришла в голову идея не просто повторить эти уникальные штучки, а сделать что-то похожее, но свое и, главное, поставить производство подобных вещей на поток.
Если папочка Фортунато поначалу копировал украшения, пытаясь разгадать тайну старинных техник, то уже его сыновья в 50-е годы постепенно взяли на себя управление фирмой и занялись продажей своих «археологических» ювелирных изделий. Популярность их украшений привела к большому числу подражателей во всей Европе.
Все как-то удачно совпало: мода на туристические поездки в Италию (особенно популярно это стало у англичан, имевших в те годы немало денег), раскопки, и вот вам – в этом же стиле великолепные украшения. Это как сувенир на память о Риме. Уже к концу 1850-х мастерская Кастеллани в Риме стала местом паломничества англичан, стремившихся приобрести восхитительные золотые украшения с декоративными мотивами из арсенала классицизма: раковинами, розетками, урнами, амфорами, овнами и т. п.
А дальше – больше. Желающих повторить такой коммерческий успех появилось немало. Были ювелиры, создававшие достаточно оригинальные украшения, имевшие свой стиль. Француз Эжен Фонтене и англичане Роберт Филлипс и Джон Брогден были достойными соперниками семьи Кастеллани, но существовала масса других ювелиров, воспользовавшихся интересом модниц всей Европы на изящные вещицы в этрусском стиле. И скоро подобная «красота» украшала собой витрины всех ювелирных лавок в Европе.
Вероника искренне считала, что ее серьги как раз из «этой оперы». Это сейчас они выглядят оригинальными, а тогда подобных было очень много. Так что это не тот шедевр, чтобы воровать…
Глава третья
Эта история с сережками все не оставляла ее. Она все чаще думала о происшедшем, собирала материал о серьгах как виде украшения, об этом дизайне, стараясь восполнить все то, что она могла упустить. Тут, что называется, век живи – век учись! Совершенно неожиданно для себя она открыла тот факт, что женщины в средневековой Европе не носили серег, причем не только по причине бедности. Это потом золото и драгоценные камни с воинами – участниками крестовых походов хлынули в праведные страны, серьги же как украшение были предметом, принадлежащим исключительно обитательницам гетто. Более того, им обязательно предписывалось носить массивные серьги, чтобы обозначать себя именно как евреек. Доходило вообще до абсурда. На ранних картинах эпохи Возрождения, ну на тех, что были написаны где-нибудь в Проторенессансе, у Мадонны нет сережек, более того, зачастую писалось ухо с дырочкой от этого украшения. Считалось, что Богоматерь рассталась со своим внешним признаком еврейства, родив Христа. Надо же, до чего дошла средневековая мысль, но просмотрев много картин этого времени, Вероника убедилась, что это верно. А вот у второстепенных персонажей вокруг Богоматери серьги были, причем они были крупные, сделанные целиком из золота и чем-то напоминали ее утраченные. Ну, в этом ничего не было удивительного, ведь с XIX века ювелирные мастера занимались по сути дела археологией. Не всем удавалось, как Кастеллани, копировать подлинные этрусские шедевры, кто-то довольствовался и картинами.
Правда, потом все смешалось. Количества золота, поступившего в Европу с Востока, из Византии, затем из Америки и прочих колоний, вынудило забыть эти средневековые догмы. Женщины хотели быть красивыми, украшать себя драгоценностями, и предрассудкам пришлось отступить. Экономика и красота победила. Серьги уже в эпоху Возрождения стали их излюбленным украшением и остаются до сих пор. Вот так и думай, что является двигателем прогресса. А может, просто жены плешь мужьям проели, и те сдались, или они сами пошли в наступление. А что – их-то мужья заставляли блюсти целомудрие, а сами, поди, заглядывались на еврейских красавиц, которые хоть и ходили с покрытой головой, но так эффектно звенели подвесками на сережках в ушах. Как тут не заглядеться! Вот и решили дамы не отставать от потенциальных соперниц. А на войне как на войне, как говорится, тут нужно всех опережать.
Все это было замечательно, но вот как это связать с ее банальной кражей? Правда за неделю, что прошло с этого события, кража оказывается, обросла еще и убийством. Ей позвонил все тот же Сергей Васильевич и попросил приехать.
– Слушай, Вероника, ты просто какая-то черная вдова у нас получается… Одни убийства вокруг тебя.
– То, есть? Я сама потерпевшая, у меня сережки украли.
– Это мы знаем, а вот в нашем районе убили одного таксиста. Вроде бы все банально. Сел человек в машину на заднее сиденье и задушил человека. Похоже на ограбление. Деньги, телефон, браслет пропали. У нас тут таких целая серия по городу пошла, но вот все дело-то в том, что этот товарищ уже проходит по одному уголовному делу. Он у тебя серьги забирал.
– И вы решили, что это я его в отместку убила?
– Ну, тебе с твоей комплекцией тяжеловато будет. Мужика еще и пытали к тому же, а потом уже задушили. Денег еще хотели, что ли?
– Ужас какой? И Вы решили, что это я.
– Да не верещи ты, я тебя для порядка вызвал. Сообщи мне, кстати, где ты была в это время.
– Да запросто. У стоматолога. Зубки решила отбелить ко дню рождения.
– Ну, вот и алиби. Да не переживай. Тут вот странно как-то все. Мы сняли фото с камер. Он словно знал убийцу. Тут видно, что они сначала постояли, поговорили о чем-то, а потом тот сел к нему в машину. Вот мужик этот. Тут правда одна нестыковка есть. В машине заметные пальчики обнаружились. Бомжа одного, Костяныча, мы его забирали кое-за что. Так что у нас данные есть. Он мужик с виду крепкий. Правда пропал куда-то Костяныч, мы его друганов спрашивали, так они говорят, что, мол, тот деньгами как-то разжился, и мужик у него какой-то деловой появился. Собрался паспорт делать и уезжать куда-то к тетке. Он теоретически мог убить, но вот практически – Костяныч мирный человек. Самое страшное – в универсаме что-нибудь стырить… Да, странно это как-то. А ты что это как —то побледнела? Может водички, кофейку?
У Вероники дрожь пробежала по телу: она вновь увидела это лицо.
– Ты чего это?
– Знаешь, ты свяжись с нашим районом. Они тебе его тоже покажут. Он следил за мной и этим товарищем, когда я серьги продавала, а потом за ним поехал.
– Ну, тогда, значит, подельники.
– Да нет, я потом вспомнила, где его видела. И Вероника рассказала все, что было в тот день в Амстердаме.
– Вот это номер? Если это тот человек, зачем его в Питер-то занесло? За сережками и браслетом? Весь сыр-бор из-за пары тысяч евро? Не поверю. Надо его через Интерпол пробить? А ты колись Вероника, что это за сережки ты там купила? Может это знак мафии голландской?
– Ага, и ее в качестве пароля в витрине на всеобщее обозрение выставили. Ну, а если честно, я уже все передумала, столько информации собрала, и про историю серег как украшение и про Кастеллани. Они ведь в этрусском стиле сделаны и вообще… Если даже это какая-то авторская работа Кастеллани без клейма, ну все равно максимум 20000 евро, не стоят они того, чтобы вот так ехать в Россию, искать долго, убивать кого-то….
– Ну, а как за три рубля убивают? А может, это какой-то безумный коллекционер за ними охотился, а ты ему дорогу перешла?
– Господи, ну какой коллекционер? Мы живем в глобальном мире, все в интернете. У этих Липпенсов сайт есть. И те, кто что-то собирает – самые желанные покупатели. Ну, конечно, он бы дал знать, что мол интересуюсь тем-то и тем-то, и ему из-под прилавка бы такое выкатили… Это обычная практика, кстати.
– Нет, ты на всякий случай поищи что-нибудь про эти сережки, и будь осторожна. Хотя, что, у тебя же их нет теперь. А браслет?
– Я его продала сразу. Да и он вообще тут ни при чем, у них там этих браслетов много, они хоть и говорят, что, мол, старый, но похоже, дурят нашего брата. Да, камни и дизайн старые, а вот сделаны они вчера. Так что браслет вряд ли, а вот серьги, действительно, старые и, может быть, даже старше, чем я думала. Я тут за эти дни всю литературу и интернет перекопала, собирая материалы об украшениях середины XIX века, когда этрусский стиль вошел в моду. Они, конечно, необычные, сохранность хорошая. Я поначалу вообще решила, что дурят голландцы нашего брата, и это реплика более поздняя, но сейчас думаю, что да, серьги старые. Оказывается, одно время в Европе серьги женщины не носили, это украшение было принадлежностью евреек и как бы символ иудейства. На картинах раннего возрождения Богоматерь без серёг, но в ушах обязательно дырочка для них. Это словно символ того, что она отказалась от своего еврейства и стала христианкой. Вот так-то.
– Слушай, а может они чьи-то. Ну, какой-то известной еврейки. Ротшильдов типа.
– Да нет, это не тот уровень. Они, конечно, интересные, но у Ротшильдов, наверное, именные Кастеллани были. Там все по-крупному. Да и зачем им их продавать в скупку.
– А на благотворительность. Или во время войны…
– Ну, где война и где Ротшильды… Да нет, хотя в этом что-то есть, но если это так, то не реально это узнать. Думаю, если бы это был известный факт, то владельцы этой лавки просто так их бы в витрину не выставили. Они-то уж точно должны были знать что-либо о своих соплеменниках.
– А что владельцы евреи?
– Ну да, в Голландии большинство антикваров они. Ведь когда-то Нидерланды были частью Испании, а там после реконкисты начались преследования евреев. Якобы за сотрудничество с маврами. Ну и просто так за иную веру. Это была великая резня. Такая же трагедия как холокост. Их убивали, жгли на кострах. Спастись можно было только став конверсос, то есть, приняв католичество. Но многие тайно соблюдали свои обычаи. За что и расплачивались жизнью. А многие бежали на окраину королевства, в Нидерланды. И потом, когда эта страна стала самостоятельна, тоже. Их много там было. А Амстердам называли Новым Иерусалимом. Там даже главная синагога в Амстердаме называется Испанской. Реформаторы-протестанты были к ним более терпимы. Но спасти жизнь – это одно, другое дело – выживать. Ведь земли, увы, не было, значит сельское хозяйство отпадало. Жили они в основном в городах. Занимались ремеслом, торговлей. Кто-то шел в пираты, топили корабли своей бывшей родины. На грабеже кораблей из Америки с золотом и изумрудами не только Англия поднялась. Нидерландское экономическое чудо ведь тоже оттуда. Кто побогаче, снаряжал корабли в Индию, привозил оттуда пряности, кофе и прочие диковины. Тогда же был первый биржевой пузырь и первый кризис – тюльпанный.
– Это как?
– Да так, люди перепродавали сначала реальные луковицы, потом будущий урожай, потом уже призраки, воздух. Кто-то поднялся, но потом вскоре все рухнуло. Правда, Голландия до сих пор лидер цветочной торговли. Думаешь, на этой крохотной территории все выращивается?
– Думаю, да.
– Ага, ты эти тюльпанные поля видел? Там цветов на одну точку у метро накануне Восьмого марта, а еще нужны луга для коров, чтобы молоко было для знаменитого сыра. А страна-то с гулькин нос…
– Да… А я думал, МММ – это наше изобретение.
– Ну да, мы чисты и наивны, как младенцы, до сих пор. Но самый удачный, на мой взгляд, еврейский проект – это бриллианты.
– То есть?
– Понимаешь, из Индии они привозили невзрачные, но очень твёрдые алмазы. Они не красивые. Рубин, изумруд и сапфир более привлекательны для глаза. И вот евреи придумали их гранить. И заставили эти невзрачные минералы блестеть. Первые огранки – это голландские и антверптенские розы. Сейчас так не гранят, сейчас из камня выжимаю все, и он сияет. А тогда этот первый блеск сразу сделал этот камень популярным. И торговцы стали продавать крупные камни королям и влиятельным особам. Появились целые кланы огранщиков и ювелиров.
В Амстердаме и Антверпене до сих пор – мировой центр огранки бриллиантов и самая крупная биржа.
– А может, эти серьги принадлежали какому-то знаменитому бриллиантщику?
– Ну да, Вы о чем? Нет. Они, может, и древние, ну не тот уровень. Да и не верю я, чтобы сами голландцы какую-либо редкость пропустили. Там еще те бобры… Хотя надо, конечно, подумать с чем это связано. Возможно, в Вашей идее о связи с каким-то старинным еврейским семейством есть здравое зерно. Но это нужно проверять. В Голландию надо бы съездить. Кстати, я под подпиской?
– Да нет, что Вы. Никаких ограничений. Вы вообще поосторожней. Если тут такие тайны, мало ли что.
Вероника попрощалась со следователем и в задумчивости пошла в машину. Да мало ли что… Ну и подарок ей ко дню рождения… А мои то как? Мама? Может ее куда-нибудь отправить. Виза у нее есть. А сын. Нет, так не спрячешься…
Домой она ехала в дурном настроении. Да и как еще. И Виктор куда-то пропал. Нет, ее день рождения становится просто катастрофой.
В раздумье доехала домой, а там опять с порога мама:
– Вероника, ну что ты так долго? Что-то ты совсем бледная… Хорошо хоть поедешь, развеешься.
– Да, хорошо. А может быть, ты куда-нибудь поедешь? А что, сейчас низкий сезон, скидки.
– Нет, я сейчас никуда. Вот к весне поближе можно – у нас еще холода, слякоть, а там в марте солнышко, уже теплее, чем у нас. Да и Диана Степановна в марте поедет. И многие знакомые. Москвичи в марте наверняка там будут.
– Ну, ладненько. А я и билеты в оперу купила, отмечу так свой день рожденья.
– Всегда говорила, что это правильно, в театр ходить нужно, там публика приличная.
– Правильно, так правильно.
После ужина Вероника снова засела за компьютер. Перебирая страницы, она все чаще возвращалась к мысли о том, что серьги могли быть связана с какими историческими событиями или известными евреями. Но для этого нужны совершенно другие источники. Наверное, нужно в Голландию съездить… К этим Липпенсам, в конце концов. Ведь должны же они знать, что продавали. Там люди дотошные, все документы хранят.
Как бы сейчас связи Виктора пригодились. Но он куда-то пропал, и вот уже два месяца от него нет никаких сведений. Пару раз она пробовала ему звонить, но номер был недоступен. И сейчас не будет звонить, пусть не думает, что она к нему набивается. Нет, значит, нет. И вообще, если не поздравит с днем рождения, то все общения только по делу. Не может быть никаких объяснений, чтобы вот так исчезать… Веронике вновь стало грустно-грустно. Но она решила не поддаваться эмоциям. Хватит. Послезавтра полетит в Вену. Погуляет по городу, на день рождения послушает «Кавалера роз». А потом, когда вернется, позвонит. Может он ей поможет через свою «Контору» (она уже не сомневалась, что это была за контора, и чем они там занимались, только понять не могла что за дела у их конторы с антиквариатом, скорее всего, просто прикрытие, но делают все грамотно). Она немного успокоилась. Тем более, что рядом мирно мурлыкало серое кошачье тельце. Еще бы, там, на улице вовсю зима разгулялась, а кот поел, причесался, и тепло ему, и сытно, и приятно…
Весь следующий день она провела в сборах. Парикмахерская, маникюр. Она ехала в Вену на три дня, так что вещей минимум, только все необходимое. Ноутбук, пижама, пара туфель, косметичка и пара платьев в кофре. Одно для музея и одно для оперы. Ну, любила она платья как форму одежды.
Все было готово и собрано. Утром такси, аэропорт и вот – через три часа – Вена.
Глава четвертая
Венский аэропорт, как всегда, встретил ароматом кофе. Интересно, они специально ароматизируют или это запах от многочисленных кофеен? Странно, вот в аэропорту Амстердама тоже полно кофеен. Но там пахнет фастфудом, пряностями. А вот кофе нет. Наверное, все-таки ароматизируют. Ведь Вена и кофе – просто синонимы.
В Вене она почти никогда не брала такси. Вполне демократично и быстро на поезде. Удобно. Приезжая, она брала проездной на три дня за 37 евро и больше не думала о плате за транспорт. Доехав на поезде до ближайшей станции метро, она пересела на городской транспорт, Венское метро очень специфическое, ну очень скромное. Ни в какое сравнение с питерским, и уж естественно, с московским. Еще три остановки, и она вышла на Стефанплатц. Величественный собор Святого Стефана был перед глазами. Вот оно справа – знаменитое убитое гвоздями дерево, пешеходный Грабен с чумной колонной.
Но хоть убейте, если это зажатое между построек (пусть и красивых) пространство – площадь…, то она —английская королева… Или у нас чувство пространства несколько иное, или что-то не то в европейском королевстве. Ну, площадь, пусть будет площадь. Она любила это место, хоть и полное шумных туристов. Но стоит свернуть в переулок, потом еще, и ты уже в жилом венском квартале, тихом и спокойном, где домовладельцы по утрам выгуливают собачек и покупают свежий хлеб в соседней булочной, как и их бабушки лет сто назад.
Ничего не изменилось в этом мире. Пала австро-венгерская империя, выгнали и отреклись австрийцы от Габсбургов, а деньги по-прежнему приносят обломки этого великолепия. Вот и сейчас Вероника остановилась в отеле «Кайзер Элизабет». Несмотря на пафосное название, вполне себе скромном. Нет, не совсем уж. Чай и кофе тут подают в посеребрённых кофейниках и чайниках, и мебель чем-то напоминает австрийский бидермейер, а на завтрак есть смешное блюдо из яиц с джемом, придуманное для Франца-Иосифа, но все в меру.
Центр города, что еще надо. Когда-то перепробовав много вариантов, она останавливалась в скромной, но вполне приличной четверке с громким именем. И главное спокойно, не слышно утреннего грохота раздельного сбора мусора, чем грешат многие венские апартаменты. Да и шаговая доступность ко всем нужным ей объектам тоже играла немаловажную роль.
Вероника поздоровалась с портье.
– О, мадам, Вероника (да, деньги русских туристов заставляют учить язык даже потомков Габсбургов). Рады видеть Вас. Аукцион? Опера?
– И то и другое, герр Франц. В моем номере есть русские каналы?
– Да, все готово, вот Ваш ключ, вещи мы поможем занести.
– Спасибо.
Хотя какие вещи… Отказавшись от своей огромной рыжей сумки в реальной жизни и перейдя на менее масштабную «Spidy» она приспособила ее для поездов в командировки. А что? Ей в поездки нужна пижама, ноутбук и косметические мелочи. Дополнительную одежду она привыкла упаковывать в кофр, тем более что сейчас это было всего лишь пара платьев – одно погулять и то, что в пол, в оперу.
Заселившись в номер, она разобрала вещи, повесила оперное платье в шкаф, а надела любимое шервиновское в клеточку с аллласонскими кружевами. Погода в Вене приятная, где-то +2 градуса, порхает снежок. Так что ее полушубок из чернобурки очень кстати. Вот и все. Сейчас можно прогуляться, просмотреть пред-аукционные показы, пообедать, а вечером – опера. Неплохое начало для дня рождения.