Яжпереводчик

Все вернулись к своим баранам. Я искоса взглянул на Михалыча и Андрюху. Теперь уже на обоих просто жалко было смотреть. Столько прекрасных, стройных теорий, которым бы позавидовал любой Шерлок Холмс, разбились вдребезги, а все без толку. И я не выдержал. Коллеги, я не выдержал! Я пошел на должностное преступление! Я выдал тайну, которую мне открыл Печкин, строго настрого предупредив хранить ее от всех механических пройдох.

– Да сопли здесь вообще не помеха! – бросил я вдруг. – Даже в темноте. Сами прекрасно уберутся!

– Да как они сами уберутся! – горестно простонал Михалыч. – Тут соплей вагон!

Я обронил всего одно заветное (открытое мне Печкиным) слово:

– Троллейбус.

Слово произвело непередаваемый эффект. Андрюха часто-часто задышал и покрылся потом. Михалыч, наоборот, покраснел и набычился; я испугался, что его хватит кондрашка.

Первым опомнился Андрюха.

– Троллейбус!!! – шепотом заорал он. Троллейбус же! Как же мы сразу-то… А хуяк! Хуяк-то как же? – заволновался было он опять, но я его успокоил:

– А зачем тебе хуяк? Ты ж и так к старухе подсосался и лижешь ее теперь!

– Ну, Андрюха! – уважительно прогудел Михалыч, обращаясь ко мне. – Гений! (Я не стал уточнять, что гений, вообще-то, Печкин, а я – подлый, малодушный предатель) И старуха теперь кончит! Кооончит! Обязательно кончит, куда она денется. И вот что я тебе скажу, – обратился он к механическому коллеге, – кончит она теперь аж три раза! Вот!

Дебаты между Михалычем и Андрюхой закончились. Говорить больше было не о чем. Оба лениво откинулись на стульях и свысока, с пренебрежением смотрели на оппонентов, которые все еще с пеной у рта что-то оживленно доказывали друг другу.

Наступил разбор полетов. Наша тройка выступала последней. Во время ответов представителей других троек со всех сторон сыпалась критика, советы, замечания, уточнения и т. п. Молчание хранили лишь 3 человека: Печкин, Михалыч и Андрюха.

Наступила наша очередь. Спикером единогласно был выбран Михалыч. Речь его была кратка, но крайне эффектна. Резюмировав все сказанное ранее, Михалыч подошел к скользкому месту.

– Ага, а тут соплей по колено! – крикнули ему из зала.

– А мы их троллейбусом! – кратко, емко и просто ответил Михалыч и умолк (Печкин, услышав про троллейбус, пристально посмотрел на меня, затем сложил большой и указательный пальцы левой руки колечком и несколько раз потыкал в колечко указательным пальцем правой руки, поясняя, что он сделает со мной в перерыве. Я понял, что тремя разами, как старухе, мне не отделаться, и помертвел).

Слова Михалыча произвели на аудиторию то же впечатление, что и мое упоминание о троллейбусе на Михалыча и Андрюху часом раньше. Крики «ура, да здравствуют, слава» или что-то в этом роде не смолкали долго. Наконец настала очередь Печкина.

Печкин вышел к доске, и я заметил в его глазах пляшущих чертенят. Лицо его было внешне бесстрастно, но глаза! Они ликовали, смеялись и праздновали полную предстоящую победу над механическим плебсом. Я понял, что Печкин доверял мне лишь на 99% и, предполагая возможную измену, припас-таки туза в рукаве.

– Друзья мои! – проникновенно начал Печкин. – Вы все молодцы, и я вами горжусь! («Дык!» – гордо хмыкнул Андрюха). Особенно я рад (тут он снова взглянул на меня), что вы САМИ додумались до троллейбуса («Дык!» – гордо хмыкнул Андрюха). И поставленную стратегическую задачу вы решили («Дык!» – гордо хмыкнул Андрюха). Почти!

Чертенята разлетелись из глаз Печкина по всему залу. В зале воцарилась гробовая тишина. Все явно почуяли запах жареного.

– По-по-почему почти? – жалобно выговорил Андрюха. Чертенята уже сорвали с его головы лавровый венок победителя и разодрали в клочья.

– Да потому что старуха кончит, но оргазма не будет, – спокойно сказал Печкин.

– Как не будет? – в один голос прошептали механики.

– А вы скатерть-самобранку внимательно читали? – невинно поинтересовался Печкин.

– Ебстесссно!!! – рявкнул староста, налившись кровью. – Что мы, соплежуи, что ль, малолетние?

– И самовар смотрели? – иезуитским голосом продолжил Печкин.

После трехсекундной паузы все, чуть не сбив с ног стоявших у доски Печкина и меня, рванули к скатерти-самобранке и принялись разглядывать ее в приготовленную для этого большую лупу.

– Нет! – горестно простонал наконец державший лупу коллега. – Гондона нет! Но как же… Ведь был ж всегда!

Аудитория была раздавлена и уничтожена. Она при подготовке к заданию, конечно, просматривала самобранку, однако не удосужилась обратить внимание на самовар; все знали, что он практически всегда неизменен. А тут хитрая печкинская рука с утра пораньше (и втайне от меня) стерла с самовара презерватив и вместо него поставила маааленький крестик, который, естественно, никто из механиков просто не заметил.

Так Печкин снова (как и всегда) оказался на высоте, просто и понятно доказав русским фомам неверующим, что самобранку нужно изучать перед каждой (!) операцией, пусть это даже будет пустяшный онанизм свечи.

Ниже приведу Примечания, проливающие свет на семантику употребленной лексики. Пользуясь ими, легко можно проанализировать и прочувствовать всю образность и уникальную способность метафоричного переноса, присущие механическому языку.

Примечания

1. «Старуха» – диагностическое устройство StarDiagnosis

2. «Трахать старуху» – добиваться, делать все, чтобы старуха дала необходимые результаты диагностики системы. Если все сделать правильно, старуха «кончает», т.е. выдает искомую информацию. «Кончить» для диагноста – получить искомую информацию.

3. «Дрочить» – тщательно, шаг за шагом проходить каждый участок системы в поисках неисправности.

4. «Шуметь» – создавать помехи. В данном случае речь идет о следующем. Если в трубопроводе падает давление, могут быть две основных причины: а) где-то возникла негерметичность и б) «шпинует» (от нем. spinnen), т.е. глючит, сбоит какой-нибудь датчик, или произошел обрыв цепи. Негерметичность проще всего проверить «перделкой», т.е. газогенератором (еще «газ-машина» на механическом). Перделка подсоединяется к «пердачу» (отверстие в трубопроводе), и в систему подается газ. Механику остается внимательно смотреть на систему: там, где из трубопровода начнет сочиться черный дым, и есть «очко» – отверстие, дырка в трубе, причина падения давления. Все легко и просто. Но перделка создает много помех (шума), а диагностическая аппаратура очень чувствительна, и поэтому не рекомендуется пользоваться одновременно и старухой, и перделкой. В нашем случае шуметь запрещено, т.е. использование перделки исключается.

5. «Х…й» – программируемый диагностический зонд с электронным дисплеем. При помощи него дрочат электропроводку (т.е. «х… ню», наверно, поэтому и «х…й»). Дорогущая штука, и раздолбаю-переводчику ее, конечно, просто так ни один нормальный «п… рас», будучи в здравом рассудке, ни за что не даст («П… рас» – любой начальник; в нашем случае – мастер смены. В обязанности п… расов входит, в частности, регулярно устраивать «взъебку», т.е. разбор полетов механиков с обязательной критикой, руганью, матом и унижениями. Поэтому, видимо, начальников и прозвали «п… расами»). Х…и хранятся у п… раса и выдаются под роспись. Если с х…м обращаться небрежно или неумело, он перестанет «стоять», т.е. будет сбоить, давать неверные показания, и дрочить его уже не получится. Придется подключать х…й к старухе и «сосать», т.е. перепрограммировать его, пока х…й не встанет. Процедура эта долгая и нудная, отнимает массу полезного времени. Поэтому с х…м принято обращаться бережно.

6. «Помыть х…й» – сбросить показания проведенной диагностики, чтобы х…й был пуст и снова готов к использованию.

7. «Сопли» – остаточная информация от предыдущей диагностики. Если перед проведением диагностики не убрать имеющиеся сопли, они будут тянуться, как сопля (поэтому, собственно, и «сопли»), из операции в операцию, сбивая с толку и мешая процессу.

8. «Фашист» – немецкий специалист, экспат. Фашист пользуется безусловным авторитетом и у «работяг», и у п… расов. Его слово – закон.

9. «Олень» – мелкое диагностическое устройство, министаруха. Олень – потому, что используется только вкупе с «Санта-Клаусом» – датчиком красного цвета. Обычно итоговую/контрольную диагностику с использованием такого датчика проводят в конце декабря; отсюда (плюс красный цвет) и название – «Санта-Клаус». Олень – удобная штука, однако если в «скатерти-самобранке» не указан Санта-Клаус, то и пользоваться оленем нельзя. В нашем случае дело было в феврале, время Санта-Клауса давно прошло, и быть его в самобранке не могло. Соответственно, в феврале и не «кормят» (т.е. не задействуют) оленя.

10. «Скатерть-самобранка» – огромная подробная схема ВСЕХ узлов и агрегатов системы. Обычно для самобранки одного стола не хватает, приходится составлять вместе несколько столов. Изучение самобранки – необходимое условие до проведения сколько-нибудь значимых диагностических операций.

11. «Тетя Груша» – диагностическая лампочка.

12. «Звезда» – диагностическое устройство с ярким светодиодом. Дорогущая, опять же, штука (порядка 500 евро или что-то около того). Своя звезда есть далеко не у каждого российского предприятия; дорого, п… расы экономят и обычно говорят работягам: тетей Грушей обойдетесь! А «свет» (т.е. устройство со световой сигнализацией) здесь очень нужен, иначе придется «дрочить в темноте» – идти по всей системе, опираясь не на яркую вспышку светодиода, а на еле заметные колебания показаний х…я. Фашисты, в отличие от наших п… расов, на оборудовании не экономят и всегда приезжают на тренинг со своей звездой (а то и с двумя!).

13. «Троллейбус» – диагностическое устройство с двумя «рогами» -проводами. Троллейбус хорош тем, что сам проходит по всей системе, заодно убирая оставшиеся сопли. Троллейбус – ОГРОМНАЯ РЕДКОСТЬ и поэтому крайне редко используется в диагностике. Печкин был уверен, что никто из механиков о троллейбусе просто не вспомнит (я и сам про него забыл начисто), но мне о нем сказал, и, как показала практика, напрасно.

14. «Хуяк» – напряжение в сети. Когда напряжение есть, стрелка прибора указывает вверх (х…й стоит, хуяк присутствует). Когда его нет, стрелка висит «на полшестого». Троллейбус обычно запитан от старухи, поэтому внешний хуяк ему не нужен.

15. «Лизать старуху» – постоянно терзать устройство с требованием все новых данных.

16. «Кончить х раз» – дать заключение по х количеству систем.

17. «Оргазм» – диагностическое заключение по всем системам.

18. «Самовар» – схематичное изображение блока предохранителей системы. Внешне – один в один самовар.

19. «Презерватив/гондон» – предохранитель (в данном случае – отвечающий за безопасность старухи). Презерватив обеспечивает безопасность, отсюда и название. В нашем случае без презерватива работать, в принципе, было можно. Но система, помимо предохранителей, еще имеет программу «защиты от дураков»: без презерватива старуха может дать заключение по одной системе, но затем отрубится, пока не распознает наличие презерватива.

ALLES HINTERGEFICKT

Дело было в 2013 году. В нашу фирму в Москве пожаловал немецкий специалист, проводить сертификацию механиков.

Мастер (наш, российский) проводил инструктаж. Механики (наши, российские) покорно внимали. Я переводил. Немец согласно кивал головой.

До поры до времени все шло как по маслу. Добрались до скользкого места: санкции в отношении нерадивых сотрудников.

– А кто прое… т занятие или будет сачковать, – провозгласил мастер, – того лично вы… бу и высушу!

Опыт в переводе такого плана у меня уже был немалый, поэтому, не задумываясь, я выдал:

– Wer aber den Unterricht versäumt oder auch nachlässig arbeitet, kriegt ja große Probleme! (1)

Немец (Мартин) согласно кивнул. Мастер сам академиев не кончал, но «große Probleme» раскусил сходу и не кивнул, а возмутился:

– Какие еще «große Probleme»? Переводи, как есть: «Вы… бу и высушу!»

Я виновато кивнул и скорректировал исходный вариант:

– Also, wer aber schwänzt oder zu faul ist, den lasse ich mir einen blasen! (2)

Немец вытаращил глаза. Наверно, у них мастера с механиками разговаривали как-то иначе.

– Опять не то! – вновь возмутился мастер. – Ты чо, думаешь, я «blasen» от «ficken» не отличу? Давай, точно переводи! Буквально!

Мартин ждал, не перебивая. Он уже просек, в чем засада, и, судя по заблестевшим глазам, с нетерпением ждал нового, еще более утонченного варианта.

Я вздохнул и перевел:

– Wer aber den Unterricht durchbumst oder überhaupt zu verarschen versucht, wird ja von mir gefickt und getrocknet sein!

Первым зааплодировал Мартин, в восторге от образности оригинала и адекватности перевода. К нему присоединился мастер, гордый собой. За ним последовали механики, радующиеся хорошему настроению мастера.

В бокс заглянул шеф механиков.

– О, у вас тут весело! – обрадовался он. – Все за… бись? – обратился он к Мартину.

– Alles hintergefickt? – боясь гнева мастера, на всякий случай буквально перевел я.

Мартин кивнул. Он ржал и плакал. У него начиналась самая веселая командировка в жизни.

Примечания.

1. Но кто пропустит занятие или проявит небрежность в работе, получит большие проблемы!

2. Итак, кто будет прогуливать или лениться, того я заставлю мне отсосать!

МАСТЕР ДЕРЖИТ ЗОНТ

На улице соловьиной трелью заливалось ранее июньское утро. В полуподвальной подсобке депо Московского метрополитена собирались с силами два иностранных специалиста – немец и нидерландец. Лениво пили крепчайший, тягучий кофе, курили. Работать не хотелось.

В дверь подсобки просунулась стриженая голова нового переводчика. Прежний, отработав с экспатами более месяца, схватил флюс и рванул рвать зуб в поликлинику. О необходимости принести пользу Родине в пыльных громадинах метродепо переводчик узнал по телефону, за два часа до непосредственного начала работы. На естественный вопрос «А что за тема-то перевода?» был получен стереотипный ответ «Да там делать нечего; болты-гайки, вагоны-колеса, рельсы-шпалы. Короче, чтоб через два часа был там! Давай!» Переводчик дал.

Он очень торопился успеть пораньше, чтобы экспаты успели хоть в общих чертах ввести его в курс тематики предстоящего перевода. Несмотря на выбранный однажды девиз «Pinkle nicht!» (1), нижняя часть прямой кишки все же слегка предательски подрагивала. Лошиться Андрюха (так переводчика обычно именовали «работяги») не любил.

– Hallo! Ich bin Ihr neuer Dolmetscher! (2) – отрекомендовался Андрюха экспатам.

Экспат номер один (нидерландец Тимо) лениво оторвался от кофе. Не вынимая сигареты из прокуренных зубов, достал из кейса пухлый затрепанный блокнот, покопался в нем и изрек:

– Зююда ходи!

Покопался в блокноте еще пару секунд и продолжил:

– Нэ хэра тут!

Интенция экспата сходу шокировать переводчика была реализована на 120%. Тимо и Михаэль с удовлетворением прослушали клацанье переводческой челюсти.

Краткая вводная часть общего знакомства переводчика с нюансами ремонтно-восстановительных работ началась с лихорадочного штудирования заветного блокнота. Содержимое его представляло собой плоды кропотливого труда прежнего толмача («Шенка» (Женька), по определению Михаэля) по составлению универсального русско-экспатского разговорника для механико-электриков вагонных депо. Сразу бросались в глаза такие, например, записи:

«Wsdrotschka nuzhna» – «Es liegt keine Stromspannung vor, die Nachladung wird benötigt» (3)

«Taschtschim do jaiz» – «Wir sind gerade dabei, das Kabel aus der Öffnung bis zur Endsicherung rauszuziehen» (4)

«Opjat salupa swernulas» – «Die Endhülse scheint am Brechen zu sein» (5)

«Eto k masteru, on sont derzhit» – «Da solltest du lieber den Meister fragen, er ist nämlich für Ersatzteile zuständig». (6)

Практически весь блокнот был исписан убористым тимовским и размашистым михаэлевским почерками. До начала рабочего дня оставалось пятнадцать минут. Времени учить новую производственную лексику не было.

Переводчик достал из кармана мобильник и принялся спешно фотографировать блокнотные страницы. Первые два дня в депо с телефоном он не расставался.

Примечания.

1. Не верь, не бойся, не проси

2. Привет! Я ваш новый переводчик

3. Нет напряжения, нужна подзарядка

4. Мы как раз пытаемся вытащить кабель из отверстия до концевого предохранителя

5. Кажется, наконечник вот-вот сломается

6. Это лучше сообщить мастеру, он отвечает за обеспечение запчастями.

ÖL

На очередной тренинг к автомеханикам прибыл немецкий специалист Маркус. Специалист он был от Бога, наощупь определял, какая деталь к какой модели авто, причем наизусть называл годы производства модели, номер детали в спецификации и т. п. Руки Маркус мыл часто, но это не помогало. Машинное масло и руки Маркуса были как пиво и пена; без одного сложно представить себе другое. На чистые механические руки Маркус смотрел, как хирург на грязный скальпель: с отвращением и презрительным «Lummerschte oder wat?» (1). Видимо, Маркус исповедовал принцип французских революционеров, вешавших буржуев за одно лишь наличие чистых рук на фонарные столбы.

Сказать, что образование у Маркуса было «два класса, три коридора», было бы некоторым преувеличением. По-моему, он вообще не учился, а сразу из яслей пополз в мастерскую сосать промасленную гайку. По крайней мере, его отчеты начальству писал я; Маркус скромно пояснил, что с письмом у него как-то не того. Читать он, впрочем, немного умел, но только то, что проецируется лично им с бимера.

Еще одним немаловажным штрихом к портрету языковой личности Маркуса следует считать то, что изъяснялся он строго на швабском диалекте. Коллега-переводчик, имевший с ним дело накануне, дал ему такую емкую, на мой взгляд, характеристику: «Хрен во рту». Хрен не хрен, но сочная швабская морковка постоянно показывала из маркусовской пасти свой оранжевый кончик. Привыкал я к его речи, как к новой автомодели: уже едешь, а с органами управления до конца не разобрался. Но привык и через 3 дня получал удовольствие.

Последний штрих к портрету: Маркус был приколистом. Большим, чем я, а это, друзья, очень о многом говорит.

Механическая группа была вполне себе нормальная. Но был один Серега. Этот самый Серега в школе учил немецкий и всю сознательную жизнь сожалел о бесполезно потраченном на «дидердерди» времени. Здесь же, впервые за долгую тридцатилетнюю серегину жизнь, судьба предоставила ему шанс применить полученные 15 лет назад знания на практике. Собственно, такой шанс судьба предоставила всем механикам, а не одному лишь великовозрастному полиглоту в робе с фирменной эмблемой на заднице. Но осознал это, к моему счастью, один лишь Сергей Александрович, как он именовал себя в присутствии начальства и евонных (по сергейалександровичеву же выражению) секретарш.

Серега (пардон, С.А.) до начала тренинга, когда оставалось минут двадцать, подлез ко мне.

Следует отметить важную морфолого-синтаксическую особенность механического языка: любое обращение начинается с междометия «Слышь». Я в работе обычно как-то не утруждал себя переводом сего междометия, и, как показала практика, напрасно.

– Слышь, Андрюха, вежливо начал С.А.

Видимо, я в разряд «александровичей» не канал.

– Это, я чего… – продолжил перепачканный маслом Цицерон. – Я в школе немецкий дрючил. Ты это, слышь, ты спроси его, слышь, можно с ним минут пять перетереть по-фашистски?

Услышав знакомую морфооснову, Маркус поднял голову. Сидел он за столом, заваленным чертежами, схемами и электронными сигаретами.

– Öl! – сказал я.

«Öl» на механико-немецком языке концерна означало «Ок, все в порядке, не обращай внимания».

Услышав «Öl», Маркус кивнул и снова уткнулся в бумаги.

– Ну, не знаю, – нехотя протянул я. В мои планы на ближайшие десять минут входило сходить покурить как следует перед началом нового тренинга, но отнюдь не бросаться с места в карьер переводить сальные механические остроты.

– Слышь, ты не ссы! – по-отечески успокоил меня бывший младше меня лет на пять С.А. – Я, слышь, сам все говорить буду. БЕЗ ТВОЕЙ ПОМОЩИ!

Я непроизвольно издал звук, выражавший одновременно восторг, удивление и предвкушение халявного прикола. Ранее такой звук я сам слышал лишь однажды: когда еще ребенком, на даче, швырял перезревшей редиской в ржавую емкость и попал проходившему мимо деду мощной редисищей в пах.

Вероятно, та же ассоциация пришла на ум и Маркусу, ибо он вдругорядь оторвался от бумаг и, пыхтя неизменной «электронкой», воззрился на меня.

Прикол необходимо было тщательно подготовить.

– Понимаешь, Маркус, – осторожно начал я. – Тут один коллега (я указал на С.А.) значительную часть жизни посвятил изучению языка великого Гете…

Уже по стилистике Маркус, не имевший, кстати, о стилистике ни малейшего представления, догадался, что грядет нечто. Горького он, вероятно, не читал, но лик его приобрел соответствующее буревестниковское выражение.

Маркус важно кивнул.

– И он (я вновь почтительно указал на «папашу») желал бы изложить тебе свои соображения по поводу предстоящего обучения на твоем родном языке.

– На моем родном? – по-ленински прищурился Маркус. Если б можно было снимать на камеру этот момент, получилась бы картина ничуть не хуже надоевших всем «Ходоков у Ленина». Даже лучше. У ходоков не было роб с логотипом на заднице.

– Что ж, зови! – жестом Емельяна Пугачева, принимающего сдачу осажденной крепости, Маркус допустил до себя страждущего Цицерона.

Остальные ходоки столпились вокруг Ленина. Я ожидал последующей трансформации сюжета в «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», но решил не торопиться с выводами.

Цицерон с достоинством занял место напротив Ленина. Встреча в верхах началась.

– Hörst (2), – начал было С.А. и вдруг покраснел. Затем побледнел. На благородном замасленном лбу выступила испарина. Переход от лингвистической теории к практике на деле оказался более сложным, чем представлялось ранее.