Чужая путеводная звезда

– Я не понял, кого вы совращаете? Тещу или ее дочку?

– Да дочку, типун тебе на язык, – олигарх не на шутку разволновался. – Но теща – женщина серьезная, а язык у нее, что твоя бритва. Я тут за пару дней уже взмок весь от необходимости соответствовать.

На памяти Олега Веденеева это был первый случай, когда владелец «Посейдона» считал необходимым соответствовать кому-то, кроме Президента России, с которым недавно встречался по делам.

– А дочка, что ли, правда, несовершеннолетняя? – Олег уже вконец запутался.

– Да типун тебе на язык, говорю! Дочке тридцать два. А мне пятьдесят четыре. Понимаешь?

– Не совсем, – честно признался Веденеев. – Так вы чего хотите-то, Игорь Витальевич?

– Я хочу, чтобы ты взял в круиз мою тещу, – гаркнул олигарх уже более привычным Олегу тоном. – Через час привезут ее к твоему причалу. Вещи загрузят. Организаторам тура, которые яхту арендовали, я позвоню. Развлекать не нужно, но пригляд обеспечь. Все. И не беси ты меня, Веденеев, без тебя тошно!

– Э-э-э… Игорь Витальевич, только у меня VIP-каюта занята. И вообще все каюты на главной палубе.

– Да она нормальная баба, без закидонов. Старший научный сотрудник в музее каком-то, так что ей ВИП-каюта ни к чему. Отдельная на нижней палубе вполне подойдет. И да, Олег, спасибо тебе.

– Пока не за что. – Веденеев все-таки удержался, не засмеялся, дал начальнику нажать отбой.

Смущенный олигарх, пасующий перед тещей, выглядел слегка комично. Что ж, и на солнце бывают пятна. Посмотрим, что же это за теща такая. Олег пометил в своем журнале каюту номер восемь, в которую собирался ее поселить, и пошел наверх, чтобы сделать соответствующие распоряжения насчет ужина. Дурные предчувствия его больше не беспокоили.

* * *

Елена посмотрела на часы и досадливо нахмурилась. Она не волновалась, что дети опоздают к отплытию, потому что знала: ни за что на свете Рита не пропустит эту поездку, о которой так мечтала и которой так истово добивалась. Нет, в самой поездке не было ничего, столь уж Рите необходимого, просто она всегда и во всем добивалась своего. Так уж была устроена. Досада Елены относилась именно к тому, что они опять, в который раз, пошли на поводу у Риты.

Та вбила себе в голову, что хочет в детективный круиз. Замечательно. Прекрасно. Ради бога. Однако Рите втемяшилось взять с собой еще и обеих девочек, а уж то, что девочки не отправятся в двухнедельное путешествие без Елены, было само собой разумеющимся. Для Риты. И разумеется, никто не смог ей возразить.

Так было всегда. С того самого момента, как Елена и Рита оказались на соседних койках в роддоме, все в Елениной жизни подчинялось несгибаемой Ритиной воле. Девчонок они родили с разницей в два часа. Рита свою назвала Олей, даже не спросив мнение мужа. Грише имя не нравилось, но спорить он не стал. Как всегда. Елена, знавшая, как искренне ее муж Артем любил свою бабушку и как горевал из-за ее недавней смерти, решила сделать ему приятное и предложила назвать доченьку Антониной, Тоней.

Оля и Тоня росли вместе. Дома, в которых жили молодые семьи, располагались в двух кварталах друг от друга. Елена и Рита вместе гуляли с колясками и частенько подменяли друг дружку. Пока одна сидела с детьми, по очереди засовывая в открытые рты ложки с манной кашей, вторая бегала по делам. Как правило, первой оказывалась Елена, а второй Рита. Это было справедливо, поскольку Рита начинала разворачивать собственное дело, а Елена была обычной декретной мамашей, не имевшей других интересов, кроме манной каши, памперсов и погремушек.

Иногда ей казалось, что она воспитывает двойню. Девчонок было все труднее разлучить, поэтому неудивительно, что, когда они подросли, Рита включила свои связи и устроила их в одну группу детсада, а когда пришла пора идти в первый класс, Оля и Тоня оказались за одной партой. Разумеется, первой. Другие варианты честолюбивой Ритой не рассматривались.

К этому моменту женская дружба давно переросла в дружбу семейную. Ковалевы и Репнины вместе отмечали не только день рождения дочерей, но и все остальные праздники, вместе ездили в отпуск, вместе ходили в театры и на выставки, вместе устраивали выезды в лес по грибы. Планировала и устраивала все это Рита. Всем остальным оставалось только подчиняться, потому что возражения не принимались и не рассматривались. В какой-то момент Елена с изумлением обнаружила, что начала от этого уставать.

– Ты знаешь, у меня такое странное ощущение иногда возникает, – сказала она мужу, – словно я теряю самоидентификацию. У меня давно уже нет своих чувств, своих мыслей и своих эмоций. Вернее, они есть, но только на работе. Там я считаюсь хорошим специалистом, у которого не грех спросить совета. К моему мнению прислушиваются, меня уважают. Но вне работы я словно растворяюсь в Риткином эго. Она даже решает, какие пироги мне печь на очередной праздник. Артем, это же как-то неправильно.

– Ты не права, – довольно резко ответил муж. – У Риты такая голова, что она лучше, чем кто бы то ни было, знает, как все обустроить. Вспомни, разве у тебя получилось бы отдать девочек в самый лучший в районе детский сад? Это же она нашла все ходы-выходы… А ты просто неблагодарная. Много лет у тебя нет никаких проблем. Тебе не нужно ничего придумывать, ничего решать. Стоит лишь только чего-то захотеть, как тут же выясняется, что Рита уже это устроила. О какой самостоятельности ты говоришь?

– Я взрослый человек, Артем. – Елену удивила горячность мужа, и она невольно повысила голос. – С чего ты взял, что я не смогу справиться с бытовой стороной жизни?

– Ты ничего не понимаешь. И я не хочу продолжать этот разговор. – Артем вышел, хлопнул дверью, причем так громко, что Елена вздрогнула.

Она действительно не понимала, и это блаженное неведение, возможно, продолжалось еще бы очень долго, если бы не Рита.

Своим тюфяком-мужем, невзрачным, тихим ученым-физиком Григорием Ковалевым, активная Рита была недовольна. Когда-то она увлеклась им только потому, что он был самым умным из всех известных ей парней. Его покорное обожание льстило Рите, и она, подумав, решила, что ее пробивной способности их семье хватит с лихвой, в то время как муж – будущее светило науки, разумеется, будет вполне себе достойной оправой для такого сияющего бриллианта, как она сама. Это был один из немногих случаев, когда жизнь внесла свои коррективы в Ритины планы.

Рано начавший лысеть Гриша, тихий и покорный, увлеченный лишь какими-то непонятными формулами, оказался ей совсем не парой. Он опаздывал на светские приемы, куда Рите нужно было ходить в поисках клиентуры, все время все ронял, близоруко щурился при виде незнакомых собеседников, а незнакомыми для него были практически все, не мог поддержать даже самый простой разговор и все время озирался в поисках Риты, чтобы тоскливо спросить, когда же они наконец могут уйти. Красавица Рита его стеснялась.

С годами она немного поправилась, приобретя, правда, не излишнюю полноту, а скорее некоторую дородность и статность, которые ей очень шли. Царственная осанка, горделивый разворот плеч, изящная голова на не очень длинной, но гладкой шее… Рита действительно была красива и знала это. Плюгавый муж ей совсем не подходил в отличие от высоченного красавца Артема Репнина, мужа ее подруги Лены.

Тот, успешный бизнесмен, директор крупной фирмы, занимающейся поставками нефтепродуктов, с блеском носил дорогие костюмы, небрежно подносил к глазам сверкающий на запястье «Ролекс», элегантно курил сигары и с одинаковой непринужденностью рассуждал как о ранних импрессионистах, так и о сортах односолодового виски.

Рита соответствовала всему этому гораздо лучше, чем скромная, увлекающаяся вязанием и чтением дамских детективов Елена, на пальцах которой любой бриллиант отчего-то смотрелся дешевым фианитом. Артем был блестящим человеком, как и Рита, а вот Елена – скучной, пыльной, серой, как вытертый плюш старого бабушкиного дивана. Артем смотрел на Риту и восхищался ею. Ее блеском, предприимчивостью, напором. Он смотрел на Елену, и огонь в его глазах затухал.

Любовниками Артем и Рита стали, когда девочки учились в первом классе, а о том, что они полюбили друг друга и намерены жить вместе, Рита буднично сообщила в октябре класса второго, во время отмечания общего для Тони и Оли дня рождения.

– Я не понял, – растерянно сощурился Гриша Ковалев. – Что это означает? Я не понял, Ритуля.

А вот Елена все поняла сразу и удивилась лишь тому, что так долго не замечала очевидного. Она и сама понимала, что ее подруга подходит Артему гораздо больше, чем она сама, вот только совершенно не представляла, как ей жить дальше. Жизнь, размеренная, понятная жизнь, в которой Елена числилась солидной замужней дамой, полностью лишенной финансовых проблем, в которой была семья и обожаемая хохотушка-дочь, вмиг кончилась, и впереди маячила лишь неизвестность.

– Только не надо трагедий. – Артем поморщился с досадой, как будто Елена заставила откусить от лимона, и теперь у него болели разом все зубы. – Разумеется, вы с Тоней не будете ни в чем нуждаться! Мы с Ритой прекрасно понимаем, что ты – совершенно не самостоятельная и без нашей помощи пропадешь.

Это «мы с Ритой» добило Елену сильнее, чем само известие о вероломстве мужа и лучшей подруги.

– Я ничего от вас не возьму, – сквозь зубы сказала она. – Слышите? И без вас не пропаду. Все устроится как-нибудь…

С того момента, когда она, взяв Тоню, ушла из квартиры Ковалевых в ночь, оставив там Артема, все действительно как-то устроилось. Причем шутница-жизнь вновь внесла свои коррективы, Ритой явно не предусмотренные.

Первым «нежданчиком» оказалось внезапное решение Елены и Гриши тоже создать семью. Жить в одиночестве обоим не хотелось, искать кого-то на стороне было занятием трудным, утомительным и довольно опасным, а друг друга они за много лет выучили наизусть, были осведомлены о достоинствах и недостатках характеров, а главное – имели общие интересы. Семья, основанная не на страстной любви, а на разумном подходе и взаимном уважении, обещала быть крепкой, стабильной, а главное – спокойной. Сходство в темпераментах не грозило никаким подвохом, и, немного отойдя от первого шока и хорошенько подумав, они решили, что будут вполне счастливы в новом браке.

Артем и Рита (теперь ставшая Репниной) переехали в загородный дом, благородно оставив своим брошенным половинам старое жилье. Две трехкомнатные квартиры в центре города были проданы, куплена одна, четырехкомнатная, в тихом спальном районе, куда и переехали Гриша и Елена (теперь Ковалева).

Второй неожиданностью стало решение девочек жить вместе, причем у Ковалевых.

– Я никуда от мамы не уйду, – упрямо выпятив губу, сообщила отцу Тоня. – Даже не мечтай. Я тебя люблю, но маму на тетю Риту ни за что не променяю.

– Мам, я бы с папой осталась, – заявила ошарашенной Рите Оля. – У тебя бизнес, у дяди Артема тоже. А тетя Лена и готовит лучше тебя, и с Тонькой я рядом буду. Да и вообще, как из вашего пригорода в школу ездить? Неудобно же!

Немного подумав, с таким положением дел Рита согласилась. Жить в городе школьнице было действительно удобнее. Вовремя приходящая со своей непыльной работы Елена могла и уроки проверить, и суп подогреть, да и вообще, положа руку на сердце, без детей в доме Рите было гораздо спокойнее.

В загородный дом Репниных девочки с удовольствием приезжали на каникулах, зимой катались на лыжах, летом бегали в лес по ягоды и качались в гамаке, а потом возвращались домой, к Ковалевым, в повседневную жизнь, полную тепла и искренней заботы. Рита так искренне была способна заботиться только о себе.

Третьей неожиданностью стало то, что Григорий Ковалев все-таки прославился. Его научный труд, посвященный биофизическим процессам в работе мозга, был высоко оценен за границей, Гришу стали приглашать с лекциями в американские и британские университеты, после чего он получил весомый грант на продолжение своих научных изысканий в России, заинтересованной в том, чтобы не все выдающиеся умы перетекли на Запад.

Счастливый Григорий блаженствовал в своей лаборатории, занимаясь тем, что ему было по-настоящему интересно, а Елена наслаждалась финансовой стороной вопроса. Зарплату Григорий Ковалев получал в валюте, поэтому никакие финансовые кризисы семье не грозили. Елена могла с высоко поднятой головой держать данное ею когда-то слово и от бывшего мужа не брать ни копейки. Кроме того, Григория частенько приглашали на семинары и торжественные научные церемонии, куда принято было приезжать с женами, так что за последние пару лет Елена повидала половину мира. В прошлой своей жизни об этом она не могла даже мечтать.

Видя успешность бывшего мужа, Рита частенько скрипела зубами, но изменить что-либо уже не могла. Тем не менее в последнее время она предпринимала немало усилий, чтобы сблизиться с Гришей и Еленой. Точнее, сохранить семейную дружбу она пыталась с самого начала, но Елена на уступки не шла, да и Гриша проявил неожиданную для него твердость. В ход шли любые ухищрения, но Ковалевы держались стоически вплоть до последнего времени, когда у Риты возникла эта идея с совместным отпуском. Как когда-то.

– Круиз по Средиземному морю очень интересен девочкам, – с жаром утверждала она. – Две недели на комфортабельной яхте, экскурсии по самым интересным городам Европы, да еще и детективная история, которую нужно разгадывать. Это же не каникулы, а мечта!

– Так и возьмите их с собой, – вздыхала Елена. – Мы с Гришей совершенно не против, чтобы девочки провели эти две недели с вами. А мы потом их в Америку свозим. У Гришки там семинар. Он выступит с докладом, а мы потом на океан съездим.

– На океан? – В голосе Риты зазвучали непонятные интонации. – Лена, ты же знаешь, что я не могу взять на себя двухнедельную ответственность за двух подростков, да еще на яхте. Это же открытое море, мало ли что там с ними может случиться?! Нет, одна я с ними не поеду!

– Так езжайте с Артемом без них, – не сдавалась Елена. – Что-то я не слышала, чтобы Тоня с Олей сильно любили детективы.

Однако девчонки неожиданно изъявили горячее желание поехать. Елена подозревала, что тут не обошлось без мягкого нажима со стороны Риты, поскольку у обеих дочек одновременно появилось по новому, только поступившему в продажу «Айфону», но отказать не смогла.

– Мам, я имею право провести часть каникул с обоими родителями? – без обиняков спросила Тоня. – В конце концов, что тут такого? Ты вполне счастлива с дядей Гришей и на папу давно не сердишься. Тетя Рита, конечно, иногда утомляет ужасно, но у всех будет по каюте, куда можно спрятаться, если совсем невмоготу. Я очень хочу поехать, но за две недели наедине с тетей Ритой с ума сойду. Спаси ты меня, а…

Тоне вторила и Оля, утверждавшая, что страшно соскучилась по маме, но не хочет расставаться с папой. Гриша, к которому Елена кинулась было за помощью, мягко сказал, что не видит в совместном отпуске ничего страшного, потому что до бывшей жены и Артема Репнина ему нет никакого дела, а если девочкам будет хорошо, то, значит, так тому и быть. Против этого аргумента Елена не нашла что возразить.

На круиз она согласилась и теперь грызла себя изнутри за то, что дала слабину. Наблюдать за Ритиным поведением с близкого расстояния оказалось невыносимо. Шумная, безапелляционная, думающая только о себе и ни с кем не считающаяся, Рита раздражала Елену так сильно, что даже голова начинала кружиться. Кроме того, нужно было быть слепой, чтобы не заметить недвусмысленные знаки внимания, которые Рита оказывала Грише, а на зрение Елена не жаловалась.

Ей вовсе не улыбалось второй раз в жизни стать свидетелем крушения собственной семейной жизни. Рита была вполне в состоянии решить, что ученый с мировым именем Григорий Ковалев подходит ей гораздо больше скучного бизнесмена Репнина. И решимость, с которой Рита могла начать воссоединять свою первую распавшуюся семью, приди ей в голову такая фантазия, не сулила Елене даже малейшего шанса на победу.

– Господи, дай мне силы пережить эти две недели, – пробормотала Елена и снова нервно посмотрела на часы.

До семи часов вечера, на которые был назначен ужин, оставалось всего десять минут. Сама Елена терпеть не могла опаздывать и всегда и везде приходила заранее, но, зная непунктуальность Риты, волновалась из-за того, что девочки, скорее всего, опоздают. В этом не было ничего страшного, отплытие яхты все равно не состоится раньше десяти, но волнение не проходило.

Привыкшая смотреть правде в глаза, Елена понимала, что волнуется она не из-за опоздания к ужину, а из-за всей нелепой ситуации с круизом и их странной «шведской семьей».

«Если Ритка предложит заняться свингом и ради прикола периодически меняться партнерами, я ее убью», – мрачно подумала Елена и потянула на себя дверцу шкафа – переодеться к ужину.

Глава вторая

До ужина оставалось еще минут пятнадцать, но оставаться в каюте было как-то неправильно, поэтому Марьяна решила снова подняться на верхнюю палубу, чтобы подставить лицо солнцу и просто посидеть, не шевелясь и ни о чем не думая. Думать у нее в последнее время получалось плохо. Мысли сводились к одной-единственной теме – отношения с Гордоном, сложные, запутанные, болезненные с самого начала и закончившиеся оглушительной катастрофой. Для Марьяны оглушительной, не для Гордона.

Этот элегантный до кончиков пальцев на ногах британец, не слишком отягощенный нормами морали, скорее всего, даже не заметил, что Марьяны больше нет рядом. Вернее, нет, конечно, заметил и даже вздохнул, только не от горя, а от облегчения. С самого начала ее любовь его тяготила, и Марьяна даже понимала почему. Любовь, основанная на психологической зависимости, всегда тягостна для объекта этой самой любви.

Марьяна вспомнила, как ради Гордона решилась на преступление, и вздрогнула, хотя вечер был жаркий. Типичный для Барселоны августовский вечер, лишенный лондонской хмари и российской безнадеги. Да, она, Марьяна Королева, умница, красавица, незаменимый сотрудник и вечный двигатель, оказалась способна на преступление, а Гордона это не отпугнуло, наоборот, лишь вызвало неподдельный интерес.

Да, надо признать, что он сошелся с ней после того, как узнал, какие черные глубины имеет ее душа. Марьяна, заглядывая в них, отшатывалась в испуге, а Гордона плещущаяся в ней мерзость, наоборот, привлекала. Иначе бы он не толкнул ее на второе преступление, которое казалось ему само собой разумеющимся. Именно поэтому Марьяна от него и ушла.

На глаза снова навернулись слезы, которые в последнее время даже и не думали далеко прятаться. Марьяна вытерла глаза ладонью и упрямо вскинула голову, чтобы не дать им пролиться снова. Она в отпуске, она в круизе, она наберется новых сил и впечатлений, а потом вернется домой, в привычную жизнь, на работу, где ее ждут и где она нужна. И все в ее жизни будет хорошо.

Внизу послышались шаги, быстрые-быстрые, как будто кто-то бежал, причем на тоненьких каблуках. Бывшая в прошлой жизни модницей, Марьяна такие вещи распознавала на слух. Послышались другие шаги, тяжелые, уверенные, точно мужские.

– Я боюсь, – услышала она тихий, тонкий, натянутый как струна женский голос. – Он здесь, я его видела. Как он узнал, я не понимаю… А главное – зачем?

– Не бойся. – Мужской голос звучал приглушенно, но Марьяна слышала, что он довольно низкий. Примерно такой же, как у психолога Михаила Дмитриевича, так бесцеремонно отшившего ее днем. – Я сумею тебя защитить, Полина.

– Нет, я не хочу скандала. Он страшный человек, он растопчет любого, кто пойдет против него. Меня он не тронет, не посмеет, а вот ты?

– Я сумею за себя постоять. – Смешок, сопровождавший эти слова, не сулил ни одному врагу ничего хорошего.

Марьяне стало любопытно, и она перегнулась через перила, чтобы посмотреть, кто это там разговаривает. Девушку она увидела – совсем молоденькую, лет двадцати, и очень красивую. Высокая и тоненькая, как модель, она действительно стояла на палубе на высоченных каблуках. Длинные темные волосы струились по обнаженной спине, легкий блестящий топик красиво облегал высокую грудь. Лица Марьяна не видела, но отчего-то была убеждена, что оно совершенно, как и вся девушка в целом.

Собеседник ее был вне поля Марьяниного зрения, а перегибаться через борт еще больше было сопряжено с риском для жизни. Не хватало еще свалиться в воду. Да и быть застуканной за подслушиванием тоже не хотелось. В конце концов ее это не касается. Марьяна выпрямилась и независимо повела плечами.

– Уважаемые гости, приглашаем вас пройти в кают-компанию, которая расположена на верхней палубе, – послышалось из установленного неподалеку динамика. Внизу раздался шорох, как будто два человека отшатнулись друг от друга и прыснули в разные стороны. Марьяна усмехнулась и двинулась в сторону ресторана, или как это правильно называлось, столовой. Отчего-то ей внезапно очень сильно захотелось есть.

Ужин был сервирован на пяти столах. У одного стоял моряк в черных брюках и белой рубашке с погонами, видимо, капитан корабля. Выглядел он симпатично, Марьяна даже засмотрелась. Открытое лицо, высокий лоб, густые волосы, в которых уже начинала проблескивать седина, широкий разворот плеч, то, что бабушка называла «косая сажень», тонкая талия. Красивый мужик, породистый.

К ней подскочил стюард, склонился в вежливом полупоклоне:

– Простите, у вас какой номер каюты?

Марьяна посмотрела на бирку, висящую на ключе.

– Восемнадцатый.

– Позвольте, я провожу вас к вашему столику.

Марьяна согласно кивнула и прошла к столу номер 3, стоящему напротив капитанского. За ним уже сидели знакомая ей Елена Михайловна и невысокий лысый мужчина в очках и с отрешенным выражением лица.

– Соседями будем, – улыбнулась ей Елена. – Знакомьтесь, это мой муж, Григорий Петрович.

– Здравствуйте, – вежливо сказала Марьяна и села, разложив на коленях кипенно белую салфетку. Мужчина посмотрел на нее каким-то диким взглядом, будто только что увидел.

– Не обращайте внимания, – шепнула ей на ухо Елена, – мой муж – ученый, а они все немного не от мира сего.

Марьяна огляделась. Каждый из пяти столов, стоящих в ресторане, был сервирован на три персоны и только один – на четыре. За столом номер 1, кроме капитана, расположилась пожилая, но очень стильная дама: коротко стриженный седой ежик на голове, круглые очки, не скрывающие, а скорее подчеркивающие живые, выразительные, очень острые глаза, крупные перстни на длинных пальцах, недорогие, но идеально подобранные.

За соседним с Марьяной столиком номер четыре скучала еще одна знакомая по утру дама, та самая, которая переживала, что что-то может измениться. Выглядела она по-прежнему взволнованной и нервной и то и дело бросала внимательные взгляды на дверь, словно кого-то ждала.

Дверь открылась с мягким чпоканьем, и в ресторан влетел довольно молодой мужчина в белом хлопковом костюме, подскочил к капитанскому столику, протянул руку для знакомства:

– Здравствуйте, я Марк – представитель компании-организатора. Сейчас все соберутся, и за ужином я расскажу программу нашего путешествия.

Программа лежала в каюте на прикроватной тумбочке, но деятельного Марка это, видимо, не останавливало. Снова хлопнула дверь, и в ресторан заскочили две девочки, те самые, что утром убегали на экскурсию.

– Мам, мы вернулись, – одна из них, тоненькая, грациозная, подскочила к Елене, чмокнула ее в щеку.

– Папа, я тебе открытку купила, с видом на Саграда Фамилия, – сообщила вторая, светленькая пампушка, встав за спиной у Григория Петровича.

Взгляд того на миг стал осмысленным, теплым, он ласково улыбнулся девочке и тут же снова погрузился в какой-то неведомый окружающим внутренний мир.

– Девочки, ваш стол номер пять, – стюард вежливо, но настойчиво указал подросткам на стоящий в углу столик, на котором у одной из тарелок стояла белая роза в бокале, очень нежная.

– Ой, а это кому? – Темненькая, которую звали Тоней, подняла на официанта требовательный взгляд.

– Вашей соседке по столу, – ответил тот, отчего у девочки тут же недовольно скривились губки.

Снова распахнулась дверь, и в ресторан вошла Полина, та самая красавица, которая так сильно кого-то боялась. Марьяна невольно заметила, что глаза у нее заплаканные. Стюард проводил ее к столику, усадил перед стоящей на столе одинокой розой. Впрочем, на розу Полина не обратила ни малейшего внимания.

– А это вам? – сказала ей общительная Тоня.

– Мне? – Девушка удивилась, подняла идеальной формы брови. – Почему мне?

– Он сказал, – вторая девочка ткнула пухлым пальчиком в стюарда.

– Оля, показывать пальцем нехорошо, – сказала тут же Елена.

– От кого? – Полина резко повернулась, глаза ее метали такие молнии, что стюард, казалось, струхнул.

– Не могу знать. Поступило распоряжение поставить на ваш стол.

– Ясно. – Девушка отшвырнула салфетку, хотела встать, но не успела. Дверь снова распахнулась от мощного толчка, и в ресторан вошел высокий, вальяжный мужчина с холеной бородкой, кивнул капитану, требовательно уставился на стюарда.