В Коктебеле никто не торопится

Поход на завтрак ознаменовался еще одним событием. Прямо напротив входа в столовую находились ворота элегантного и стильного Дома писателей. Белый дом, напоминавший корабль, выглядел на узкой и заросшей давно не стриженными тисами улочке как инородное тело. На его территории, как гласила реклама, располагалось манерное и жутко дорогое кафе, мощенная плиткой дорожка вела к арт-галерее, носившей странное название «Подзаборники», территория по вечерам освещалась фонарями с мягким желтым светом.

Дом писателей выглядел дорого и респектабельно. В день приезда, выбирая, где бы им остановиться, Полина даже сунулась туда на ресепшен, однако номер стоил четыре тысячи в сутки, поэтому она предпочла «Троянду», где комната обошлась им всего в тысячу с копейками. Шиковать им было не по карману.

Тем не менее каждый раз, проходя мимо зеленых ворот, рядом с которыми на бывшей клумбе чья-то невидимая рука выкладывала из камушков сегодняшнее число, она с легкой грустью смотрела на дом-корабль, мечтая о том, как бы славно ей здесь отдыхалось.

И вот сегодня, вставая в столовой в очередь, хвост которой по обыкновению кончался на улице, она вдруг заметила, как из ворот Дома писателей вышел вчерашний «Чехов», то есть Никита. Шел он расслабленно и уверенно. По всему было видно, что он-то как раз живет здесь, в одном из самых престижных отелей Коктебеля, если, конечно, верить интернету.

«Он, наверное, писатель, – вдруг подумала Полина. – Вон он как вчера интересно рассказывал легенду про морского змея. Мало того, что Оля, так даже я заслушалась. Сразу видно, что речь у него связная, истории он излагать умеет и живет здесь, и на Чехова похож. Точно, писатель. Ой, как интересно. Никогда в жизни с живым писателем знакома не была!»

Оля сегодня почему-то копалась дольше обычного, поэтому, когда Полина в раздражении доставила свое семейство на пляж, Никита уже был там, впрочем, как и Костик. Сияя своей бесподобной улыбкой, он по-хозяйски похлопал по лежаку рядом со своим.

– Полька, привет, – радостно закричал он. – Располагайся. Потеряла меня, поди, вчера? А я на Ай-Петри ездил. Ух и красота там.

Полине почему-то показалось, что Никита как-то поскучнел, завидев бурную радость Костика, но она тут же решила, что этого не может быть. В конце концов, они были едва знакомы, и вряд ли писателю было какое-то дело до нее и ее взаимоотношений с весельчаком Костиком.

– С чего бы мне было тебя терять, – все-таки довольно прохладно сказала она. – А что на экскурсию съездил, так молодец. Красиво там, наверное.

– Умопомрачительно, – согласился он. – Я уже восьмой раз в Крыму и обязательно каждый раз туда езжу. Ощущения непередаваемые. Идешь по веревочной дороге, справа пропасть, слева пропасть. Супер!

– Не уверена, – пробормотала Полина, которая боялась высоты.

– Я вообще считаю, что в отпуске нечего сиднем сидеть, обязательно надо путешествовать, на экскурсии ездить, – громогласно продолжал Костик, мало заботясь тем, что его мнение может быть не всем интересно. – Пузо греть на пляже много ума не надо. Нужны новые впечатления, тем более что в Крыму для этого все есть. Вот вы, – обратился он к Никите, – на Ай-Петри были?

– Не был, – с усмешкой ответил тот.

– Вот я и говорю. Лень всем. А надо себя перебарывать, работать над собой. – Он снова оглушительно захохотал.

– А я сегодня на морскую прогулку еду, – вступила в разговор Полина, у которой возникло острое желание защитить писателя от нетактичного Костика. – На «Алых парусах», уже и билет купила.

– Да ну, это же неинтересно, – с готовностью переключился на нее Костик. – Довезут до мыса, пару бухт покажут, две легенды расскажут, с палубы в море бултыхнут на две минуты и вернут обратно. Тоже мне – приключение.

– А ты был, чтобы рассуждать? – закусив губу, спросила Полина.

– Да был, конечно. Знаю, о чем говорю.

– Ну вот, видишь, а я не была. Так что предпочитаю делать выводы на основании собственных впечатлений.

– А на сколько вы билет купили? – спросил вдруг Никита. – Я бы, признаться, тоже сплавал, а вдвоем веселее.

– На два часа. – Полина весело рассмеялась, увидев теперь уныние на лице Костика. Тот попал в расставленный собой же капкан. После пренебрежительного отзыва о морской прогулке он уже никак не мог заявить, что поедет вместе с ними.

Утро тянулось своим чередом. Появились подруги-мамашки, одна из которых бросила на Полину полный ненависти взгляд. Пришел пожарный Андрей со своим семейством, подождал, пока жена с дочкой искупаются, и, прихватив ласты и маску, исчез в море.

– По-я, он мею иэт? – шепотом спросила Оля, дернув старшую сестру за руку.

– Что? – не поняла она.

– А-эй и-эт мею?

– Какую змею? А-а-а, ты имеешь в виду змея, – догадалась Полина. – Ты думаешь, что Андрей ныряет, чтобы поймать морское чудище, про которое вчера Никита рассказывал?

– Ага. – Глаза сестренки светились лукаво.

– Нет, он просто ищет ракушки, такие, как тебе вчера подарил. Нет тут никакого змея, это все легенда. Ты же знаешь, что это такое. Читала.

– Мея нету, а эль-фины эсть?

– Дельфины есть, – согласилась Полина, и вдруг, будто в подтверждение ее слов, метрах в двадцати от берега дугой выгнулся над поверхностью моря красавец-дельфин. Как горячий нож в масло вошел в воду и снова взлетел над ним, и снова нырнул, заставив пляж вздохнуть в едином восхищении.

– Боже мой, дельфины, – закричала Полина, забыв, что она уже не маленькая восторженная девочка, а тридцатилетняя, замученная жизнью серьезная особа, везущая на своей хребтине воз ответственности за всю семью. – Оля, мама, Никита, Андрей, Костик, смотрите, дельфины! Настоящие! Боже мой, какие же они красивые!

– Тут дельфинарий есть, – прямо над ее ухом сказал неизвестно как оказавшийся рядом Никита. – Слышите, Полина? Раз вы так любите дельфинов, то сходите обязательно. Вам понравится представление. И Оле тоже.

– Схожу, – пообещала Полина, поворачиваясь к нему. Дельфина уже было не видно. Он скрылся, напуганный быстро проехавшим поблизости водным мотоциклом, и она вдруг испытала острое чувство потери. – Но вообще-то не думаю, что мне понравится в дельфинарии. Там они в неволе. И их нестерпимо жалко. Это же просто чудо какое-то, а не существа.

– Если нам повезет, то сегодня на морской прогулке мы их обязательно встретим, – улыбнулся Никита. – А вообще я с вами согласен. На воле им гораздо лучше.

Яхта уверенно рассекала морскую гладь. Волн не было, поэтому деревянную посудину почти не качало. Полина сидела на носу с правого борта и без устали фотографировала открывающийся вид на знаменитые бухты Кара-Дага – Лягушачью, Северную и Южную Сердоликовые, знаменитую Разбойничью, где, по словам экскурсовода, когда-то лихие разбойники прятали награбленное в глубокой пещере, возникающей в скале прямо из моря.

– Интересно, а сейчас туда залезть можно? – спросила она у Никиты, который тоже смотрел по сторонам, впрочем, вполне равнодушно, не разделяя ее азарта.

– Можно, наверное, – ответил он. – Такая яхта к берегу не подойдет, большая слишком, а на маленьком катере подплыть поближе и попробовать исследовать пещеру вплавь вполне себе вариант.

– Интересно же, – конфузливо сказала Полина, немного стесняясь своего детского интереса. – Тут же и опалы встречаются, и аметисты, и пестроцветные яшмы. Вон, в лавочках на набережной сколько украшений, они же все отсюда.

– Хотите поохотиться за сокровищами? – Никита хитро прищурился, и в его глазах, отражающих солнечные блики на воде, вдруг запрыгали чертенята. – Что ж, давайте попробуем нанять быстроходный катер. Только, чур, не бояться. Приключения так приключения. Хорошо?

– Договорились, – засмеялась Полина. Ей очень нравилась морская экскурсия. Теплый ветер обдувал ее уже тронутые загаром плечи. Капитан, он же экскурсовод, одну за другой показывал каменные фигуры, прячущиеся в скалах – Лев, Воин, Сфинкс, Слон, целый сонм Лягушек, Сокол, Чертов камин, Иван-разбойник, и Золотые ворота, когда-то называвшиеся Чертовыми – Шайтан капу – которые и были конечной целью их недолгого путешествия.

Впрочем, вблизи ворота оказались совсем неинтересными, на картинке они выглядели гораздо заманчивее. Посредине моря торчала скала со сквозной дыркой посередине. И все. На жарком летнем солнце она вовсе не выглядела золотой, скорее какой-то пегой.

– Золотится она только при определенном освещении, – будто услышав ее внутренние сомнения, сказал ей в ухо Никита. – Например, на рассвете, когда солнце только встает. Или на закате. Правда, чтобы это увидеть, смотреть нужно с определенной точки – с дикого пляжа, расположенного у подножия скалы-Льва. Только оттуда свет, преломляясь, дает иллюзию золота. Знаете, за счет чего это происходит?

– Нет. – Полина покачала головой, как завороженная слушая его тихий, словно бархатный голос.

– Все просто и обыденно. Скала эта покрыта желтым лишайником. Он-то и светится на солнце. Правда, я думаю, что сейчас нужный цвет и на рассвете-то не увидишь.

– Почему?

– Потому что скала изрядно загажена птичьим пометом. Тут, на Кара-Даге, самая большая природная популяция краснокнижного хохлатого баклана. Он тут гнездится и оставляет богатые следы своей жизнедеятельности, от этого и эти белые потеки.

– Не очень-то романтично. – Полина брезгливо повела плечами.

– Уж как есть. Еще два года назад все экскурсионные катера проплывали в арке золотых ворот, чтобы туристы могли загадать желание и бросить монетку. Тогда то, что арка белая, а не золотая, было видно особенно отчетливо. Но сейчас это строжайше запрещено, чтобы не разрушать скалу. Сами знаете наших людей, они, проплывая мимо, обязательно отколупнут что-нибудь себе на память.

– А почему до этого скала называлась Чертовыми воротами?

– Потому что здесь находился вход в преисподнюю.

– Вы что, шутите? – Полина испытующе заглянула ему в лицо.

– Нет, так гласит легенда, а они никогда не врут. Вы знаете, сколько глубина в самой арке ворот? Пятнадцать метров. Так что вход в преисподнюю надежно спрятан под толщей воды.

Полина опасливо посмотрела за борт. Яхта встала на якорь, и всем желающим искупаться напротив Золотых ворот выделили ровно десять минут. Изначально она собиралась искупаться в чистейшей прозрачной воде, сквозь толщу которой было видно сердитое каменистое дно, однако пользоваться металлической лесенкой, спущенной с правого борта яхты, разрешили лишь для того, чтобы вылезать из воды. Спуститься по ней было нельзя, только нырять, а это уже, по мнению Полины, было удовольствием сомнительным, как и возвращение обратно с мокрой головой на ветру. Сознаваться самой себе в том, что она не хочет купаться рядом с преисподней, ей не хотелось. Возможная простуда, как объяснение, выглядела гораздо убедительнее.

– Не будете купаться? – спросил у нее Никита.

– Не буду, – немного раздосадованно помотала головой она.

– А я, пожалуй, искупнусь.

Он сорвал белую майку и прямо в шортах выпрыгнул за борт, Полина только и успела, что слабо ойкнуть.

Вслед на Никитой в воду посыпались, быстро и весело раздевшись, и другие пассажиры – высокий, начинающий седеть мужчина в фирменных лакостовских шортах и рубашке-поло, умопомрачительных дорогих очках и водонепроницаемых часах, тоже просто кричащих о богатстве. А за ним его спутница, молодая девчонка лет двадцати, не больше, с прекрасной тоненькой фигурой, явно любовница, вывезенная на море богатым папиком.

На фоне большинства пассажиров яхты – семейных пар разного возраста и разной же степени облезлости – в резиновых литых тапках с вещевого рынка, дешевых шортах и майках, халатах и сарафанах – они смотрелись совершенно инородно. Видно было, что мужику некомфортно в столь непривычных для себя условиях. Судя по средиземноморскому загару, ему доводилось бывать на пляжах Испании, Италии, Франции, и лишь финансовый кризис заставил его выгулять очередную любовницу на российском юге.

Ныряли и плавали мужик с девицей хорошо. Красиво. Полина, краем глаза следившая за пируэтами, выделываемыми в воде Никитой (вдруг начнет тонуть), разглядывала эту пару с удовольствием. Послышался громкий плеск, второй, третий, и в воду ушли еще купающиеся – троица крепких мужиков, до этого сидевших на корме.

«Может, и зря я не купаюсь, – с запоздалым раскаянием подумала она. – Жалеть же потом буду! Хотя Никита пообещал, что мы арендуем катер и приедем сюда снова. Тогда и накупаюсь, если не обманет, конечно».

По свистку капитана пассажиры начали подниматься на яхту. Ладный мужчина протянул руку своей девице, которая распустила длинные черные волосы и теперь промокала их пушистым полотенцем. Рядом с Полиной прыгал на одной ноге Никита, вытряхивая воду из уха. Крепкая троица прошла на самый нос и расположилась на деревянном настиле, подставив мокрые тела солнцу.

Они выглядели так необычно, что Полина, засмотревшись на них, даже рот раскрыла. Все трое были в одинаковых черных плавках. Два крепких, мускулистых, явно накачанных мужика по бокам были похожи, как близнецы – гладкая кожа, короткие, зачесанные назад мокрые волосы, перекатывающиеся бугры мышц.

Между ними сидел хлипкий, невысокий мужичонка лет пятидесяти, весь расписанный «под хохлому». Пока он шел к носу яхты, Полина рассмотрела на его спине семь вытатуированных церковных куполов с семью крестами, на груди красовалась икона с Божьей Матерью, богатые татуировки сплошь покрывали руки и ноги. Мужик был явно сидевшим, причем долго и прочно, и что его связывает с расположившимися по краям крепкими парнями даже без намека на татуировки, для Полины было загадкой.

Троица выглядела так живописно, что ей даже захотелось сфотографировать их, но мужики смотрели прямо на нее, сделать снимок тайком она вряд ли бы смогла, а фотографировать посторонних людей открыто ей показалось неприличным. Не разрешения же спрашивать, в самом деле. Решат еще, что она не в себе.

В общем, фотографировать расписного мужика и его сопровождающих она не стала, тем более что, обсохнув на солнце, они ушли обратно на корму. Яхта уже подплывала к пирсу, с которого началось их путешествие.

Сходя на берег, Полина чуть не столкнулась с семейной парой – усталой, даже измученной женщиной, которая бережно вела под руку мужчину на протезе. Снятую майку он держал в руках, и Полина, извинившись и обойдя их стороной, успела заметить, что у него на груди тоже есть татуировка – солнце, встающее из-за гор, и непонятная надпись.

– Что-то нам сегодня на зэков везет, – в сердцах сказала она, нагоняя ушедшего чуть вперед Никиту.

– Каких зэков? – не понял он.

– Да полный корабль мужиков с татуировками. Смотреть неприятно.

– Если вы про мужчину на протезе, то он – не сиделец. Он из Афгана.

– Откуда вы знаете? – Полина даже опешила от столь неожиданного предположения.

– Такие татуировки делали те, кто в Кандагаре воевал, – пожав плечами, ответил Никита. – А цифры – это номер части и год. 1987-й.

– А тот, второй, на котором живого места нет?

– Вор в законе.

– Кто-о-о?

– Мужик с охраной, который вместе со мной купался, а потом на носу яхты обсыхал.

– С чего вы взяли, что он – вор в законе? И что эти двое – его охрана?

– Полина-а, так это ведь видно. – Он насмешливо посмотрел на нее. – На нем же все написано. Семь ходок. Явный авторитет. Ну, может, не вор в законе, но смотрящий, так точно. И эти двое с него глаз не сводили.

– Но они же чистые, без татуировок.

– Ну и что? Им по статусу не положено. Это охранники. Он купаться с яхты, и они за ним. И ходят по бокам, и глазами все время по толпе шныряют, как бы чего не вышло.

– Ой, а я их сфотографировать хотела. – Полина остановилась посредине струящегося по набережной людского потока и взялась руками за щеки, тем же жестом, что и Оля. Никита усмехнулся.

– В лучшем случае, у вас бы не было вашего телефона, которым вы фотографируете, – серьезно сказал он. – В худшем, они бы вас в порядке воспитательной работы в море сбросили. Вы так никогда не делайте, ясно? Это не шутки.

– Ладно, не буду, – пообещала она, и они пошли дальше.

По мере приближения к пляжу Полину все больше охватывало странное чувство жалости, что морская прогулка оказалась такой короткой и осталась позади. Она вдруг снова ощутила теплый соленый ветер на своей щеке, услышала негромкий голос Никиты, рассказывающего о Золотых воротах, увидела солнечные блики на зеленой, кристально чистой морской воде, подмигивающие ей, как дьявол из преисподней.

Все, что происходило с ней, было так не похоже на повседневную рутину, в которой, как в сетях, билась и задыхалась ее жизнь, что она каждой жилкой тела чувствовала скоротечный бег времени. В Коктебеле она жила уже четвертый день, а значит, впереди оставалось еще только десять, наполненных солнцем, морем, новыми знакомствами и возможными приключениями. А потом придется вернуться домой, в холод надвигающейся осени, повседневное разгребание грязи, в прямом смысле этих слов, к чужим капризным детям, а главное к утраченной надежде на возможное счастье. Здесь же, в Крыму, казалось, все дышало им. И расставаться с призрачностью мечты ужасно не хотелось.

«Зря местные считают, что вход в преисподнюю находится под Золотыми воротами, – вдруг с невесть откуда взявшимся отчаянием подумала она. – Преисподняя – это когда тебе утром не за чем вставать из постели, кроме как ради ненавистной работы. Преисподняя – это когда возвращаешься домой, где тебя никто не ждет. Мама и Оля – не в счет. Преисподняя – это когда ты вынуждена ложиться в постель с мужчиной, которого не любишь и не хочешь. А здесь – просто рай. Как же они этого не понимают?»

Ее новый знакомый, писатель Никита, даже не подозревавший о буре чувств, раздирающих Полину, шагал чуть впереди, смешно выкидывая вперед длинные, голенастые ноги. Плавательные шорты на нем давно высохли, майка плотно облегала не очень спортивный, с намечающимся жирком, но довольно крепкий торс. Сейчас он ничем не напоминал ей Чехова, и она даже удивилась мимолетно своей вчерашней пляжной фантазии. Это был совсем обычный мужчина, пусть даже и с довольно необычной профессией, и отчего-то от этой мысли Полине вдруг разом стало скучно.

Ее нахмуренная физиономия на пляже пришлась явно по душе балагуру Костику.

– А я предупреждал, – заметил он, когда Полина шлепнулась на край лежака и начала стаскивать шорты и майку. – Я говорил, что это скучная экскурсия. Незачем было тратить ни время, ни деньги.

– Ты был прав. Я это признаю. Доволен? – зло бросила Полина, и Никита оглянулся на нее в немом изумлении.

– Да с чего мне быть довольным-то? – растерянно пробормотал Костик. – Мне, как говорится, без разницы.

– Ну и не зубоскаль. – Она отшвырнула майку, которая никак не хотела сниматься, и, не оглядываясь, побежала в море. Никита и Костик смотрели ей вслед.

Глава 4

Случай на пляже

«Я не хочу идти по чьим-то следам. Мы же не на минном поле, правда?»

Фамке Янссен

К вечеру от внезапно нахлынувшего дурного настроения не осталось и следа. Полина и сама не знала, какая муха ее укусила. В памяти всплывали только самые приятные впечатления от прогулки на яхте. Чтобы помириться с Костиком (хотя она была не уверена, что они ссорились), Полина согласилась вечером сходить с ним на очередной концерт.

На этот раз на открытой веранде ночного клуба местные исполнители перепевали репертуар русского рока. Обычно Полина была категорически против таких вольностей. С ее точки зрения никто, кроме Шевчука, не мог петь песни Шевчука, и никто, кроме Никольского, не мог попасть в нужное настроение, заводя «Повесил свой сюртук на спинку стула музыкант».

Но неожиданно концерт оказался очень даже неплох. По крайней мере, песни «Воскресения» и «Машины времени» вполне можно было узнать, а Шевчук и Арбенина в необычной аранжировке и вовсе пришлись ей по вкусу. Садиться за столик они не стали, Полине вовсе не улыбалось, чтобы Костик снова за нее платил, но прогуливаться по набережной и подпевать словам, которые она знала наизусть, тоже было очень даже неплохо.

Толпа на вечерней набережной была довольно плотной, но крепкий и плечистый Костик надежно ограждал ее от встречного потока гуляющих, иногда решительно отодвигая кого-то из особо настырных.

У балюстрады набережной закипала ссора. Молодой, крепкий мужчина в черных джинсах и майке тянул за руку хрупкую женщину с распущенными длинными волосами. Женщина стояла к Полине спиной, но почему-то казалась смутно знакомой, впрочем, как и ее спутник.

«Где же я их видела?» – лениво думала Полина. Вопрос, по большому счету не стоящий ни малейшего внимания, зудел в ее виске, как назойливый комар. Почему-то ей было очень важно вспомнить, где и при каких обстоятельствах она впервые встретила ссорящуюся пару. В том, что они ссорились, не было ни малейшего сомнения. Женщина своенравно вырывала руку, а мужчина аккуратно, но твердо пытался взять ее повыше локтя, чтобы заставить двинуться в нужную сторону.

В какой-то момент женщина, вырываясь, повернулась к Полине в профиль, и ту словно молния озарила. Это был профиль той самой художницы, которая в первый ее вечер в Коктебеле так лихо заказала ужин в кафе «Бочка». Сейчас сарафан на ней был другой, но тоже стильный и явно дорогой. Водопад роскошных волос, все так же не сдерживаемый никакими заколками, струился по узкой, ровной спине. Лицо незнакомки сейчас было искажено гневом, она отрывисто что-то говорила, а не была так расслабленна и безмятежна, как во время их первой встречи, но все же это была именно она.

Напоследок бросив что-то злое (слов было не разобрать, но Полина даже не сомневалась, что фраза была именно злой, настолько резкий жест ее сопровождал), она решительно освободилась из рук своего спутника, повернулась, сделала пару шагов и словно растворилась в толпе. Мужчина дернулся было вдогонку, но затем досадливо махнул рукой и двинулся ко входу в ночной клуб.

Проходя мимо Полины, он бросил на нее короткий взгляд, и тут она узнала и его. Это был один их давешних охранников, нырнувших в море у Золотых ворот вслед за тем мужиком, сплошь покрытым татуировками, которого Никита назвал вором в законе.

«Какие интересные у этой дамы знакомые, – мимолетно подумала Полина. – Выглядит такой интеллигентной и утонченной, а якшается с бандитами».

Впрочем, мысль эта тут же ушла на задний план, а потом и вовсе затерялась под натиском новых эмоций. Из ночного клуба понеслись звуки «Настоящего индейца», и Полина начала громко подпевать, потому что песню эту просто обожала. Она и сама не могла объяснить, почему эта незамысловатая мелодия и особенно текст наполняют ее такой сумасшедшей энергетикой. Раскачиваясь в такт песни, она напрочь забыла и незнакомку, и ее ссору с крепким молодым человеком.

Разгоряченная музыкой, она все-таки позволила Костику уговорить ее выпить по кружечке пива, потом по второй, затем по третьей. Дальнейший вечер канул, нет, не в темноту, а в яркий, брызжущий ворох искр, которые вертелись вокруг, сливались воедино и снова разбегались веселым фонтаном. Как известно, настоящему индейцу все всегда везде ништяк.

Солнце брызнуло в глаза из-за отдернутой мамой шторы, Полина проснулась и тут же зажмурилась от его невыносимого света. Ну просто искры из глаз! Голова болела невыносимо. Во рту с трудом ворочался тяжелый, твердый, как камень, и сухой, как наждачка, язык. Полина попыталась сглотнуть слюну, но у нее не получилось.

– Ма-ам, дай попить, – жалобно простонала она, понимая, что прямо сейчас умрет и что вода, холодная газированная вода с пузырьками, бьющими о край стакана и весело выпрыгивающими за его пределы, станет ее последним предсмертным желанием.

– Попить я тебе, конечно, дам, – почему-то раньше Полина никогда не задумывалась, что у мамы такой громкий и пронзительный голос, – вот только напиваться, как сапожник, до состояния утреннего похмелья, я бы тебе не советовала.

– Ма-ам, – еще жалобнее простонала Полина, припадая измученными губами к спасительному стакану и сделав первый глоток. – Я только пиво пила, ты что?

– Да? – Мама проницательно и чуть иронично посмотрела на нее. – И позволь узнать, сколько именно?

– Два бокала. Нет, три. Я не помню. Какая разница?

– Да большая разница. – Мама философски пожала плечами. – Ты уверена, что после пива не было чего-то покрепче? А то, судя по твоему поведению и твоему, извини, внешнему виду, одним пивом дело явно не ограничилось.

– Конечно, не было, – возмутилась Полина, но возмущение в ее голосе сразу увяло, – хотя этого я тоже точно не помню. Мам, я домой-то как попала?

– Костик привел, – сообщила Виктория Андреевна, весело глядя на дочь. – Под белы руки привел и сдал мне. По описи, все чин-чинарем. Руки две, ноги две, туловище одно, голова… Головы не было. Потеряла ты голову, доча.

– Будем искать, – вздохнула Полина, которой даже в такой ситуации не изменяло чувство юмора. – Сейчас, в себя приду только. Давай считать, что пока я – всадник без головы. Вернее, всадница. Только эта отсутствующая голова у меня почему-то так болит, что спасу нет. Может, мне таблетку какую выпить?