Полная версия
Приворот для Золушки
Людмила Мартова
Приворот для Золушки
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2015
* * *Глава 1
Расстройство привычек
Чтобы выглядеть как богиня, нужно 20 минут.
Но чтобы выглядеть естественно, нужно 3 часа.
Янина ИпохорскаяМоему деду, под фамилией которого выходят мои книги. Умение складывать слова в предложения мне досталось по наследству именно от него, всю жизнь проработавшего журналистом. Помню и люблю.
«Матре-на! Матре-на!»
Голос за окном был настолько пронзительным, что проснувшаяся Наталья невольно поморщилась. Взгляд на часы подтвердил ее худшие опасения. Полседьмого, еще можно спать часа полтора. Но уснуть вряд ли удастся, через двадцать минут встанет Ленчик, захлопает дверью туалета, собака засуетится в предчувствии завтрака, зацокает лапами по плитке в прихожей. Вода застучит тугой струей о дно ванны. В общем, дом наполнится утренними звуками, неспособными разбудить, если ты крепко спишь, но и не дающими заснуть, если ты уже проснулась.
«Матре-е-ена! Кис-кис-кис. Иди сюда, я тебе рыбку принесла».
Тьфу ты, проклятие. Эту Матрену, толстую облезлую кошку с наглыми глазами, Наталья ненавидела. Животина смотрела всепонимающе, заставляя ее вспоминать о своих грехах (а их, что ж поделать, было немало). Кроме того, кошка безбожно гадила в подъезде. В любое время года, выходя на лестничную клетку или входя в подъезд, Наталья чувствовала неповторимое амбре, опускающее их вполне благопристойный дом до уровня окраинной хрущобы.
Хозяйку кошки Матрены Наталья не любила еще больше. Между вертлявой тощей старушенцией по имени Мария Ивановна и семьей Удальцовых давно возникло противостояние, неделю назад переросшее в открытую войну.
Восьмилетний Ромка, уходя в школу, забыл дома ключ. Ленчик не проверил, а Наталья, как водится, еще спала. В результате сын, вернувшись с уроков, поцеловал входную дверь. В подъезд он все-таки попал благодаря спешившим на обед соседям. Парень не растерялся, с соседского мобильника (о своем второклассник Ромка еще только мечтал) позвонил Наталье и остался ее ждать, уютно устроившись на подоконнике между вторым и третьим этажом.
Здесь-то его и застукала возвращавшаяся из магазина Мария Ивановна. Уж чем ей не угодил болтающий ногами пацан, так и осталось тайной. Но бабулька, несмотря на немощь, обладающая недюжинной силой, стащила его за эти самые ноги на пол.
Прискакавшая с работы Наталья обнаружила сына заходящимся в рыданиях, забившимся под лестницу, с огромной шишкой на голове. Вечером вернувшийся с работы Ленчик отправился разбираться с бабкой. Он орал на весь подъезд, а назавтра к Удальцовым пришел участковый. Мария Ивановна написала заявление о рукоприкладстве.
Ленчик лишился дара речи, потому что не трогал старуху даже пальцем. Участковый сочувственно кивал головой, цену Марии Ивановне и ее рассказам он знал отлично, но, уходя, посоветовал быть аккуратнее.
Удальцовы стали избегать старушенции. Наталья даже начала встречать Ромку из школы, чтобы он не входил в подъезд один. Однако подлая старуха не успокаивалась. Жалобу на то, что сосед Леонид Удальцов систематически оскорбляет ее нецензурной бранью, а также избивает ногами, она отнесла в ЖЭК и вдобавок отправила Наташке на работу. Место работы самого Ленчика она, к счастью, не знала.
Еще одним вариантом мести со стороны бабки был мусор, регулярно подкладываемый в почтовый ящик Удальцовых. К примеру, только вчера Наталья обнаружила там наполовину сгнившую селедочную голову. Пользоваться продизенфицированным, но все равно воняющим ящиком стало невозможно. Как избавиться от напасти в виде полоумной соседки, Наталья совершенно не представляла.
«Матре-е-на!»
Еще раз тяжело вздохнув, Наталья вылезла из кровати и поплелась в ванную. Из зеркала на нее смотрело бледное лицо с синими подглазниками и взлохмаченными волосами. «И что Развольский во мне нашел?» – привычно подумала она.
Утренняя маета проходила, мысли прояснялись. Боль, привычная, застарелая, возвращалась на свое законное место, распускаясь кольцами, занимая все пространство и в голове, и между животом и сердцем, где, по разумению Натальи, обреталась душа.
Причину этой боли – любовь к своему шефу, красавцу и ловеласу Станиславу Развольскому, – Наталья привыкла считать чем-то средним между бедой и болезнью. Насколько спокойной с самого начала была ее семейная жизнь с Ленчиком, настолько бурным и мучительным стал этот затянувшийся и, по большому счету, никому не нужный роман.
Наталья точно знала, что Развольский изменяет жене не только с ней, но и с другими женщинами. Даже на работе у него приключались две-три интрижки в год, которые зарождались, расцветали и отмирали у нее на глазах. Наталья мучилась, но терпела. Стоило только Развольскому посмотреть на нее глазами цвета топленого шоколада, отороченными пушистыми, по-женски длинными ресницами, как она тут же таяла и забывала все данные самой себе клятвы выжечь любовь к нему каленым железом.
В разговоре с подругами Наталья утверждала, что последние пять лет у нее функционирует только одно полушарие. Лишь половина мозга контролирует ведение всех дел их турагентства, воспитание Ромки, хлопоты по хозяйству, общение с мамой, встречи с друзьями, минимальное внимание к Ленчику и разгадывание кроссвордов – хобби с институтских времен…
Второе полушарие наглухо занято Развольским. Его настроением, обострившимся геморроем, ссорами с женой, недовольной складкой на переносице, взглядом, которым он «не так» одарил ее, Наталью, возможными причинами его недовольства. Хотя Наталья очень старалась, чтобы этих причин не было.
Развольский присутствовал в ее мыслях постоянно. Иногда уходя на задний план, например, когда у Ромки поднималась температура, но все-таки не покидая их насовсем.
Функционировать одним полушарием было трудновато, но Наталья пока справлялась.
Благодаря раннему пробуждению времени было навалом. Поэтому она с удовольствием приняла душ с тонизирующим гелем, намазала тело душистым молочком, подходящим к любимым духам, представила, как Развольский блаженно вздохнет, уткнувшись носом в ложбинку между грудями, крепко зажмурилась от последовавшей за этим картины, решительно помотала головой, отгоняя наваждение, и стала ожесточенно тереть лицо скрабом.
Минут через пятнадцать, когда в коридоре зашлепали шаги мужа, она была уже вполне довольна собой.
«Килограммов бы пять скинуть», – напоследок подумала она и, намотав на голову полотенце, выплыла из ванной.
– Ты чего в такую рань встала? – спросил возившийся на кухне Ленчик.
– Да бабка проклятая опять свою кошку звала. Я от нее, Лень, когда-нибудь с ума сойду, – жалобно ответила Наталья.
– От кого от нее, от бабки или от кошки? – Ленчик преподавал в педуниверситете русский язык и не терпел вольного обращения со словом.
– Да от обеих, – махнула рукой Наталья и заглянула в холодильник, размышляя, что бы съесть.
С лишним весом она боролась ожесточенно. Борьба была беспощадной и бессмысленной, как русский бунт. Потерянные ценой двухнедельного голодания килограммы через пару дней обычного питания упорно возвращались обратно. Ленчик всех этих мучений не понимал, считая 46-й размер жены вполне нормальным.
Подруги Лелька, носившая 48-й, и Настя, имеющая добрый 52-й, оставляли Наталье надежду, что жизнь все-таки проходит не напрасно. Однако ее лучшая со школьных времен подруга Алиса носила 44-й, а Инка и вообще 42-й, так что, глядя на них, Наталья всегда чувствовала себя жирной неудачницей.
Самое печальное, что жена Развольского Ирина тоже держалась в 42-м размере. Отправляясь с Натальей за границу, Стас обязательно покупал какое-нибудь Burberry или еще что-нибудь подобное из мира высокой моды с наглой надписью XS, европейским числом 34 или американской четверкой на бирке. Наталья застывала у стойки с восьмеркой или «эмкой», стесняясь примерить понравившуюся вещь. Ирину она ненавидела.
Оглядев полку с ровными рядами творожка «Данон», Наталья в сотый раз за утро вздохнула и закрыла холодильник. Вьющийся рядом коккер-спаниель Сеня, любимец всей семьи и главный враг кошки Матрены, на мгновение застыл и тоже вздохнул. Он уважал только открытый холодильник.
– Бутерброд сделать? – участливо спросил Ленчик. Наталья ожесточенно замотала головой.
Муж варил кофе. Все девять лет их брака Наталья, просыпаясь, находила на плите турку со свежесваренным, пусть и остывшим кофе. Она даже привыкла пить его холодным, потому что подогревать было лень.
«И почему я его не люблю, – снова привычно подумала она, глядя, как Ленчик сосредоточенно следит за поднимающейся, словно вязаной пеной. – Он в тысячу раз лучше Стаса. Порядочный, добрый, чуткий. Хотя нет. Лучше Стаса никого быть не может. Он – особенный. Самый красивый, самый сексуальный, самый потрясающий…»
Поймав себя на том, что она вновь позволила мыслям свернуть на Развольского, Наталья вздохнула в сто первый раз.
– Что вздыхаешь, соня? – тут же отреагировал Ленчик. – Не выспалась? Нужно было утренние сны смотреть, а не бабку сумасшедшую слушать. Будешь теперь целый день носом клевать.
В комнате у Ромки зазвенел будильник. Звонко застучали маленькие пятки, зажурчало в туалете, снова топот, и в кухню ворвался сын – круглая заспанная мордуленция, тощая попка, обтянутая пижамными штанами, копна вьющихся (смерть девкам) волос, на носу конопушки.
– Доброе утро, пап. Мам, а ты чего встала?
Отпивая маленькими глотками кофе, Наталья с удовольствием наблюдала за утренней суетой своего семейства. Обычно она просыпалась, когда дома оставался один Сеня. Вот Ленчик жарит Ромке яичницу, а сын деловито решает, прокалывать сегодня «глаза» или нет… Вот Сеня торопливо ест свою кашу, а потом возвращается на «вахтенное место», поближе к Ромке, который, конечно же, втихаря спускает ему под стол здоровенный кусман булки с маслом… Вот ее мужики натягивают ветровки и проверяют, не забыли ли они чего: Ленчик, хлопает себя по карманам в поисках ключей, Ромка судорожно роется в школьном рюкзаке.
Чмок. Чмок. Хлопает входная дверь. Ромка убежал в школу, а Ленчик сейчас выгуляет Сеню и ненадолго вернется. Надо выйти в коридор, чмокнуть его еще раз, а то обидится. Интересно, а Ирина целует Развольского перед его уходом на работу?
Спустя час элегантно одетая и умело накрашенная Наталья вышла из дома, счастливо избежав встречи с неприятной соседкой, села в свой «Фольксваген» и поехала в агентство. Ее ждала настоящая жизнь, которая начиналась каждый день, кроме выходных, ровно в 9 утра – со встречи с Развольским и не сулила на сегодня никаких неприятностей. В тот момент Наталья считала именно так.
Любовь – это болезнь. Это не я придумала, а ученые подтвердили. И не какие-то там никому не известные, а эксперты Всемирной организации здравоохранения. ВОЗ даже присвоила этой болезни международный шифр F63.9 и внесла в раздел нервных болезней под пунктом «Расстройство привычек и влечений неуточненное». Вместе с алкоголизмом, клептоманией, игроманией и токсикоманией. Соседство, конечно, малоприятное. Зато правда.
И заражаются этой болезнью все без исключения. Правда, в зависимости от защитных сил организма по-разному. Кто-то легко подхватывает «инфекцию» при первом же сквозняке чувств. Зато и переносит ее легко, как насморк, практически на ногах.
Кто-то переживает любовь, как малярию, с тяжелыми приступами жара, сменяющегося диким ознобом, трясясь в лихорадке, стуча зубами в непереносимой муке и расслабляясь между приступами, возвращаясь к нормальной жизни, в которой ничто не напоминает о том, как это было. Ничто не предвещает нового припадка, но он, как ты знаешь, обязательно будет.
Для кого-то любовь – корь. Детская, совсем не страшная болезнь, запоминающаяся высокой температурой (всего лишь на несколько дней, подумаешь) и оставляющая стойкий иммунитет на всю жизнь. Для кого-то – вирусный гепатит, чреватый серьезными последствиями для печени и приводящий к летальному исходу в случае осложнений.
Для кого-то любовь – рак, разъедающий внутренности. Разрастающаяся опухоль, вытесняющая нормальные мысли и эмоции, заполоняющая собой весь организм, заставляющая его работать только на себя, съедающая его без остатка. Единственное спасение – в своевременном хирургическом вмешательстве. Если повезет, оно пройдет успешно и есть шанс выжить. Если нет, то тебе уже никто и ничто не поможет. Метастазы твоей любви заставят корчиться в жутких муках, сожгут дотла, выпьют все соки, равнодушно наблюдая изнутри за твоими страданиями. Смеясь над твоей болью. Над твоими слезами. Твоими тщетными попытками остаться в живых.
Ученые из Всемирной организации здравоохранения! Ну придумайте же прививку от такой страшной, непоправимой болезни, как любовь. Мы все – переболевшие и пока не заразившиеся, выжившие и погибшие – мы все очень надеемся на вас!
Неужели это он? Господи, помоги мне не ошибиться! Это ведь так важно! Десять лет мне снилось это лицо. Красивое, это да, но какое-то порочное. Может быть, мне так кажется, потому что я знаю, что он действительно порочен. До мозга костей, до последней капельки своей вонючей подлой крови.
Я никак не ожидала его увидеть. Тем более вот так. Без всякого предупреждения. Десять лет как я ищу это лицо на улицах. Не специально – подсознательно. Надеюсь встретить и сказать: «Ты подонок. Ты убил мою сестру».
Было время, когда я мечтала об этой встрече, бредила ею. Представляла, как он бледнеет, теряет самообладание, как на нас начинают оборачиваться окружающие, а я рассказываю им всю правду про этого мерзавца. Севу, Савву, Славу? Господи, я уже даже забыла, какое имя назвала мне Лена тогда, когда я первый и последний раз его увидела.
С годами мечта стала мельчать, стираться. Я поняла, что Лена ушла совсем, и никакая встреча и никакая правда не способна ее вернуть. Я успокоилась, перестала часами бродить по улицам, пересаживаться из одного троллейбуса в другой, перескакивать из трамвая в трамвай в надежде поймать это красивое ненавистное мне лицо с чуть искривленным носом, тонковатыми, немужскими губами и чубом над лбом.
Я почти забыла это лицо. И теперь, когда я его наконец-то увидела, я не уверена, что не обозналась. Решено. Как только вернусь, я снова пойду туда, чтобы как следует его рассмотреть. Если это действительно он, я его уничтожу. Я сделаю так, что от него уйдет жена, если, конечно, она у него есть. Его выгонят с работы. Его имя будет покрыто несмываемым позором. И тогда Лена будет отомщена. Хотя ее это, конечно, все равно не вернет.
Глава 2
Правила женской конкуренции
Если женщина идет с опущенной головой, у нее есть любовник.
Если женщина идет с высокоподнятой головой, – у нее есть любовник.
Если женщина держит голову прямо – у нее есть любовник.
И вообще – если у женщины есть голова, то у нее есть любовник.
Фаина РаневскаяПоднявшись на второй этаж крупного офисного центра, где располагалось туристическое агентство «VIP-тур», Наталья счастливо поняла, что Развольский уже приехал. В воздухе висел густой запах его одеколона, который она даже при сильном насморке не могла перепутать ни с каким другим. Развольский всегда благоухал «Живанши», и Наталья этот запах обожала.
Она вспомнила, как однажды стояла в небольшой очереди, создавшейся у кассы в книжном магазине, и вдруг почувствовала этот аромат, сводивший ее с ума. Сердце подскочило к горлу от мысли, что рядом стоит Стас. Наталья стремительно обернулась. Позади обнаружился благообразный дядечка средних лет. Поймав взгляд симпатичной блондинки, он улыбнулся, но Наталья не смогла скрыть недовольной гримасы. Стремительно накатилось разочарование. Не он. Показалось. Не увижу.
Но сейчас в офисе пахло именно Развольским, и, входя в их общую приемную, Наталья чуть ли не напевала.
При виде секретарши Ани ее настроение, впрочем, слегка испортилось. Аня работала у них третью неделю и старательно липла к Развольскому. В ход были пущены обычные женские уловки: юбка, открывающая длинные ноги и едва прикрывающая попу, короткие маечки, из-под которых при каждом движении вылезал проколотый пупок с фальшивым бриллиантом, соблазнительное покачивание бедрами при ходьбе и томные взмахи ресницами.
Пару дней назад секретарша пустила в ход убойное оружие и принесла на работу альбомчик с видами своего летнего отдыха. Наклонившись над столом Развольского так, что он практически упал носом в ее вырез, Анечка демонстрировала шефу товар, что называется, лицом. На фотографиях она была в весьма откровенном купальнике, который многообещающе намекал Развольскому на то, ЧТО именно он может приобрести в свое пользование.
При виде всего этого Наталья озверела, а Развольский самодовольно заулыбался. Если он пока и не переспал с очаровательной секретуткой, то точно намеревался сделать это в самое ближайшее время.
Сегодня Аня была в новой джинсовой мини-юбке, туго обтягивающей ляжки, турецкой майке с надписью «Шанель», колготках в сеточку и босоножках из искусственной кожи. Проходя мимо, Наталья фальшиво улыбнулась и мимоходом заметила, что лак на ногах у секретарши изрядно облупился. «Боже мой, какая дешевка, – с горечью подумала она. – А ведь Стас все равно ее трахнет. Он эстет, конечно, но только до некоторого томления в паху».
Переборов желание сразу же зайти к нему, чтобы поздороваться, Наталья взялась за дверную ручку своего кабинета, но тут Развольский стремительно вылетел в приемную, и Наталью затопила привычная волна нежности. «Стас. Стасик. Родной мой. Как же я по тебе соскучилась со вчерашнего дня», – пронеслось у нее в голове, но она лишь дежурно улыбнулась, соблюдая приличия.
– Доброе утро, Стас.
– Привет, Натусь. Я планерку созвал на 9.30. Ты загляни ко мне, обсудим, что и как.
– Конечно, сейчас сумку только положу, – ответила Наталья, огромным усилием воли заставляя себя не мчаться со всех ног к нему в кабинет.
– Анютка, душа моя, а ты свари мне кофе и проследи, чтобы нам с Натальей Петровной никто не мешал. Нам нужно обсудить вопрос возможного стратегического партнерства со шведами.
– Хорошо, Станислав Николаич, – «душа» взмахнула ресницами с налипшей тушью и встала со стула, вильнув бедром. Наталье захотелось ее задушить.
Когда все необходимые к планерке бумаги были разложены на столе для переговоров, кофе сварен и подан (при этом мерзавка Анечка умудрилась ягодицей задеть Стасову руку), а дверь закрыта, Развольский подошел к Наталье и грубо притянул ее к себе:
– Ну, здравствуй, Заяц.
Ласкательные имена Наталья ненавидела. От них на версту разило чем-то ненатуральным. Похожим на фальшивый бриллиант в пупке секретарши. Однако Развольский такие словечки обожал. Жену Ирину он в телефонных разговорах звал Масюськой. А она его, Наталья своими ушами однажды это слышала, – Масяськой. Ее, Наталью, тогда от этого чуть не стошнило.
У них в семье мама и папа всегда называли друг друга только по имени. И с Ленчиком у них было не принято обмениваться какими-то дурацкими кличками. Но Развольскому Наталья прощала все, в том числе это.
– Здравствуй, солнце мое. Как вечер прошел, как ночь?
Вопрос не был праздным. Развольский, а вслед за ним и Наталья, трепетно относился к собственному здоровью. Вскочивший на лице прыщик был явным началом раковой опухоли. Запор грозил отравлением организма шлаками. Понос, спаси господи, обезвоживанием.
При малейшем подозрении на насморк Развольский спешил в постель. Участь обкладывать его бутылками с горячей водой и подносить обильное питье выпадала на долю Ирины, которой Наталья безумно завидовала.
– Все нормально, Заяц. Печень, правда, немного пошаливает, но ты не волнуйся, – Развольский заметил, как у Натальи изменилось лицо, – думаю, это от креветок. Не надо было есть их на ночь.
Он рывком вытащил блузку Натальи из юбки и жадно схватил ее за грудь.
– Как тут у нас?
– Стас, перестань, планерка же сейчас. Вдруг войдет кто, – слабо засопротивлялась Наталья, чувствуя горячую волну, стремительно нараставшую между ногами. Почему она так реагировала на своего начальника, было для нее загадкой. Совершенно спокойно относящаяся к сексу в принципе, Наталья прекращала соображать, стоило только Станиславу взять ее за руку.
– Неа, не перестану. Я соскучился, – пробурчал Развольский, припадая губами к ее соску.
– Перестань сейчас же. Немедленно. Что люди скажут?
– Ничего не скажут, – Развольский нехотя выпустил Наталью и вернулся в кресло, поправляя вздувшиеся спереди брюки от дорогого костюма. – Ничего не скажут, Заяц, будут завидовать молча.
– Кому завидовать? – Наталья судорожно заправляла блузку, ей показалось, что в приемной хлопнула дверь.
– Тебе, конечно, – Развольский оглушительно захохотал. – Как будто ты не знаешь, что по мне половина нашего коллектива сохнет. Так что тебе, Заяц, сильно повезло в этой жизни.
– Так же сильно, как и второй половине нашего коллектива, – съязвила Наталья.
– Ну-ну, перестань ревновать. Я, между прочим, пять лет с тобой встречаюсь. Честно говоря, сам от себя не ожидал такого постоянства.
– А что там со шведами? – спросила Наталья, пытаясь переменить тему.
– Да ничего. Это я нашей курочке для отвода глаз сказал.
– Жаль, – искренне огорчилась Наталья, – я их ответа уже три недели жду.
– Ой, Натусь, да не относись ты к этому с таким фанатизмом. Неделей меньше, неделей больше, какая разница.
– Как какая? – Наталья даже рот открыла от изумления. – Это же выводит нашу фирму на совершенно новый уровень! Стас, ну будь ты серьезней. Это же твой бизнес, не мой. Я тут всего лишь исполнительный директор, наемный работник. А ты владелец. Ты же не можешь не понимать, что нам сулит сотрудничество со шведами! И вообще. Я столько сил убила на эти переговоры…
– Я ценю, Натусь. Честное слово, ценю. Просто у меня все мысли внизу. Прямо сидеть неудобно, – и Развольский неприлично облизал губы. Наталью охватил жар, от которого зарделись щеки и запылали уши.
Постепенно кабинет набивался сотрудниками. Поднялся обычный деловой шум. Лето уже позади, но бархатный сезон в самом разгаре, и туристический ажиотаж пока не спадал. Деньки для агентства были довольно жаркими. Где-то посольства тянули с выдачей виз. Где-то зарубежные партнеры подвели с трансфером. Кто-то из клиентов потерял в чужой стране паспорт и не мог вернуться домой забронированным рейсом.
Наталья умело управляла рутинными потоками, давала поручения, выслушивала отчеты. Развольский барственно развалился в кресле, особо не вникая в происходящее. Он знал, что она ничего не пропустит.
– Володя, а что у нас с новыми рекламными буклетами? – спросила Наталья у директора по маркетингу. Парень ей нравился. Он обладал бульдожьей хваткой, умело выбивал скидки с рекламных агентств и никогда ничего не забывал. Это качество Наталья в нем ценила больше всего, пожалуй, за исключением легкого открытого характера.
– Все нормально, Наталья Петровна, после планерки я их вам занесу. Выберете, что понравится, – откликнулся он, и Наталья благодарно улыбнулась.
В этот момент открылась входная дверь, и в кабинет ввалилась Верочка, менеджер по продажам.
– Представляете, – возбужденно закричала она, – одна из наших клиенток в восемь утра выбросилась из окна! Только вчера вечером вернулась из Турции – и того, каюк. Из милиции звонили, сейчас приедут. Они у нее на столе договор с нашим агентством нашли.
В кабинете повисла нехорошая тишина.
«Интересно, эта пигалица сама в окно сиганула или все-таки помог кто?» – лениво думал капитан Бунин по дороге с места происшествия в крупнейшее городское турагентство. С одной стороны, никаких следов, указывающих на то, что 28-летнюю Ангелину Степановну Маркелову (незамужняя, бездетная, образование высшее, кредитный инспектор в банке) выбросили с восьмого этажа, не было. С другой – предсмертной записки она не оставила, да и причин покончить жизнь самоубийством у нее, если верить соседям, тоже не наблюдалось?»
В квартире Маркеловой (добротно отремонтированной и со вкусом обставленной) все свидетельствовало, что гражданка явно не бедствовала. На прикроватной тумбочке валялись небрежно брошенные колечки – два с бриллиантами, третье с сапфиром. В ушах, как Иван успел заметить, тоже были брюлики.
«Ирке бы такое колечко подарить, – мимоходом подумал Бунин. – Вот бы обрадовалась. Но мне с моей зарплатой не осилить. Кстати, девушка Маркелова у нас всего лишь кредитный инспектор, тогда камушки откуда? От родителей? От любовника? Вот дождусь, что Ируська тоже себе такого найдет, богатого. Хотя нет, Ирка – она не такая…»
