Долгая дорога в никуда. Том 2

Последним подали плов. Было уже начало четвертого. Хотя плов и получился отменный, но есть уже никто не хотел. После всей той вкуснятины, что была на столе, для плова места простоне осталось. Для приличия, чтобы не обидеть хозяина, съели по две-три ложки, предварительно выпив еще по пол стаканчика самогона. Сабит-аби, отец Равиля все равно начал обижаться:

– Ну, что вы, ребята, плов вам не понравился? Почему не едите? —сетовал он.

– Нет-нет плов отличный, Сабит-ака! Только куда же столько кушать? Не обижайтесь! Здесь столько всего вкусного было, больше некуда! —успокоил его Касым.

– Тогда вот что мы сделаем: плов вы на дорогу возьмете! Хозяйка, весь плов положи в кастрюлю! Им еще долго ехать, —там съедят! —распорядился он.

– Пап, ты у нас дед умный! —похвалил отца за догадливость Равиль.

Мать Равиля стала убирать со стола. Мужчины пили чай, лениво ругали политиков: Горбачева – за развал Союза, других, и в особенности Ельцина, за то, что довели Россию до нынешнего состояния.

Со двора послышались шум въезжавшей машины, затем один за другим два длинных автомобильных гудка.

– Это Ильяс подъехал, —встал с места Равиль. —Я попросил его отвезти нас на вокзал.

Подойдя к окну, он постучал по стеклу, приглашая водителя в дом. Ответа не было слышно, но Равиль сказал, что тот не хочет заходить, —курит сигарету.

– Нам, наверное, пора! —догадался Касым. —Почитайте нам фатиху Собит-ака! —попросил он деда.

– А на посошок разве не будем пить? —взялся за бутыль тот.

– Нет-нет! – запротестовали все. —Хватит, спасибо, больше не лезет!

– Не буду настаивать, —примирился Собит-ака. —Ну, что ж, —раз вам пора, ок йул вам, ребята, чтобы дела у вас ладились всегда, удачи вам во всем! Затем, подняв руку молитвеннымжестом, произнес слова на арабском языке.

Стали прощаться. Все вышли во двор —проводить гостей. Мама передала Равилю небольшую сумку с провизией.

– Не забывайте нас! Приезжайте еще! Приветы передавайте от нас вашим близким, и вообще всему Узбекистану! Все-таки это наша вторая родина! – даже немного прослезившись, с теплотой, обнимая друзей, попрощался Сабит-аби.

– Вы тоже приезжайте к нам Сабит-ака! Всегда рады будем встретить вас и всю Вашу семью! —взаимно благодарили и приглашали друзья.

До Казани доехали быстро —часу, наверное, не прошло. Еще минут двадцать добирались до вокзала. Пока ехали, Ильяс с удивлением смотрел на Равиля, когда он разговаривал по-узбекски с друзьями.

– Не знал, что ты так лихо балакаешь по-узбекски! —заметил он.

– Странный ты! Это же моя родина! Я там родился, вырос. Там не только мы —татары, наши языки похожи очень, там много русских, корейцев, свободно говорящих по-узбекски, —ответил он с гордостью.

– Надо же! —опять удивился Ильяс, выруливая свою «копейку» на стоянку. —Я здесь подожду! —сказал он Равилю, на прощание пожимая руки ребятам.

Всю радость этого чудесного дня омрачила трагедия, произошедшая чуть позже на вокзале —прямо на глазах.

Было уже начало шестого, когда друзья, попрощавшись с Ильясом, пересекли привокзальную площадь и, пройдя через здание вокзала, ступили на перрон. Равиль провожал их до вагона.

Поезд стоял на третьем или четвертом пути. Народу на перроне было не так уж много. Большинство, устав от дневной торговли, последующей беготни по магазинам и от пронизывающего холода, попрятались по вагонам. Несколько человек, —в основном, мужчины, прогуливались по перрону, выкуривая сигареты. Возле некоторых вагонов пассажиры стояли небольшими компаниями и болтали о чем-то.

Дойдя до своего вагона, друзья стали прощаться с Равилем. Прощаясь, тот передал сумку с пловом в кастрюле и с другой снедью, положенной его матерью. Касым вручил сумку Уктамус просьбой отнести в купе.

– Здесь столько плова, как я освобожу кастрюлю?! —озадаченно спросил он. —Не надо освобождать. На обратном пути отдадите. Я же выйду встречать вас, чтобы деньги за товар отдать. Тогда и вернете.

Уктам уже собрался войти в вагон, когда раздался истошный, душераздирающий крик.

Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что произошло. В одно мгновение все, кто стоял на перроне или находился в здании вокзала, увидели это и одновременно с ужасом вскрикнули.

В конце поезда, над одним из багажных вагонов на электропроводе, натянутом выше вагона висел человек. Вернее, горел. Вся голова его была в огне, из глаз и ушей, изо рта, вырывался поток ярких бесконечных искр вперемешку с пламенем. Под действием протекающего электротока его сперва подняло вертикально, потом повернуло на 180 градусов, опустило в горизонтальное положение и через мгновение бросило на крышу вагона, загоревшегося и дымящегося.

Картина была страшная. Это в фильмах, когда герои убивают друг друга, когда кровь льется рекой и кругом смерть, не особенно переживаешь, зная, что все это понарошку. А когда вот так за несколько секунд, прямо на твоих глазах такой ужасной смертью погибает человек, трагичнее, страшнее ничего нет.

Многие побежали туда, хотя ничем помочь было уже нельзя. Когда свидетели подошли к месту трагедии, туда уже сбежались работники вокзала, поездная бригада, милиция.

Тело осторожно сняли с крыши вагона и положили на платформу. Это оказался молодой парень лет 17—18, не больше. В это время, прорываясь сквозь толпу, прибежал его старший брат.

Крича и плача навзрыд, он бросился к телу и, обняв его, с диким стоном стал рвать на себе волосы и причитать, что это он во всём виноват. Это он уговорил их мать взять с собой младшего брата.

Знакомые и незнакомые люди, подойдя к нему, старались как-то успокоить его. Не слыша никого, он все больше заливался горькими слезами, убиваясь, бил себя кулаками в грудь и по голове.

От ужаса увиденного силы покинули Уктама. Он мгновенно протрезвел. Внутри клокотала жалость вперемешку со стойкой тошнотой. Он уже сам собирался отойти в сторону, как Касым дернул его за рукав:

– Пошли отсюда, мы ничем не можем помочь ему, —сказал он тихо.

По всему было видно, чтос ним происходит то же самое.

Они молча поплелись назад. Равиль был весь бледный. Возле вагона они распрощались.

– Жалко. Очень жалко парня, —тихо промолвил Равиль.

– Не говори! —тоже тихо сказал Касым, пожимая ему руку. —Ты иди, —друг твой заждался, наверное. Ну, ладно! Позвонишь потом! —сказал Равиль, покидая платформу.

Когда друзья вошли в вагон, в купе сидела Мавлюда Саидовна с сыном. Услышав крики и узнав их причину, она не пошла на перрон и сына не пустила. Теперь опечаленная и грустная молча сидела на своем месте. Давлат тоже молчал.

Когда ребята уселись напротив, она решилась задать вопрос:

– Не знаете, кто это был, откуда?

– Нет, не знаем. С братом старшим ехал, видимо, —ответил Уктам и только теперь, вспомнив о сумке с кастрюлей в руках, поставил её на купейный столик.

Примерно через час вернулись братья Азад и Ильхом. Они уже узнали о трагедии. Такие новости быстро разлетаются вокруг, неудивительно, если уже вся Казань знает об этом.

– Нам в маршрутке рассказали, —в подтверждение печальных мыслей сказал Ильхом.

– Да, это ужасно! —тихо проговорила Мавлюда-опа.

А ещё через час по вагонам объявили, если кто готов помочь отправить тело мальчика на родину, могут сдать деньги.

Кажется, весь поезд, все пассажиры отозвались на это. Кто чем мог, отдали денег в эту кассу помощи. Ещё долгие дни преследовал Уктама этот отвратительный запах, запах горелого мяса. А ещё дольше это странное зрелище, невольным свидетелем которого он был. Смерть этого паренька от удара током, как он заживо горел, как его перекинуло, как он упал, обугленный, на крышу вагона. По происшествию стольких лет он все это отчетливо помнит.

С большим опозданием поезд поехал дальше.

В одиннадцатом часу следующего —восьмого, дня их пути они прибыли в конечный пункт назначения —на платформу города Нижний Новгород.

Вокзал Нижнего Новгорода не был самым большим и красивым из тех, где они ранее останавливались. Зато привокзальная площадь была прекрасна. Но, несмотря на это, приезжие опять занялись тем, чем занималисьна других площадях, то есть торговлей. Немногие остались на этом, наспех организованном, восточном базаре. Многие предпочли поехать на автобусах, специально поданных для торговли, по райцентрам.

У Касыма не было здесь никаких связей, поэтому нужно было все продавать самим. Товара у них оставалось не много —всего три сумки. Они пошли за ними к багажному вагону.

Там уже собралась очередь из десяти человек.

Проводники, ведающие багажным вагоном, были заняты выдачей багажа одному человеку.

Коренастый, плотный мужчина лет под тридцать пять с очень темной кожей лица, с угольно черными глазами, держа в руках какие-то бумаги, командовал грузчиками, которые разгружали вагон и грузили какие-то большие, но не очень тяжелые тюки на борт десятитонного «КАМАЗа».

Рядом с ним стоял русский мужчина, примерно того же возраста, но совершенная его противоположность. Худощавый, со светлой кожей и с голубыми глазами. Они вместе считали погруженные в автомобиль тюки.

Как потом узнали друзья, темнокожий был узбек —снабженец или экспедитор областной типографии, а русский —представитель огромного комбината из города Волохна, расположенного в сорока километрах от Нижнего. По бартерному договору между областной типографией и бумажным комбинатом он привез 2000 ватных фуфаек, а взамен покупал 12 тонн газетной бумаги.

Погрузив полную машину фуфаек, они уехали вместе на микроавтобусе, поджидавшем их поодаль. Грузчики, как оказалось, были тоже из комбината и тоже уехали вместе с ними на микроавтобусе.

Дождавшись очереди, друзья забрали свой багаж, но не весь. Одна последняя сумка оставалась у них на завтра.

– Поедем на автозаводской рынок, —сказал Касым. —Там базар большой, людей много. Пошли вон к тому автобусу.

Они сели в маршрутный автобус. Ехали долго, не пропуская ни одной остановки. Прошло, наверное, больше часа, когда они, наконец, прибыли на место.

Рынок действительно оказался очень большим. На двух или трех гектарах площади были устроены прилавки. Но людей было мало. Как продавцов, так и покупателей.

– Не понял, куда это мы пришли? Здесь народу совсем нет, —удивился Уктам.

– Не бойся, парень! —ухмыльнулся Касым. Но потом уже серьезно добавил: —Здесь торговля начинается во время обеда. В основном —к четырем часам, когда работяги выйдут со смены.

– Теперь понятно! —мотнул головой Уктам.

– Ну, если понятно, пойдем —займем места получше. А потом я схожу, принесу чего-нибудь, —перекусим.

Как и предсказал Касым, к обеду они поторговали немного, а после четырех часов народ на рынок пошел валом. За какие-то час-полтора они продали почти весь свой товар.

На другой день они там же распродали свой оставшийся товар. А на вырученные деньги стали закупать запчасти для продажи на родине.

Касым в этом деле был не силен, Уктам тем более ничего не понимал. Поэтому они по примеру земляков или других пассажиров с их поезда, стали покупать то же самое, что и они. Небольшими партиями по десять-пятнадцать штук. Иногда просили совета, с ними охотно делились.

Закупив почти на всю выручку запчастей от автомобиля ГАЗ и даже от ВАЗа, они вернулись к поезду.

Той же ночью им предстояло отправиться в обратный путь.

Обратно должны были ехать по тому же маршруту, только без дневных и суточных остановок. Но с частыми вынужденными стоянками на разъездах. Поезд шел внеграфика, и поэтому они вынуждены были пропускать все встречные, идущие по расписанию.

Все партнеры Касыма сдержали свое слово: на обратном пути отдали деньги, вырученные за товар.

Равиль привез деньги и небольшой пакет с домашней провизией, с парой бутылок самогона.

На четырнадцатые сутки утром они прибыли обратно в первоначальный пункт их путешествия.

Глава 2.2

– Туристический поезд Ургенч – Нижний Новгород прибыл на станцию Ургенч, —прозвучал женский голос из репродукторов.

Когда поезд, скрипя тормозными колодками, остановился на перроне вокзала, туристы-пассажиры уже стояли в тамбуре и в проходах. Всем не терпелось поскорее покинуть до чертиков надоевший вагон, в котором они провели две недели.

На обратном пути багажа, как такового, у всех было гораздо меньше, чем когда ехали в Россию. После распродажи товара, привезенного из Узбекистана, почти все закупили то, что было в дефиците здесь. Очень многие постарались приобрести спирт марки «Роял», поставляемый в Россию из Голландии. Он считался самой выгодной продукцией для продажи в Узбекистане. В России спирт стоил очень дешево, а в Узбекистане алкоголь в это время ещё был в дефиците, и купить его можно было только за высокую цену. Из привозимого спирта ушлые «бизнесмены» делали поддельную водку и продавали подпольно. Из одной литровой бутылки спирта получалось по два с половиной литра водки.

В итоге получался отвратительный напиток с каким-то неприятным запахом и меньшего градуса. Но мерзавцев, которые занимались его производством, качествопродукта не волновало.

В дороге они бережно обращались со своим грузом. При упаковке каждую бутылку заворачивали в толстую или гофрированную бумагу. В одну сумку клали не больше 35—40 бутылок, чтобы случайно не уронить или лямку не порвать. Одним словом, обращались с такой ношей нежно и полюбовно. Ведь впоследствии каждая бутылка спирта приносила не меньше 3,5—4 долларов чистой прибыли.

Тем не менее, на обратном пути весь поезд пропах этим спиртом. Ведь в каждом вагоне находились несколько компаний, желающих отметить удачную поездку.

Не покупать же водку втридорога в ресторане поезда, когда под рукой имеется чистый спирт. Тем более что в ресторане вполне могли продавать алкоголь, сделанный из такого же спирта. Вот сами и распивали, разбавляя водой, а иногда и не разбавляли, чтобы показать свою удаль.

В пути бутылки все-таки разбивались, несмотря на трепетное отношение к ним. Намоченная спиртом брезентовая, а тем более клеенчатая, тара, в которой их везли, надолго сохраняла запах спирта. Все вагоны в поезде были плацкартные. Это позволяло вместить большее количество туристов-торгашей. И поэтому запах разлитого спирта моментально распространялся по всему вагону. Так что всю обратную дорогу пассажиры ехали, вдыхая тошнотворный запах спирта «Роял».

Вплоть до остановки поезда друзья вместе со своими попутчиками оставались на своих местах.

Уктам и Касым не спешили к выходу из вагона из-за тяжести своего багажа. Купленные ими запчасти, были отнюдь не легче баулов со спиртным. Братья Азат и Ильхом закупили, как и многие другие, спирт. Мавлюда Саидовна не торопилась к выходу из-за деликатности:

– Зачем сейчас толкаться когда можно не спеша выйти последним? —рассудительно говорила женщина.

Только её сын Давлат показывал свое нетерпение. Он то вставал с места и выглядывал в проход, то наклонялся над сидящей на полке матерью, пытаясь выглянуть в окно вагона.

– Ну, что, Мавлюда Саидовна, будем прощаться! Извините, если что не так было! —сказал Касым, вставая с места.

– Что Вы, Касымджон?! Все было хорошо! Таких попутчиков, как вы, у меня никогда не было. Спасибо вам за все! —ответила довольная женщина.

– За что спасибо-то? Вроде бы, мы ничего такого не сделали!

– Все равно спасибо и тебе Касымджон, и тебе Уктам! —снова поблагодарила она.

– Будете у нас в Учкуприке, заходите в гости! И вы Азат и Ильхом! —попрощались друзья с братьями.

– Обязательно будем! —заверил Азат —Вы тоже приезжайте к нам. Я вот Уктаму ещё вчера дал свой адрес и ваш записал. Надеюсь, мы подружимся!

– Иншолло! —сказал Касым на прощание.

На привокзальной площади стоял шум и гам. Она вся была заполнена людьми. Автостоянка рядом была забита автомашинами.

– Ханки! Ханки! Кому в Ханки?!

– Рават! Рават! Есть одно место в Рават! —перебивая друг друга, кричали таксисты.

– Маршрутка! Маршрутка дешево! Очень дешево! —перекрикивали их другие.

– Учкуприк! Учкуприк! —закричал, заметив Касыма и Уктама, знакомый таксист —их земляк.

Касым поднял руку и направился к нему. За ним последовал Уктам, с трудом несущий сумку с запчастями, и вторую, забитую личными вещами, пустыми сумками и гостинцами для родных. Пока дошли до такси, Уктам два или три раза останавливался, перекладывая сумки из одной руки в другую.

Таксистом оказался Эльяр —младший брат их одноклассника Сафара. Это был парень лет двадцати пяти, как и старший брат, склонный к полноте, но ещё не с таким большим животом как у старшего —Сафара, толстощекий и губастый.

Автомобиль его —«Москвич», стоял на автостоянке. До него ещё нужно было пройти метров сто с лишним.

– Машина у меня там стоит, —указал Эльяр в сторону автостоянки. —Вы идите туда, а я пойду —возьму ещё одного клиента. Будет полный комплект.

– А что, один у тебя уже есть? —спросил Касым

– Да! Женщина —она в машине сидит.

– Поехали тогда! Зачем машину перегружать? —предложил Касым, намекая на полноту водителя.

– Поедем, если вы за троих заплатите! – не остался в долгу толстяк.

– Ладно, поехали, —заплатим! —согласился Касым. —Только вот помоги донести вещи. Возьми эти сумки —они легкие! А тяжелые мы сами понесем.

Толстяк с большой неохотой взял у них по одной сумке и пошел впереди.

На переднем сиденье машины сидела женщина лет сорока, одетая не очень опрятно. Она была повязана большим красным цветастым платком с бахромой, на которых некогда залетел Адхам-«Модник». Сзади очертания её лица не были видны полностью. Когда она поворачивалась в сторону водителя, показался её крючковатый нос, впалые щеки и тонкие некрасивые губы.

Полдороги женщина сидела, не говоря ни слова. Но когда водитель Эльёр спросил её для приличия или из простого любопытства:

– Апа, как поездка? Как бизнес? Надеюсь, удачно съездили!?

Она словно этого и ждала, из неё понесся поток словоизлияний и проклятий всему на свете:

– Будь проклята эта поездка, будь проклят этот поезд! Зачем я только послушалась эту дуру Гульжана. Это она меня уговорила поехать вместе с ней. В жизни больше никуда не поеду! Все, хватит с меня! Пусть этот балбес проклятый, как может, так и кормит нас с детьми.

– Кто этот проклятый балбес? —поинтересовался Эльер, но сразу же понял, что она имела в виду мужа.

– Кто-кто? Муж мой —лодырь и бездельник, чтоб он в аду горел!

– Апа, разве можно про мужа своего говорить? Он же ваша половина, он же…

Не дав Эльеру договорить и не замечая в его словах иронии и сарказма, женщина опять вылила на голову мужа целый ушат проклятий и ругательств.

– Был бы он нормальным мужиком, —не отпустил бы меня одну в эту поездку. Третий год сидит без дела и пальцем не пошевелит, чтоб найти работу. Слова не дает сказать. Когда ему говоришь, что другие ходят на работу или в Россию уезжают, чтоб подработать, глаза у него кровью наливаются. Он прямо бешеным становится. Ездил я, говорит, уже один раз в Россию, чуть не умер, говорит, от голода, запросто меня могли там же похоронить. Только болезни заработал там, говорит. Сволочь этакая. Что не скажешь, у него отговорка есть —я больной, я скоро умру, а сам – бугай бугаем. Водку пить он не больной, с такими же, как он сам целыми днями сидит на мардикор-базаре. Для всех там работа находится, а для него и ещё двоих-троих как он, работы никогда нет. А если и найдут, так только чтоб на водку заработать.

– Да, не повезло вам с мужем на самом деле, —пожалев её, вставил слово Уктам.

– Не повезло —не то слово, сынок, —начала она снова, —он жизнь мою погубил. Будь проклят тот день, когда моя мама дала согласие выдать меня замуж за этого урода! Будь проклята его мать, которая полгода ходила к моей маме, прося моей руки! Будь проклята такая жизнь! Только из-за детей мне приходится терпеть все это. Не будь детей, не знаю, что бы я делала! Наверное, убилась бы! Покончила бы с собой! —искренне вырвалось у женщины.

– А что подруга Ваша —Гульжан, кажется, она что? —попытался задать вопрос Касым

Услышав это имя, она чуть не взбесилась, её некрасивое лицо совсем исказилось, рот искривился, глаза недобро заблестели.

– Какая она мне подруга! Тварь несчастная! —вскричала она, не дав договорить Касыму. —С самого начала она меня подставила. Билеты купила мне в другой вагон, с этими уродами в одно купе. Всю дорогу промучилась я. Туда ехали, —они пили, назад ехали —вообще не просыхали. Они алкаши, хуже моего балбеса. С утра начинают, и проводников спаивают, и никто им слово не может сказать. Просила я этих уродов —проводников, чтобы хоть место мне поменяли. Так нет! Не смогли или не захотели. Так и ехала. Мало мне дома одного алкаша, так здесь их целая свора собралась.

А эта тварь преспокойненько ехала в другом вагоне. —Ну что я поделаю, что поделаю, если так вышло?! Откуда я знала, кто в купе попадется? – оправдывалась, торговка.

А когда я предложила поменяться местами, —так нет, низа что не согласилась. Дрянь такая! И так она мне всю кровь попортила. Она это специально делала. Пока я с трудом выбиралась из вагона, одна —без посторонней помощи, со всем своим шмотьём, она нашла себе молодого хахаля и вдвоем они быстренько куда-то исчезли. А потом, распродав весь товар, возвратились, как ни в чем не бывало. А ещё нагло, глядя в глаза, обманывает: —Я тебя везде искала, думала, что ты тоже куда-то уехала продавать товар.

Что не знает разве, куда я могу уехать, где, что я знаю? Вот не сволочь ли она после этого? Не подлюга ли последняя?

– Да, подруги так не поступают! —с иронией или на самом деле жалея, сказал Касым.

– Да какая она мне подруга?! Просто знакомая со школы ещё, она года на два или три позже нас училась.

– Но навар-то хоть есть, хоть немного, или были одни мучения? —с интересом спросил Эльёр

– Есть, чего уж таиться. Но стоят ли эти 200 долларов всех этих мучений.

– Опа, кажется, Вы ещё и спирту накупили, —с усмешкой заметил Эльёр.

– А что спирту? Все купили, и я купила. Другие вот по 100 и больше набрали, а я всего-то 30 бутылок купила, и то боюсь, как бы мой урод сейчас дома не оказался. Увидит спирт, считай, как минимум пять бутылок заберет. Не даст мне все распродать. Алкаш этакий! —Сынок, ты меня до дома подбрось, пожалуйста! Это направо, не доезжая города, кишлак Баят. Знаешь, наверное.

– Знаю, только мы так не договаривались. Это туда и обратно лишних 7—8 километров будет. Как будет с доплатой? —промолвил водитель, на лице которого не было никаких эмоций.

– Ну, сынок, чего уж тебе стоит? —стала упрашивать женщина чуть ли не с мольбой в голосе.

– Ну, опа, как же так? Я же таксист, —мне за километры платят. У меня ведь тоже расходы: на бензин, на запчасти, на…

– Хватит! Не ной, я доплачу! —прервал его Касым.

Оба сразу обернулись. Эльёр не сказав ни слова, опять стал смотреть на дорогу. Женщина начала искренне благодарить:

– Спасибо, сынок! Я бы и сама заплатила.

– Не стоит! Только какой я тебе сынок, если ты старше меня всего на четыре года?! Ты же, Тажигуль, с моей сестрой в параллельном классе училась.

– А сестра у тебя кто? —живо встрепенулась она

– Айгуль, она в классе «А» училась.

– Ой, Айгулька что ли?! Знаю я её! Как она? Жива ли, здорова ли, как она поживает? Давно я её не видела. Где она? —вылился на Касыма поток вопросов. —Я слышала —она вышла замуж в другом районе.

– Да, она в другом районе живет. У неё все нормально. Работает учительницей. Детей воспитывает.

– А сколько у неё детей? —живо поинтересовалась Тажигуль.

– Трое: сын и две дочки, —ответил Касым.

– Увидишь, —передай ей от меня привет! А тебя я что-то не помню.

Автомобиль уже подъезжал к Баяту.

Кишлак был обычный —не очень большой и не очень маленький. В основном он был застроен глинобитными домами с плоской крышей, кирпичным фундаментом и с четырьмя окнами размером 120 на 150 см по обе стороны далана. Некоторые были оштукатурены и побелены известкой. Были и кирпичные дома с шиферной крышей. В них жили более зажиточные сельчане.

Дом Тажигуль выглядел неказистее всех остальных. Оконные рамы были некогда покрашены в синий цвет. Со временем под воздействием солнца и холодных ветров краска почти наполовину отслоилась, а оставшаяся почернела, и теперь деревянные рамы были покрыты бурыми пятнами. Стекла помутнели и потрескались. Ворота далана выглядели совсем уж печально. Никогда не крашенные, они покрылись пылью и грязью, на полметра по обе стороны ручек и замочной скважины поблескивали черным многолетним жиром. Забор и калиточные ворота для прохода в заднюю часть дома и в сад были сделаны небрежно, из разных по длине и в диаметре отходов из искривленных древесных суков. Фасад дома некогда был выбелен известью. Штукатурка на нем во многих местах отслоилась и осыпалась, а оставшаяся покрылась серой пылью. Поэтому теперь весь фасад выглядел как маскировочный халат диверсантов.