Счастье волков

Луч прожектора высветил их, прошелся по палубе, уперся в рубку.

– Что им надо? – процедил Абу Абдалла, смотря на происходящее с мостика.

– Передают – они турецкая береговая охрана. Приказывают заглушить двигатели, лечь в дрейф.

– Они имеют на это право?

– Нет, – развел руками украинский радист, – им вообще тут нельзя быть.

– Передавай им…

– Нахожусь в международных водах?

– Передавай…

Корабль подходил все ближе.

– Что отвечают?

– Повторяют приказ.

– Повторяй и ты…

Абу Абдалла достал спутниковый, чтобы позвонить. Ему сказали пользоваться спутниковым лишь в самом крайнем случае, но гарантировали, что в случае звонка решат любой вопрос.

– Алло. Нас остановили…

И в это время по рации раздался крик.

– Коммандос на палубе!

Турки провернули все чисто, как фокусник. Корабль отвлекает с одной стороны, еще и слепит. А с другой – подходят темные, низко сидящие в воде лодки и высаживают абордажную группу.

– Беритесь за оружие!

Но было уже поздно…

Информация к размышлению

Документ подлинный

Как и ожидалось, после моей гневной отповеди хулителям православия они не успокоились и, зажав в горсть разорванные задницы, продолжили свое занятие с утроенной силой. А я сегодня где-то на Северном Кавказе записывал на слух фамилии и новые, исламские имена «русских ваххабитов». Под сотню имен. Сначала писал Шура в блокноте, потом смотрю, на 20‐й минуте он уже еле карандашом шевелит. Тогда я взял блокнот, писал, писал и думал правым полушарием… Думал, что вот эти «придурки и провокаторы», унижая православие, на самом деле унавоживают почву для радикального ислама. Подсказывают потенциальным «русским ваххабитам» – куда им идти.

Тянущиеся к вере люди рождались всегда. Люди, готовые верить истово, до самоотречения. Молиться за других и за других принимать муки. Но никакой пассионарий не пойдет сейчас в православие, которое безнаказанно шельмует и нагибает любая сволочь, имеющая доступ к СМИ или к интернету. Эти люди, алкающие страданий за других и во имя высшей цели, пойдут в другое место, к другим учителям и будут в десятки раз опаснее. Потому что этнически чуждые новообращенные ваххабиты злее и радикальнее своих учителей. Они умнее и речистее аульных и лесных проповедников. Им, порвавшим все связи с родными и близкими, некуда отступать. Наконец, их просто не вычислить в толпе, в метро, в автобусе или в троллейбусе. Им уже не интересен Северный Кавказ, свой халифат они будут строить в русских городах, продвигаясь все дальше на Север. Расчищая себе дорогу ужасом.

И когда сноп огня и дюбелей сорвет с вечно глумливого лица Натальи Осс ее манерные хипстерские очки, а обгорелую кипу Носика зашвырнет в небеса, они даже не поймут «За що?». А за все. Вам объяснят это там, где нет ни болезней, ни горести, ни страданий.

https://krig42.livejournal.com

15 сентября 2020 года

Стамбул, Галатский мост

Галатский мост – одно из самых колоритных мест Стамбула, здесь он столь же известен, как мост на Темзе. Он пятый по счету – первый был построен еще римским императором Юстинианом, этот – перед Первой мировой был построен немецкой фирмой MAN, той самой, что производит сейчас грузовики. Он двухъярусный, разводной, на втором уровне расположены рыбные рестораны, которые часто подают рыбу, выловленную тут же рыбаками. Рыбаков тут много. Это самое известное место для рыбной ловли в Турции. Столько рыбы здесь нет, сколько есть рыбаков, но здесь собираются не столько поймать рыбу, сколько пообщаться, рассказать про себя и узнать, как дела у других. Удочки висят над водой, и их леска подобно паутине колышется ветром…

На Галатский мост я приехал на пароме, здесь причальная стенка. Полковника Хамроева я заметил издали – он надел на голову панамку из газетного листа, самодельную. Мы такие делать уже не умели.

Панамка была подтверждением, что все чисто…

Я подошел, устроился рядом, навалившись спиной на перила. Людей вокруг было много, но все они были заняты собой.

– Клюет? – негромко спросил я. Спросил по-русски. В Стамбуле, как и во всей Турции, немало народа говорит на русском.

– Плохо…

…

– Принято окончательное решение – ты остаешься здесь.

– Надолго?

Отсутствие ответа и было ответом.

Я посмотрел на небо. Было тепло, даже жарко по русским меркам, почти без туч – и на фоне редких клякс облаков плыли гуси. Они летели из Сибири, направляясь на юг, чтобы переждать холода.

– Что я должен делать?

– Ничего. Уходи на дно.

Уходить на дно. Это здесь может иметь и прямой смысл.

Полковник вытащил леску и начал сматывать ее.

– Плохо здесь клюет. Совсем. Надо в другом месте попробовать.

Я оставался без связи.

15 сентября 2020 года

Стамбул, район Топкапи

Бульвар Аднана Мендереса, 58

Здание Стамбульского директората безопасности

Пятый этаж

Здание Стамбульского директората безопасности расположено на широком и длинном бульваре Аднана Мендереса, 58, в примитивном на вид бетонном комплексе зданий, который явно очень мал для такого огромного города, как Стамбул. Но тут в основном сидело начальство, службы были разбросаны по городу, а основные силы полиции находились в Анкаре. Полицейских в городе не хватало, особенно с учетом взрывного роста преступности последних лет. Спасало лишь то, что Стамбул – город «для своих», и преступники, среди которых было немало беженцев из Сирии, тут не очень-то разгуляются. Даже боссы мафии не захотят иметь с ними дела.

В этот день на стоянке машин комиссариата остановился почти новый «Форд», а его владелец быстро прошел в здание, предъявив на проходной удостоверение комиссара полиции. Хотя его и так неплохо знали, пару раз он даже попадал на телеэкран, во время больших облав на наркоторговцев. Это был старший комиссар Назим Хикмет, кость в горле турецкой наркомафии. Ему было сорок с небольшим лет, и он был внешне похож на русского певца Александра Буйнова – не по-турецки худой, подтянутый, с лицом, словно вырубленным топором из куска гранита. Наркомафия дорого бы дала за то, чтобы увидеть это лицо на могильной плите.

На верхние этажи ходил лифт, но комиссар поднялся пешком, преодолев бегом десяток лестничных пролетов. Наверху он уверенно прошел до приемной старшего суперинтенданта полиции Стамбула Ибрагима Гуля, которого он знал лично.

Красотка в приемной – комиссар лишь скептически усмехнулся, зная, что Гуль ни одной юбки не пропустит, – доложила о его появлении и открыла дверь.

В кабинете стоял арктический холод. Суперинтендант сидел на своем месте, за столом, а за приставным сидели двое. Полного он знал – Мехмет Назим-Бей, суперинтендант уголовной полиции. Худощавого – нет.

– Проходи… – Гуль был явно чем-то расстроен, хотя и старался не показывать этого. – Господа! Комиссар Хикмет. Это Назим-Бей из уголовной полиции и Селим Бозкурт из министерства.

На стене была карта Стамбула, недавно ее заменили на новую – город стремительно рос, и проблемы в Сирии обещали еще миллион-другой жителей. Равно как и новые проблемы уже здесь, в Стамбуле.

Какие же проблемы есть сейчас?

– Господа…

– Назим, ты знаешь, зачем мы тебя вызывали?

– Нет.

– Случилась… – старший суперинтендант замялся, не зная как ответить, – в общем, беда у нас случилась. Аллах карает…

– Осман Джаддид умер этой ночью. Отравился газом, – сказал человек из министерства, – вместе со всей семьей. Вы знали его?

– Лично нет.

– Он возглавлял отдел по борьбе с организованной преступностью и контрабандой.

Повисло молчание.

– С комиссаром Джаддидом расправились? – нарушил молчание Хикмет.

– Мы так не думаем, – сказал человек из министерства, – все указывает на то, что это была утечка газа. Но отдел, тем более такой отдел, не должен оставаться без начальника. Я спросил Ибрагима-эфенди, кто может возглавить отдел. Ибрагим-эфенди назвал вас.

Хикмет отрицательно покачал головой.

– Со всем уважением…

– Почему?

– Со всем уважением к мнению Ибрагима-эфенди, я не хочу быть начальником.

– Ты уже давно перерос свою должность, – сказал Гуль, – и у тебя достаточно опыта. Организованная преступность и наркомафия – это одно и то же у нас, наркомафия – это и есть почти вся наша организованная преступность. Еще и контрабанда. Твое новое назначение – это возможность искоренить мафию на корню по крайней мере в Стамбуле.

– Искоренить мафию невозможно.

Комиссар Хикмет знал, что говорил, и говорил вполне искренне. Мафия питалась кадрами там же, где и итальянская. Нищая провинция. Горные деревушки. Круговая порука крестьян. В качестве исполнителей и телохранителей они обычно нанимали лазов – небольшой народ, схожий с грузинами, они не великого ума, но верны как собаки, лаз не может предать по определению. Многие мафиози даже породнились с лазами – кровная месть, если убьют, то лазы найдут и убьют обидчика, кровная месть лазов делала невозможной полномасштабную криминальную войну, но она же делала мафию столь устойчивой. А разгуляться было где – именно в Турции, не в Афганистане, производилось больше всего опиатов для мировой фармацевтической промышленности. Турция специализировалась на производстве опиатов, это было благом, и это же было проклятьем для нее. Когда растут поля опиумного мака – не разобрать, где легальное, а где – нет.

Система работала на тех же самых принципах, что и в Италии, – только в Турции все было намного хуже. Как ни крути, а только рост благосостояния итальянцев сделал их в основном законопослушными и нетерпимыми к делам мафии. Мафия тоже перестроилась – он был в Италии, говорил со следственными судьями, самым распространенным преступлением мафии стало использование подневольного труда гастарбайтеров и беженцев при выращивании овощей и подделке вещей с известными товарными знаками. Сомнительную честь заниматься наркоторговлей сицилийские мафиози уступили албанцам, марокканцам и им, туркам…

Да, искоренить мафию невозможно…

– Искоренить невозможно, – согласился Гуль, – но можно бороться. Ты добился экстрадиции Каракая в Италию. Три пожизненных и еще сорок девять лет заключения. Сейчас мы предлагаем тебе не начальственный пост. Мы предлагаем тебе взяться за дело всерьез…

– А мы поможем, – добавил человек из министерства.

Старший комиссар отдела по борьбе с организованной преступностью и контрабандой Назим Хикмет не поверил тому, что ему сказало начальство про смерть Джаддида. Вероятно, другой бы поверил, но комиссар начинал в отделе сотрудничества с Интерполом, где проработал восемь лет – часть в Турции, часть в Европе. Он был слишком европейцем, чтобы забыть об этом странном деле и заняться другим.

И он слишком долго прожил в Европе, чтобы бояться.

Он сидел в теперь уже своем кабинете и листал личное дело старшего комиссара Османа Джаддида, своего предшественника, так глупо и странно погибшего. Он успел распечатать его из общей базы до того, как его убрали оттуда.

Дело вызывало горькую усмешку – человека, не закончившего академию полиции, даже без высшего образования, назначили на самый важный отдел МВД, требующий профессионализма. Почему назначили? Ну, тут все в деле написано – до того он был в Департаменте охраны. Достаточно посмотреть, в каком районе Стамбула он родился, – и все сразу ясно.

Зазвонил телефон, он посмотрел на экран, нажал – ответить.

– Я сейчас спущусь.

Альсия, его очаровательная младшая сестра, ждала его внизу. Она только что рассталась с женихом, потому что не хотела быть примерной женой и матерью и водила небольшой «Мерседес». Так как она работала в Банке Турции, она могла прояснить те моменты, которые не могла прояснить даже полиция…

– Привет, – она поцеловала брата в щеку, – фу, небритый…

Комиссар сел в машину, «Мерседес» рванул с места.

– Осторожнее!

– Когда в машине полицейский – можно.

– Это не так. Куда мы едем?

– Тут недалеко…

Комиссар уже знал куда. Здесь недалеко ресторан, принадлежащий другу Альсии, еврею. Если родители узнают, ей несдобровать.

– Ты что-то узнала? – спросил он, пока сестра рискованно лавировала в потоке.

– В бардачке…

Комиссар достал папку с документами.

– Твой предшественник, – прокомментировала Альсия, – похоже, на ходу подметки рвал. Знаешь, сколько он квартир купил за три года?

???

– Пять!

– Ничего себе.

– Последнюю он купил в Сите[8], рядом с аэропортом. Там квартиры полтора миллиона лир стоят, не меньше. Интересно, это как же надо воровать?

Хороший вопрос…

Коррупция в Турции была всегда, потому что сама среда, само прошлое османов ее провоцировали. Когда Султан назначал кого-то на вилайет, он не платил этому человеку жалования, наоборот, он ожидал, что тот будет и на свое прокормление сам зарабатывать, и отправлять деньги в Порту. Потому брали все. Учитывая то, что отдел по борьбе с организованной преступностью боролся и с контрабандой наркотиков, можно было представить, какие там могли быть суммы в ходу.

Но пять квартир за три года? И это только квартиры. Сколько же он всего нахапал? И за что? Может, что-то связанное с Султаном?

Но тут как раз слишком мало. И все же…

– Спасибо. Я посмотрю.

– Не за что, братик. – Альсия припарковалась. – Приехали…

– Комиссар… вы, видимо, не поняли приказа.

Суперинтендант уголовной полиции Стамбула Мехмет Назим-Бей происходил из турецкой аристократии, о чем свидетельствовала приставка «бей» к его фамилии. И вел он себя соответственно.

Комиссар Хикмет пришел к нему вместе с документами, которые достала Альсия, – но суперинтендант не захотел их даже посмотреть.

– Эфенди, здесь явный случай коррупции. Комиссар Джаддид купил пять квартир за три года. Он не мог заработать честным трудом на пять квартир за три года!

– Комиссар Осман мертв. Что бы он ни делал, это все осталось в прошлом. Мы не можем марать грязным подозрением весь полицейский директорат…

Мехмет Назим-Бей вышел из-за своего стола и подошел вплотную. Несмотря на то что комиссар был выше его на голову, он каким-то образом умудрялся нависать над комиссаром.

– Имейте в виду, комиссар, – сказал он, – я был против вашего назначения на пост начальника отдела, но в министерстве решили иначе. Пусть так, но если вы мне не будете подчиняться, я вас уничтожу. Вам все ясно?

– Вполне, эфенди.

– Тогда слушайте приказ – я запрещаю вам расследовать смерть комиссара Османа. У вашего отдела и так хватает дел. Я приказываю вам заняться текущими делами, понимаете, комиссар?

– Да, эфенди.

– Убирайтесь. И чтобы я больше от вас про Османа не слышал.

Комиссаром полиции Назим Хикмет стал не случайно…

Он родился в восьмидесятом году в районе Таксим в европейской части Стамбула. Его семья была типичным турецким средним классом, мать учительница и работающий чиновником в Банке Турции отец. Четверо детей – трое братьев и сестра. Отец выбивался из сил, чтобы все дети получили нормальное образование, мать тоже работала. Но оказалось… все это было так легко разрушить…

Он помнил тот день в мельчайших деталях и уверен был, что до конца жизни будет его помнить…

Его брат Али – он уже учился в старших классах – пришел домой раньше и позвал его с собой, они пошли на берег Босфора. Они постоянно туда ходили вместе… они вообще были очень близки, младший брат и старший, Али и Назим. Али учил его, как можно сделать какой-нибудь трюк и получить монетку у иностранных туристов, как ловить рыбу – в развалинах у них были припрятаны удочки – и как незаметно стянуть апельсин у зазевавшегося лавочника. Но в этот раз, как только они пришли на их любимое место у Галатского моста, брат начал какой-то странный разговор, и он Назиму сильно не понравился.

Али сказал, что он познакомился с каким-то взрослым мужчиной, у которого есть большая квартира и который приглашал Али к нему домой, он угощал его фруктами и учил курить сигареты – потому что все взрослые мужчины курят сигареты. И он к нему ходил уже несколько раз, а узнав, что у него есть маленький брат, этот мужчина и его приглашает к нему в гости. И они могут пойти к этому мужчине прямо сейчас.

Назиму не стало интересно. Назиму стало страшно. Он почему-то сразу вспомнил рассказы бабушки Фатимы про дивов – злых духов, которые могут принимать облик людей. И маму, которая не раз говорила, что, когда идешь в гимназию или оттуда, нельзя заговаривать с посторонними и что-то брать у них. Если нельзя даже заговаривать, как же можно пойти домой? И он сказал, что не пойдет домой к этому мужчине.

Али начал смеяться над ним и называть маленьким трусишкой, который еще недостаточно вырос для взрослых дел. Назиму действительно было страшно и было неприятно оттого, что брат называет его так. Но он все равно сказал, что не пойдет, и чем больше брат насмехался над ним – тем страшнее было маленькому Назиму, которому было тогда всего девять и который по сравнению с четырнадцатилетним братом был совсем еще сопляком.

Тогда Али сказал, что он пойдет один. А когда Назим сказал – не ходи, пойдем лучше домой, – назвал его трусом и еще посмеялся.

А потом он ушел. Назим навсегда запомнил, как его брат, который мог стоять на руках на мостовой несколько минут, исчезает в толпе.

И больше он брата не видел…

Дальнейшее он тоже помнил, себе на беду… кричащий отец, рвущая на себе волосы мать, горящая от пощечины отца щека. Потом пришел дядя, и они с отцом поехали на набережную, там была полиция… но что он мог сказать им? Он ведь не видел, куда пошел Али, и не знал, как зовут того мужчину.

Али нашли несколько дней спустя в рыбацкой сети…

Назим тогда еще не понимал смысла слова «надругался», которое то и дело проскальзывало в разговорах старших. Он помнил только похороны и тот взгляд матери – полный тупой, какой-то коровьей боли. Она была как слепая, стояла, поддерживаемая тетушками, когда Али уносили из дома, чтобы похоронить.

Маньяка, который надругался над Али и убил его, так и не нашли. Не нашел его и он, хотя пытался.

Тогда Назим и решил, что он станет полицейским и будет искать того мужчину и защищать людей от таких, как этот мужчина.

Так как он закончил хорошую гимназию и в совершенстве знал немецкий, его взяли в полицейскую академию, потом включили в состав группы, отправлявшейся в Германию на длительную стажировку… отношения Турции с Германией исторически были очень тесными. Его стажировка пришлась на время разгула албанских и югославских банд, и за два года он много чему научился у криминального комиссара Гамбурга Людвига Вермеера. А по возвращении на родину его перевели в отдел сотрудничества с Интерполом, где он боролся с международной наркомафией. Он был удачливым и цепким полицейским…

Но он избегал приходить домой, потому что приходилось смотреть в глаза матери и каждый раз отвечать на ее молчаливый вопрос – нет, мама, не нашел.

Я его не нашел.

И сегодня ему предстояло снова посмотреть в глаза матери…

Дверь открыл отец. Он постарел, но не так сильно как мама, и был крепким стариканом, полностью лысым, с ястребиным взглядом, совсем не подходящим бывшему бухгалтеру. Он пил виски, ругал Эрдогана и ходил на эту проклятую площадь в кафе, где боролся за экологию и где собирались такие же идиоты, повернутые на защите окружающей среды…

– Папа…

– Проходи, раздевайся. Смотри, кто к нам приехал…

– Брат…

В коридор их квартиры вышел похожий на него, но более приземистый, крепкий…

– Мустафа!

– Ты все еще служишь?

– Вот только что ушел…

– А я новое назначение получил.

– Какое?

– Теперь я отвечаю за борьбу с мафией во всем Стамбуле.

– Поздравляю…

Мустафа был третьим из братьев. Средним. Почему-то он всегда сторонился и Али и Назима… Назим не мог припомнить, чтобы они когда-то гуляли вместе. Он все время что-то читал… и какое же было удивление родителей, когда Мустафа завербовался в армию вместо того, чтобы идти в университет.

Они сидели на крыше и курили, передавая друг другу самокрутку – одну на двоих. Назим давно не курил, – и теперь табачный дым неприятно драл горло. Щипал глаза.

Они сидели на крыше пятиэтажки – той самой, в которой оба они родились, в которой провели свое детство и юность. В этой пятиэтажке продолжали жить их родители, в то время как они давно выпорхнули из гнезда…

– У тебя проблемы? – спросил Назим, передавая самокрутку.

Брат затянулся, прежде чем ответить.

– Проблемы… ну как тебе сказать.

– Скажи как есть.

Брат невесело усмехнулся.

– Проблемы сейчас есть у всех, ты не заметил? У всех турок сейчас проблемы.

Брат служил в коммандос. Они не говорили матери, чтобы не пугать и не расстраивать ее, но это было так. А коммандос – турецкие специальные силы – приняли самое активное участие в попытке переворота 2015 года. В них было много националистов, а Султан был против национализма. По сути, тогда в трагической схватке столкнулись две турецкие идентичности – турки как нация и турки как мусульмане…

Переворот мог бы закончиться совсем иначе. Султан был в то время в горном отеле, там был какой-то экономический форум. Первым своим шагом заговорщики решили его захватить. Отряд спецназа вылетел на нескольких вертолетах, но когда вертолеты приземлились, Султана уже не было. Он покидал это место с такой спешкой, что большая часть охраны не успела уйти из отеля и вступила в бой с десантной группой заговорщиков… но Султана в отеле уже не было, его кто-то предупредил. Кто-то, кто решил, что он сначала раб Аллаха, а потом и все остальное…

Заговорщики вывели на улицы войска – и тут их поджидал второй сюрприз. Турецкий народ, турецкая улица, та самая, которая раньше была безучастным наблюдателем, с голыми руками пошла на танки и вооруженных солдат. А солдаты не готовы были стрелять в толпу, пока та не побежит. Потому что это был не Тегеран семьдесят восьмого. Времена изменились.

И третий просчет заговорщиков – изменилась Европа. Если в 1980 году она спокойно восприняла переворот генерала Кенана Эврена только потому, что он был правый и против коммунистов, то теперь Европа в принципе не была готова принимать власть, пришедшую в результате военного путча. Даже если это власть прогрессивная и проевропейская.

Несмотря на отчаянные меры отдельных людей, по оппозиционной телестанции нанесли удар боевые вертолеты – переворот провалился за два дня. Это был не Тегеран семьдесят восьмого.

Дальше была трагедия, были мечущиеся вертолеты с заговорщиками, один из которых сел даже в Греции, были массовые аресты – весь мир облетела фотография, как турецкие военные сидят на полу со связанными руками и смотрят на портрет Султана – это такое идейно-политическое воспитание по-османски. Многие пошли в тюрьму до переворота, еще больше после. Именно с того момента были омрачены отношения с Соединенными Штатами – все заговорщики были с совместной базы Инжирлик и там же они скрывались. Но самое главное – Султан больше не доверял армии. А в автократической системе власти, которую он выстроил, недоверие Первого было приговором, было пятном на всех и на каждом. И самое большое недоверие было как раз к специальным силам, где служил его брат…

– Но у всех они разные.

– Ошибаешься, – брат глубоко затянулся, – одинаковые. И у них есть имя.

– Не уверен, что я хочу его знать.

Назим решил сменить тему – про политику говорить было небезопасно даже здесь.

– У нашей Альсии новый бойфренд.

– Вот как? Который?

– ???

– Который по счету.

– Не говори так про нашу сестру. Его зовут Моше.

– Как?!

– Моше…

– Он что…

– Да. У него ресторан… недалеко отсюда… но он не израильтянин, он, кажется, американский еврей. У него гражданство США.

– Даже так…

– Я был у него в кафе. Его заведение называется «Вино и олива».

– Вино? Он что, подает вино?

– Да, это же европейская часть. Вино, кстати, неплохое…

– Не сомневаюсь…

Брат бросил окурок в колодец двора – и они оба проследили за тем, как огненная точка канула во тьме.

– Пошли в дом.

16 сентября 2020 года

Стамбул, район Левент

Утро у криминального комиссара Хикмета не заладилось – в азиатской части города произошла серьезная перестрелка. Египетская банда делила территорию с чечено-узбекской. Четыре трупа – хорошее начало работы…

Было еще темно, когда он приехал на место. Скорые уже уехали, но полицейские машины остались, и их медленно вращающиеся мигалки синими всполохами высвечивали старые стены домов. Полицейские толпились у машин, кто-то расставлял на проезжей части цифры с номерами улик…

Комиссар Хикмет вышел из машины. Болела голова. К нему подошел комиссар Бюль из местного полицейского участка.