Не надейтесь на князей, на сынов человеческих

Отслужил я литию у креста придорожного, говорю Марине:

– Видишь как бывает: человек любил жизнь, любил жену, души не чаял в своих ребятишках – две дочери и сын – хотел жить… Но Господь призвал к себе. Почему – никто не скажет. А ты хочешь руки на себя наложить… Сатане душу отдать… Красивая, обеспеченная, умная…

Ещё и на кладбище её затащил.

– Время есть, – спрашиваю.

– Да.

– Поехали.

У Саши на могиле отслужил литию.

Она говорит:

– А на могиле моих родителей можно?

Поехали к её родителям, на другое кладбище. Связь с усопшими наставляет нас, дисциплинирует, заставляет ценить жизнь.

Скромный памятник, могила ухоженная. Придраться не к чему.

– Молодец, – похвалил, – бываешь здесь. Наверное, – говорю – некому больше за ней смотреть!

– Нет, – говорит и добавляет, – хочу, чтобы меня рядом с ними похоронили. Здесь моё место.

Больше Марину в храме не видел. Что с ней – не знаю. На том кладбище бываю в родительские дни, там Миша Норкин похоронен. В последний раз в Троичную субботу заезжал. Всегда подхожу к могиле родителей Марины, недалеко от входа. Отец с матерью по-прежнему одни лежат и могилка ухоженная.

Встать, суд идёт

В ту нашу встречу прихожу к батюшке в келью, он улыбается чему-то своему. И говорит:

– Ты меня постоянно просишь вспоминать интересные случаи, сегодня пришло на память, как наши женщины записали меня в чудотворцы, которые воскрешают мёртвых.

Батюшка начал рассказывать, как пустили о нём слух, будто поднимает на ноги умирающих! Человек отходит, одной ногой в могиле, родственники со дня на день в гробу выносить собираются, а батюшка придёт, окрестит, и снова болезный жив-здоров, чего и всем желает.

Первый в череде чудесных, передаваемых из уст в уста слухов. произошёл с ветхой старушкой. Она была из тех, кто родился сразу после Гражданской войны. Церковь в их деревне ретивые комиссары закрыли к моменту её появления на свет Божий, бабушка прожила нехристью семьдесят с лишним лет. На восьмом десятке обезножила, год лежит, второй, третий, дело к смерти, но бабушка ни туда и ни сюда. Знатоки посоветовали родственникам окрестить болезную – Бог не хочет некрещёной старушку принимать. Батюшку Виталия пригласили для совершения таинства. Он окрестил, потом причастил и даже пособоровал. Зять болящей тихонько батюшку спрашивает: «А она как скоро умрёт после соборования?» И сообщает, что место хорошее на кладбище приготовлено, так сказать, ждёт не дождётся хозяйки. Батюшка возмутился: «Да не торопись ты хоронить. Всяк может быть! Глядишь, ещё попляшешь с дорогой тёщей гопака или другой народный танец! Откуда мы можем знать волю Божью!» Через два дня зять едва дара речи не лишился. Открывает калитку, а тёща с крыльца спускается, матрас тащит на просушку. Потом от неё приветы батюшке года два передавали.

Посрамил Господь маловеров.

Вскоре после «воскрешения» старушки, пригласили батюшку ребёночка крестить. Прогноз врачей был неутешительным. Действительно, в чём только душа держалась – воробышек, казалось, возьми в горсть, весь уместится, меньше килограмма весом. Маленький, красненький, недоношенный воробышек под прозрачным колпаком лежит. Отец с матерью, бабушки с дедушками носами хлюпают – не жилец. Ждали-ждали его, четыре года не могла молодая мамаша зачать и вот, как не береглась, совсем недоношенным родила Артемия.

– Я ещё переспросил, – рассказывает батюшка, – Артём? Нет, уточнили, Артемий. Вы плакать прекратите, – говорю, – раньше времени ни к чему слёзы лить. На всё милость Божья! Всё промыслительно! Для Господа Бога ваш Артемий не проблема. Для врачей проблема, а для Него нет. Молитесь, просите Бога.

Определился батюшка с именем: Артемий так Артемий. Крестик на крошку не наденешь, символически обозначил акт надевания, медсестре наказал, чтобы в головах как-то повесила.

– Через два года приводят в церковь розовощёкого бутуза, – рассказывает батюшка, – «Узнаёте, – спрашивают, – нашего Артемия?» А он стоит, насупился. Серьёзный парень. Сейчас Артемию лет пятнадцать, велосипедным спортом занимается.

– Матушку маршала Язова не воскресил, – улыбается батюшка. – Она отходила уже, пригласили исповедовать, причастить. Мне говорят: ты причасти, пусть определится – туда или сюда. «Мария, – говорю, ты меня слышишь, понимаешь? Какой-нибудь знак дай!» Она руку мою сжала с силой. «Все, – говорю, – понял». Над кроватью парадный портрет Язова. «Какой, – говорю, – у тебя сын красавец!» Она опять руку сжала. Когда исповедовал, на мой вопрос или руку сожмёт, или глазами знак даст. Видно сразу – волевая женщина. А отпевать владыку Феодосия пригласили. Причащать маму последнего министра обороны Советского Союза можно и рядовому батюшке поручить, отпевать – митрополиту.

Много было случаев у батюшки, когда милость Божья открывалась. С Антоном Басовым более десяти лет дружат. Батюшка взял по ипотеке квартиру, Антон вызвался довести жильё до ума, отделать квартиру: «Батюшка, только я и никто другой! За честь сочту». И отлично всё сделал. Началась дружба с того, что Антон умирал. Работал бригадиром на стройке и надорвался. Не рассчитал силы при переноске тяжестей и попал на операционный стол. Сделали три операции, после чего хирурги подвели итог: больше нет смысла оперировать. И ничего утешительного родственникам не пообещали. Как раз наоборот: готовьтесь к худшему. Антону ни до чего дела нет – в коме. Сёстры его и жена, как услышали «готовьтесь к худшему», вспомнили – Антон не крещёный. Всё отмахивался – потом-потом. «Потом» наступил, дальше тянуть некуда, сегодня-завтра помереть может. Батюшка приходит в больницу, жена, сёстры у реанимации в слезах: «Ой, батюшка, поспешите, того гляди умрёт наш Антоша». – «Вы что как по покойнику плачете? – напустился на них батюшка. – У Бога милости много. Не решайте за Него!»

Батюшка зашёл с женой в реанимацию. В какие-то моменты во время крещения Антон подавал признаки жизни, вдруг замычит-замычит утробно. После крещения батюшка жене, сёстрам дал наставления: «В себя придёт, пригласите причастить. А Бог даст, сам будет ходить в церковь причащаться. А вы мокроту не разводите, молитесь, в церковь ходите. Не думайте: окрестили и всё – умыли руки, можно теперь на Бога уповать! Молебны заказывайте…»

Через несколько дней пригласили батюшку причащать Антона. И дело пошло на поправку. Жене, сёстрам батюшка строго-настрого наказал, чтобы бригадиром на стройку больше не пускали мужа-брата. «Сколько можно терпение Бога испытывать, – сказал, – гневить Его? Щадящую должность пусть просит. Ухайдокаете мужика». Антон ещё и дом себе строил. «И на дому пусть не надрывается, людей нанимает!»

Так что «воскресил» батюшка Антона. Дом он свой достроил. Батюшка Виталий освятил новое жилище и сделался в нём уважаемым человеком. А ещё и духовным отцом Антону с женой.

Антон выправился, беда с другой стороны подошла, сын Антона автодорожный институт окончил и начал выпивать. Что ни день, то выпивши, а то и пьяный. Родители не знают, что делать. Никогда парень проблемным не был… Батюшка взял Васю в оборот: «Ты что – неудачником хочешь жить? Умный парень, всё при тебе – здоровье, образование, должен работать, в начальники выбиваться! И чтобы хоть изредка в церкви я тебя видел! Ты не думай, что без Бога можно нормально прожить!» Один из приёмов воспитательного воздействия у батюшки – жесткий наезд на воспитуемого. Вася в ответ басил: «Ну, выпью иногда, и что тут такого? Все выпивают!»

Но что-то в голову запало. Батюшка как-то после службы из алтаря выходит, а Вася перед иконой Николая Чудотворца со свечой стоит. «О, Вася, – похвалил батюшка, – молодец, к Богу прилепляешься. Давно пора». И тут же в голову батюшке пришла дельная мысль. «Вася, ты ведь не женат у нас?» – «Нет, рано мне, погулять надо». – «Давай-ка я тебя с Ниной познакомлю».

И, не дожидаясь Васиного согласия, подзывает рабу Божью Нину, дочь своего духовного чада. Она тут же в храме была, с клирошанами беседовала. «Пойдёмте-ка, – позвал батюшка молодёжь к себе в келью, – чайку попьём, беседы побеседуем!» Посидели минут двадцать, потом батюшка выпроводил гостей: «Идите уже погуляйте, у меня ещё дел по горло. Чё вы тут со мной стариком время тратите».

Через четыре месяца Нина и Вася пригласили батюшку на свадьбу. Повенчал их, а через год в молодой семье родилась двойня – Пётр и Павел. Васе не до водки стало, надо работать, семью кормить. Сначала водителем устроился, батюшке это не понравилось, пилил Васю: ты в начальники выдвигайся. Наконец взял кадровый вопрос в свои руки, устроил Васю в проектную фирму, которой руководил друг-однокашник Виктор Краско. Вася парень с головой, пришёлся ко двору на новом месте.

***

Поговорив о «воскрешении из мёртвых», мы перешли к главной теме нашей встречи. Батюшка принялся рассказывать, как едва не пустил насмарку всю учёбу в институте, своими руками, точнее – кулаками, не исковеркал себе судьбу.

– Тот вечер не удался с самого начала, – начал батюшка. – Накануне получил зарплату сторожа и пригласил в кафе свою девушку. Ранее говорил про анекдот в нашей группе – «Шура женился». Едва не каждый раз: познакомлюсь с девушкой и всё – вот она моя судьба. Та единственная и неповторимая половинка. С кем поделиться счастливой новостью? Прежде всего, с Казанцевым. «Володя, – начинаю воодушевлённо рассказывать, – отличную девушку встретил – красавица, умница! Лучше не найти – женюсь!» Приведу в общежитие, познакомлю с ребятами. Потом по каким-то причинам расстанемся. С Ларисой точно так получилось. Планировал – сразу после диплома жениться. Лариса училась в консерватории, пианистка, ей год до окончания оставалась. Думаю, распределюсь рядом с Новосибирском, а ещё лучше – в городе, рядом с женой быть. В кафе мы бутылку креплёного вина выпили, не помню, из-за чего начали спорить и разругались.

На старших курсах я начал употреблять вино и что покрепче, но мой организм активно противился, не любил это дело, поэтому знал меру. Но в тот вечер я порядком захмелел, до кафе полдня ничего не ел, а ещё ссора – дурость в голову и ударила, гордыня попёрла. Лариса развернулась и пошла в одну сторону, я психанул и зашагал в другую. Захотелось напиться. В магазинах царило жёсткое правило: спиртное после семи вечера не отпускать, я пошёл в ресторан «Центральный». Наши ребята там сторожили, вышибалами работали. Думаю, если кто из наших работает – возьму. До закрытия ресторана было часа полтора. У гардероба собралась небольшая очередь, встал в хвост. Смотрю, передо мной симпатичная девушка, она уходила из ресторана. Заговорил с ней и корректно, на «вы», предложил:

– Время детское, а вы уходите. Давайте продолжим вечер, посидим, поговорим, шампанского выпьем. Приглашаю. Вы настолько восхитительны, что слов нет…

Я-то думал, девушка одна одинёшенька, а ничего подобного – с парнем. Он за мной встал и ждёт, что дальше будет. Тоже трезвостью не отличался в тот вечер. Послушал, как я его девушке топорные комплименты отпускаю, и грубо прервал их поток:

– Ты бы, говорун, линял подобру-поздорову!

Мне бы извиниться, дескать, простите, не знал, что это ваша девушка. Но гордыня.

– Мне и здесь не дует! – говорю с вызовом. – Чё бы я линял, я не ситец!

– Ты не ситец, а дерюга, потому шагай отсюда!

И толкнул меня. Не сильно.

Высоченный парняга, этакий мотыль. Я все пять лет учёбы выступал в весовой категории до шестидесяти трёх с половиной килограммов. К пятому курсу они практически не изменились. Случалось, сгонял перед соревнованиями килограмма два. Тот же Витя Краско перешёл в другую категорию, а я держался в одной весовой поре. Парень видит, перед ним шибздик, толкнул меня в плечо:

– Давай-давай дуй мелкими шагами и побыстрее!

Я не сдержался, ударил его в корпус. Приложился от души, он отлетел метра на два и сел на задницу. Я развернулся и пошёл из ресторана. На тот момент решение принял правильное: не усугублять ситуацию мордобоем, а делать ноги. Однако парень захотел последнее слово, в виде пинка, оставить за собой. Догнал меня…

Вечер во всех отношения был не мой. В это самое время в ресторане находился Астров, начальник уголовного розыска Центрального района. Мужчина ростом за метр девяносто, и чем-то похож на этого парня. В ресторан заглянул не с намерением выпить-закусить, отдохнуть в кабацкой атмосфере. Как раз наоборот, оценить оперативную обстановку на подведомственной территории, посмотреть – нет ли знакомцев из криминального мира, пусть лишний раз зарубят себе на носу – контроль за ними не ослабевает. А тут незнакомец дебоширит. Всё было против меня. Я не вижу, что у меня за спиной творится, иду к выходу, а парень меня догоняет и даёт пинок… Получилось это у него неловко… Пнуть-то пнул и ощутимо задел, да сам переусердствовал не устоял на ногах… Неустойчивым был в тот вечер. От моего удара упал и от своего пинка тоже… Он падает, и в этот же момент подскакивает ко мне сзади Астров. Ну не позже и не раньше. Тогда я не знал, кто такой Астров. И век бы не знать. Был он в гражданской одежде. Я поворачиваюсь на пинок и даю Астрову в физиономию. Посчитал, именно он отвесил пенделя.

Сам включаю ноги и ныряю тамбур.

Астров был с прикрытием – два милиционера ждали в тамбуре. Они бросились задерживать меня. Но я же «злодей на ринге», вырвался и принял решение уходить через ресторан. Раз выход перекрыт – буду прорываться через кухню. Знал этот маршрут. Несколько раз подменял наших ребят сторожей в ресторане. На моём пути встаёт Астров. Целая операция по задержанию злостного преступника. Мужик крепкий, самбо и волейболом занимался и при оружии. Потом говорил:

– Я тебя засранца мог пристрелить!

Больше я с кулаками на него не кидался. Собственно, не дали. Милиционеры повисли на плечах. А в первый раз заехал ему знатно. След по всей левой скуле ударом оставил, кожу содрал. Менты скрутили меня, в машину засунули и повезли в милицию Центрального района. А я раскипятился, в разнос пошёл, стал орать: «Всех поодиночке выловлю». Один мент не выдержал наглости, кулаком заехал мне… Губы стали, как у Софи Лорен. Привезли в райотдел, посадили в каталажку.

Каким-то образом информация тут же долетела до общежития. Наверное, кто-то из наших дежурил в «Центральном». Ребята развернули бурную деятельность. Казанцев позвонил Лене Николаенко, а её дядя Ваня был комиссаром милиции – замполит. На следующее утро Витя Краско, Володя Казанцев, Лена Николаенко, Егор Назаров пошли к дяде Ване просить за меня. Дескать, дядя Ваня, выручай оболтуса, срок ему грозит.

Сижу в камере, замок загремел. Заходят Астров и дядя Ваня. Дядя Ваня Астрову на пороге говорит:

– Фёдор, ты с побитой физиономией, действительно, похож на начальника уголовного розыска. Не кабинетного работника, а настоящего сыскаря, побывавшего в переделке.

След на скуле получился заметный. Кожу я хорошо снёс. А дядя Ваня дальше шутит, весёлое у него было настроение в то утро. Посмотрел оценивающе на меня и Астрову говорит:

– Фёдор, ты хочешь сказать весь сыр-бор из-за этого доходяги! Я думал тут Добрыня Никитич! Плечами потолок подпирает и кулак с арбуз!

Видок у меня был жуткий. В три погибели скрючился, за ночь намёрзся, озноб колотит. Казанцев утром передал через знакомого милиционера-боксёра, шерстяную вязаную кофту размера на два больше моего, висит, как на доходяге. Пугало и пугало.

Выпустили меня под подписку о невыезде. Как ни пытался Казанцев договориться с парнем, которому я врезал в раздевалке, не захотел он забирать заявление, обиделся. Завели дело о злостном хулиганстве. Повезло со следователем. Мария Васильевна Ерёменко болела за меня всей душой. В жизни у неё случилась большая трагедия: попала в автомобильную аварию, сама была за рулём, муж и сын погибли, осталась вдвоём с дочерью. Человек принципиальный, на неё бесполезно было давить по партийной и другой административной линии. Узнала, что я воспитывался без матери, прониклась ко мне как к непутёвому сыну, который и выпивать-то не умеет, а тут помазал губы и раздухарился. Она и ребят из группы научила, как лучше действовать, чтобы мне условный срок дали. Повела к прокурору. Со следователем мне повезло, зато прокурор района ненавидел хулиганов. Однажды пострадал от их кулаков – был подвыпивши поздним вечером, его прищучили лихие ребята, отметелили и деньги забрали. С той поры по статьям о хулиганстве просил максимальные сроки. Считал, зло надо калёным железом вытравлять из общества. Первый раз собрался я к прокурору по инициативе Марии Васильевны, прихожу к ней, она оценивающе взглянула на меня.

– Нет, – забраковала, – слишком хорошо ты одет. В таком виде нельзя, поплоше оденься.

Заставила сменить наряд. Это был тактический ход, цель которого – повлиять на прокурорские мнение, смягчить его сердце. Предупредила, чтобы я не упоминал о ресторане, дескать, в кафе дело происходило. Что-то я мямлил прокурору. В основном Мария Васильевна говорила. Мол, парень глупость совершил, выпил немного, никогда не пил, спортсмен-разрядник, учится хорошо, а тут выпил. На этом сыграла.

Повезло мне, попадись другой судья, пошёл бы на зону, а там кто его знает, как дальше повернулась жизнь с клеймом зека. Много раз, приезжая в Новосибирск, заходил к Марии Васильевне, письма писал, родным человеком стала. И к Астрову заходил. Нормальный мужик, весёлый. Самбо занимался и мастер спорта по волейболу. Фигурой классический волейболист – высоченный, крепкий, ладонь как лопата.

Смеялся:

– Подловил ты меня! Не подумал – боксёр на меня прёт. В таких ситуациях, кто бы ни был перед тобой, надо быть начеку, а я подставился…

Партком института решил подстраховаться со мной. Быстренько надумал отчислить разгильдяя-хулигана и дело с концом. Дескать, студент уже не наш, с нас взятки гладки, статистику нашу не портит. Учился у нас, было такое, а теперь какие к нам могут быть претензии? Краско узнал о намерениях парткома, сказал мне, я – Марии Васильевне доложил. Она вознегодовала и пошла на заседание. Отчитала партийных лидеров: «А презумпция невиновности. Ещё неизвестно, это я вам как следователь говорю, как суд решит, а вы уже умываете руки. Парню пять минут до защиты диплома, вы судьбу готовы ему сломать».

Понятно, с каким настроением ходил я в тот период. А ребята хохмили, пока под следствием был. Фотографируемся, кто-то обязательно скажет: Шуру в фас и профиль взять. Или линейку притащат, дескать, для тюремной фотографии линейку сбоку положено приложить.

– Ты, Шура, у нас на большую дорогу выходишь, как революционер Ленин, то по тюрьмам, то по ссылкам.

– Не переживай, Шура, мы тебя не бросим, мешок сухарей насушим, будешь грызть на этапе и нас вспоминать добрым словом.

Как-то прихожу в общежитие, половина окна в нашей комнате забрано сеткой-рабицей. Кто-то не поленился, приволок откуда-то кусок, к окну приделал:

– Шура, репетируй смотреть на белый свет через решётку.

Кошке игрушки – мышке слёзки. Надо диплом делать, у меня из рук всё валится.

Витя Краско здорово помог.

Витя пришёл в институт уже опытным боксёром, кроме этого имел спортивные разряды по лыжам, плаванию. Разносторонний спортсмен. Выделялся в любой компании внешностью. Густые чёрные вьющиеся волосы, мужественное, как у артиста, лицо. В нём многое сочеталось – шутник, балагур и ответственный общественный работник, сначала был в комсомольском бюро курса, а потом и всего факультета. Он уже в институте думал о карьере, вступил на третьем или четвёртом курсе в партию.

Мы с ним соперничали на ринге, выступали долгое время в одном весе. Сдружились ещё в первом семестре. В перерывах между лекциями ходили на четвёртый этаж на кафедру математики, там была небольшая аудитория для практических занятий, она часто пустовала. Ходили не заниматься, просто беседовали о жизни, тут же могли отрабатывать приёмы бокса. Нам было тепло друг с другом. Оба из простых семей. Вспоминали родные места, походы в лес, на рыбалку. Рассказывали о бабушках, дедушках. У Вити, как и у меня, дед воевал в Великую Отечественную войну и погиб. Сам Витя родом с Алтая, до седьмого класса жил в селе. Много было общих тем.

На втором курсе его призвали в армию, отслужил и снова вернулся в институт. Учились на разных курсах, но тренировались постоянно вместе. А потом в Омске встретились и все эти годы дружили. В честь Виктора я сына назвал. Когда женился, Виктору говорю: родится сын, назову твоим именем. Первой у нас дочь родилась, и второй ребёнок тоже девчонка. Тогда ещё Виктории в святцах не значилось. Витя смеётся, не быть мне твоим кумом. Наконец сын родился. Виктор стал его крестником. Лёля-Витя звал его сын. Витя ему то дорогущую железную дорогу подарит, то денег подкинет на летний отдых, гитару хорошую помог купить.

Виктор в самом начале девяностых создал и двадцать пять лет возглавлял крупную проектную организацию, работающую в нефтегазовой отрасли. Начинали с дюкеров, прокладке трубопроводов под водой, а потом выросли в многопрофильный проектно-изыскательский центр.

Работа отнимала у него массу времени, но он всю жизнь держал себя в спортивной форме. Дом построил, большую комнату отвёл под домашний спортзал. Постоянно с тяжестями занимался. Мне звонит: взял для тебя абонемент в тренажёрный зал. Начну ворчать, без того устаю. Нет, говорит, ничего не знаю, вдвоём с крестником начинайте ходить, зима впереди, надо держать себя в тонусе. Ещё и инструктора приставит, тот под меня комплекс упражнений подберёт, после каждого занятия массаж сделает. Время от времени Витя звонил ему, интересовался – не филоню ли я?

Но себя не уберёг. На море в Черногории долго плавал и лёгкие застудил. Онкология.

Исповедовался у меня, причащался. Вместе с женой ходили в церковь. Нечасто, но ходили. Жена татарка – Раушан, в крещении Рая, окончила наш институт. Женщина по-восточному скромная, сдержанная. Никогда на первый план не выходила, держалась в тени. Но когда ни придёшь – расстарается для гостя.

Витя трепетно относился к иконам. Из всех своих поездок я старался привезти ему – с Кипра, Одессы, Польши. Как он радовался – ещё одна икона. Умел выразить восторг подарку. Сразу начнёт место определять – где образу стоять. Со мной начнёт советоваться. Несколько раз жертвовал нашему храму на реставрацию икон. И книги старинные церковные любил. Я подарил ему Евангелие девятнадцатого века в каноническом переводе, Псалтирь старообрядческую начала двадцатого.

В тот год у нас встреча выпускников была в институте. Вите сделали операцию в Израиле, а вторую в Германии. Стал восстанавливаться. Прихожу к нему домой, он мне давай демонстрировал физическое состояние – на брусьях «уголок» сделал.

– Видишь, – говорит, – что могу уже.

– Так поехали, – зову, – в Новосибирск на встречу.

Звал из соображений, развеется, последние месяцы тяжело ему дались, ребят повидает, положительных эмоций получит через край. Отказался:

– В этот раз один съездишь. Вернёшься, устроишь пресс-конференцию нам с Раей, подробно расскажешь, фотографируй побольше, видеокамеру возьми. Посмотрим, кто как изменился. Я поднакоплю сил, мы месяца через два в августе-сентябре в Черногорию с тобой рванём. На этот раз не открутишься.

В Черногории у него дом был. Много раз звал, но всякий раз по деньгам у меня не выходило, а нахлебником не хотел ехать.

После встречи выпускников в поезд Новосибирск–Омск сажусь, Раушан звонит – Витя умер.

Когда скайп появился, мы с ним едва не каждый день по вечерам перезванивались, поговорим минут пять-десять – и так светло на душе.

Не хватает его… Я с братом не был так близок, как с ним в последние годы…

А на суде Витя очень толково выступил.

Суд был выездным, проходил в актовом зале института. Мария Васильевна сказала в своём слове: да Кузнецов оступился, но разве можно отнести его к злостным нарушителям, которых надо изолировать от общества. Должен понести наказание, но с учётом смягчающих факторов: первый раз такое произошло, учится хорошо, общественной деятельностью занимается.

С суровой речью выступил Казанцев. Ребята всё продумали, кто что скажет. Нельзя всем дуть в одну дудку – Кузнецов белый и пушистый, представляем его к медали. Казанцев специально не стал меня предупреждать, что взял на себя обличительную часть. Дабы не получилось, он меня ругает, а я стою с улыбочкой, мол, свисти-свисти, знаем-знаем – это лишь спектакль. Должен быть эффект неожиданности. Казанцев опасался, вдруг в волнении не сумею ему подыграть. Ни намёком не предупредил.

– Талантливый спортсмен, – говорил обо мне Казанцев, – но вместо того, чтобы тренироваться и применять на соревнованиях спортивные навыки, напился, нахулиганил в общественном месте. Опозорил высокое звание студента нашего института. И человек с головой, ему бы наукой заниматься, а не тратить время на пустопорожние развлечения. Такие разгильдяи колеблют социалистические устои, позорят нашу молодёжь.

Облил грязью. Я не знал, куда деваться от стыда. Друг и такое наговорил.