Россия. Погружение в бездну

Игорь Фроянов

Россия. Погружение в бездну

От автора

Современные историки, писатели и публицисты уподобляют порою происходящие ныне события в России Смуте начала XVII в. Для этого есть определенные основания. Но главное состоит в том, чтобы учесть уроки прошлого. И основной из них, как представляется, – недопустимость равнодушия и робкого безмолвия. Очевидцы Смуты Иван Тимофеев, Авраамий Палицын и другие безымянные свидетели корень беды, поразившей Русь в начале XVII века, видели «в недостатке мужественной крепости у общества», умения соединяться против властных нарушителей порядка и закона. Когда Б. Годунов совершал свои беззакония, губил столпы великие, которыми земля укреплялась, все «благороднейшие» онемели, были безгласны, как рыбы… За это общественное попустительство, за «безумное молчание всего мира», по выражению А. Палицына, и наказана земля». Не поддаться «безумному молчанию», по мере сил и возможностей доискиваться правды, доносить ее до людей – моральный долг историка.

Писать о том, что происходит сейчас у нас в России без боли в сердце невозможно. Поэтому повествование о российских бедах не может быть бесстрастным, как у старца Пимена из знаменитой драмы А. С. Пушкина: «Спокойно зрит на правых и виновных, добру и злу внимая равнодушно». Нет сил «внимать равнодушно» злу, которое разлилось по нашей многострадальной стране. Негодование и ненависть клокочут в груди. Вот почему в книге некоторые проблемы, быть может, чересчур заострены. Но за этой заостренностью скрывается и нечто более существенное, чем простая эмоциональность: исследовательский прием, усиливающий эффект наблюдений и выводов, содержащихся в данном исследовании.

В заключение выражаю признательность М. П. Ирошникову, М. Ф. Флоринскому, И. Б. Михайловой и А. В. Валерову за помощь при написании книги.

Глава первая

Внешний фактор

Многострадальная судьба русского народа породила в сознании классика нашей литературы М. Е. Салтыкова-Щедрина художественный, но обладающий глубокой реалистичностью образ Коняги, изнуренного непосильным «работным» игом истории. Сколько веков Коняга несет это иго, он, по словам писателя, «не знает; сколько веков предстоит нести его впереди – не рассчитывает. Он живет, точно в темную бездну погружается… Самая жизнь Коняги запечатлена клеймом бесконечности. Он не живет, но и не умирает. Поле, как головоног, присосалось к нему бесчисленными щупальцами и не отпускает его с урочной полосы. Какими бы наружными отличками ни наделил его случай, он всегда один и тот же: побитый, замученный, еле живой. Подобно этому полю, которое он орошает своею кровью, он не считает ни дней, ни лет, ни веков, а знает только вечность… Целая масса живет в нем, неумирающая, нерасчленимая и неистребимая. Нет конца жизни – только одно это для этой массы и ясно. Но что такое сама эта жизнь? зачем она опутала Конягу узами бессмертия? откуда она пришла и куда идет? Вероятно, когда-нибудь на эти вопросы ответит будущее… Но, может быть, и оно останется столь же немо и безучастно, как и та темная бездна прошлого, которая населила мир привидениями и отдала им в жертву живых».

Картина, разумеется, безотрадная, но живо, увы, напоминающая день сегодняшний, когда Россия еще раз на протяжении последнего столетия погружается в «темную бездну», когда происходит принесение «в жертву живых» ради новых «привидений».

На исходе ХХ века, как и в его начале, снова появились «борцы» за «народное дело», самочинно взявшие на себя роль поводырей в «светлое будущее», связанное теперь не с коммунизмом, как это было при большевиках, а с капитализмом. Предметом трепетного обожания и едва не религиозного поклонения они провозгласили частную собственность, «священную» и «неприкосновенную», как известная индийская корова. Рыночная экономика, буржуазная демократия, правовое государство, приоритет отдельной личности перед коллективом причислены к разряду высших человеческих ценностей.

Вполне понятно, что столь радикальная смена социальных ориентиров в стране, где культивировались коллективизм, общественные формы собственности и плановое хозяйство, не могла не привести к состоянию нестабильности и смуты в обществе. Но здесь мы наблюдаем чисто внешнюю, т. е. видимую, сторону событий, которые имеют, помимо того, скрытый, далеко не менее драматичный смысл.

Войну против России ведут ее старые, закоренелые враги. Приведем циничное высказывание одного из апостолов «холодной войны» А. Даллеса, сформулировавшего главные принципы политики Запада по отношению к России следующим образом: «Посеяв в России хаос, мы незаметно подменим их ценности на фальшивые и заставим их в эти ценности верить. Как? Мы найдем своих единомышленников, своих помощников и союзников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания. Из литературы и искусства, например, мы постепенно вытравим их социальную сущность. Отучим художников, отобьем у них охоту заниматься изображением, исследованием тех процессов, которые происходят в глубине народных масс. Литература, театры, кино – все будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем всячески поддерживать и поднимать так называемых творцов, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, – словом, всякой безнравственности. В управлении государством мы создадим хаос, неразбериху. Мы будем незаметно, но активно и постоянно способствовать самодурству чиновников и взяточников, беспринципности. Бюрократизм и волокита будут возводиться в добродетель. Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не станут нужны, превратятся в пережиток прошлого. Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх друг перед другом и беззастенчивость, предательство, национализм и вражду народов, прежде всего вражду и ненависть к русскому народу: все это мы будем ловко и незаметно культивировать… И лишь немногие, очень немногие будут догадываться или понимать, что происходит. Но таких людей мы поставим в беспомощное положение, превратим в посмешище. Найдем способ их оболгать и объявить отбросами общества».

Россию, всех нас, русских, взяли, пользуясь известным выражением Ивана Ильина, «тихой сапой». Но пока, к счастью, не совсем. И все же необходимо осознать факт данного «пленения», поскольку это первое и непременное условие собирания сил с целью возвращения русского народа на покинутую им временно, в силу тяжких обстоятельств, собственную историческую дорогу. Возвращение, на наш взгляд, неизбежно. Оно не состоится лишь тогда, когда с русским народом как этнической общностью будет покончено навсегда. Во всяком случае, исторический опыт России, в частности опыт революций начала ХХ века, говорит о неприятии русским народом капиталистических отношений, построенных на индивидуализме, холодном расчете, голом чистогане и почитании «золотого тельца».

Следует согласиться с Г. А. Зюгановым в том, что главная причина болезни нынешней России – «попытка капиталистической реставрации, подрывающая материальные и духовные основы общества и государства и все более раскрывающая сущностную несовместимость западной буржуазной цивилизации и цивилизации российской. Капитализм не входит органически в плоть и кровь, в быт, привычки и психологию нашего общества. Однажды он уже втравил Россию в братоубийственную гражданскую войну и, как подтверждает многолетний опыт, не приживется на российской почве. Свидетельством тому и те три революции, которые произошли в стране с минимальным временным интервалом: с октября 1905 по октябрь 1917 года. Эти революции показали, что основная часть российского общества была решительно недовольна «недоделанным» российским капитализмом, бурно развившимся в стране после крестьянской реформы 1861 года, посягнувшим на соборные, общинно-коллективистские и духовно-нравственные устои народной жизни. Его-то и не принял весь народ, а не только мятущаяся, радикально настроенная интеллигенция, как пытаются доказывать сегодня ангажированные идеологи режима»[1].

В сети капитализма Россию загнал прежде всего Запад, весьма заинтересованный в осуществлении контроля над ее богатыми сырьевыми ресурсами и в получении дешевой рабочей силы. Достигнув данной цели, он решил свои важнейшие экономические и политические задачи, сделал крупный, быть может, главный шаг вперед на пути создания «нового мирового порядка», выгодного странам так называемого «золотого миллиарда». Разумеется, такое возможно только при включении России в мировую капиталистическую систему в качестве полупериферийного «партнера», имеющего в экономической и финансовой конкурентной борьбе неравные шансы со странами «высокоорганизованного пространства» и потому обреченного на подчиненное и зависимое положение со всеми вытекающими отсюда колоссальными потерями для россиян[2].

В высшей степени активную роль по втягиванию России, стран СНГ и бывшего социалистического лагеря в орбиту влияния западного мира играют Соединенные Штаты Америки. «В новую эру опасностей и возможностей, – заявил в свое время президент США Б. Клинтон, – нашей всепоглощающей целью должно стать расширение и усиление мирового сообщества стран демократического характера, опирающихся на рыночную экономику. Во время «холодной войны» мы стремились уменьшить угрозу выживания свободных институтов. Теперь мы стремимся расширить круг наций, которые живут при наличии свободных институтов…»[3]

Г. Киссинджер дал следующий, любопытный для нас по откровенности комментарий к этим словам американского президента: «В третий раз на протяжении нынешнего столетия Америка подобным образом провозглашает свои намерения выстроить новый мировой порядок, применяя свои собственные ценности на всем мировом пространстве (курсив мой. – И. Ф.). И в третий раз Америка, похоже, возвышается над всей международной ареной. В 1918 году Вильсон своей тенью заслонил Парижскую мирную конференцию, где союзники слишком зависели от Америки, чтобы громко высказаться против. К концу второй мировой войны Ф. Рузвельт и Г. Трумэн, казалось, имели возможность перекроить весь глобус по американской модели. Конец «холодной войны» породил еще большее искушение переделать мир по американскому образу и подобию (курсив мой. – И. Ф.). Вильсона ограничивал изоляционизм во внутренней политике, а Трумэн столкнулся со сталинским экспансионизмом. В мире по окончании «холодной войны» Соединенные Штаты остались единственной сверхдержавой, которая обладает возможностью вмешательства в любой части земного шара. Однако могущество их стало менее ощутимым, а вопросы, решаемые военной силой, исчезли»[4].

Бывшему Государственному секретарю США отказывает явно чувство меры, когда он утверждает, будто «вопросы, решаемые военной силой» со стороны Соединенных Штатов, якобы «исчезли». Одна история с Ираком, а также ракетные удары США по Судану и Афганистану, варварская бомбардировка Югославии показывают, какова истинная цена приведенным словам. Но это так, кстати. Главное же для нас состоит в признании Киссинджером соблазна у американцев «выстроить новый мировой порядок, применяя свои собственные ценности на всем мировом пространстве», «перекроить весь глобус по американской модели». Этот соблазн таит угрозу всему человечеству.

Американцы намерены «применить свои собственные ценности» в отношениях с нынешней и будущей Россией, что явствует из доклада «Америка и Россия в меняющемся мире» Строуба Тэлбота. «Америка, – заявил он, – проявляет себя наилучшим образом тогда, когда при выработке концепции своих интересов за рубежом исходит из ценностей и идеалов, на которых мы выросли здесь в Америке. С момента, когда мы стали новым независимым государством, мы продолжаем верить, что принципы управления государством, заложенные в Конституции и Билле о правах, привлекательны и актуальны для всех. Иными словами, мы желаем другим странам того же, что мы желаем для самих себя. Это значит, что мы хотим видеть эти страны демократическими, уверенными в своей безопасности, стабильными, процветающими и интегрированными в растущее сообщество других стран со сходным государственным устройством и ориентацией»[5]. Дай волю г-ну Тэлботу, он старательно «причешет» народы мира под американскую Конституцию и Билль о правах.

Перед нами новый, более утонченный и коварный вариант агрессивного экспансионизма, при осуществлении которого нет прямого насильственного захвата, присоединения или подчинения чужих земель, а есть втягивание других государств в сферу влияния своей экономической мощи с целью хозяйственного, финансового господства и подавления, бесцеремонное навязывание своих политических и духовных ценностей, деформирующих менталитет народов, подвергшихся подобной агрессии. По существу мы имеем здесь своеобразную форму продолжения «холодной войны», но с другими установками и средствами, чем это было до крушения СССР. Однако нас уверяют в обратном, утверждая, будто «холодная война» уже закончилась.

Впервые об окончании «холодной войны» и начале «новой эры» заявили Дж. Буш и М. С. Горбачев при встрече на Мальте в декабре 1989 года[6]. Позднее об этом заговорили и другие, причем в весьма уверенном тоне. ««Холодная война» закончилась, – это уже стало аксиомой», – писал 9 марта 1990 года в одной из американских газет Генри Киссинджер[7].

О завершении «холодной войны» говорит и другой американский аналитик Збигнев Бжезинский[8]. Идея о завершении «холодной войны» выгодна западным идеологам потому, что она позволяет, так сказать, дистанцировать Запад от последующих, наиболее драматических событий, связанных с расчленением СССР. Примечательны в данном отношении высказывания бывшего посла США в СССР Джека Мэтлока: «Очень важно не допускать путаницы между такими историческими событиями, как конец «холодной войны» и прекращение существования Советского Союза. Я не считаю, что последующие события, значение которых в истории столь же велико, с неизбежностью вытекали из окончания холодной войны. Наоборот, прекращение холодной войны было успехом обеих сторон, ибо холодная война закончилась на справедливых условиях, отвечавших интересам обеих сторон. Последующие события в Советском Союзе были вызваны исключительно внутренними причинами, причем во многих случаях Запад отнюдь не способствовал такому развитию событий. Однако в России, по причинам внутриполитического характера, а также на Западе нередко отождествляют эти разноплановые события, что неверно»[9]. Р. А. Медведев в этих словах Мэтлока усматривает разумную и трезвую оценку, наиболее близкую к истине[10]. На наш взгляд, тут мы имеем случай не приближения к истине, а попытку ухода от нее.

Идея об окончании «холодной войны» внедряется в общественное сознание различными способами, в том числе и посредством организации всякого рода конференций с привлечением известных ученых, политиков и государственных деятелей. Например, в 1994 и 1996 годах в Принстонском университете прошли две большие конференции, посвященные проблематике, связанной с окончанием «холодной войны». В них принимали участие Шульц, Бейкер, Скоукрофт и другие видные государственные деятели[11].

Некоторые ученые, говоря об окончании «холодной войны», склонны видеть в ней «историческое недоразумение». Такова, например, точка зрения бельгийского историка и политолога И. В. Берге. «Сейчас «холодная война», – пишет он, – действительно закончилась. Я по-прежнему убежден, что «холодную войну» можно рассматривать как историческое недоразумение. Это не гипотеза, а скорее вывод, сделанный в результате многолетних исследований. Капитализм и коммунизм и две сверхдержавы были соперниками. Конечно, велась идеологическая борьба и сверхдержавы оспаривали друг у друга сферы влияния. Тем не менее ни одна из сторон не планировала нанесение сокрушительного удара по противнику. Таким образом, дорогостоящая гонка вооружений была не нужна. Высшие руководители всегда это знали, но постоянно держали широкие массы в заблуждении. Все это позволяет с полным основанием заключить, что у «холодной войны» были другие задачи. Как американские, так и советские руководители использовали ее для решения внутренних проблем»[12]. Не понять, чего тут больше: лукавства или исторической инфантильности?

«Холодная война», увы, продолжается и сегодня[13]. Для нас так это ясно, как простая гамма. И всякие рассуждения по поводу того, что она отошла в прошлое, являются или непониманием происходящего в мире, или уловкой, рассчитанной на простаков. Следует согласиться с О. А. Платоновым, когда он говорит: «Разрушение СССР не остановило холодную войну Запада против России. Более того, после отпадения бывших союзных республик западное наступление на Россию усилилось и приобрело открыто агрессивный и экономически грабительский характер»[14].

Правильно поступает и В. С. Широнин, который, говоря об окончании «холодной войны», берет слово «окончание» в кавычки, поскольку речь, по его убеждению, следует вести «не об установлении истинно дружеских отношений» между нашей страной и Америкой, а «всего лишь о новом этапе противостояния, о новых, более изощренных формах истощения экономического потенциала России, что очень логично укладывается в главную национальную доктрину США, ставящую своей целью единоличное, глобальное лидерство»[15].

«Холодная война» не окончена потому, что в стратегическом плане со стороны Запада она велась и ведется не против СССР и коммунистического режима, а против России и русского народа[16]. В конечном итоге можно утверждать, что перед нами война цивилизаций, но отнюдь не конфликт идеологий двух разных общественных систем.

При переводе этой войны в геополитическую плоскость возникнет модель развития дуализма двух стихий – суши и моря, которые «распространяют свое изначальное противостояние на весь мир»[17]. В «холодной войне» данный геополитический дуализм «достиг максимальных пропорций»: в настоящий момент талассократия (морское могущество) отождествляется с США, а теллурократия (сухопутное могущество) – с Россией[18]. Успех в данное время сопутствует талассократии, нанесшей серьезное поражение теллурократии. Если исходить из стратегии, проводимой в данное время США, то полная победа талассократии будет означать конец цивилизации теллурократии[19], или гибель России. На пути к своей гибели и находится сейчас Россия, истерзанная горбачевской «перестройкой» и либерально-рыночными реформами демократов. «Но долог день, и солнце не зашло». Врагам России рано праздновать победу. Они должны знать, что последний бой еще впереди.

Нельзя, конечно, все беды, переживаемые ныне Россией, однобоко объяснять действиями ее «закордонных» недругов. Вместе с тем нельзя и по-детски закрывать глаза на их подрывную работу, как это делает Е. Гайдар. «В манихейском сознании части нашего общества, пораженном «манией заговоров», – заявляет он, возникли… идеи мирового заговора номенклатуры, инспирированные, естественно, из Вашингтона и Тель-Авива, вплоть до откровенно параноидального бреда про «агентов ЦРУ в Политбюро» и тому подобных галлюцинаций»[20]. Стремясь показать свою «объективность», Гайдар пытается нащупать реальную почву, на которой возникают такого рода галлюцинации. Оказывается, что «исторические катастрофы естественно вызывают потрясения в сознании. Когда гигантская империя «вдруг» разваливается, падает, как колосс на глиняных ногах, мифологическое сознание ищет тут тайную и «рукотворную» причину – очередной всемирный заговор»[21]. Здесь у Гайдара взгляд какой-то ущербный. Ему явно не хватает объемности. За внешне научными его рассуждениями скрывается такая же мифология, но в противоположном варианте и с обратным знаком, т. е. односторонность наоборот.

Любой серьезный исследователь не может игнорировать вполне очевидные факты борьбы Запада с Россией (СССР). Он не может отрицать и того, что в рамках этой борьбы особо важное место занимали тайные операции, которые по совокупности следует квалифицировать как заговор против нашего государства. Конечно, никакие усилия из-за рубежа не имели бы успеха, если бы советское общество не находилось в состоянии кризиса. Вот почему в нашем падении есть и наша собственная вина[22]. Правда, вина не столько самого народа, сколько партийной номенклатуры во главе с ее лукавыми, бездарными и продажными бонзами. Об этом пойдет речь в следующей главе.

Глава вторая

Внутренние предпосылки

Построенный в годы сталинских пятилеток социально ориентированный государственный капитализм, обеспечивавший оборону страны в условиях постоянной внешней опасности со стороны Запада, исчерпал свой исторический ресурс после того, как было создано ракетно-ядерное оружие, сделавшее невозможным нападение на СССР извне[23]. «Создание отечественного ядерного оружия исключало все возможности силового вмешательства в наши внутренние дела»[24]. Отпала главная причина, побуждавшая народ мириться с прежним порядком вещей, терпеть суровые лишения. Жизнь настойчиво требовала глубоких экономических, социальных и политических перемен, связанных с упразднением монопольной собственности государства на средства производства и децентрализацией экономики, с расширением самодеятельности трудовых коллективов и ассоциаций, с усилением институтов народовластия и утверждением прав личности. Эта потребность явственно обозначилась в конце 50-х – начале 60-х годов. Но еще в 1953 году Г. М. Маленков предложил отказаться от привычных экономических канонов, которых неукоснительно придерживались его предшественники[25]. Однако инициатива Маленкова заглохла, ибо слишком сильна была номенклатурная рутина, о которую разбивались попытки нововведений, выходящих за рамки ортодоксальных представлений партийной верхушки.

Разочарование и усталость народа, граничащая с апатией, недоверие к власти, переходящее в ее неприятие, – вот итог первого десятилетия правления наследников Сталина. Некоторые из них, наиболее трезво оценивающие ситуацию, понимали, что советское общество начинает движение по наклонной плоскости. Одним из них был А. Н. Косыгин, ставший инициатором экономической реформы, запущенной в 1965 году.

Эта реформа позволила сократить адресное директивное планирование, изменить подход к выполнению плана, что теперь выражалось не в валовой, а в реализованной продукции. Предприятия получили возможность сами планировать темпы роста производительности труда, снижение себестоимости, определять величину средней заработной платы, более свободно распоряжаться прибылью. В хозяйственную жизнь вводились элементы рыночной экономики[26]. Но самое главное состояло в том, что был сделан первый, хотя и очень малый, шаг в приближении непосредственных производителей к собственности. Таким образом создавались условия, способствовавшие их заинтересованности в рентабельном производстве и улучшении экономических показателей. В целом курс косыгинской реформы был направлен на демократизацию экономики, что являлось важнейшим велением времени.

Результаты не замедлили сказаться. Н. И. Рыжков, работавший в ту пору на Уралмаше, свидетельствует: «Косыгинская экономическая реформа 1965 года дала заметный толчок буксовавшему народному хозяйству. Только за восьмое пятилетие объем промышленного производства вырос в полтора раза, производительность труда – на одну треть. Темпы роста товаров народного потребления наконец-то сравнялись с темпами роста средств производства, которым всегда отдавалось предпочтение»[27]. В итоге «происходившее три предыдущие пятилетки снижение темпов роста производства было на время приостановлено»[28]. Магазины стали наполняться товарами, что людей очень радовало и вдохновляло даже на сложение виршей:

А нынче, как знаменья знаки,Я обомлел, узрев в хозмагеЛинолеум семи сортов,Фаянсовые унитазы,Канистры, мясорубки, вазы,Обои всяческих цветов.Россия устремилась в быт,Спустилась наземь с небосвода.Что делать, если так велитИнстинкт великого народа!(Ст. Куняев)

Реформа, к сожалению, так и не состоялась. Ее заметно стали тормозить и свертывать в конце 60-х годов[29]. Причин тому было несколько. Одна из них заключалась в том, что демократизация экономики, по верному замечанию Н. И. Рыжкова, «вытягивала за собой демократизацию общества»[30], не входившую в планы правящей верхушки.

Следует далее сказать, что партийно-хозяйственная номенклатура не поддерживала экономические нововведения, поскольку в случае успешного проведения реформы она утратила бы не только контроль над экономикой, но и все сопряженные с этим контролем личные выгоды. Вместе с тем «хозяйственная реформа 1965 г., оживившая товарно-денежные отношения в стране, дала мощный импульс собственническим ориентациям номенклатуры»[31], которая, почувствовав дурманящий запах собственности, прочно связала с ней свою судьбу.

Отступление от экономической реформы произошло без каких-либо затруднений, ибо она не сопровождалась преобразованиями в политической и социальной сферах. Отказ от нее означал, что кремлевская верхушка ради собственного покоя и самосохранения оставляет систему нереформированной[32]. Сработал, очевидно, старый принцип: после нас – хоть потоп. Советское общество входило в период, который впоследствии получит название «застойный». Впрочем, «еще дважды были сделаны попытки оживить экономику (1973, 1979 гг.), но они по масштабам уступали реформам 1965 г.»[33]. К тому же они не затрагивали, как и прежде, отношений собственности. Немудрено, что ничего путного из этих попыток не вышло. «Ситуация была грустной. Темпы экономического роста после некоторого подъема в 1966–1970 гг. постоянно сокращались (1966–1970 гг. – 7,8 % в год; 1971–1975 гг. – 5,7 %; 1976–1980 гг. – 4,3 %)»[34].