Те, кого любят боги, умирают молодыми

– Не знаю, честно. Я как-то спрашивал, но Никитка отвечает, что надо так, и всё.

– Эх, они же сопьются… Повлияй, поговори с ним. Он же такой молодой, красивый… Сексуальный.

– Что??? В смысле?

– Ах, Мирослав, ну вечно ты к словам цепляешься, дурак! Без смысла. Пойдём.

– Куда? – я прямо испугался, что сказал что-то не то. – А… Можно тебя поцеловать?

– Можно. Было бы. Если бы ты не говорил тут глупости, – и она с укоризной посмотрела на меня, как будто я серьёзно провинился.

Мы встали и пошли по травке, а отвратительный пёс стал виться вокруг, тявкая и визжа.

– У-тю-тю, мой Церберочек, у-тю-тю, собачка, хоросий, лясковый… – Наташа схватила его за морду и стала тискать.

– Я вот только спросить хотел… – начал я.

– Ну? – и она взглянула на меня свысока, хотя я был выше на две с половиной головы.

– А я как, сексуален хоть немного, или только Никита?

– Только одно у тебя в голове. Ну только одно! Всё. Ты испортил мне настроение. Идём по домам.

– А когда мы увидимся?

– Я подумаю.

– Завтра зайду за тобой?

– Ох, Мирослав, посмотрим. Посмотрим.

Я проводил её до дома, она резво взбежала на крыльцо и скрылась за дверью, не оглянувшись. Я постоял под её окнами ещё полчаса, как побитая собака, и пошёл к себе. Странно, но я всегда считал нужным проявить смирение и унизиться. Так учила меня Матушка, говоря, что гордость – это самый страшный порок.

Я наконец-то достал сигарету и закурил – Наташа курить мне запрещала.

Никита лежал на скамье возле нашего дома и курил в небо, а рядом играло радио.

– Ты вовремя, – сказал он. – Когда мир на краю пропасти, некогда ходить по бабам.

Я сел на другую скамью, собираясь поговорить с ним о пьянстве, пока мы были одни. Но едва я открыл рот, как в калитку въехал на моем велосипеде Игорь, бросил его в кусты флоксов, взращённые Матушкой, и с широкой улыбкой пошёл к нам.

– Думаю, я достал то, что надо, – с этими словами он извлёк из кармана сиреневую бутылку с надписью на этикетке: “Анапа. Плодово-выгодное вино”.– Не поверите, сколько стоит.

– Ребята! Ребята, – сказал я с тоской. – Ну что вы жрёте всё время разную дрянь?

– Не нервничай. Это магические эликсиры, – последовал ответ.

– Ну-ну. Вы думаете, что я совсем идиот слабоумный.

– Нет, Тарас, – возразил Никита, – ты просто идиот.

– Да идите вы, не буду я пить эту гадость.

– Ты что же, сопляк, – удивился Игорь, – как же, обидишь нас и откажешься?

– Ну, Светка, – сказал Никита, – при таком раскладе я с тобой больше срать рядом не сяду.

Поворчав немного, я согласился выпить.

Игорь наполнил три гранёных стакана бордовым напитком. Никакой закуски не предвиделось, только сигареты. Мы чокнулись, и я несмело отпил рубиновой жидкости с ядовитым ароматом, а Игорь с Никитой хлебнули по полной, залили себе плодово-выгодного в самую душу.

– Эге! – сказал Никита через минуту, затягиваясь сигаретой. – Эге.

– Гектор, пей, – велел Игорь. – Троя не выстоит без тебя.

Я с недоверием посмотрел в его бездушные очки и допил своё, оставив на дне чуточку.

– Эге, – сказал и я спустя минуту, ощутив внутри жар, и перед глазами задрожали последние отблески заката.

Мы посидели, покурили, наблюдая, как мир вокруг преображается, наполняясь тёплыми мягкими оттенками и неземной красотой. Я вдруг понял, что бесконечно люблю этих двоих парней.

– Парни, – сказал я, – так хорошо сидим.

– Да, – ответил Никита. – Я, пожалуй, никогда не лежал так, как сейчас сижу.

Игорь снова разлил плодово-выгодное по стаканам с какой-то демонической кривой улыбкой.

Огромная оранжевая луна всплыла над крышей дома и застыла там в странной непривычной позе, словно собиралась упасть на бок. Железный гребень крыши блистал, как волна, и качался в облаках.

– Вы знаете, парни, – почему-то сейчас это слово – “парни” – доставляло мне удовольствие и казалось очень мужественным выражением наших отношений, – мне кажется, вам пора повзрослеть… Ну и мне тоже. Мы, как дети, себя ведём. Такая инфантильность. А ведь большие уже. Мы живём одним днём. А будущее?

– В смысле? – спросил Никита.

– Ну как. Работа, семья, дети… Нормальные цели в жизни. Надо быть серьёзными.

– В смысле? – спросил теперь Игорь, но меня не бесила эта их манера общения, наоборот, от беседы я получал удивительное наслаждение.

– Ну как… Надо строить свою жизнь… Никакой серьёзности, как дураки себя ведём. Только и делаем, что целыми днями пьём и на луну смотрим, – я поднял голову – луна совсем уж угрожающе нависла над гребнем крыши, и я занервничал.

– Какую-то чушь ты несёшь, Пиши-читай, – высказался наконец Игорь.

Никита включил радио на столе. Там шла увлекательная передача:

– А что вы думаете, Яков Семёнович, о влиянии любви на сознание современной молодёжи? – спросил ведущий.

– Ха. Любовь-морковь.

– Ха-ха-ха! Вы шутник, Яков Семёнович.

– Понимаете, это тоже разлагающий фактор… Что такое любовь? Никому не понятно. Но хорошо известно, что за этим словом у молодого поколения скрывается: разврат, насилие, агрессия, наркотики…

– Наркотики, Яков Семёнович?

– Да, именно так. Половина случек происходит в изменённом состоянии сознания.

– Случек?

– Да. Иначе и не назовёшь. Вот что такое любовь. Вообще современное молодое поколение крайне инфантильно. Очень уж легкомысленное отношение к жизни, к работе, к будущему, к жизни в обществе… Ни о чём не думают! А столько важных дел! Серьёзных тем! Хотя сейчас всё это меняется. Мы над этим работаем. Но как ещё много этих!

– Каких этих, Яков Семёнович?

– Как бы… Ну этих… Расп…здяев.

– Яков Семёнович!!!

– Да?

– Мы же в эфире!

– Ха. В эфире, но не в эфире.

– Яков Семёнович?

– Юмор. Эфир и эфир – препарат такой…

– Итак, у нас в гостях был борец с молодёжной распущенностью, один из самых выдающихся людей нашего времени, министр внутренних дел, здравоохранения и культуры в одном лице – Яков Семёнович Гадес. И хочу заметить – первый кандидат на пост президента!

– И последний, – добавил Яков Семёнович.

Я так внимательно слушал, что сложился почти пополам, клонясь головой к радио. Едва передача закончилась, я отстранился от него и обнаружил, что нет ни Игоря, ни Никиты, лишь два стакана с рубиновым лунным светом на столе. Луна дрожала на прежнем месте, и меня это встревожило. Уж за это время она должна была либо упасть, либо подняться высоко над гребнем крыши. Злой глаз Аида следил за мной из-за туч, и мне стало страшно. Подул ветер, невидимая берёза вблизи зашептала: “Лена, Лена, Ксюша, Яна…”

Заросли хрена за спиной мощно всколыхнулись и затихли. Я подумал, что Игорь с Никитой хотят напугать меня, поднялся и направился туда, откуда донёсся шум. С каждым моим шагом тьма впереди сгущалась, а листья хрена приобретали всё более ядовитый оттенок. Приблизившись, я увидел в лопухах женскую фигуру.

– Маша? – удивился я. – А ты что здесь делаешь?

Она не ответила, а осталась стоять вполоборота ко мне, как-то скорбно и отчуждённо, склонив голову на плечо. Я вздрогнул и почувствовал, как по спине поползли мурашки, а волосы на голове зашевелились. Перед глазами вспыхнуло видение – ободранная стена в комнатке на втором этаже и крюк в потолке с куском верёвки.

– Прекрати, – вдруг прошептала она.

Я словно окаменел, не в силах сдвинуться с места.

– Прекрати, – повторила она, и я упал в обморок.

Странный сон овладел мной, стоило мне свалиться в траву. Мне привиделось, что я гуляю по просеке перед нашим садом. В гнетущей тьме мне было неуютно и страшно, ни одного окна не светилось в округе. Беззвучный дождь лил с серого неба, размывая меня на ручейки. Я добрел до перекрёстка четырёх дорог и столкнулся с Наташей.

– Я ищу тебя, – сказала она. – Мне нужны твои очки.

От её просьбы стало жутко, и хотя я не понял, какие такие очки она хочет, решил про себя, что не дам их:

– Хорошо, но позже, с собой их у меня нет.

Наташа согласилась и забежала в какой-то дом. Тут же там загорелись огни, послышались смех и крики. А я испытал облегчение, что она ушла. Едва она исчезла, улица вспыхнула фонарями, появились машины и люди, и мне полегчало. Вдруг из дома, где исчезла моя подружка, раздался крик:

– Наташа! Наташа! – и тотчас фонари погасли, и всё окутало мраком.

Ужас сковал меня. Я сразу понял, что означает “Наташа”. Шайтана. Я проснулся и закричал прямо на бьющее в лицо солнце.

Первый поцелуй

– Что с тобой? – спросил Никита. Он лежал на соседней кровати, как всегда, закинув ногу на ногу и подложив одну руку под голову, а другой небрежно держа сигарету. – Хочешь чаю?

Отказавшись от чая и умывшись, я направился к Наташе, твёрдо пообещав себе больше не пить и наконец повзрослеть. Я не понимал своего брата. Будь его воля, так мы и сидели бы всю жизнь под сенью берёзы в три моих обхвата и пили чай, пока не стали бы облаками и не пролились бы где-нибудь над ночным городом прекрасным пахучим дождём. Но я намеревался что-то делать со своей жизнью, руководить ею и поэтому шёл теперь к Наташе, а не ждал – вдруг она сама придёт. Я думал предложить ей руку и сердце.

Я встал у её забора и неуверенно так крикнул, сорвавшись от смущения на хрип: “Натааааша!” Что-что зашумело в кустах, рванулось, как кабан в индейских джунглях, и бросилось на забор с другой стороны. Это был Цербер – я увидел его пасть в пене, клыки и безумные глаза, жаждущие моего мяса.

– Ах ты, проказник, – сбежала со ступенек крыльца Наташа и улыбнулась мне, – ах, проказник, проказник.

Говорила она это собаке, но обращалась почему-то ко мне, глядя на меня уж как-то совсем странно, как будто собиралась изнасиловать. Я встряхнул головой, чтобы прогнать наваждение. Всё-таки я был большим романтиком и мечтал о любви – в самом возвышенном и чистом смысле.

– Проказница, – вдруг похотливо пробормотал я, глядя на неё её же способом.

Она взяла меня под руку и повлекла по коричневым земляным дорогам, окаймлённым буйной травой, в берёзовую рощу, мимо видавших наши детские тела канав, деревянных заборов с мистическими надписями, жасминов и сирени, старых ив и тоскующих сосен. Здесь прошло наше детство, сказка, обернувшаяся пустотой, как сказал однажды Никита. В ней вся боль, печаль и красота.

Я попытался поделиться с Наташей этими моими переживаниями и смутными ощущениями. Она убрала свою руку и помрачнела.

– Какой ты инфантильный. И сентиментальный. Тьфу. Непонятные сопли.

Чтобы исправить положение, я тут же рассмеялся по-идиотски и стал рассказывать что-то смешное.

– Ох, – вздохнула она, остановившись, как будто собираясь идти домой,– прекрати, Мирослав! Когда же ты повзрослеешь! Прекрати.

Я не знал, чем угодить ей, и просто смотрел на неё со смущённой полуулыбкой.

Она рассмеялась, снова взяла меня под руку и повлекла дальше. Мы пришли на старое место – лавочку над обрывом с видом на реку, где золотились в блестящих водах черные лебеди и грустно пробивались сквозь сплетения берёз солнечные лучи. Усевшись и сложив ручки на коленях, Наташа обратила ясные глаза на меня, как будто ожидая чего-то. Я хмыкнул и, глядя в другую сторону, обнял её, а потом потянулся к сочным губам за поцелуем.

– Не так, Мирослав, всё не так. Ты как школьник. Ну что мне делать с тобой? – и она отстранилась. – Когда же ты станешь взрослым, настоящим мужчиной?

Я громко хлюпнул носом и затих.

– Ну ладно, – сказала она. – Ты хоть понимаешь, о чём я?

– Нет.

– Хорошо. То есть плохо. Я объясню. Ты и твои друзья ну прямо как маленькие идиоты. Вы не хотите взрослеть, заниматься серьёзными вещами, ну… Просто думать о будущем!

– В смысле? – переспросил я, имитируя манеру брата.

– Ох, Мирослав. Ты живёшь одним днём. Нужно вести здоровый образ жизни, работать, заниматься спортом, встречаться с любимой девушкой, водить её в кино, по ресторанам, потом сделать ей предложение, завести ребёнка в конце концов!

– Ммм… – ответил я.

– Ладно. Обещай хорошо подумать над этим. Иначе мы не сможем общаться. Пойдём к тебе, угостишь меня чаем.

По дороге я написал брату смс, чтобы он сделал чай. Когда мы пришли, чай, к моему удивлению, был готов и даже чашки стояли на столе. В молчании мы сделали несколько глотков.

Никита лёг на скамейку, как будто был совершенно один, и закурил, глядя в небо. Майка на его животе задралась, обнажив пупок. Наташа смотрела на него то ли с недоумением, то ли с интересом. Я не знал, чем всё это закончится, слов у меня не было, лишь нарастало незнакомое прежде болезненное чувство ревности. Обстановку разрядила Маша, вдруг всплыв над сиренью и пристально взглянув на Наташу:

– А можно к вам?

Я пригласил её к столу, Никита слабо кивнул.

– Ну что сидим, молчим, – сказала Маша. – Давайте радио послушаем.

Я включил радио, и очень удачно: как раз звучала замечательная песня Гномма “В Реймс” с приятной инструментальной музыкой. Это были красивые стихи о том, как он куда-то улетает, и она тоже, но позже, и вот всё будет продолжаться здесь же, но уже без них. В общем, как почти всё в творчестве Гнома – непонятно, но наполнено чудесной атмосферой и настроением.

– Ой, ну что это? – скривилась Наташа, обращаясь за поддержкой к Маше. – Кто сейчас слушает этот отстой?

– А что надо слушать? – спросил Никита со своей скамьи из-под стола.

– Ну как же! Все давно слушают радио “Сю-сю-сю”.

– “Сю-сю-сю”? – переспросил я, и меня передёрнуло, как будто я услышал что-то очень неприличное.

Наташа быстро нашла нужную волну, и на нас полилась композиция про любовь в исполнении нескольких девушек. Хотя в нашем распоряжении было только радио, я словно видел их – полуголых, ярко накрашенных, с огромными силиконовыми сиськами.

“Я люблю тебя, потому что ты любишь меня, о эта любовь, как прекрасно любить, ты меня, я тебя, наша любовь – это кровь…”

Дальше следовал припев: “Ты придёшь ко мне издалека, милый друг мой Я Эс Га”.

– Интересно, – я сделал вид, что мне в самом деле хочется это знать. – Что это за Я. С. Г. такое?

– Наверно, имя спонсора, который с ними спит, – серьёзно предположил Никита.

– Вы не понимаете ничего, – вздохнула Наташа, – самая популярная группа сейчас. Все балдеют. А какие красивые стихи, про любовь…

Девушки вскоре допели, и запели мальчики. Наташа загрустила и про себя подпевала, открывая рот и поглядывая на моего брата. Маша пыталась завести с Никитой разговор, но он отвечал ей крайне односложно, как будто бесконечно утомился от бесед. Незаметно подступал вечер, а музыка всё играла, перемежаясь рекламой под стать песням. Странно, но эти композиции вызвали у меня желание предпринять что-нибудь интересное и энергичное.

– Парни, – вдруг сказал я мужественно, – парни, а поехали в клуб?

– А мы? – спросила Маша, имея в виду себя и Наташу.

– И вы, – Никита поднялся. – Имеет смысл позвать Игоря.

Меньше всего на свете я хотел видеть в клубе всю эту компанию, тем более они рассчитывали, что я буду платить. Но мне не было жалко денег, у Матушки в ящике под лампадой и грозной иконой хранителя-святого лежали несметные богатства.

Я зашёл в её келью, стараясь быть серьёзным, перекрестился перед старинной, чёрной от времени иконой и осторожно залез в ящик, как будто там сидел ядовитый скорпион. Тут у меня случился странный флэш-бэк: я словно увидел перед собой бледное лицо матери с очень печальным и смиренным выражением. Такое лицо у неё было, когда мы с Никитой гуляли неделю в её московской квартире, пока она отдыхала в Швейцарии. Как-то утром она прилетела самолётом, открыла дверь и увидела такое, что не сразу смогла заговорить.

– Что это за шалавы, Мирослав? – наконец произнесла она, возвышаясь в чёрном балахоне над нашими грешными молодыми телами. – Что это такое? Как ты мог? Что здесь творилось? Как тебе не стыдно?

– Мама, – просто тогда ответил я, – я так живу.

– Это же Содом и Гоморра, Мирослав.

– Не было содома, – возразил Никита, не зная, как лучше поступить – убрать ли руки со спящей рядом девушки или лучше не шевелиться.

– Ну слава богу, хотя бы не это! – горько сказала матушка.

И вот всю эту картину я увидел сейчас, копаясь в красном свете лампады в её ящике, как предатель. Оправдывало меня только то, что мама моя – человек не мирской и деньги ей были совсем ни к чему.

Я взял, сколько было надо, и на выходе ещё раз перекрестился, как в церкви. В своей комнате я надел костюм, почему-то ощущая себя так, словно собираюсь на свадьбу или на похороны, и тихими шагами направился к друзьям.

Бэд трип

Найти в посёлке такси не представлялось возможным, и мы поехали на электричке. Игорь с Никитой решили, что мы пойдём в клуб “Церцея” в центре Москвы. Это было приличное место, со строгим фейс-контролем, и я серьёзно опасался, что мои друзья могут остаться снаружи.

Наташа в пути заметно расположилась к Никите и пыталась говорить с ним, Маша ревниво следила за Наташей и стреляла в Никиту глазами. За окном мчалась васильковая луна конца июня, и я гадал, какие ещё события она принесёт в эту ночь.

На вокзале мы взяли хорошую машину и поехали к “Церцее”. Остановив машину у входа в клуб, водитель, как мы договорились заранее, вышел и предельно услужливо открыл нам двери. На ребят из фейс-контроля это подействовало, и мы без проблем вошли. Мне показалось, что, когда Никита продефилировал к барной стойке, все девушки поблизости и вдалеке на секунду сбились с мысли, отвлеклись, растерялись и посмотрели на него.

Мы расселись на барных стульях и взяли какие-то коктейли. В красной полутьме сверкали блёстки танцующих, бродили бокалы и звучала свежайшая музыка, всё тонуло в атмосфере благополучия и гламура. Здесь были необычайно ухоженные девушки, в большинстве не красавицы, но выглядевшие так, что казались привлекательнее любой самой красивой моей знакомой. Мне вдруг страстно захотелось блистательной жизни в окружении этих девушек, тем более что, учитывая благосостояние Матушки, я запросто мог её себе позволить.

Так, в молчаливом созерцании, прошли два удивительно глубоких и приятных часа. Мои друзья куда-то разбрелись, и я радовался этому. Не было желания ни танцевать, ни разговаривать, вообще никакой активности мне не хотелось. Я сидел и потягивал потихоньку свой коктейль, и на моем лице играла умиротворённая улыбка путника, обрётшего наконец покой. Всё и дальше было бы хорошо, если бы не Никита.

В какой-то момент он подвёл ко мне незнакомую девушку и сказал, не взглянув на меня:

– Вот он берет. Грамм кокаина, семь колёс и два пакетика вашей удивительной травы.

– Сколько? – мрачно спросил я, вынимая бумажник и вновь вспоминая мою бедную мать.

Никита взял у девушки товар и куда-то исчез.

Это событие сбило мой сентиментальный настрой, и я уже не мог просто сидеть, расслабленно развалившись на стойке, а стал вертеться, смотреть во все стороны и нервничать. Как быстро всё-таки настроение может меняться на противоположное! Возможно, я был неврастеником, истериком и психопатом.

Дёргаясь на стуле, я имел, наверно, вид человека, который ждёт чего-то, что никак не случится. Это было моё обычное состояние в последние годы – постоянное ожидание неизвестно чего.

– Ох, молодой человек, – произнёс женский голос, и чья-то рука ласково погладила меня по спине, – позвольте-ка мне тут протиснуться.

Я обернулся и увидел профиль великолепной дамы, в роскошном вечернем платье и с редкой в наши дни благородной осанкой. Это была моя мать. Я быстренько свернулся в крендель на стойке, мысленно умоляя того, кто следил сегодня за мной, пока я крал кровавые в лампадном свете деньги, чтобы она не поняла, кто перед ней. Мама остановилась невдалеке и заказала коктейль “дьявольские яйца”. Я понял, что сейчас она облокотится на стойку, ещё раз увидит меня и наконец узнает, даже в костюме.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.