Золотая орда. Восхождение

– Ну, давай, показывай, что там у тебя в сумочке и под курткой, а то у твоих спутников целый арсенал оружия.

Я протянула ей сумку и расстегнула замок куртки, позволив женщине осмотреть меня. Ее движения были хоть и быстрыми, но оставляли царапины на моей душе, напоминая мне, что я – почти преступница. Чтобы не расплакаться, я не сводила глаз с затылка Тимура. Но, Боже, как мне было больно, непривычно, видеть его с опущенной вниз головой!

– Все чисто, – громко сказала брюнетка. – Игорь Александрович! Можно грузить.

Что?! Грузить?! Кого, куда?

Ответ не заставил себя ждать – к ниссану подъехал два милицейских уазика «буханки», двери которых «гостеприимно» открылись. Омоновцы повели туда братьев, следом пошел и Тимур, правда, он шел, ощутимо, неспешно, и я знала – муж делал это для меня, чтобы сократить между нами расстояние. Сейчас я молилась лишь об одном – чтобы мы оказались вместе, пусть и в милицейской машине. Лишь бы вместе.

Погруженная в собственные чувства, я даже не заметила, как оказалась внутри «буханки». Лишь громко хлопнувшие двери пробудили меня. Я огляделась, понимая, что нахожусь зажатой – между Ильнуром и Тимуром. Помимо них, внутри были Рустем и Наиль. Машина начала резко двигаться, и у меня, на миг, все поплыло перед глазами. Я инстинктивно вцепилась в руку мужа, и он, не заставляя меня ждать, покровительственно обнял за подрагивающие плечи. Сквозь гул я услышала слова, что зашептал Тимур мне на ухо:

– Никого и ничего не бойся. После тебя должны отпустить – поедешь домой, к маме, я заберу тебя, как только смогу.

Я закивала головой, борясь с тошнотворным страхом. Уткнувшись носом в шею Тимура, я, сдерживая слезы, прикрыла глаза. Я дышала – глубоко и часто, впитывая в себя аромат мужа. Я не могла им надышаться – так желанен он был, так нужен, словно воздух. Я позволила себе представить, что все случившееся – лишь дурной сон. Так мне было легче. Глупо, наивно, но это было так.

Будь на то моя воля, я согласилась бы ехать – часами, только не расставаться с Тимуром, но, совсем скоро, машина, резко затормозив, остановилась. Послышались приближающиеся шаги, и двери с противным, режущим ухо, гулом, открылись. Мы выбрались наружу – я, естественно, не без помощи руки Тимура – он, поддерживая меня, невзирая на недовольные лица встречающих нас милиционеров, вновь проявил обо мне заботу, отчего мое сердце еще больше – один вздох, и я ощутила это – полюбило его.

– Проходим в отделение, – раздался сухой мужской голос.

Я шла, с волнением озираясь по сторонам – старые стены, неровный пол, местами, протекающий потолок… много дверей – с разными табличками, которые я не успевала прочесть. Боль снова напомнила мне о себе, и я шумно сглотнула. Шедший справа Тимур покосился на меня и подмигнул мне. Я слабо улыбнулась в ответ. Наконец, нас – 10 человек – завели в просторное, серое помещение, рядом с которым находилась еще одна дверь – туда, по очереди, начали вызывать всех. Первым пошел Дамир.

– Тимур, – прошептала я, прижимаясь щекой к его крепкому, сильному плечу. Не сводившие с нас глаз милиционеры ухмыльнулись. Я тут же ощутила, как напряглась рука мужа.

– Спокойно, – приглушенно произнес Тимур – и я не могла понять, кого он успокаивал: меня или себя.

Меж тем, мы продолжали быть объектом внимания. Та самая брюнетка – милиционер, с фотоаппаратом в руках, подошла к нам, начиная делать наши снимки.

– Всего лишь «фото на память», – шепнул мне Тимур, видимо, заметив, мое испуганное выражение лица.

Меня раздирало на части, когда пришел мой черед фотографироваться. В этот момент я ощущала себя уже настоящей, прожженной преступницей, которой «заказан» путь за решетку. Моя впечатлительная натура уже успела нарисовать яркие картины ближайшего будущего. Суд, тюрьма… Совсем не того, о котором я мечтала. Шли минуты. Братья заходили-выходили из соседнего кабинета. Наконец, когда вернулся Ильнур, до моего слуха донеслось:

– Так. Теперь девушка. Иванова Камила, пройди в кабинет.

Стоящий рядом со мной Тимур дернулся вперед, и я заметила, что он усилием воли приказал себе остановиться.

– Я тебе сейчас яйца оторву, – зло процедил мой муж, и все его лицо превратилось в лицо хищника, готового убивать, – это – моя жена.

Видимо, слов мужа в этот момент было достаточно, потому что милиционер подошел ко мне сам. И хотя его вид не вызывал в моей душе радости, я не боялась его, потому что была не одна.

– Еще раз покажите документы, удостоверяющие личность, – произнес он, целенаправленно избегая того, чтобы смотреть на Тимура. Я, порывшись в сумочке, протянула паспорт. Служитель правопорядка начал медленно листать его, озвучивая монотонным голосом:

– Иванова Камила, 18 лет… – он, подобно рыбе, уставился на меня, его круглые глаза странно поблескивали, – такая молодая.

Я молчала, опасаясь, что любое мое слово приведет к конфликту, который навредит Тимуру. Даже не глядя на него, я ощущала его злость. Меж тем, милиционер продолжил:

– Хм, да какая она вам жена? Тут даже печати с загса нет. Так, – тонкие губы мужчины растянулись в противной улыбке, – подружка на одну ночь.

– Ты, – зловеще начал Тимур, сверля милиционера темными глазами, и я поняла, что все может закончиться плохо прямо сейчас. Я повернулась к Тимуру, прижимаясь, на миг, к нему, и шепча:

– Неважно, что он говорит. Мы с тобой знаем, кто мы друг для друга.

Я ощутила прерывистое дыхание мужа у себя на лице, затем повернулась к служителю правопорядка, к которому уже присоединился еще одним милиционер – высокий, статный, с пронзительно синими глазами. Он окинул меня задумчивым взглядом, затем произнес:

– Девушку отпустить, она не причем. И этих всех, кроме Фахретдинова, отпустить – стволы чистые, зарегистрированные. А вы, Тимур Исмаилович, прошу за мной. Вам придется задержаться.

Я, ошарашенная, смотрела то на мужа, то на милиционеров. Казалось, время остановилось для меня, становясь таким ощутимым – тяжелым, давящим. Нас всех отпустили, а вот Тимура – нет. Как же так?! Я не хотела оставлять его.

– Иди, – раздалось у моего левого уха. Я расслышала в этом слове приказ.

Мои ноги еле слушались меня, когда я сделала первый шаг. Боль в животе, в очередной раз, накрыв меня волной и соединяясь с головной болью, вызванной сильным потрясением, сделала меня такой слабой, что я, приблизившись к двери, поняла, что сейчас просто упаду. Я обернулась, ища поддержки – мои глаза примагнитились к Тимуру, которого уже заводили в ту комнату. Он окинул меня обеспокоенный взором. Боже мой, я не хотела быть слабой, особенно сейчас, но, мое тело просто перестало слушаться меня, и я в последней попытке, чтобы не упасть, вцепилась в дверь. В этот миг, чьи-то руки – сильные, натренированные, подхватили меня, и я узнала в своем спасителе Ильнура. Прижавшись к его твердой груди щекой, я успела поймать взгляд, брошенный мне Тимуром – темный, мрачный…

– Ну, Камилка, тебе полегче? – Ильнур посмотрел на меня внимательным взглядом. Его лицо было так близко, что я смогла заметить золотистые пятнышки в его глазах. Только что ниссан остановился возле дома, в котором я раньше жила.

– Да, мне, правда, лучше, – слабым голосом отозвалась я, чуть хмурясь, – а кто пригнал ниссан к отделению? Он вроде там оставался…

– Ай, Камилка, нашла, о чем переживать, – Ильнур тепло улыбнулся, – свои пригнали, и с бмв все ок будет. Не беспокойся об этих мелочах.

– Да, ты прав, – я шумно вздохнула, вцепляясь в свою сумочку дрожащими пальцами, – самое главное, чтобы с Тимуром все было хорошо.

Я замолчала, потому что горечь растеклась у меня во рту.

– С ним все будет хорошо – поверь мне. Этим вопросом уже вплотную занимаются люди, – спокойным голосом сообщил мне Ильнур.

– Я понимаю, и все же, – я спрятала лицо в ладонях, – мне страшно за него.

– Все будет якши! – мужчина ободряюще улыбнулся, и я подумала, как хорошо бы было иметь вот такого старшего брата – внимательного, заботливого. Я была благодарна Ильнуру за это, но я еще слишком хорошо помнила, что сделали руки моего мужа с ним. Я не собиралась вновь окунаться в это мутное непонимание, тем более, страстно опасалась, что еще может сделать Тимур.

– Спасибо, Ильнур. Пойду. Будут новости – сообщи мне, пожалуйста, – произнесла я и потянулась к двери. Пока я выбиралась из ниссана, Ильнур уже оказался рядом со мной.

– Провожу, – пояснил он и я, принимая это, кивнула головой. Он, конечно, не взял меня под руку, да я бы этого и не позволила – просто пошел рядом, окидывая все сканирующим взглядом. Его правая рука разместилась на бедре – видимо, там находился пистолет (когда он успел забрать ствол с отделения?).

Возле подъезда сидели соседки-бабушки. Иногда они были настоящими бабушками-Божий-одуванчик. Но нередко, например, сейчас, в них просыпалась другая сторона – соседушки – сплетницы – змеюшки. Увидев, что я иду рядом с Ильнуром, они окинули меня осуждающим взглядом. Теперь им было о чем поговорить вечером. Не успела подъездная дверь закрыться за нами, как до меня донеслись обрывки фраз: «нового хахаля себе нашла», «видать тоже бандит, вот проститутка – то». Наверное, я повзрослела, потому что их «добрые» слова совсем не задели меня – мне было все равно на них. Я знала, кто я.

Прежде, чем я успела подойти к квартире, Ильнур, деликатно подвинув меня в сторону, и окинул дверь внимательным взглядом. И только потом, забрав у меня ключи, сам открыл ее, заходя первым в квартиру. Я медленно, озираясь по сторонам, последовала за ним.

– Все чисто, – Ильнур вложил в мою слабую ладонь ключи и, чтобы я не выронила их, чуть сжал мои пальчики. – Дома сиди, жди мужа.

Он особо выделил слово «муж». С уважением что ли, или почтением.

– Так и сделаю, – я устало, вымученно улыбнулась. Ильнур качнул головой и ушел. Я тут же заперла дверь и поплелась, еле-еле, ощущая слабость и боль, в некогда принадлежащую мне комнату. Здесь было все по-прежнему: та же кровать, тот же старый шкаф, мама ничего не стала убирать и менять – и комната выглядела все еще моей. Визуально – да. А вот по ощущениям – она стала чужой, такой неуютной, что мне захотелось лезть на стену от тоски и отчаяния, что окутали меня, вцепляясь в мою кожу, залезая под нее, чтобы проникнуть глубже. Но мне некуда было идти. Я уселась на край кровати, размышляя, как быть.

Заглянув в сумочку, я проверила телефон – ничего – ни смс, ни пропущенного звонка. Я понимала, что их и не должно было быть, но надеялась на чудо. Достав пакетик из аптеки, я извлекла оттуда пачку прокладок и тампонов (которыми раньше никогда еще, естественно, не пользовалась), но, помимо этого, я нашла и коробочку с ибупрофеном, и баночку с какими-то крутыми, зарубежными витаминами. Мое сердце дрогнуло. Я знала, что они были предназначены для меня. Любовь Тимура, такая немногословная, но – вся состоящая из поступков ради, и для меня, ощущалась и сейчас – явственно, ярко. Мои глаза защипало от нахлынувших чувств. С какой бы радостью я сейчас поцеловала и поблагодарила бы своего мужа за заботу…

Сделав все необходимые гигиенические дела, я выпила обезболивающее и улеглась на кровать. Маленькие часики, которые прежде служили мне будильником, показывали 12:00. Мама должна была вернуться с работы часа через 3. Я, уставившись в потолок, размышляла, что такого сказать ей, чтобы объяснить причину своего внезапного появления здесь. Но в мою голову, полную переживаний и неприятных впечатлений, не шла, ни одна умная мысль. Меня просто распирало от напряжения и все четче, с каждым днем, проявляющимся, осознанием, что в моей жизни не будет покоя. Старые запахи окутали меня, смешивая во мне прошлые и нынешние воспоминания. Наконец, незаметно для самой себя, я уснула…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Я проснулась от детского плача. Распахнув глаза, я, первые секунды, пыталась понять, где нахожусь. Наконец, до меня стало доходить, сознание стало успокаиваться, и я начала адекватно реагировать на происходящее. Так, плачет ребенок… У мамы дома. Я тихо, чтобы не напугать, вышла из комнаты, тут же сталкиваясь со старшей сестрой, Машей, ее сыном, и двумя молодыми женщинами – подругами сестры.

– О, Камила, а ты что здесь забыла? – удивившись моему появлению, вопросила Маша, нахмурив свои светлые, с изломом, брови. Стас, ее сын, продолжал жалобно-устало плакать: видимо, ему нужно было поспать, потому что он, то и дело, тер маленькими кулачками, свои глазки.

– Да вот, решила маму навестить, – отозвалась я.

– Понятно. Мы тоже вот. Ну, хватит ныть, – простонала Маша, с тяжелым вздохом поднимая ребенка на руки, и неся его в мамину комнату, – утомил ты меня, Стасик, сил моих нет. Юль, Свет, на кухне идите, я скоро.

Подруги Маши – полноватая шатенка, и брюнетка в спортивной одежде, протиснувшись мимо, обдавая меня парами пива, зашли на кухню, гремя бутылками, что были в двух пакетах. Нехорошие догадки посетили мою голову.

– Маш, что случилось? – вопросила я, зайдя в комнату.

Сестра как раз снимала с сына теплую кофточку, движения ее были раздраженными, почти грубыми.

– С Женькой поссорилась. Достал меня, все ему не так. А мне надоело дома сидеть! Вот, решила молодость вспомнить, с подругами закадычными встретиться. Имею, в конце концов, право расслабиться.

– С бутылкой пива? – сорвалось с моих губ. За этот почти невинный вопрос я получила уничтожающий взгляд Маши.

– А что такого? Раз в год можно, – холодно ответила сестра, укладывая Стасика на кровать. Малыш тут же захныкал, вертя русоволосой головкой. – Спи, давай!

– Да ничего такого, Маш, просто вспомнила твои дозамужние гулянки-пьянки, – заметила я.

Слова давались мне с колоссальным трудом, потому, что я не привыкла говорить сестре то, что ей не нравилось. Ведь все эти годы я была такой хорошей, удобной, терпеливой. Это она имела право в нашей семье показывать себя, говорить то, что думает – свою «правду». Но вот другую правду, с не своих уст, она ой как не любила. Ее пьянки, являясь, словно повторением пьянок отца, стоили немало нервов, в первую очередь, маме и лишь потом – мне. Затем, Маша вышла замуж, за Женю, и вроде как, успокоилась. Оказалось, лишь на время. Пару раз я слышала, как мама по телефону разговаривала с ней, повторяя «хватит пить». Тогда я не хотела придавать этому значение – не очень-то радостно знать, что твоя сестра сползает в тот же омут, что и отец.

– А что тебя так мои пьянки-то волнуют? – она зло сощурила свои зеленые глаза. – Хочу – пью, я взрослая женщина. А ты за собой лучше бы смотрела, спишь с каким-то отморозком, который оплачивает тебе красивую жизнь, а сегодня соседки тебя уже с другим видели. Чья бы корова мычала, а, Камила?!

Я, застигнутая врасплох, злобой сестры, не знала, что ей сказать. Я ощутила себя снова маленькой, безвольной девочкой. Ужасное, разрушающее состояние. Превозмогая себя, я произнесла:

– Я замужем – за достойным мужчиной.

Резко развернувшись, не позволяя сестре ответить, я стремительным шагом направилась в комнату. Устало опустившись на кровать, я пыталась успокоиться. Казалось бы, я приехала в родной дом, уютное место, где должна была ощущать себя относительно, но мирно. Но и здесь меня поджидало испытание в лице старшей сестры, и складывалось впечатление, что я стою на перекрестке, а мимо – проносятся стремительные машины, готовые вот-вот задавить меня.

Я просидела так, раздраженная весельем с кухни, около получаса. Наконец, когда часы показали 17:20 послышался звук открывающейся входной двери – и я поняла, что это мама вернулась с работы. Я, стараясь выглядеть спокойной, вышла встречать ее. Она как раз вешала свое весеннее пальто, цвета фуксии, на вешалку- плечики, когда я произнесла:

– Привет, мам.

Мама, не скрывая своего изумления, обернувшись, с улыбкой посмотрела на меня.

– Ой, Камила, ты здесь!

Она шагнула ко мне, заключая в теплые объятия. Я, прикрыв глаза на миг, глубоко вздохнула, вдыхая аромат ее легкого парфюма-дымки и лака для волос. Такие родные запахи.

– А где Тимур? – мама чуть разжала объятия, окидывая меня своим учительски-проницательным взглядом.

– Да в командировку поехал, а я вот уговорила его завезти меня к тебе, – не дрогнув, сообщила я. Очередная ложь для общего блага.

– Как хорошо, – мама глянула в сторону стоящей обуви гостей. – Так, а что, Маша приехала тоже? И не одна, да?

– Ага, с сыном и подругами, – я отошла в сторону, пропуская маму в ванную комнату. Включив воду, она с обеспокоенным выражением на лице, стала тщательно мыть руки.

– Ясно, с подругами, значит, – мама сняла с крючка розовое полотенце. – Сейчас посмотрим, что да как.

Я, может и поступила трусливо, но вернулась в свою комнату, не желая слушать разговор мамы с сестрой. Однако, даже за прикрытой дверью громкие голоса доносились до моих ушей – и снова, в который раз за сегодняшний день, я окунулась в детские воспоминания, которыми была не в состоянии управлять. Все было, как тогда – крики мамы, хлопанье дверьми, только голос отца сменился на равнодушный, пропитанный алкоголем, голос моей старшей сестры. И, клянусь вам, я не знала, что страшнее – держать в руке береттту, или же, стоять вот так – не в силах убить монстров из прошлого.

Минут через 20 мама – уставшая, с покрасневшими глазами, заглянула в мою комнату со словами:

– Пойдем чай пить, эти две ушли, Маша в ванной закрылась, тошнит ее.

Я, хоть и не желала пить чай, но последовала на кухню. В нос тут же ударил противный, такой тошнотворный запах – смесь алкогольных паров, сигарет и какого-то смрада. Я спешно распахнула окно, впуская свежий, прохладный, но такой желанный, чистый воздух. Я задержалась близ окна, и мой взгляд зацепился за скрывающуюся за углом дома, машину, которая показалась мне знакомой – очень похожей на ниссан.

Но я не была в этом точно уверена, поэтому, отойдя от окна, начала разливать чай по чашечкам. Мама, делая вид, что ничего не произошло, нарезала свежий, пахнущий так аппетитно, батон. Она молчала, и я понимала, что внутри у нее, впрочем, как и у меня, сердце разрывается на части. Это был замкнутый круг со своими жертвами и палачом. Но я страстно, как и раньше, хотела выбраться из него. Только как? Как это сделать, при этом, не навредив маме? Только я подумала об этом, как она, сохраняя молчание, потянулась к валерьянке. Выпив ее, мама собралось было сесть за стол, но звонок в дверь остановил ее.

– Кто там еще может быть? – выдохнула она, направляясь узнать ответ на свой вопрос.

Я вся напряглась, ожидая очередной угрозы. Это было ужасно, но в этот момент шальная мысль сообщила мне, что хорошо, по крайней мере, что Антон мертв – одним уродом меньше. Я поразилась собственным размышлениям – жестокость была несвойственна мне, и все же, я мыслила, как жестокий человек.

Послышался негромкий мужской голос, мама что-то радостно говорила, затем, в квартиру зашел статный, высокий мужчина в пальто. Я узнала его, и сердце мое сжалось от пронзительного вопроса – неужели пришел про мою душу?!

Меж тем, гость вместе с улыбающейся мамой подошел к кухне – я все еще стояла в дверном проеме, не зная, куда деться – да, впрочем, и смысла-то не было уходить. Меня уже заметили.

– Андрюш, – начала ласково мама, – как там по батьке-то тебя?

– Сергеевич, – отозвался синеглазый мужчина, окидывая меня задумчивым взглядом и пространство вокруг.

– Андрей Сергеевич, проходи, это моя дочка, Камила. Камила, это Антипов Андрей, мой ученик, – произнесла мама.

– Здравствуй, Камила, – произнес тот самый мужчина, из отделения, велевший отпустить меня этим утром.

– Здравствуйте, Андрей Сергеевич, – ощущая себя окруженной со всех сторон, отозвалась я.

– Садись, Антипов, чай пить, – мама подтолкнула его к табурету, и мужчина уселся на него.

Я оглянулась, думая, что делать.

– Я пойду к себе, – выдохнула я, чувствуя нарастающую тревогу.

– Иди. Ой, Камила у меня замуж вышла, а такой же стеснительной осталась, – тепло улыбнулась мама, вкладывая в вазочку печенья и ставя ее перед гостем.

Я уже пошла по коридору, как в маминой комнате раздался детски плач – Стас проснулся. Судя потому, что в ванной все еще была включена вода, Маша не особо торопилась к своему сыну или просто была не в состоянии. Я хотела бы успокоить его, но мама, опередив меня, побежала туда, на ходу бросая:

– Дочь, налей, пожалуйста, гостю чай, я быстро.

Наверное, мне стоило отказаться, но, проснувшаяся во мне хорошая девочка, прямиком, пошла на кухню. Стараясь не смотреть на Андрея, я долила в новенький электрический чайник (тот самый, подарок от меня и мужа) воды, и включила его. Я, ощущая на себе заинтересованный взгляд синеглазого мужчины, забрала со стола свою чашку и поставила ее в мойку. Чтобы не смотреть на гостя, я принялась мыть посуду, что стояла там. Ну, где же мама?! Ее «быстро» слишком затянулось. А я, находясь здесь с этим мужчиной, который, хоть и был одет не в форму, но одним своим видом не давал мне забыть о случившемся, ощущала себя почти предательницей. Он сидел здесь, на кухне, а Тимур – за решеткой. Эта мысль обдала меня горячей волной, и чашечка, выскользнув из моих таких неумелых сейчас пальцев, упала на пол, разбиваясь на две ровные половинки.

Андрей подошел ко мне, поднимая с пола разбитую посуду, и аккуратно поставил ее на стол.

– Не беспокойся, Камила, Римма Ибрагимовна, не узнает о сегодняшнем задержании, – приглушенным голосом пообещал он мне. Андрей стоял рядом со мной – у правого плеча, и я, повернув в его сторону голову, прошептала:

– Зачем вы это делаете?

– Не знаю, – он мягко улыбнулся, и его глаза блеснули. Настоящие сапфиры. Красивые, но чужие. – Не хочу волновать свою первую учительницу – Римма Ибрагимовна всегда была добра ко мне. И я хотел бы быть таким и по отношению к ее красивой дочери.

Мои щеки защипало от румянца – я все еще не могла принять тот факт, что красива и привлекаю внимание разных мужчин. Вряд ли я привыкну к этому.

– Спасибо, Андрей Сергеевич, – ответила я, спешно отворачиваясь от него, а сама лихорадочно начала размышлять – кто стоит рядом со мной – друг, враг? Волк – в овечьей шкуре? Как себя вести, что говорить – чтобы не навредить Тимуру и себе? Ах, как жаль, что я не была слишком умна!

– Андрей. Пока – не за что, – он вернулся на место.

Чайник, закипев, выключился, и я налила его гостю. Поставив перед ним чашку, я с грустью в сердце отметила, что могла бы этим вечером делать чай для своего мужа, а в итоге – делаю для чужого мужчины. Я подошла к окну – чуть прикрыв его, я вглядывалась вдаль. Одиночество снова пришло ко мне, сжимая мое сердце сильными, холодными пальцами.

– Дом пасут, – негромко, но так, чтобы я услышала, сообщил Андрей, делая медленный глоток из чашки.

Я дернулась от его слов, но промолчала. А вот синеглазый мужчина продолжил:

– Мой совет – не покидай квартиру.

Я шумно сглотнула и посмотрела на Андрея – его синие глаза глядели прямо на меня – без осуждения, усмешки или злобы. Я качнула головой и, отойдя от окна, налила себе в стакан воды. Пока я пила, мужчина продолжал смотреть на меня. Где-то там, Стас продолжал хныкать, а вода в ванной комнате, литься, а это значило, что мне еще предстояло быть здесь. Держись, Камила, держись.

– Спасибо, – сдавленным голосом, наконец, ответила я.

Андрей посмотрел в сторону коридора, затем – снова на меня. Устав быть в центре внимания, я направилась к выходу из кухни. Однако, синеглазый мужчина, поднявшись с табурета, преградил мне путь. Боже мой, сразу же в груди все сжалось от страха – я опасалась насилия, липких рук и собственной беспомощности.

– Ты что? – удивленно вскинул прямые брови Андрей. – Я не причиню тебе вреда.

– Тогда дай пройти, – зло процедила я. Моя хорошая девочка ушла, освобождая место злючке.

Гость подвинулся, но не сел на место. Я торопливо прошла мимо, продолжая ощущать на себе его задумчивый взгляд. В коридоре я столкнулась с мамой – она, неся на руках Стасика, шла на кухню.

– Давай я заберу Стаса? – предложила я маме. Та покачала головой:

– Не надо, он сейчас кушать будет.

Я, признаться, только и рада была этому ответу. Я была слишком взволнованна и одновременно опустошена, и, все, что желала сейчас – как и прежде, спрятаться под одеялом. Подальше от чужих глаз. Я забралась на кровать, ощущая очередной приступ боли – пора бы выпить еще ибупрофена, но я, ни за что хотела вновь выходить на кухню.

Мой мир сузился до размера этой маленькой, такой чужой комнаты. Обняв себя за колени, я с тоской смотрела в окно – там уже сгустились сумерки, обещая приближение тьмы. И вновь было темно у меня на душе – так темно и тоскливо, что хотелось рыдать. Сердце и душа рвались к Тимуру, к нему, лишь к нему. Как он там? Жив ли, цел? Когда вернется? Я сжала веки, и по моим щекам побежали горячие потоки слез.

Не имело значения, когда мой муж вернется. Я была полна решимости дождаться его.