Кавалер Красной Звезды. Тотальный политический стеб

Джон взял ручку. Начал писать Мэри, но потом скомкал листок и выбросил. Выходила полная околесица. Голова трещала.

«Не спеши, подумай. Часов пять-шесть у нас с тобой есть. Я знаю, в Донском монастыре могила твоего прапрадеда. Хочешь, пока туда съездим, по дороге развеешься, мысли в порядок приведешь».

Идея Джону понравилась. Он отложил ручку в сторону. Останется ли он в России или, несмотря на опасность, вернётся обратно, прапрадеда нужно посетить в любом случае.

Ангел и соленые огурцы

В это время в Аризоне никому не было дела до нашего героя. У его детей в школе был назначен отчётный концерт. Мэри была сильно занята грядущим мероприятием. Всех нарядить, купить лучших сладостей, красивых цветов и игрушек… дел по горло. Когда раздался звонок Джона, с сумбурными объяснениями, что он где-то напился, улетел в другой город и вернётся теперь только через пару дней, она лишь испытала облегчение. Муж бы только путался под ногами и мешал «умными» советами.

Агенты ФБР, проворонившие Стюарта в баре, зафиксировав этот звонок, стали проверять друзей и родственников Джона в других штатах, куда их подопечный мог по пьяному делу сорваться. Их малость беспокоило, что странный телефонный номер, с которого звонил ковбой, не поддавался определению. Но это была лишь очередная загадка в длинной череде неясностей дела Стюарта.

Через день, когда Стюарт должен был появиться дома, Мэри обнаружила в ящике письмо: «Дорогая, я в России. Пишу тебе на бумаге, потому что единственное, что АНБ не умеет делать, так это вскрывать конверты. Ты знаешь, что здесь, в этой стране, похоронены мои предки. Вчера я был на могиле своего прапрадеда в Донском монастыре. Погода была холодная. Русские выдали мне теплые меховые ботинки. Правда, если не положить в них сухую газету, от мороза они не спасают. В монастырь мы ехали на длинном черном Mercedes. Таких дорогих машин я в Аризоне ни разу не видел. На могиле прадеда был памятник – ангел с распростёртыми крыльями. Скульптура сильно заросла мхом и плесенью. Я хотел сфотографировать её для тебя, но в Москве сейчас что-то вроде полярной ночи, и в четыре часа дня уже довольно темно. Мой старенький Nokia при таком свете не справился. Русские ходят с огромными Iphone последних моделей, но мне было неудобно просить их об одолжении. Мой куратор, майор ФСБ Тёркин, предложил по местному обычаю помянуть, и достал бутылку водки и банку с солёными огурцами. Ты, знаешь, холодная водка совсем не чувствуется, просто проваливается в горло. Тёркин сказал: легко заходит. Майор нюхал огурец, но не ел его, потому что в России закусывают только слабаки. А я откусил. Очень вкусно! Тёркин обещал дать рецепт, чтобы мы с тобой могли делать такие же дома. Дорогая моя Мэри, здесь можно бесплатно получить дальневосточный гектар. Дальний Восток расположен возле Монголии. Там живут евреи, и рядом прекрасные места, чтобы разводить коров. Вместе с тобой и тремя нашими детьми нам положено пять гектаров. Сельское хозяйство здесь плохо развито, а рынок сбыта огромный. Я уже нашёл первого серьезного клиента. Пищеблок ФСБ готов покупать у нас говядину. Мэри, я не смогу вернуться в США. Меня подставили. Единственный вариант – тебе приехать сюда. Никому об этом не говори. В этом письме для тебя инструкция. Пожалуйста, сделай все ровно так, как там сказано. Чётко по пунктам. Люблю, целую, твой Джон».

тихо радуйся и вопросов не будет

Побывав на могиле прадеда, на следующий день Джон почувствовал желание поближе познакомиться со столицей своей новой Родины. «Если ты хочешь увидеть Москву во всей красе, нужно дождаться темноты», – сказал майор. Вечером они выехали на служебной машине. Стюарт прилип к окну в восхищении. Каждое здание было подсвечено, иллюминации было столько, что в небе висело цветное пятно. «У нас северный край, – сказал Тёркин. – Всем хочется больше тепла и света». «Мы можем пройтись пешком? – спросил Джон». «Легко», – ответил майор и остановил машину недалеко от памятника князю Владимиру. Они подошли к подножию монумента, и американец долго смотрел на массивную фигуру крестителя. Потом коллеги двинулись вдоль Александровского сада, и их взору предстала скульптура патриарха Гермогена. Далее, пройдя по Охотному Ряду, они дошли до Славянской площади, где Джон был очарован фигурной композицией Кирилла и Мефодия. «Первый раз вижу такую религиозную нацию, – воскликнул Стюарт. – Все, кому вы ставите памятники, держат в руках кресты. Я думал в России всё ещё коммунизм». «Одно другому не мешает, – сказал майор. – Наоборот, всё тесно связано». Американец так сильно наморщил лоб, что Тёркину пришлось пообещать потом всё подробно разъяснить. Затем майор отвёз его на Рижскую эстакаду. Фээсбэшник любил это место. Он жил здесь рядом почти четверть века и любил гулять по мосту, смотреть на железную дорогу, думать о вечном.

Стюарту открылось великое множество железнодорожных путей, приходящих из неоткуда и ведущих в темноту. Между ними втыкалась в небо и переливалась всеми цветами радуги игла Останкинской башни. «Если сядешь на поезд, через шесть дней будешь на Дальнем Востоке», – сказал Тёркин. Стюарта восхитил факт, что вагон будет мчаться сквозь темноту и холод, как через толщу Космоса. На другой стороне от Рижской эстакады американец увидел ряды панельных многоэтажек. Они стояли чередой жёлтых огоньков в северной московской ночи. «За каждым из этих окон, – думал Джон, – большое счастье, ведь там есть тепло и свет». И тут он почувствовал, что газета, которую он положил при выезде с Лубянки в свою обувь, промокла, и мороз уверенно продвигается выше по телу. «Пойдемте в машину», – сказал американец.

В автомобиле он напомнил Тёркину обещание рассказать, почему в России коммунизм и христианство слились в одно. «Помню, Джон, но для начала ответь, что для тебя в жизни главное?». «Моя семья, мой дом, моё ружьё и мой автомобиль», – сказал иностранец. «Без прилагательного „моё“ все эти ценности для тебя ведь потеряют смысл, не так ли? А в России наоборот. Если кто разбогател, то к нему сразу много вопросов. У нас каждый о всеобщем счастье должен думать. Стыдно под себя грести. Так и при коммунизме было, и сейчас». «Что плохого, если я своему джипу радуюсь?» «Ничего, Джон. Ничего! Только ты тихо радуйся в своей комнате. А на людях говори, что тебе старушку в переходе жалко. Понял?». «Не совсем». «Забудь. На Дальнем Востоке тебе это не понадобится. Там, как в Америке: ружьё, дом и все остальное». «Там другие люди живут?». «Люди те же. Но ни царской, ни советской власти там толком не было». Стюарт покачал головой. Он мало что понял.

Смех этой скотины Дарвина

«Давайте выпьем того пива, после которого я к вам попал, – попросил американец Тёркина, когда они вернулись на Лубянку. – Мне, честно говоря, оно очень понравилось».

Майор, помявшись, согласился. Достал из сейфа два стакана и бутылку. Пиво выглядело обычно. Пробка, этикетка – всё на месте. Фээсбэшник внимательно посмотрел на Стюарта.

«Джон, это не просто бухло. С ним надо осторожнее. Есть одно правило, я его всегда соблюдаю. Пока ты в сознании, нужно вспомнить любой эпизод из Библии и в двух словах объяснить, почему он тебе нравится. Это нечто вроде страховки от всякой чертовщины. Мы бесов не боимся, но лишняя осторожность не помешает. Понял?».

Джон кивнул головой.

«Ну, тогда поехали, – сказал Тёркин, чокнулся стаканом о посуду американца и осушил свою порцию. – Я всегда восхищался Книгой Иова. Если бы я был режиссёром, то обязательно поставил бы спектакль или фильм, а может, даже и мюзикл. Вот, представь, едет Иов в автобусе. Современный такой – в джинсах, в рубашке, в кепке, а автобус набит монахами, священниками, словно в соседнем монастыре служба закончилась, и они все в „Ашан“ поехали. И вдруг у него в кармане телефон звонит. И из трубки полный кошмар – машину его сожгли, офис арестовали непонятно почему, а загородный дом снёс бульдозер. И он начинает кричать на весь салон: какого хуя!!? Монахи и священнослужители его успокаивают. Что-то про Бога говорят. Но ему уже не до Всевышнего. Он в истерике. Следом ещё звонок. И ему сообщают, что всех его родственников убили, а у него нашли СПИД. И это уже полный зашквар. Он падает на колени и орет на весь автобус: „Господи, за что!??“ Короче, я уже дорассказать не успею, вижу, тебя выносит. Давай – твоя очередь».

«Мистер Тёркин, – заплетаясь языком, начал Стюарт. – Самое таинственное место в Ветхом Завете, это когда Господь создаёт мир. Если бы я снимал кино, я бы показал, как Всевышний творит рыб, а потом они вдруг на его глазах выходят на сушу. И тут важно показать глаза Бога, когда он это видит. Он не понимает, что происходит, но ему совершенно очевидно: что-то пошло не так. А за кадром ржёт эта скотина Дарвин. Но зрителям почему-то ясно, что это – не смех победи…».

Не успев договорить, Джон отправился в путешествие. Майор последовал за ним.

В нужном месте в нужное время

Тьма, пришедшая со стороны Клязьминского водохранилища, накрыла Джона Стюарта. Он несколько раз открыл и закрыл глаза, но особой разницы не ощутил. Прощупав пространство вокруг себя, он сделал несколько робких шагов. Под ногами было нечто твёрдое. Идти дальше было страшно. Сколько ему пришлось простоять, сказать трудно. Может час, а может, десять минут. Чувство времени потерялось. Он ощутил себя частью тёмной материи. «Мать-тьма, – подумал он. – Где же тогда отец?» В этот момент рядом зажёгся луч фонарика и осветил лицо старика. Это случилось так неожиданно, что Джон должен был бы испугаться. Но лик незнакомца выглядел доверительно и, кроме того, показался Стюарту знакомым, поэтому страх улетучился.

«Здравствуй, Джон, – сказал бородатый старец. – Меня зовут Исаак Феликсович. Или, если угодно, старик Фишман. Мы с тобой, помнишь, уже встречались».

«Добрый вечер, – ответил американец, и тут же торопливо добавил, – мы выпили в ФСБ спецпива с майором Тёркиным, и потом я оказался здесь. Если я вам помешал…».

«Не волнуйся, Джон, – сказал старик. – Знаешь, где ты?»

«Буду благодарен за объяснения».

Исаак протянул руку, и вокруг в пространстве зажглось множество светильников. В их желтоватом неярком излучении Стюарт увидел, что стоит среди рядов людей в военной форме. Джон с восхищением начал разглядывать терракотовую армию. Среди бойцов он узнал генерала Ли, командующего армией Юга, которого почитал с самого детства.

«Это герои, – сказал старик. – Они ещё воскреснут. Кстати, твой дед, ветеран Второй Мировой здесь, справа от тебя».

Джон увидел своего родственника, участника встречи на Эльбе.

«Ты с нами?» – спросил Фишман.

«Видит Бог! – воскликнул американец. „Я с вами!“ – решительно подтвердил Стюарт и спросил: « А что с моей семьей?»

«Они сейчас делают пересадку во Франкфурте и уже через семь часов будут на Лубянке. Кстати, вот письмо от твоей жены».

Исаак протянул Джону конверт. Американец прочёл, что успела набросать супруга перед отъездом: «Милый Джон, я уезжаю из США с легким сердцем. Той страны, которую мы с тобой любили, в которую верили, уже нет. Вчера какие-то подонки осквернили могилу Маргарет Митчел. А вечером твоего лучшего друга, нашего соседа Билла Смита, арестовали за твит в поддержку Луи Си Кея. Сегодня утром на отчётном концерте в школе нашим детям запретили петь их любимую песню. Джон, они объявили „Джингл беллз“ расистской из-за того, что в 1857 году её спел человек, перекрашенный в афроамериканца! Милый, ты можешь это представить? Они надругались над „Джингл беллз“! Дети до сих пор плачут. Мы больше не хотим жить здесь. Мы летим к тебе. Мы будем хорошими русскими. До встречи. Целую, твоя Мэри».

«Господин Фишман…», – начал было Стюарт. Но Исаак поправил его: «Здесь в России, и особенно на войне, мы используем обращение «товарищ». Запомни это».

«Ок. Товарищ Фишман, а с кем мы будем бороться?»

«С фашистами, либералами, наркоманами… ну, там большой список – пидоры всех мастей. Ты ведь республиканец, зачем я тебе объясняю».

Джон облегченно вздохнул. Вопросов больше не осталось. Он попал в нужное время и в нужное место.

«Мне разрешат использовать „Магнум“? Я неплохо стреляю».

«Тебе выдадут сенокосилку. Родине нужно развивать сельское хозяй…».

Последние слова старика Фишмана расплылись в мареве пробуждения американца. Стюарт начал приходить в сознание.

Часть 2

Впервые в Москве

Москва оказала на семейство Стюартов магическое действие. Они смотрели на заснеженный город широко раскрытыми глазами. К ним приставили сотрудника ФСБ, лейтенанта Саида Бельдыева. Он познакомил их со столицей. На это потребовалось три недели. Проходка ФСБ позволила им посетить Большой театр. Они впервые смотрели балет живьём и были поражены этим праздником танца и костюмов. Побывали в музеях Кремля и на Соборной площади. От белокаменных храмов веяло стариной. Золотые купола завораживали. В Третьяковской галерее им запомнилась картина «Боярыня Морозова». Сильная вещь. В Цирке на Цветном бульваре они увидели танец медведя. Потом прошлись по паркам. В Музеоне вкусно перекусили азиатской лапшой и долго созерцали памятники Ленину и Дзержинскому. В Сокольниках поели пончиков. В саду Эрмитаж выпили медовухи. На ВДНХ покатались на коньках. С непривычки много падали, но восторга было хоть отбавляй. Затем Саид устроил им тур по старым фабрикам. Посмотрели Арт-плей, Флакон, Хлебзавод, Красный Октябрь. Везде к радости американцев были огромные аппетитные бургеры, а в Арме они попробовали такой вкусный чизкейк, какого не ели отродясь. Оказалось, его особым образом запекают в печке.

Предложение от которого нельзя отказаться

Не успели они отчалить на Дальний Восток, как Джону предложили должность на Лубянке. Специалисты по американскому образу жизни в Москве были остро необходимы. Терять такого ценного кадра в Конторе не хотели. Мэри не позволила ему отказаться. Она заявила, что её всегда возбуждали агенты спецслужб. Но сама была, напротив, полна энтузиазма продолжить ковбойский бизнес. Она оформила на семью пять дальневосточных гектаров, плюс получила еще пятнадцать по линии спецслужб, взяла в охапку детей и уехала растить бычков. Стюарт быстро остыл к идее фермерства под Хабаровском. Перспектива работы на Лубянке затмила другие мечты. Главное для него было видеться с семьей. И Тёркин гарантировал ему, что он сможет летать к ним каждые выходные. У служебных джетов ФСБ на Дальний Восток регулярные рейсы.

Космос и мечты

Оставшись в столице, Стюарт вспоминал, как в детстве представлял своё будущее. Оно казалось ему космическим, как в фантастических фильмах. Длинные пластиковые коридоры, люди в белом и вселенское пространство с планетами, звездами, метеоритами, загадками и пришельцами. Он верил в контакт с другими цивилизациями и в бессмертие, что оно будет открыто сразу после двухтысячного года. Только сейчас он понял, как ошибался. Будущее оказалось совершенно иным. Джона определили в Академию ФСБ на ускоренный курс. За американца взялись лучшие учителя, легенды разведки и гении спецопераций. Обучение проходило индивидуально, один на один.

Через три месяца он уже приступил к штатной работе. Она чрезвычайно увлекла его. С коллегами, однако, возникли трения. Его словно бы не считали своим. Стюарту была необходима поддержка. Тёркин как мог, помогал, но был не в состоянии посвятить Джону всё своё время. В итоге американец подсел на визиты к Фишману. А для них, как мы знаем, было нужно спецпиво.

В один из вечеров в Москве Стюарт в очередной раз выпил свою дозу, чтобы пообщаться со стариком. Очнулся он в знакомой ему темноте Зала Героев. Дабы не наткнуться на кого-нибудь из уважаемых фигур, американец крикнул: «Исаак Феликсович!» «Да не ори ты», – отозвался Фишман, и зажёг свой фонарик. Оказалось, он был в полуметре от Джона возле фигуры Уго Чавеса. «С чем пожаловал?» «Мне кажется, и я никак не могу выбросить это из головы, что я не до конца свой здесь, в Конторе. Уже полгода прошло, а офицеры всё ещё смотрят на меня, как на инопланетянина. Объясните, что значит быть по-настоящему русским? У меня это не очень получается».

«Сынок, ты уже много сделал для Страны. Ты заставил Моби публично признаться в работе на ЦРУ. Ты помог Окси победить Дизастера. А когда с твоей помощью министр иностранных дел Голландии был пойман на публичном вранье, мы включили этот кейс в учебник Академии. Я горжусь тобой».

«Спасибо, товарищ Фишман. Мне приятно».

«Но тебе, похоже, не очень комфортно среди сослуживцев. Чувствуешь косые взгляды и не можешь понять, почему они ТАК смотрят?»

«Да, да, да».

«Дело вот в чём. В России в спецслужбах есть традиция. Новичок должен выйти на ринг против самого крутого бойца в своем подразделении. И только если кандидат до конца боя продержится, его берут, и считают своим в доску. Тебя не испытали. Побоялись. Был уже несчастный случай с иностранцем. Начальство больше не рискует. Ты через чёрный ход пролез. По указке сверху. Но я чего-нибудь придумаю. Позже. А пока …пока мы посмотрим, кто ты есть на самом деле», – сказал Фишман и исчез, оставив Стюарта в темноте.

Музыкальный автомат

Американец привык к неожиданностям и потому не паниковал. Ждал, что случится дальше. «Зря они испугались, – думал американец. – Я ведь фермер, с лопатой работаю, у меня хватка железная». Постепенно он ощутил, что находится уже не в Зале Героев. Пространство вокруг изменилось. В новом измерении было заметно теплее. Покрытие пола стало мягче. Внимание Джона привлекла маленькая блестящая точка. Она появилась в нескольких метрах от него во мраке. Затем возникла вторая и третья. Вскоре они составили целую деталь из начищенного хрома. Рядом высветилась полоска красного цвета. Вслед за хромовым ободком и красной полоской проявились общие контуры предмета. Стюарт увидел музыкальный автомат, и в пространстве вокруг разлилась музыка Энди Уильямса – сладкая, как патока. Стюарт подошел ближе и застыл в восхищении. Цвета автомата были такими привлекательными и такими теплыми, а музыка была концентрацией всего романтичного и прекрасного, что он любил, живя в Америке, и его душа затрепетала. Рука потянулась и начала гладить светящуюся поверхность. Ладонь прижималась всё плотнее. Через несколько минут он уже гладил автомат двумя руками. Марево свечения и эти тягучие звуки полностью взяли власть над ним. Он прильнул всем телом, а Энди Уильямс продолжал свои пряные песни: стренжерс ин зе найт ексченжед глэнсез. Потом он перестал соображать, начал перекатываться по поверхности, елозить, тереться об неё, как кот о валерьянку. …Очнулся он, сидя у стены. Брюки были мокрыми и липкими. В сознании лежали несколько таких же чувств: бессилие, недоумение, стыд. Джон повалился на бок, свернулся калачиком и закрыл глаза. Ему захотелось исчезнуть. Проснулся он в служебном кабинете на Лубянке.

Пива нет

Первым делом после пробуждения он хотел вернуться и расспросить о случившемся Фишмана. Но с этим возникли проблемы. В хозяйственном отделе ему показали свежий приказ начальства. Спецпиво поставили на учёт. Теперь его выдавали чинам не ниже полковника и только под плановые операции. Джон побежал к Тёркину и слезно умолял помочь. Майор сказал, надо подождать. Американец собрал волю в кулак и занялся текущей работой.

С первых же дней службы на Лубянке он заметил, что многое в Конторе делается слишком архаично. Методы отдавали неоправданным консерватизмом. Американец пришёл с докладом к руководству, и генералитет выдал новому сотруднику карт-бланш. Молодых, роющих землю неофитов в ФСБ любили. Правда, речь шла не о реальных операциях, а о виртуальном секторе: интернет, рэп-баттлы, компромат и прочая текучка. Стюарт принялся за работу с удвоенной энергией. Первые результаты были превосходными. Лайки, перепосты и коменты множились миллионами. Но через некоторое время эйфория утихла. Количество подписчиков пошло на убыль. Просмотры редели. «Все так начинают, – успокаивал его Тёркин. – Не унывай. Легких побед не бывает. Мозги включай». Стюарт начал вгрызаться в проблему с новыми силами. И вскоре выдал начальству очередную инновацию. Предложение оказалось столь радикальным, что Джону долго не давали добро. Но усилиями Тёркина и Вахрушина проект стартовал, и результат превзошёл все ожидания.

«Гениальная схема! – восхищался через несколько месяцев Вахрушин, докладывая об инновациях Стюарта Президенту. – Платить! Платить! И ещё раз платить! Как мы раньше не догадались? Денег уходит в три раза меньше, чем на фабрику троллей, а результат умопомрачительный. Как только персонаж, транслирующий антироссийскую истерию, начинает получать за свои посты деньги, он совершенно теряет разум и фонтанирует таким маразмом, что даже самые ярые антисоветчики крутят пальцем у виска. Вот, например, вчерашний пост в Фейсбуке эстонской певицы Гуны Тамас: „Опс! Еще 100 000 эстонцев эмигрировали в Германию. Кто там плачет? Чем дальше от русской границы, тем прикольнее“. Мы бы до такого не додумались. Джон – гений!»

«Это тот самый американец, который выпил все наше пиво на Лубянке?».

«Он самый, товарищ Главнокомандующий».

«Мне кажется, его пора наградить», – улыбнулся Президент.

«Можно выписать ему пару бутылок вне регламента?» – осторожно спросил генерал.

«Закон суров. Но он Закон, – строго сказал Начальник. – Спецпиво выдается только под расписку. Я вообще должен был бы с тебя погоны снять за бардак, который вы с ним устроили».

Вархрушин виновато опустил голову.

«Могу только из личного резерва дать. У меня второй год пылится. Все равно не использую», – предложил Президент, достал из сейфа бутылку и протянул генералу.

«Нет-нет! Что вы, Владимир Владимирович! Не нужно», – отказался Вахрушин.

«Бери. Все равно просроченное. Если твой Джон просрётся, может бухать перестанет», – засмеялся Президент и всучил бутылку генералу.

Кое-что об использовании в аптечки

Так Джон получил свою очередную порцию. Пиво стояло перед ним на столе. Однако он не торопился. Он позвонил Мэри. «Как дела, крошка?» Послушал рассказ о первом контракте с китайцами, о закупке кормов и содержании телят. Поставки в пищеблок Конторы помогли на начальном этапе выйти на окупаемость. Теперь замаячила ещё и перспектива китайского рынка. Граница совсем рядом. Бизнес рос на глазах. Мэри была счастлива. Потом трубку взяли дети. Джон спросил, как дела в школе, не холодно ли гулять, когда на дворе минус тридцать. Оказалось, мороз их только бодрил. Огромные меховые шапки с ушами приводили их в неописуемый восторг. Они готовы были носить их круглый день, даже дома.

Закончив семейные дела, Джон открыл бутылку. Когда последний глоток перелился в желудок, Стюарт закрыл глаза. И мгновенно увидел Фишмана. Старик громко гоготал во весь рот. Так громко, что американец, привыкший к неспешным философским беседам с Исааком Феликсовичем, невольно отшатнулся и сделал несколько шагов назад. Фишман гоготал так сильно, что сотрясалась даже тёмная пустота вокруг. «Ты зачем просроченного пива выпил?» – спросил он у Джона, закончив смеяться, но еще всхлипывая. «Другого не было, – сказал американец. – А что, будет весело?» «А то, – успокоился старик и добавил: – Спрашивай быстрее, что хотел, пока не началось». «Что со мной было в прошлый раз? Я трахал какой-то музыкальный автомат. Очень стыдно». «Ты всё ещё обычный потребитель, кончаешь на цвет, звук и форму. Чему ты удивляешься? Думаешь, стал святым? Нет. Посмотри на меня. Я раньше жил в коммунальной квартире. Знаешь, как противно было в местах общего пользования? Так мерзко, что я ссал в любые пригодные для этого ёмкости, лишь бы лишний раз не показываться в сортире. В вазы, в карандашницы, в пластиковые пакеты. Однажды нассал даже в аптечку. И потом, когда получил отдельную квартиру и можно было выбрать плитку и обои, я готов был лизать эти стройматериалы. Этот потребительский оргазм, сынок. Его надо выдавливать из себя по капле, как завещал великий Чехов».

«Я когда-нибудь стану настоящим офицером ФСБ? Таким, которого считают своим?»

«Хороший офицер должен испытывать только один тип оргазма – это Оргазм Красной Звезды. Я хотел было сегодня это с тобой обсудить, но раз Президент выдал тебе перебродивший пропуск, Джон…», – взрыв хохота снова сотряс чёрную пустоту. И Фишман исчез также внезапно, как и появился, оставив Стюарта в темноте.

Танец ульяновских курсантов

Фонарик смартфона американца осветил пространство вокруг, и стали видны новые обстоятельства. Джон увидел, что оказался в зрительном зале. Ряды стульев. Софиты на стенах. Чёрные массивные динамики по углам. Стюарт сел на ближайшее сиденье. Глядя на сцену, он задумался о своей судьбе. Начать жизнь в Аризоне, играть по вечерам кантри для детей и жены, а потом в одно мгновение оказаться в России на службе самой могущественной Конторы мира. Погружаться с помощью лубянского пива в глубины бессознательного. Летать каждую субботу на джетах ФСБ в Хабаровск, где жена выращивает бычков. Невероятно.