Полная версия
Время шутов
Впрочем, можно согласиться и с выводом Шопенгауэра. Действительно, когда расхождение в устремлениях столь велики, как сегодня, когда мужчина озабочен карьерой, богатством и развлечениями более, чем сооружением семейного очага, а женщина все же тяготеет к созданию семьи, укреплению родственных связей и даже в какой-то мере самоизоляции рода от опасностей общества, браки распадаются в пугающих размерах. И именно сегодня мы это хорошо видим в нашем обществе…
Она
– Ты хочешь, чтобы я обозвала этого женоненавистника болваном, ничего не понимающим в женской душе?.. Господи, отчего все мужчины так похожи на павлинов!? Командир, я тебя в виду не имею… И Шопенгауэра твоего обзывать не стану, пусть продолжает смущать умы других… А вот с тобой соглашусь, ты ведь всегда был умнее меня… Действительно, в юности мы все хотим и умеем любить. Но и не только в юности. Во всяком случае, мы, женщины, служим любви всю жизнь. Любовь – это суть женщины. Нам обязательно нужно, чтобы любили нас и мы кого-то любили. Родителей, мужчину, ребенка, собачку, кошечку, птичку… И, если уж любить не получается, то можно жалеть… Я долго своего бывшего жалела… И на работе его не ценят, и ничего по дому не умеет, яичница, и та у него обязательно пригорала… Жалела до последнего. А когда осталась вдвоем с сыном, поняла, что напрасно… А выла я по ночам, когда не стало Игоря Иосифовича… Знаешь, как воют одинокие бабы?.. Наверное, я бы выла и когда ты ушел, но я тогда еще не умела этого делать…
Ты только сегодняшних женщин, особенно молодых, не вини. Не они ведь себя в товар превратили, общество из них этот товар вылепило… Общество, в котором правят именно мужчины…
Дурак этот философ, ему не дано было понять женщину. Не было бы у меня о ком заботиться, может и отправилась следом за Игорем Иосифовичем… Хотя нет, не стану лукавить, хоть и любила его сильно, но я все-таки виталистка. «Ботаник» я, все естественное вокруг люблю, жизнь люблю… Да тут еще время перемен наступило…
Как ты пережил его?..
Лабораторию нашу прикрыли, нас всех, включая гениев, вышвырнули на улицу. Без денег, но с ваучерами. Помнишь этот глобальный обман всякими… Вот уж, действительно, хитрыми да лживыми… даже мужиками их называть не хочется… Лысыми, рыжими, сладкоречивыми прохиндеями… Думаю, неподъемный на них груз проклятий наших лежит. Аукнется он рано или поздно, если не на них самих, то на детях, внуках…
И пошла я, кандидат наук и женщина в полном расцвете сил, между прочим, тогда по всяческим кооперативам посуду да полы мыть… Через одного эти новые хозяева жизни предлагали на содержание перейти. И среди них были не только воры социалистической собственности, легализовавшие наворованное, да бывшие уголовники, общак нарабатывающие, были и отборные экземпляры умных и умеющих дело делать, вполне приличные. Но подруга правильно диагноз поставила: у меня к ним врожденная классовая ненависть. Так что немало мест поменяла, кое-кого чем под руку попадало приводить в чувство пришлось. А сын подрос. Жить надо было, зарабатывать. В «челноки» подалась.
Не пришлось тебе эту профессию осваивать?.. Догадываюсь, что нет… А я, между прочим, могла бы докторскую написать. Причем на любое звание: экономических, юридических, философских, психологических наук… Это, Командир, отдельная песня моей жизни… И чего только в ней не было… Хотя одного точно не было – ни под кого я не ложилась. Надрывалась, материлась, курить научилась, пить не только шампанское, мерзла, перегревалась, в мегеру превращалась, в бабу-ягу… Когда очнулась через пару лет, скопив кое-что, разглядела себя в зеркале, не поверила, что кандидат наук, что когда-то платья да юбки носила, в театры, на концерты ходила… И вдруг поняла, что еще немного и доживу до амнезии, совсем забуду свое прошлое, продолжу изучать мир по барахлу, которое человечество научилось производить себе в тягость. Но главное, сына потеряю. А он уже у меня парнем стал, оценки безжалостно всем взрослым, и прежде всего родне, выставлял. Бабушка с дедом, на которых я его оставляла, уже для него не авторитет. Да и старенькие стали, куда с оболтусом под потолок ростом справиться… Ну, а мать-челночница, с которой покурить можно да стопарь на равных опрокинуть, тем более не авторитет. И никаким примером для подражания быть не может. Ни как личность, ни как женщина… А отец вроде и рядом, в одном городе проживает, только он и в лучшие времена сыном не интересовался, а теперь сам с трудом выживает, волчье время наступило…
Я тогда за все годы челночества, и даже вперед, все слезы, какие отпущены были, выплакала. Поэтому сейчас только смеюсь…
Долго мы с ним чужими были, пока не вспомнила я себя прошлую. Помогло, что нефтяники продавать страну начали. Компьютеризация грянула, специалисты понадобились. Кое-кто из моих бывших коллег быстро сориентировался. И обо мне вспомнили. Пришлось идеологию подальше запрятать, да и податься прислуживать олигархам-космополитам без роду-племени…
Но это уже, как принято нынче говорить, совсем другая история…
Он
– Я думаю, что нам повезло.
Не будь этого самого времени перемен, о чем было бы вспоминать в конце жизни?..
О том, что исправно служили партии, ведущей страну невесть куда?..
Делились бы опытом рабского послушания с подрастающими поколениями?
Или же исходили желчью по поводу нереализованных желаний и невостребованных талантов?..
Впрочем, скорее всего, такой спокойной старости, с раздачей воспоминаний, у нас не было бы, потому что экономика гигантской страны в восьмидесятые уже дышала на ладан. Ты ведь не забыла пустые магазины и тотальный дефицит на все, что необходимо человеку?
Я более склонен верить тем, кто предрекал полное раздробление не только огромной империи, но и России, и жестокую драку за ту же жратву на ее территории… И, может, на это как раз и надеялись те, кто заботился о будущем золотого миллиарда, кому просторы России виделись всего лишь огромной кладовой с немногочисленным обслуживающим персоналом…
Но я не сторонник клевать падший социализм, как и не склонен петь панегирики обществу массового жевания, в котором мы сегодня очутились. На мой взгляд, нам нужно вернуться и взять ту культуру и человеческие отношения, которые были в Советском Союзе, и к ним добавить то материальное изобилие, на которое мы в свое время, польстившись, их разменяли.
Но изобилие без всяких излишеств.
И без обожествления денег.
Без деградации, которая сопутствует этому миру поклонения вещам… Идеология бездумных прожигателей жизни или тщеславных денежных ослов нам не нужна.
Ты права, тем, кто нынче кичится наворованными богатствами и уповает на недосягаемость, отзовутся проклятия народа. Они, ослепленные тщеславием, не понимают, какой крест несут здесь и понесут там… Но, я догадываюсь, ты все равно не склонна их жалеть. И тебе все равно, что будет с ними или их потомками в будущем, ты хочешь справедливости сейчас. Я бы тоже хотел, чтобы опять страна стала культурной, читающей, думающей, здоровой, а не бравирующей набором матерных слов и накачивающейся пивом. К сожалению, из одной крайности мы бросились в другую. При социализме мы были зашоренные рабы идеологии, нынче – обескультуренные рабы вещей и развлечений…
Я тоже не люблю олигархов и тех, кто сегодня спрятался за охрану и стены особняков, полагая, что тем самым спасут себя. И никто, кроме них, не оспаривает тот факт, что они украли у народа его собственность. Тем более, что эти скороспелые миллионеры уже продемонстрировали свою бездарность, свою способность создавать видимость умения управлять делом. И я их тоже ненавижу. Но не столько за воровство, воры всегда были, сколько за многолетний пример для подражания. В сочетании с купленной властью…
У нас в городе долгое время правил мэр-вор. Довольно молодой, но быстро научившийся добиваться власти и отхватывать от общего бюджетного пирога. И главная беда не в том, что он отщипывал из наших карманов, беда в том, что за годы правления он собрал вокруг себя способных учеников, сумел закрепить в народе неверие в законы, власть, справедливость и разнес по городу вирус лицемерия и позволительного безнаказанного наглого воровства. Потом он кинулся в бега, спрятался где-то за границей, кажется, его там поймали, но мало кто верит, что его привезут в город на публичную казнь. Больше в то, что где-то в непрозрачных коридорах столицы оберут как липку похожие на него и, если он владеет опасной для них информацией, нейтрализуют, как принято нынче выражаться, а если нет, пристроят по специальности, но уже в роли чьего-либо раба…
И, тем не менее, не могу с тобой согласиться, что тебя и тех, кто когда-то, начав с кооперативного кафе или цеха, собственной газеты или киоска, а сегодня имеет собственное, созданное действительно талантом, трудом и потом дело, разделяет классовая ненависть, через которую не перешагнуть. Согласись, в революционные годы перемен немало было и тех, кто благодаря именно падению партийного диктата начал реализовывать давно выношенные собственные идеи, которые социализмом, увы, не были востребованы. Был все-таки период настоящей свободы, ничем и никем не ограниченного творчества, возможности реализовать себя! Вдруг оказалось, что помимо магистральной идеи построения коммунизма в постоянно отдаляющемся будущем у каждого, а если не у каждого, то у многих, есть своя заветная идея. У кого-то – вкусно кормить людей. У кого-то- шить хорошие костюмы. У кого-то – внедрить свои изобретения. У кого-то – выпускать газеты и книги… Другое дело, что очень скоро это многообразие целей и желаний подменилось одной – единственной целью, на смену идее коммунизма для всех граждан отдельно взятой страны, пришла идея материального богатства для отдельно взятого человека.
По сути та же самая идея рая на земле, только выхолощенная до абсурда…
Да, сегодня очевидно, большинству выстроенное нынче не нравится. Но и возврата к старому нет. Нам предстоит взять лучшее из прошлого и настоящего. И скрепить все это любовью. И здесь первые роли – женщинам…
…Кстати, о Шопенгауэре. Похоже, наши телепродюссеры прошли выучку у верных последователей этого философа, признающего зло категорией позитивной, ибо неукоснительно и с особым рвением воплощают его положение о том, что «самое действенное утешение в каждом несчастии и во всяком страдании заключается в созерцании людей, которые еще несчастнее, чем мы…»
К счастью, я не отношусь к его приверженцам и стараюсь не смотреть телевизор и радоваться жизни, какой бы она ни казалась…
Она
С этой картины действие вновь происходит поочередно на разных половинах сцены.
…На полу комнаты – раскрытый чемодан. Она стремительно перемещается по комнатам, заполняя этот чемодан и одновременно разговаривая по телефону.
– Да, не говори, вот так, с бухты-барахты… Вызвал, срочно лети, дорогуша, ты незаменимый человек… Используй свое обаяние и недюжинный интеллект…
Ну, хорошо, недюжинный он не говорил, это и так понятно…
Я ношусь здесь как угорелая, через два часа самолет, а ты меня по всяким пустякам отвлекаешь. Я звоню исключительно предупредить, чтобы вы не скрылись куда-нибудь…
Гаврик не работает? Что, сократили?.. А… временно, фирма прикрылась… Ну и что же в другую не пошел, он у тебя такой специалист… Ну да, терять бонус никто не хочет, тем более такой… А что Командир?.. У него все в порядке… Да я не спрашивала, чем он занимается, мне это зачем… Ладно, подруга, скоро поговорим обстоятельно… До встречи.
Тут же набирает номер.
– Сынок, привет. Слушай и не перебивай. Я сейчас улетаю в столицу, в командировку, недели на две. Тетя Оля уже ждет. Если ты за это время закончишь свои дела, я тебя там встречу. С Ольгой все обговорю…
Я понимаю, что ты не хочешь жить у нее, но на гостинице разоришься… И, между прочим, Гаврик у нее остался без работы, фирма прикрылась, а ты знаешь, какой он специалист… Нет, пока не ищет, в отпуске без содержания на неопределенное время… А что, ты к нему хотел?.. Ну, откуда я могла знать, ты ведь теперь с матерью своими секретами не делишься!.. Наташка еще не беременна?.. Разбежались?..
Перестает укладывать чемодан, продолжает, с трудом сдерживая обиду.
– За что ты меня так наказываешь?.. Как?.. Тебе уже тридцать, а мне за пятьдесят, я уже с маленькими нянчиться хочу. Ты знаешь, что бабушки с внуками переживают свою молодость?.. Ну да, откуда тебе знать. А я могу вовсе не узнать по твоей вине… От Ирины ты сбежал через полгода, а она мне, между прочим, нравилась. Со своей второй сожительницей даже не познакомил… А с Наташей все же два года прожили…
Повышая голос.
– Я не давлю и от первой встречной мне внука не надо, я с невесткой дружить хочу… Ну, все настроение испортил…
Садится на кровать, продолжает просительно.
– Ты без меня тут заходи хоть через день. Мало ли, домушник приглядит или кран какой пробьет, придется за всякие евроремонты платить… не знаешь, что хуже… И я тебе обязательно позвоню, может не стоит пока и ехать… Уволился уже?.. А что, обратно не возьмут?.. Ну конечно, ты гордый… Действительно, чего уж теперь кулаками махать… Хорошо. Пока.
Кладет трубку. Открывает ноут-бук, медлит, потом опять закрывает.
– А вот и не стану ничего сообщать. Посмотрим, Командир, на твою реакцию…
Он
Мужчина наводит порядок на столе, раскладывая книги, папки, бумаги аккуратными стопочками. Пододвигает клавиатуру, но ничего не набирает. Звонит телефон. Снимает трубку.
– Привет, привет… Да нет, не суечусь, наоборот, неспешно собираюсь в командировку… В столицу, как всегда… Нет, не очень, за пару недель, думаю, справлюсь. Слушаю тебя… Да, получил… Нет, ты знаешь, подписывать это я не стану… Почему?.. Мы как-то уже на эту тему с тобой говорили…
Да, можно сказать, мы вышли с тобой из одной шинели, в застойные годы одинаково мечтали о свободе, в девяностые были по одну сторону баррикад. И даже активно участвовали в смене строя. Не скрывал и никогда не буду скрывать, в то время я совершенно искренне пьянел от свободы, безумно желал демократии, как заждавшийся ласки мужик может желать сводящую с ума женщину. И в конечном итоге она, эта вожделенная заграница, с ее кажущимся счастливым обществом, действительно многих свела с ума… Не обижайся, но и тебя тоже. Поэтому, несмотря на наше общее прошлое, не все, что ты пишешь, совпадает с моим пониманием сегодняшнего дня, и не все, что делаешь, я хочу поддерживать… Большая часть жизни у нас позади, делать новые ошибки нет времени, хватило бы его, чтобы исправить старые…
Да, не спорю, культ, застой и все, что с ними связано, было, но это вполне закономерное движение от единоначалия к тирании, а от тирании, как одной крайности, к коллективной безответственности, как другой. Как столь же естественно движение от нынешней импортированной демократии, которая по незнанию в годы застоя казалась нам золотым ключиком от тайной двери в страну счастья, к распаду страны и, в конечном итоге, хаосу… А хаос, в свою очередь, приведет к новому единоначалию, которое, опять же закономерно, закончится тиранией… Нет, это не я, это придумал Макиавелли… И хаос неизбежен. Если, конечно, мы не вернемся к Богу… Или не построим нечто вроде христианского социализма. Поэтому я против копирования чужого опыта…
Да, вот такие мысли меня посещают последнее время. Не хочется больше с ветряными мельницами воевать. Хотя от руководящей и направляющей роли коммунистической партии я пострадал не меньше твоего, ты это знаешь. Я и сейчас готов повторить, что коммунисты наше поколение, да и не только наше, обокрали, не дав возможность в самые активные годы узнавать то, что знал остальной мир…Но обвинять их теперь, по прошествии времени, во всех грехах я не хочу…
Да, сегодня я больше державник, чем демократ. Мне не нужна общая похлебка глобализации, даже если это неизбежное будущее, и, насколько могу, я буду от нее отмахиваться. И свобода вседозволенности и неуважения, нелюбви к себе подобному не нужны. И демократия, которая стимулирует эгоизм, лицемерие, обман, деградацию, безнравственность и бездуховность – это не та демократия, к которой когда-то я так стремился…
Действительно, не будем дискутировать, слава Богу, во всем остальном мы понимаем друг друга. И я весьма демократично не отговариваю тебя от задуманной акции. Хотя не согласен, что гомосексуалистов надо уважать и разрешить им пропагандировать свой образ жизни. На мой взгляд, это даже не абсурд, который я не могу постичь, это грех, которого надо стыдиться, замаливать, а не кичиться им. Я, как просветила меня одна знакомая, по нынешним меркам «ботаник», натурал. И мимикрировать не собираюсь…
Довольно долго слушает монолог собеседника.
– Ну, не обижайся, я тебя в виду и не имел. Понимаю, политика изначально безнравственное дело, а это твой электорат, причем активный, который к тому же имеет тенденцию к увеличению… Впрочем, как раз изначально, от Творца, политика, как наука управления людьми, обществом, как раз была нравственнее всего остального. Но человек оказался более слаб перед искушениями, чем, наверное, мыслилось и Ему, и часто идет не по той дороге…
Да, не будем… Как твои домашние?..
Внуков добавилось?..
Это замечательно. Ну, вот видишь, твои дочери, как и положено им по Божьему промыслу, рожают будущих граждан…
Это же прекрасно, что их политика совсем не интересует. Пусть наслаждаются собственной жизнью, это гораздо интереснее, чем пытаться учить жить других… Вот это, на мой взгляд, и есть истинная демократия…
И тебе осуществления желаний…
Кладет трубку.
Некоторое время задумчиво сидит, глядя перед собой, словно оценивая только что услышанное, потом выключает компьютер, бросает в портфель пару папок со стола, оглядывает кабинет и выходит.
Она
Женщина входит в комнату, ставит у двери чемодан, садится за туалетный столик. Отодвинув в сторону ноут-бук, смотрится в зеркало.
– Вот мы и дома… Что ни говори, а хоть в гостях и хорошо, без забот, дома все равно лучше… Надо бы позвонить… Нет, прежде умыться, придти в себя…
Открывает чемодан, достает оттуда яркий домашний халат, подумав, бросает его обратно, выходит и возвращается в махровом купальном халате.
Набирает номер.
– Я уже дома… Да, долетели по расписанию. У вас все в порядке?.. Гаврик на меня не обижается?.. Ну и правильно… Ты там с моим наследником построже, поняла, какой ветер у него в голове гуляет?.. Ладно тебе, москвичку… Да еще с квартирой и приличную… Не фантазируй! Таких всех, даже самых неказистых, еще в детском садике свои же разбирают… В вашей Москве на виду нынче все приезжие да ушлые… Кто, кто?.. Наша подруга, боевая провинциалка. Вот какая-нибудь залетная из тьму-таракани за столичного посчитает и поймает на бабье счастье… Да, мы с тобой этого не делали, потому что мы с тобой, подруга моя дорогая, при другом строе воспитывались… Мы с тобой верили, что с милым для счастья и шалашика хватит. И за ним можно хоть на край света топать… Ты что, забыла?..
А что, вот вы с Гавриком пошли на край света, рискнули Первопрестольную освоить, сколько лет-то по чужим углам мыкались, а теперь шалашик у вас вполне приличный… Я вот тоже побежала бы за Командиром в любую сторону… А нынешним сразу все подавай. Можно и без любви…
Ладно, завязываем… Это я расслабилась оттого, что никто не встретил. Раньше хоть сын радовал… Ты его там, смотри, не разбалуй… А Гаврик пусть не обижается, когда его фирма вновь заработает – неизвестно, у него хоть бонус впереди маячит, а у моего малыша ничего. Пусть устраивается куда-нибудь, не бездельничает… Все, подруга, целую. Если что, звони.
Кладет трубку. Включает ноут-бук. Пока тот загружается, внимательно разглядывает свое лицо в зеркале. Щелкает мышью.
– Ах, Командир, Командир… Не любишь ты меня. Ни словечка… Вот возьму и обижусь… Только чего обижаться? У тебя – своя жизнь, у меня – своя. Вместе мы были один миг, порознь – жизнь… Я не гордая, напишу… Вон как по столичным кабинетам расстилалась, про годы забыла, обаянием очаровывала… Хорошо, мужчинки пошли сегодня преимущественно импотентные да замотанные, только и способны комплименты выслушивать да деньги брать… Это же надо, до чего дожили, баба мужикам комплименты раздает… Господи, и откуда столько альфонсов развелось! Бабы пашут, а они кое-чем машут… Вопрос, конечно, риторический, наша же сестра их и плодит… Нет, не буквально. Мамы плодят, как правило, хорошеньких маленьких мальчиков, а противными мужчинками их делают всякие там бизнес-бабы. Они ведь тоже всю энергию тратят на невесть что, все на деньги мерят. Им некогда по-настоящему ни полюбить, ни суженого поискать, а за деньги хоть с ряженым, с куклой живой поиграть… Как подумаю, что могла такой же бизнесменшей стать, страшно становится…
Ладно, это их крест, может и за меня его тащат.
Чем же мне моего Командира порадовать?
Начинает набирать, и на экране появляется текст.
– Привет , Командир. Опять ты куда-то пропал. А может и заходил, но меня дома не было. Вот только вернулась из столицы. Устала… Что-то все меньше ездить туда хочется. Помнишь фильм нашей юности «Я шагаю по Москве»?.. Это уже для нынешнего поколения вымысел, как для нас штурм Зимнего в семнадцатом. Они убеждены, что его в декорациях снимали, Москвы такой не было, да и отношений тоже. А как поверишь, если Москва сегодня – это стада машин, людской муравейник, бесстыдство рекламы и алчность везде – на улицах, в каждом здании, кабинете… И живут они, бедные, словно роботы, ничего больше не видя, кроме офиса и собственной норы. И снуют туда-сюда, туда-сюда… От отпуска до отпуска… Какие тут могут быть отношения?.. Вот сын туда поехал, мол, перспективы, в провинции профессионально не вырастешь, денег не заработаешь. Я ему говорю, как бы в погоне за деньгами и карьерой главное не пропустил… А он не понимает… А я ведь не дура и до маразма еще не дожила, стараюсь их, детей наших, молодежь нынешнюю, понять. Внушаю себе, мол, сами в их годы такими же были. И одевались не так, как родителям хотелось, и музыку не ту слушали, взрослых, само собой, не слушались… Пытаюсь и не могу… У нас с родителями все же похожие были ценности. Мама считала, что дочь не может себе позволить до свадьбы жить с парнем, и я с ней соглашалась. А теперь вокруг сплошь гражданские браки… Прямо пандемия… Нам твердили, что главное – не деньги зарабатывать и развлекаться, а делать что-то нужное, полезное людям. И мы в это верили и действительно для других жили… Радовались успехам других… А теперь все только о деньгах и думают. И завидуют друг другу…
Останавливается, некоторое время смотрит на себя в зеркало, потом продолжает.
– Это я такая вредная, потому что с дороги. Смена часовых поясов, обстановки, климата… Но имей в виду, такой занудой я бываю очень и очень редко. А так я всегда веселая и ласковая… Гаврик (это муж подруги, не забыл, а то подумаешь невесть что) говорит, что я расточительно щедра на бесплатный оптимизм… Может, поэтому Томазик и не может меня забыть… Кто это такой? Потом как-нибудь расскажу…
Все, иду бай-бай…
На новом месте приснится жених невесте…
А тебе, Командир, что снится?
Он
Все это время комната и кабинет без хозяев пустовали, но теперь вновь мы видим одновременно и мужчину и женщину. Женщина занята домашними хлопотами.
На другой половине сцены появляется мужчина. По его поведению видно, что он давно не был здесь. Обходит вокруг стола, садится, привыкая, перекладывает книги и папки. Пододвигает клавиатуру. Потом читает сообщение.
Звонит телефон.
– Слушаю… Привет… Спасибо, неплохо… Ты же знаешь Москву, планируешь одно, а получаешь другое… Нет, московский чиновник лучше не становится. Только запросы растут сообразно инфляции… Ну, что касается самомнения нашей власти, то оно уже необъятно…
Вот тут я с тобой соглашусь, сам все больше прихожу к выводу, что сегодня чиновник, как прежде партийный функционер, считает себя самым умным и всезнающим. Посвященным в нечто неведомое простому, да и непростому, люду. Оттого никаких идей со стороны и не приемлет. Причем даже не задумываясь, органически, вот что страшно. Если бы хоть желание было вникнуть, подумать, обсудить…
Нет, это не снобизм, это гораздо хуже…
Да, вернулся я больше пессимистом, чем оптимистом, ты прав… Нет, свои вопросы я решил. За будущее страны страшно стало… И поверишь, в этих кабинетах дышать трудно, я физически это почувствовал. Выскочу на улицу, воздух глотаю, глотаю, чтобы в себя прийти… У них в этих кабинетах атмосфера другая, мир другой… Параллельный. Мы никогда не поймем друг друга.