bannerbanner
Время шутов
Время шутов

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 8

СИНИЦЫН (не обращая внимания).

Словно дождь зашумел

На вершинах леса

Пронеслись обезьяны.

До чего же они

На людей похожи!

ЖУРАВЛЕВ. Видите… Иезуитские манеры. Нет чтобы оскорбить по-человечески, все стараются иносказательно, стихами… А отчего это, Наденька, происходит? От ума, эрудиции? Нет, ошибаетесь. Это все от слабости, от бессилия, от пустоты мыслей и дел.

ЖУРАВЛЕВА (входя). Журавлев, успокойся. Твоя проза Надю не обольстит…

ЖУРАВЛЕВ. Машенька, перед моей прозой не устояла даже ты…

КУПОВ (Журавлеву). Скажи не мудрствуя, что читать тебе некогда, завертелся в делах, это будет вполне правдиво и не стыдно. (Поворачиваясь к Синицыну).

Много мыслей в моей голове, но увы:

Если выскажу их – не сносить головы!

Только эта бумага достойна доверья,

(Указывает на Надю).

О, друзья, недостойны доверия вы!

ЗОТОВА (расставляя на столе). Наденька, не теряйтесь, остановите этот рыцарский турнир… Нравится вам у нас?

НАДЯ. Да.

ЖУРАВЛЕВ. Наденька в том возрасте, когда нравится все и все.

ЖУРАВЛЕВА (Зотовой). Господи, мой милый опять играет в старичка.

ЗОТОВА. Ему это идет… Пойдемте, Наденька, поможете мне… (Уходят на кухню).

СИНИЦЫН. Возраст не играет никакой роли. Главное – состояние души…

КУПОВ. Душа бессмертна и, значит, для нее не существует понятия времени. Не так ли, мой ученый друг?

ЖУРАВЛЕВ. Интеллектуалы вы мои, только не надо мистики, довольно с меня моей жены…

КУПОВ. Твердо стоящий на земле…

СИНИЦЫН. Люди никогда не поймут друг друга и рая на земле не будет.

ЖУРАВЛЕВ (разворачивая газету). Устами младенца… Нет, я совершенно серьезно… Вот, пожалуйста, еще один очаг опасности… Очаг, очаг, прямо пожарище, а не мир. (Складывает газету). И самое непостижимое, что я не могучий смертный, очагов этих не хочу. А судя по СМИ, большая часть человечества их тоже не хочет, а они появляются и все. И плевать им на мое отношение.

КУПОВ. Объективные условия.

ЖУРАВЛЕВ. Чепуха. Субъективные состязания. История всегда замешивается единицами, только всходит массой. Не надо забывать о многозначительности оскала политики…

СИНИЦЫН.

Постичь себя, узнаю свою душу

И ничего более.

Лишь потому, что цветы

Облетают,

Милей они вдвое…

В суетном мире

Что может быть долгим!

КУПОВ (Журавлеву). Ты преувеличиваешь роль личности в истории и недооцениваешь экономические причины. На земле всегда чего-то не хватает, и тем, у кого почти все есть, и тем, кому нечего есть. И все хотят только хорошо жить. А чтобы хорошо жить – надо отнять у другого. В мире, в обществе – везде этот закон – главный, отнять.

ЖУРАВЛЕВ. Ты отнимаешь?

КУПОВ. Если хочешь, да… Не в буквальном смысле, конечно. Я не способен выйти на дорогу и чистить карманы, но все-таки и ты, и я, и они, мы все у кого-то что-то берем. У нас тоже, так что пусть тебя не мучают угрызения совести. К тому же, ты ведь и отдаешь всем, в общественном продукте…

ЖУРАВЛЕВ. А я не хочу этого знать, я не хочу ни отбирать, ни отдавать. Лишь одного, чтобы мои сыновья будут жить. И мои внуки, и правнуки… Ты этого не хочешь?

КУПОВ. У меня их пока нет… И от твоего хочу – не хочу, в мире ничего не изменится. Он сотрет тебя и пойдет дальше. Растрепанная импровизация истории – жестокая особа, и не пытайся с ней спорить.

ЖУРАВЛЕВ. А не кажется тебе порой, что твоя отстраненность – это не сила, а слабость… Лучше заводи скорее детей, потом мои слова вспомнишь…


Входят женщины.


ЖУРАВЛЕВА. Вы не скучаете? Похоже, что вы прекрасно обходитесь без нас.

КУПОВ (вяло). Иллюзия… Мы задыхаемся от скуки…

СИНИЦЫН (во время спора он стоял в уютном уголке за фикусом).

Сумерками дня

Летнего, который

Не хочет так темнеть,

С тоской гляжу я, и невольно

Грустно мне…

ЗОТОВА. Алик, это Такубоку?

СИНИЦЫН. Нет, это я…

ЗОТОВА. Ваши стихи?

СИНИЦЫН. Мое настроение.

КУПОВ. Я знаю, почему ему грустно…

ЖУРАВЛЕВ. Ясно, как Божий день. Это намек на то, что нам пора к столу.

ЗОТОВА. Конечно. Все к столу, будем пить чай.

ЖУРАВЛЕВ. И кое-что еще, посущественнее. (Разливает коньяк). По глотку живительной влаги и мир станет прекрасным.

ЖУРАВЛЕВА. Теперь он играет в алкоголика…

ЖУРАВЛЕВ. Машенька, жизнь – это игра. Это ведь одна из твоих заповедей.

КУПОВ. Стоит царства китайского чарка вина,

Стоит берега райского чарка вина,

Горек вкус у налитого в чарку рубина -

Эта горечь всей сладости мира равна.

ЗОТОВА. Дайте немножко отдохнуть Надюше, не забывайте, что женщина любит не только умные речи.

ЖУРАВЛЕВА. Ах, Верочка, разве это мужчины…

КУПОВ. Я обижен. (Выпивает коньяк). За всю сильную половину человечества. Я чертовски обижен и больше ни одной прекрасной строки, только серая проза. Нет, я всегда говорил, что женщине не все дано понять. Не нужно обольщаться, следует признать, что женщина – это прежде всего предмет комфорта для мужчины. И не надо ее заставлять подняться выше этого…

ЗОТОВА. Вот как?

ЖУРАВЛЕВА. Комплимент, достойный моего мужа… Наденька, не стесняйтесь, говорите, спорьте с ними, это они только кажутся на первый взгляд умными.

НАДЯ. Я с удовольствием слушаю.

ЖУРАВЛЕВ. Нет, это не совсем верно. Предметом комфорта сможет стать далеко не каждая женщина. Женщина – это прежде всего источник наслаждения для мужчины.

КУПОВ. В здоровом теле и дух здоров…

НАДЯ. А мужчина для женщины?

ЖУРАВЛЕВА (опережая мужа). Источник неприятностей.

КУПОВ (Журавлеву). Тебя не настораживает этот симптом у твоей жены?

ЖУРАВЛЕВ. Она неискренна… Я вам отвечу, Наденька. Мужчина для женщины – это бог, свет в окошке, суть ее жизни, наконец, ее властелин и ее забота. Иногда даже кормилец… В определенные времена.

ЖУРАВЛЕВА. Забота – несомненно, все остальное, Надюша, сказано для зрителей.

СИНИЦЫН. Мы все вышли из женского чрева и оно же манит нас. Природа целесообразна, избрав способом продолжения жизни слияние двух полов, а не отделение одного от другого. Она замкнула круг: мы появляемся из чрева, а уходим в землю. Природа и женщина – не единство ли?


Пауза.


КУПОВ. Алик, мы поражены… Я знаю, что можно было купить за шестьдесят три копейки… Шестьдесят три коробка спичек.

СИНИЦЫН. Оконное стекло

Задымлено

Дождем и пылью…

Я тоже стал таким,

Какая грусть!

КУПОВ (нарочито недовольно). С тобой невозможно разговаривать. Каково будет тем, кто доживет до того часа, когда ты станешь академиком…

ЖУРАВЛЕВА (Наде). Он тоже играет. (Кивает на Синицына). В юродивого. Здесь все, Надечка, играют. Вы еще не почувствовали приступ тоски?

НАДЯ. Нет… Чьи это стихи?

ЖУРАВЛЕВА. Не знаю… Меня это никогда не интересовало. Вы закончили химический факультет?

НАДЯ. Да.

ЖУРАВЛЕВ. Надя, вы так и не рассказали нам, в чем заключается ваша работа?

НАДЯ. Это гораздо скучнее, чем вы предполагаете. Право, мне не хотелось бы говорить о ней.

КУПОВ. Вот как? Современные молодые женщины обожают рассказывать о своей работе. Это признак эмансипации.

НАДЯ. Значит я не отношусь к современным.

КУПОВ. Смелое заявление.

ЗОТОВА. Надя очень способный химик, а быть несовременной опять становится модно.

КУПОВ. Мы это поняли… (Вставая, Наде). Уделите старому, не модному холостяку пару минут. Это будет в стиле ретро… К тому же я когда-то мечтал стать химиком…


Купов и Надя отходят к фикусу


ЖУРАВЛЕВА. Давайте послушаем музыку. Верочка, поставь, пожалуйста, что-нибудь, тоже в стиле ретро…


Журавлева пересаживается на диван, рядом опускается Журавлев. Зотова включает магнитофон.


КУПОВ. Надюша, вам действительно нравится здесь?

НАДЯ. А почему бы нет?

КУПОВ. Здесь так приторно, надумано…

НАДЯ. Но и вы ведь здесь.

КУПОВ. Во-первых, я уже привык, адаптировался и даже пристрастился к этой разлагающей атмосфере. Во-вторых, я старый холостяк, ни на что не способен. Мне ничего не остается, как заниматься словесным блудом… А вы человек совершенно иного круга, иного настроения… Давайте уйдем отсюда?

НАДЯ (после паузы). Вдвоем?.. Нет, не хочу. Мне нравится компания.

СИНИЦЫН (незаметно подошедший к ним). Принцесса была груба, как все нынешние принцессы. В детстве тайком от родителей она покуривала…

КУПОВ. Алик, это слишком… (Уходит).

НАДЯ. Алик, снимите маску.

СИНИЦЫН. С удовольствием. Помогите?

НАДЯ. Я хочу дать вам совет, по поводу хобби… Обратитесь в комитет цен…

СИНИЦЫН. Тогда исчезнет весь смысл моего увлечения и, к тому же, (Тихо). нужно будет искать новый клоунский колпак…

НАДЯ. Неужели он вам так необходим?

СИНИЦЫН. Позвольте уклониться от ответа… Вы интересуетесь философией?

НАДЯ. Увы, в этой области я совершенный дилетант.

СИНИЦЫН. Это прекрасно. Значит я могу говорить все, что взбредет в голову…

НАДЯ. Попробуйте.

СИНИЦЫН. Вы знаете, Восток за много столетий до просвещенной Европы сделал великое открытие: жизнь – это мгновение и не надо строить планов, не нужно ждать чего-то впереди. Это глупо, надо просто жить каждое мгновение. Не будущим, не прошлым – настоящим мигом. Я падаю ниц перед древними мудрецами, ниц – за то, что позволили прозреть, за то, что научили чувствовать жизнь. И я падаю ниц пред вами, ниц – за то, что вы есть на свете…

НАДЯ. Вот как? Это объяснение?

СИНИЦЫН. Вы умны. Умны и приятны – это редкость.

НАДЯ. А вы торопливы.

СИНИЦЫН. Дзен-буддисты, которые были намного мудрее нас с вами, подарили мне закон спонтанного бытия. Говорить то, что думаю; чувствовать, не пытаться предвидеть и не контролировать сердце мозгом… Сейчас я чувствую, что вы принесете мне счастье…

НАДЯ. Надолго?

СИНИЦЫН. Разве это важно?

Если б любила меня ты,

Легли б мы с тобой в шалаше,

Повитом плющом.

И подстилкой нам

Рукава наши были б…

Прекрасный старинный обычай: в часы любовного ложа, сняв одежды, подстилать их под себя…

НАДЯ. Простите, Алик, я еще не прониклась дзен-буддизмом. (Уходит).

СИНИЦЫН. Я подожду…


Трезвонит звонок.


ЗОТОВА. Кто бы это мог быть? (Идет открывать).

КУПОВ (Наде, мимоходом). Поразил?

НАДЯ. А вы как думаете?

КУПОВ. Эх, Надечка. Не все то золото, что блестит…

НАДЯ. И все-таки, Алик неотразим…

КУПОВ. Бедняга Купов, ему не везет ни в чем, даже в любви…

ЖУРАВЛЕВА. Новое действующее лицо…

ЖУРАВЛЕВ. Машенька, а не пойти ли нам баиньки?

ЖУРАВЛЕВА. А если это женщина?

ЖУРАВЛЕВ. Мне достаточно тебя… (Обнимает). Разве можно кого сравнить с тобой…


Входит Зотова, следом Буров. Он только что с поля, бородат, в штормовке, болотных сапогах и с рюкзаком.


ЗОТОВА. Сергей Петрович, Боже мой, вы все молодеете… Я теперь понимаю, почему вы ходите в тайгу…

БУРОВ. Исключительно за этим… Мне бы ключ, Вера Васильевна. Ни о чем не мечтаю, только о ванне – полдня отмокать буду.

ЗОТОВА. Одну минуточку, Сергей Петрович… А впрочем, нет, посидите с нами, поужинайте. У вас ведь теперь будет большой отпуск… (Замечая нерешительность Бурова). Товарищи, познакомьтесь, это мой сосед – Сергей Петрович Буров, геолог, из последних романтиков… (Бурову). Проходите, Сергей Петрович, садитесь, а то по-соседски обижусь… (Буров машет рукой и садится). Тем более, у вас там холостяцкая пустота…

БУРОВ. Честно признаться, я действительно голоден. И к тому же, такой стол… И ни баночки говядины тушеной…


Зотова подает ему тарелку и он начинает накладывать закуски.


ЗОТОВА (опускаясь напротив). Вы похудели, стали похожи на Дон Кихота…

БУРОВ. Скорее, на поджарого гончего пса.

ЗОТОВА. Кушайте, кушайте… (Наливает коньяку).

БУРОВ. Угу… (Смотрит на остальных). А что же это я один?

ЖУРАВЛЕВА. Ничего, не стесняйтесь, мы уже… (Поднимается). Верочка, мы прощаемся.

ЗОТОВА. Уже?

ЖУРАВЛЕВА. Пора. Моему муженьку завтра рано вставать.

ЖУРАВЛЕВ (хлопая Бурова по плечу). Насыщайся, Сергей Петрович. Романтика – дело хорошее, но романтикой сыт не будешь…

БУРОВ. Спасибо.


Журавлевы уходят, Зотова их провожает.


БУРОВ (все еще держа рюмку, Купову). А вы?

КУПОВ. Я, пожалуй, откланяюсь. Дела… Печень…

БУРОВ (понимающе). А-а… Да.


Купов уходит.


БУРОВ. Как хотите. (Собирается выпить).

НАДЯ. А мне не предлагаете?

СИНИЦЫН (появляясь из-за фикуса). И мне тоже.

БУРОВ. Ах, извините, растерялся от многолюдья… Отвык… С удовольствием. (Наливает рюмки).


Рассаживаются Синицын и Надя, появляется Зотова.


ЗОТОВА. Сергей Петрович, вы чем-то напугали моих гостей…

НАДЯ. Борода, сапожищи…

БУРОВ. А чего же они такие пугливые. На вид вроде крепкие, здоровые.

ЗОТОВА. Я пошутила, они действительно уже собирались уходить. Жаль, что вы не появились раньше, когда у нас в разгаре была беседа…

БУРОВ. Вера Васильевна, мне кажется иногда, что вы научились останавливать время… Я приезжаю, уезжаю, а у вас по-прежнему, незыблемо.

ЗОТОВА. Это плохо?

БУРОВ. Моя профессия учит не делать поспешных выводов…


Пауза.


ЗОТОВА. Алик, вы не спешите?.. Проводите Наденьку…

НАДЯ. Нет, что вы, меня не нужно провожать, я сама доберусь… (Поднимает рюмку). За знакомство с романтизмом (чокается с Буровым) и с дзен-буддизмом (с Синицыным, Зотовой). Спасибо за вечер, мне было очень интересно.


Надя встает, поднимается и Синицын.


БУРОВ. Всего хорошего… Хотя, постойте. (Идет к рюкзаку). Тут у меня кое-какие геологические сувенирчики… (Достает несколько камней). Это вам. (Подает Синицыну). Это вам от меня, простите, не запомнил вашего имени. (Подает Наде).

НАДЯ. А вы и не могли запомнить, нас не знакомили. Представили только вас, как соседа… Надежда.

БУРОВ. Очень приятно… А это хозяйке (Подает камень Зотовой).

ЗОТОВА. Какая прелесть…

НАДЯ. Халькопирит, пирит и… что же это? (Разглядывает камень).

БУРОВ. Вы разбираетесь в камнях?

НАДЯ. Увлекалась… Вы ищете медь?

БУРОВ (оживленно). Руды… Полиметаллы… Я поисковик… Слушайте, это ведь замечательно, нет, я вас так не отпущу. Черт с ней, с ванной… Вам действительно нравятся камни?

НАДЯ. Когда-то я их собирала. У меня даже есть маленькая коллекция…

БУРОВ. Вера Васильевна, дайте-ка мне ключ… (Наде). Я сейчас вам покажу свою коллекцию.

ЗОТОВА (недовольно, подавая ключ). Пожалуйста… Может вы еще покушайте, Сергей Петрович? Коллекцию можно показать в другой раз, Надя зайдет ко мне…

БУРОВ. Спасибо… нет, на другой раз откладывать не будем, у меня командировки. Потом, нельзя откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. (Наде). Идемте, Надежда…


Выходят. Синицын и Зотова молча смотрят вслед.


ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Картина первая

Прошел год.

Квартира Бурова. Одна комната, в которой два шкафа. Один занимают книги, второй – камни. Диван-кровать, горка чемоданов, шифоньер. Щелкает ключ и в комнату входит Надя. Раздевается, достает из шифоньера халат.


НАДЯ. Сережа! (Тишина). Сережа! (Идет на кухню. Возвращается с запиской в руке, вздыхая, садится на диван). Опять уехал… Совещания, командировки, поле… (Раздраженно отбрасывает записку и халат).


Звонок в дверь.


НАДЯ (радостно). Сережа!


Входит Зотова.


ЗОТОВА. Надюша, здравствуй… Одна?

НАДЯ. Улетел в Новосибирск на какое-то совещание…

ЗОТОВА. А я за вами. Сидели сейчас, вспомнили, что ровно год назад вы познакомились. Купов говорит, давайте устроим молодоженам праздник… У нас там новый знакомый, художник, обаятельный, умница, абстракционист… У него такие работы… Идем к нам, Надюша.

НАДЯ. Одной неудобно.

ЗОТОВА. Глупости. Живем рядом, а совсем не заходишь.

НАДЯ. Ты же знаешь, Сергей против интеллектуальных извращений.

ЗОТОВА. Он совсем одичал в своей тайге… Надя, возьмись за него. Мы, женщины, если захотим, можем с мужчинами делать все, что угодно… Надо же, интеллектуальные извращения… Что ж, только работой жить, а искусство, а общение?.. Нет, твой Буров неправ… А ведь он мне нравился… Да-да, Надюша, представь себе, когда-то он мне нравился, этакий неотесанный, сильный, грубый, брутальный, ни на кого из знакомых непохожий… Он, конечно, интересный мужчина, но мы так далеки друг от друг. (Подходит к шкафу с камнями). Это романтично, конечно, но мне кажется, совсем не вписывается в интерьер… Знаешь, Купов сделал мне предложение. Мы решили пока не спешить, проверить характеры… Ну, приходи, Наденька, мы тебя ждем.

НАДЯ. Хорошо, я сейчас.


Зотова уходит.


НАДЯ (одна, перед зеркалом). Вот возьму и изменю… (Садится). Боже мой, два раза в кино вместе сходили, один раз цветы подарил… (Подходит к шкафу с камнями). Все эти камни, камни… А я хочу вместе гулять по улицам, ездить за город, ходить в гости к друзьям. Я хочу доченьку… (Возвращается к зеркалу). А годы идут, я становлюсь совсем старой. Буров, а ты совсем меня не хочешь понять… Нет, Буров, я так больше не могу.


Одевается и выходит.

Картина вторая

Ярко освещенный уголок аэропорта. На одной из скамеек сидит Буров. У ног неизменный рюкзак. Голос из громкоговорителя: «Объявляется посадка на рейс 3034, вылетающий в Новосибирск. Просим вас пройти к выходу номер пять на посадку». Буров поднимется, вскидывает рюкзак. Появляется Надя.


БУРОВ. Надюша?! Что случилось!

НАДЯ. Случилось. Ты улетаешь?

БУРОВ. Да.

НАДЯ. Надолго?

БУРОВ. Недельки на две.

НАДЯ. А потом?

БУРОВ. Потом мне нужно будет слетать в Иркутск, в институт.

НАДЯ. А потом?..

БУРОВ. Будет видно… Что случилось, Наденька?

НАДЯ. Я не могу больше так, слышишь, Буров, не могу… (Бьет ему в грудь кулаками). Я не могу, понимаешь… Словно зеленый остров среди пустыни… Иссякнет источник и он тоже превратится в пустыню…

БУРОВ. Успокойся… И если можно, скажи проще…

НАДЯ. Я хочу, чтобы ты никуда не уезжал. Хотя бы сегодня. Ты знаешь, какой сегодня день?

БУРОВ. Конечно, вторник…

НАДЯ. Сегодня год нашей семейной жизни, Буров, ровно год. Вспомни.

БУРОВ (после паузы). Действительно. Я сейчас…

НАДЯ. Не надо цветов, не надо, Сереженька… Мне нужен сегодня ты. И завтра, и послезавтра…


Голос из громкоговорителя: «У выхода номер пять заканчивается посадка на рейс 3034, вылетающий в Новосибирск».

БУРОВ. Надюша, завтра в девять начало совещания… Мне нужно обязательно там быть…

НАДЯ. Ты полетишь?

БУРОВ. Да.

НАДЯ (равнодушно). Ну что ж, лети… Источник иссякает…

БУРОВ. Оставь этот Эзопов язык… Через две недели я буду дома… Нет, даже раньше, я постараюсь раньше. Надюха, слышишь…

НАДЯ (тихо). Не успеешь, Буров, не успеешь…


ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ

Картина первая

Прошел еще год.

Дачный поселок. Небольшой домик с распахнутыми дверью и окнами. Душный вечер. Полумрак. Стол, на котором букетик и ваза с яблоками. За столом Марина и Надя.


МАРИНА. Ну и духотища… Две недели парит и парит… Юрка замучился воду таскать, с утра до ночи поливаем… Но зато загорела, скажи… Лучше, чем на море. (Откидывает плечико сарафана).

НАДЯ. Ты прекрасно выглядишь.

МАРИНА. Стараюсь. Хотя знаешь, как непросто замужней бабе красивой быть. Юрка, Лешка, не доглядишь за ними, что-нибудь обязательно натворят. Приготовить, постирать… Юрка, правда, помогает… А, что там и говорить, красивые женщины только в кино бывают…

НАДЯ. Но ты действительно очень хорошо выглядишь.

МАРИНА. Если б мои мужики соки не тянули, я б вообще была… А так все-таки рожала, вон бедра, не то что у тебя. И талия… (Машет рукой). По улице иду, один-два оглянется и все, а раньше сколько их было… Так и живем… Ну, а ты-то как? Одна? (Надя кивает). И совсем-совсем никого? Богатенького папика нашла какого б. Или есть?

НАДЯ. Нет, Мариша, одна.

МАРИНА. Да-а… А этот, твой, Сергей?..

НАДЯ. В поле. Он каждое лето в поле.

МАРИНА. Ты его любишь?

НАДЯ. Наверное.

МАРИНА. Ну и чего же, жила бы с ним, деньги зарабатывает, квартира есть, что тебе надо… Не пойму я, Надь. Если для постели мужик нужен, так этого добра хватает, завела бы любовника, пока он разъезжает.

НАДЯ. Не хочу.

МАРИНА (кричит). Юрка!.. Ты где?… (Тихо). А у меня был один… Иисусик… (Смеется). Каждый вечер подарки дарил… Старенький уже, но еще в силе, полюбит и отдышаться не может, смех… И все повторял, ах, Мариночка, ты моя жизнь, ты моя радость… Инфаркт и все… Так, кое-что осталось из подарков… Я то одно, то другое достану – Юрке говорю, на работе подарили или подкопила, купила…

НАДЯ. А сын-то где?

МАРИНА. Лешка у стариков, у Юркиных. Пять лет уже, взрослый… И так два года людей не видела, сидела, а годы-то идут. Юрка против, а я говорю, пусть там живет, хочешь, чтобы я старухой скорее стала… Да, Надюха, я твоего первого Сергея тут видела, о тебе спрашивал…

НАДЯ. Как он?

МАРИНА. Защитился. В институте остался, в политике что-то не получилось, заведует кафедрой. Солидный стал, раздался, двое детей нарожала ему жена, а сама-то худенькая, щуплая… Не сравнить с тобой. Ни рожи, ни кожи… Зря ты тогда выдумала любовь, надо было клещами в него вцепиться…

НАДЯ. Нет, не хочу я так, без любви…

МАРИНА. Куда тебя занесло?.. Брось ты, это все для девочек, им не стыдно дискуссию разводить, какая любовь… Что я без Юрки не проживу? Запросто. Что он есть, что нет, мне все равно, в командировку уедет, так даже лучше. Отосплюсь одна, куда хочу, туда схожу, с кем хочу – погуляю… И забот меньше. Только что для всяких дел мужика нужно. Вот дачу построил, машину скоро купим, водить я буду, Юрка даже на курсы не ходит, мы договорились – ему дача, мне – машина… (Кричит). Юрка! (Появляется Юра). Кричу, кричу… Ты нас утомил.

ЮРА. Грядки прополол, заросли.

МАРИНА. Сделай что-нибудь на ужин. Вино-то у нас есть?

ЮРА. Бутылочка была.

МАРИНА. В холодильнике что-ли? Соседка заходила, выпили мы ее. Сбегай к Крынкиным, у них должно быть, займи.

НАДЯ. Да зачем же Юре бегать, чаю попьем…

МАРИНА (Юре). Иди, иди… Не слушай бабьих разговоров. (Юра уходит). Теленок… Как он у меня, а?

НАДЯ. А он не обижается?

МАРИНА. Пусть попробует. Я ему сразу: вот Бог – вот порог… Что с ним цацкаться. Уйдет, другого найду. Квартиру себе оставлю, машину тоже, дачу ему отдам, пусть живет.

НАДЯ. Я бы не смогла так.

МАРИНА. Ерунда… Поэтому и одна. Скоро тридцать нам, Надюша, кончается бабья радость, а ты все чего-то ждешь… (Обнимает за плечи). Подруженька ты моя несчастненькая… Так скажи, кого-нибудь ты любила?

НАДЯ. Любила.

МАРИНА. Кого?

НАДЯ. Сережу.

МАРИНА. Первого или второго?

НАДЯ. Бурова,

МАРИНА. Ну и как это, что ты чувствовала?

НАДЯ. Что чувствовала?.. А вот если бы с ним что-нибудь случилось, я отравилась бы…

МАРИНА (отстраняясь). Да-а… Не дай Бог… Моего Юрку тут хулиганы избили, вздумал за кого-то там заступиться. Сколько раз ему говорила: не лезь, куда не надо. Без сознания лежал, я поначалу испугалась, наревелась, а потом думаю: умрет, так умрет. Деньги есть, Лешку выращу, мужиков хватает… И ничего…

НАДЯ. И тебе не бывает страшно от таких мыслей?

МАРИНА. Брось ты. Жизнь тебя учит-учит… Я вот… Ты Серегу-то первого уже не любишь?

НАДЯ. Нет. Я, наверное, и не любила его.

МАРИНА. Тогда можно сказать. Он тут мне цветочки подарил, потом в ресторане посидели, целовались в подъезде, как в молодости… Названивает, приглашает на недельку на море… Ты ничего?

НАДЯ. Мне все равно.

МАРИНА (мечтательно). Юрку оставлю здесь, пусть за свой счет возьмет, а то сгорит все, да махну с ним. Море, солнце, фрукты… Там уже есть, наверное, фрукты…

НАДЯ. А у вас тут что растет?

МАРИНА. Да все, что хочешь: помидоры, огурцы, капусту садим, лук… Юрка занимается, я даже не помню, что тут… Духота… Тебе нравится?

НАДЯ. Очень. Хвоей пахнет. Тихо…

МАРИНА. Ничего… Поговорила, хоть легче стало, а то не с кем пооткровенничать, одни сплетницы в отделе.

НАДЯ. Сын не болеет?

МАРИНА. Лешка?.. Да нет вроде. Юрка все с ним возится… Погостишь у меня?

НАДЯ. Нет, завтра уеду.

МАРИНА. Так у тебя же отпуск?

НАДЯ. У меня путевка, это я на денек заглянула.

МАРИНА. Ну и молодец, что заехала… Ты там, отдыхай, да не теряйся, найди себе мужика… Там богатеньких много бывает.

НАДЯ. Где же Юра?

МАРИНА. Придет, никуда не денется. Вино ищет, пока не найдет – не вернется, знает мой характер.

НАДЯ. Душно что-то… (Поднимается). Пойду прогуляюсь пока.

МАРИНА. Ну, иди… Эх, ну и талия у тебя, сразу видно – не рожала. Мне бы такую…

На страницу:
3 из 8