Полная версия
Чудо купальской ночи
Она очень интересно рассказывала. Не просто перечисляла факты, а красиво строила, расцвечивала фразы, говорила размеренно, но эмоционально, помогая себе мимикой. И ее голос! Он был такой теплый и терпкий, как сладкое, обволакивающее и немного шершавое послевкусие в горле после чашки горячего шоколада с ванилью и острой гвоздикой. Он слушал ее, смотрел и думал, что вот, наверное, именно так приходит Судьба, вроде бы как в самой будничной обстановке, в деловитости дня и обычности дел вдруг происходит нечто, что меняет твою жизнь. И совершенно неизвестно, что впереди и что из всего этого получится, может, очередное разочарование. Но жизнь изменится и станет другой однозначно.
– А ранним-ранним утром, еще только светать начало, – рассказывала Полина, – меня осторожно разбудила бабушка, тихонько одела, чтобы никто не проснулся, взяла зачем-то лопату из сарая и повела на речку, прямо к тому самому месту. И почему-то стала копать. И я заговорила, словно и не молчала накануне весь день, спросив: «Бабуля, а зачем ты копаешь?» – «Сейчас увидишь», – пообещала загадочно она, встала на колени возле ямы, которую уже выкопала, и достала оттуда странную большую стеклянную рогулину какую-то. Толстый, кривой, короткий ствол, от которого в две стороны шли ветки, а на них были еще веточки. Похоже на кусок засохшего дерева, только стеклянный и почти прозрачный. Я смотрела завороженно и шепотом спросила: «Бабуля это что?» – «Это? – переспросила она, загадочно улыбаясь. – Это твое счастье и удача». – «Как это?» – все шептала я, чувствуя, что нахожусь в сказке. А бабушка мне объяснила, что это застывшая молния. В народе считается, что если молния ударила совсем рядом с человеком, то это значит, что его сам Бог пометил и благословил. Человек этот необыкновенным становится, и удача будет сопутствовать ему всю жизнь. А еще она сказала, когда мы уже домой шли, что теперь мне не надо грозы бояться, она меня любит и все самое лучшее предвещает. Я тогда не очень понимала, что значит «предвещает», но переспрашивать не стала, решив, что это что-то очень хорошее. С тех пор я очень люблю грозу и пугаюсь, только если где-то совсем уж рядом громыхнет, от неожиданности. А рогулина стоит у меня дома, я на нее украшения вешаю, как на удобную вешалку, очень симпатично смотрится. – И Поля задорно улыбнулась.
– Сколько вам было лет? – спросил Ставров.
– Пять. Но я очень четко, в деталях, все помню, даже запах озона, и тот момент, когда молния входит в песок передо мной, как в замедленной съемке, и как я ослепла и оглохла на какое-то время. Говорят, что это такие особенности детской психики.
Он ничего не говорил, смотрел на нее, улыбаясь совсем чуть-чуть, и, по всей видимости, не имел намерения вступать в разговор. Повисла пауза.
– Клим Иваныч, – вдруг призналась Полина, – я все болтаю, как балалайка, и мне от этого ужасно неудобно, а сейчас и вовсе замолчу, потому что вроде бы уже все рассказала и пора бы уже и помолчать, тогда нам уже обоим станет неудобно от тишины. Может, все-таки поговорим? – предложила и задорно усмехнулась она. – В том смысле, что я что-то рассказала, теперь ваша очередь. Диалог, так сказать, – изобразила она жестом речевой обмен.
А он снова засмотрелся на нее. Какая же она все-таки!.. «Как бы это сказать? Такая… – он старательно пытался подобрать определение, и одним словом не получалось. – Чудесная девочка», – отпустил Клим свои попытки самому себе объяснить, какой она ему видится и нравится.
– Я неважный рассказчик. Повествования мне не удаются. К тому же со мной не происходило ничего такого интересного, – усмехнулся Клим. – А вот у вас замечательно получается. Мне очень нравится вас слушать.
– Ну, хорошо, – развернулась она на сиденье к нему всем корпусом, подогнув под себя левую ногу. – Раз у вас не получается рассказывать, попробуем другим путем пойти: я буду спрашивать, а вы отвечать.
– Ну, давайте попробуем, – пожал плечами Клим, продолжая улыбаться ей в ответ, мимолетно подумав, что еще никогда в жизни так долго не улыбался. Но рядом с Полиной невозможно было удержаться.
– Слушайте, мне давно хотелось узнать, а правда, что вы чертей гоняете и вообще нечисть вас боится? – с особым любопытством и заговорщицким видом спросила Полина.
– Я? – усмехнулся он.
– Ну, не только вы, а кузнецы вообще, – пояснила девушка, сделав руками объединяющий жест.
– Смотрите, лить перестало, можно ехать, – включив «дворники», заметил Клим и посмотрел на нее. – Пешком я вас не пущу, говорите, куда доставить.
– Теперь уж домой, – и она назвала адрес.
Ставров завел машину и начал медленное движение вперед, объезжая двор по периметру к арке.
– Ну, так что про чертей? – настаивала Полина.
– Мне лично никого такого гонять не приходилось, – ответил он, – и я не очень понимаю, о чем вы спрашиваете, Полина.
– Как о чем? – необычайно подивилась девушка, даже бровки приподняла. – О легендах и преданиях про кузнецов. Не может быть, чтобы вы не знали!
– Кое-что знаю, но по большей части это же просто фантазии, сказки и небылицы.
– Да вы что?! – воскликнула она с энтузиазмом. – И никакие не сказки! Кузнец в России всегда был фигурой легендарной, мистической и особо почитаемой. Не зря они селились за деревней, на окраине, и дома у них были самые большие, потому что их строили всем миром, с особым уважением и почтением. Неужели вы ничего не знаете?
– Ну, на окраине они селились, потому что имели дело с огнем, для пожарной безопасности поселения, а особое уважение к ним проявляли, потому что без кузнеца в селе не обойтись, – усмехнулся ее энтузиазму Клим.
– И это тоже, но кузнец значил для людей гораздо, гораздо больше!
– Расскажите мне, а я с удовольствием послушаю, – предложил Ставров.
– Ну, так сразу я всего и не вспомню, да и долгое получится повествование, но кое-что расскажу, – задумалась она на какое-то время и начала рассказывать: – Считалось, что кузнецы ходят рядом с богами, что они избранные и обладают многими знаниями, недоступными простым людям. В славяно-русской мифологии все кузнецы находились под покровительством бога-кузнеца Сварога. И, между прочим, вот просто так взять и стать кузнецом, потому что захотелось, человек не мог, надо было дар в себе открыть и проверить это дарование, тягу к этому ремеслу и испытания на, скажем так, «профпригодность» пройти. Вот вы как кузнецом стали? – поинтересовалась оживленно она.
– Тягу в себе открыл, – улыбнулся Клим.
– Ну вот, – кивнула Полина. – Тоже ведь не просто так. Это же не менеджером стать из офисного планктона и не охранником в магазине, это расположенности особой требует. А представьте в те времена, когда никакой механизации не существовало и все только руками делалось, вы представляете, что это за человек должен был быть, в какой физической форме?
– Представляю, я историю кузнечного дела изучал и делал некоторые реставрации прошлых технологий, – кивнул Клим, продолжая улыбаться: вот не мог перестать, слушая и глядя на нее.
– Тем более наверняка вам и все легенды про кузнецов преподавали! – удивилась она.
– Да, только я пропустил большую часть этих лекций.
– А вот и зря! – горячилась Полина.
Румянец полыхал, глаза задорно горели, ямочки на щечках то появлялись, то пропадали. Клим даже отвернулся, подумав, что так и до аварии недалеко, если он не перестанет на нее так часто заглядываться.
– Вы знаете, что кузнец не только ковал, – тем временем зажигательно энергично принялась убеждать она, – но и мог врачевать болезни, устраивать свадьбы, ворожить, помогать найти свою любовь молодым парням и девушкам, а еще отгонял нечистую силу от деревни. И это не предания, так на самом деле было. Вы слышали про берестяные письма, которые находят под Новгородом? Самая обычная переписка людей, можно сказать, древние СМС, только переданные с посыльными, так вот во множестве этих писем упоминается о роли кузнецов и об особом их статусе и почитании. А в эпических сказаниях именно кузнец победил Змея Горыныча.
– А откуда вы так много об этом знаете?
– Ну, я в некотором роде народница, в том смысле, что у нас в университете отдельным предметом шел русский этнос и народные промыслы. Кстати, у нас на факультете и специальность была: кузнец. Ну, и я какое-то время серьезно увлекалась русским фольклором, легендами. Веды слушала, объездила полстраны с фольклорными экспедициями и сейчас участвую в работе этнического поселения, но это все другая тема. Но в тех деревнях и поселениях, где мы были, тоже много преданий о кузнецах рассказывают.
– Приехали, – оповестил Ставров и уточнил: – К какому подъезду?
– К третьему, – слегка ошарашенно ответила она и спросила: – Вы ни разу не спросили, куда ехать и где поворачивать.
– Я этот район хорошо знаю, недалеко мои родители живут.
– Да? – растерялась отчего-то Полина и спросила: – Ну что, тогда до свидания?
– Я позвоню, как договаривались, – пообещал он.
А Полина начала собираться, перехватывая поудобней сумку, разворачиваться, отстегиваться, распахивать дверцу, испытывая какую-то легкую досаду на то, что они так быстро доехали, и немного смущения от того, что тараторила без остановки и даже не заметила, как приехали, и… обнаружила Клима Ставрова, протягивающего ей руку, чтобы помочь выйти из высокой машины.
– Спасибо, – неуклюже, боком выбравшись из джипа, поблагодарила она куда-то ему в грудь.
– Я бы с удовольствием слушал вас, Полина, но мне надо ехать, – сказал Клим, глядя на нее сверху вниз. – Надеюсь, вы еще мне многое расскажете в следующий раз.
– Не знаю, – тихо ответила она, посмотрев ему в глаза.
– А я вас очень попрошу, – в тон ей так же тихо сказал он. – До свидания, Полина, я позвоню, как договаривались.
И шагнул в сторону, развернулся, обошел капот и сел на водительское место. А она только теперь спохватилась, спешно махнула ему в ответ через стекло и пошла к подъезду.
Поля зашла в квартиру, закрыла замок, привалилась спиной и затылком к двери и, улыбаясь, медленно, шепотом спросила себя:
– Я что… – вдохнула-выдохнула: –…влюбилась?
В тишине, почти звенящей, громко зазвучал смартфон в ее сумке. Полина аж подпрыгнула от неожиданности, успев и ладошку к заколотившемуся сердцу приложить.
– Тьфу ты, напугал! – поругалась она, но телефон достала. Понадобилась она так громко и срочно Алине. – Да! – ответила Полина.
– Ты где? – бодрым голосом поинтересовалась дизайнер. – Не отвлекаю?
– Дома уже. Не отвлекаешь, – доложила Поля, скинула обувь и прошла босиком в кухню.
– Ну, как тебе наш Клим Иваныч? – поинтересовалась Алина.
– Замечательный, – разулыбалась Полина.
– Классный, правда? – довольно уточнила Глаумова. – А какой кузнец, полный отпад! Гений! Что угодно может сделать! Ты бы видела его дом: шедевр; кстати, я тоже свою дизайнерскую руку туда приложила. И мужчина хоть куда! Правда, не очень разговорчивый, но это скорее достоинство, чем недостаток. – И в своей обычной манере в один момент переключилась на другую тему: – Ладно, я чего звоню, по поводу большого пледа в спальную…
Они проговорили по рабочим вопросам минут пятнадцать. Потом Полина переоделась в домашнее и занялась обедом, не прекращая думать о кузнеце Климе Ставрове и о том, что с удовольствием посмотрела бы его дом, до такой степени погрузившись в эти мысли и совсем яркие, свежие, обдающие изнутри теплом воспоминания, что впервые в жизни спалила еду на сковородке.
Дорога была дальняя, знакомая до каждого кустика на обочине и не отвлекала от плавно текущих мыслей. Помощник Ставрова спал на заднем сиденье, а когда бодрствовал и не сидел за рулем, то слушал музычку в наушниках, или читал, или смотрел на планшете что-нибудь, скачанное из Интернета, давно привыкнув к малой разговорчивости начальника, особенно в дороге.
Клим думал об удачно сложившейся в этот раз поездке, о Сереге, с которым получилось встретиться, поговорить, передать ему посылку из дома и письма от родных. И об их непростом разговоре, и как Клим смотрел ему вслед, когда он уходил, видел и понимал, что у друга есть еще силы на все это, а злость, умножающая их, только копится с каждым днем. И хочется верить, что он и все мужики, с которыми они сейчас там как братья, не перегорят от этой злости в пепел.
Думал о делах и рабочих заботах, прикидывал, что и как надо сделать на следующей неделе, и о хозяйских делах насущных не забыл подумать-прикинуть.
Но больше всего он думал о Полине Юдиной.
Он думал о ней все эти дни после их встречи. Вспоминал ее необыкновенную улыбку и великолепные ямочки на щечках, и бархатный румянец, менявший интенсивность цвета от нежно-розового до почти алого, когда она смущалась, и милый, чуть вздернутый носик, и серебристый тихий смех, серые глаза, прямо зачаровывающие. И то, как она рассказывала ему о детстве. Вот смотрела этими, казавшимися ему бездонными, глазищами и говорила тихим терпко-сладким голосом, вызывавшим в нем странные эмоции и позабытое совсем младенческое ощущение солнечного счастья, правильности бытия и жаркое, почти болезненное мужское желание.
Она не была классической или экзотической красавицей, и слава богу! Холодная вычурная красота женщин Климу нравилась, разумеется, но скорее как прекрасное произведение искусства, которым любуешься, а не живой объект. А что делать с объектом искусства, сами понимаете. Хотя приходилось как-то, зарекся навсегда. В облике же Полины этой яркой, броской, изысканной красоты не просматривалось, но она была невероятно очаровательной, очень симпатичной и притягательной до умопомрачения.
К тому же фигурка. Климу никогда не нравились субтильные худышки, и он откровенно не понимал девиц, для которых излишним весом считалось все, за вычетом скелета. И среди своих друзей и знакомых не встречал таких мужиков, которым бы это нравилось, ибо были они все нормальными здоровыми мужчинами во всех отношениях.
Полина хоть и стройненькая, и такая у нее талия хорошая, но без торчащих костей, округленькая в нужных местах, а уж попка! Ну вся такая лакомая – он-таки сумел подобрать слово, каким хотелось ее вкусно назвать.
И самое совсем уже убойное – Полина Юдина оказалась весьма загадочной девушкой. Он это сразу почувствовал.
При всей ее кажущейся открытости миру, этой по-настоящему искренней улыбке и смешливости, от нее исходила некая загадочность, тайна и магнитное притяжение. Женская манкость. И этот ее колдовской голос, которым она ведет рассказ, – русалочий, переполненный тайной, утонченный и изысканный эротизм самой высшей пробы.
Наверное, она его околдовала, усмехался про себя Клим, раз и глаза ее кажутся бездонными, и голос зачаровывающим, а ее запах даже снился ему ночью. Утро, надо сказать, после той ночи было очень «бодрым» – пришлось под контрастным душем в себя приходить.
И все это ой-ой-ой и не то чтобы правильно!
Девчонка ведь совсем, двенадцать лет разницы! Но как здорово!
Ведь если вдуматься, припомнить, то, наверное, никогда он вот так не околдовывался, не тонул в женском голосе, запахе, глазах.
Вот все это Ставров передумал за несколько дней в разных вариантах, осознавая и честно себе признаваясь, что испытывает к встреченной девочке нечто большее, чем простое мужское желание. Да и желание его куда как глубже и интереснее, чем обычно с ним бывает.
Клим позвонил ей в пятницу и сообщил, что они могут встретиться в воскресенье и он передаст ей готовую лампу.
– Ой, а я не могу в воскресенье! – так очевидно расстроилась она, что он даже улыбнулся.
– Тогда давайте попробуем встретиться в понедельник, – предложил альтернативу Клим.
– В понедельник я тоже не могу, – покаянно пожаловалась она.
– Тогда попробуем во вторник, – вздохнул Клим, прикидывая быстро в уме, что и как у него во вторник и сможет ли он вырваться.
– Ой, а знаете что, – вдруг оживилась невероятно девушка, – если вы в воскресенье свободны, то приезжайте к нам на праздник!
– На какой праздник? – поинтересовался Ставров.
– Ну как какой? – подивилась его неосведомленности Полина. – Ивана Купала же! Только не говорите, что не знаете!
– Не буду говорить, – усмехнулся он, – но я в таких мероприятиях, как правило, не участвую.
– Так давайте изменим это правило! – жизнерадостно предложила она и заторопилась уговаривать: – Вы вообще знаете, что в Подмосковье есть несколько официальных так называемых этнических площадок, на которых проводят народные праздники, исторические реконструкции и обряды всякие?
– Слышал и на одном был однажды, – порадовал на сей раз знаниями девушку Клим.
– Ну вот! – говорила она совсем не тем своим чарующим голосом, а с веселой задорной бодростью. – Но мы проводим праздник не на них, а в настоящем селе, в котором большинство жителей принимают участие в обрядах. Но все разрешения и официальные бумаги у нас есть, вы не волнуйтесь, – заверила девушка.
– По-моему, волнуетесь вы, – снова не удержался от улыбки Клим.
– Да, – подтвердила она его предположение и пояснила: – Я пытаюсь уговорить вас. А заодно объяснить, как это интересно. Так вот. Будет очень здорово, поверьте. Мы стараемся восстановить обычаи и традиции, а наши историки открывают все новые и новые сведения об этом празднике. Это очень интересно, весело и красиво. К тому же кузнецы на каждом русском празднике – гости особые, в великом почтении. Приезжайте, вам понравится.
– В воскресенье? – уточнил Клим.
– Да! – бодренько ответила она и вдруг замялась. – Но… Клим Иванович, вам придется, наверное, и понедельник освободить, ну, хотя бы полдня. Потому что сам праздник вообще-то проходит ночью и следующим днем.
– То есть вы меня на два дня приглашаете?
– Ну, хотя бы с воскресенья вечера и до середины понедельника. – И Полина заторопилась подсластить новость: – Но вы не переживайте, вам предоставят самый лучший дом и постель-перину, чтобы вы могли выспаться и отдохнуть.
– Перина – это серьезный аргумент, – усмехнулся Ставров.
– Так вы приедете? – обрадовалась девушка.
– Я подумаю, – не порадовал мгновенным согласием он.
«Думал» он десять минут, в течение которых просмотрел график своих дел на понедельник, поговорил с помощниками, перекидывая на них кое-какую работу.
Уж больно хотелось снова увидеть девушку Полину.
Насколько Клим помнит, в эту ночь принято через костерок прыгать, вот и посмотрит с удовольствием это действие в ее исполнении. И что там еще? Веночки, купание в реке – и это тоже с эстетическим удовольствием просмотрит с ее участием.
Он снова позвонил Юдиной, и она ответила после первого же гудка.
– Здравствуйте еще раз, Полина, – ровно поздоровался мужчина.
– Здравствуйте, – ответила она несколько торопливо.
– Я смогу приехать, с одним условием, – предупредил Ставров.
– С каким?
– Если вы перестанете называть меня по имени-отчеству.
– Хорошо, – тут же согласилась она и спросила: – И когда вы сможете приехать?
– Это зависит от того, куда конкретно надо ехать, – улыбнулся непроизвольно послышавшейся радости в ее голосе Клим.
Она более спокойным тоном объяснила, где это веселое село, почти поголовно занимающееся этнической реставрацией, расположено и как лучше туда добраться. И Клим сообразил, что вообще-то это его направление и от того места до поселка, где он живет, километров тридцать, наверное. Ну, может, чуть больше. И тут же припомнил, что что-то такое слышал про это село под названием Красивое и о проводимых в нем праздниках с реконструкциями древних обрядов и обычаев: его соседи в прошлом году туда ездили на Масленицу и рассказывали как-то по случаю, хвалили, кстати.
– Я подъеду часов в пять-шесть вечера. Это нормально?
– Это замечательно! – обрадовалась девушка. – Вы как раз успеете к бане!
– К какой бане? – насторожился Клим. Про водные процедуры в ее рекламной заманухе не упоминалось.
– Баня в канун Ивана Купалы обязательна! С вениками, составленными из специальных трав и веток деревьев, с травяными настоями для пара и для питья. Не волнуйтесь, вам очень понравится, у них здесь замечательная баня, мужчины отдельно парятся. И, кстати, у нас есть такой Степан Акимович, знатный банщик, к нему париться даже из Москвы ездят, говорят, от многих болезней спасает. Ой, я забыла спросить, а вы вообще баню любите, Клим? – удержалась Полина от отчества в самый последний момент.
– Люблю и уважаю, – улыбнулся он телефонной трубке.
– Вот и замечательно! – радовалась она. – Тогда до встречи?
– Да встречи, Полина.
Она нажала на отбой, положила телефон на стол и закружилась по комнате, что-то себе подпевая от бурлящей в ней кипучей радости.
Здорово!
Она думала о нем, думала все эти дни. Он так ей понравился, так заворожил, что в течение дня, что бы Полина ни делала и чем бы ни занималась, вдруг вставало перед мысленным взором его лицо, улыбка, такая сдержанная, мужская и очень теплая, что ли, глаза эти зеленые, спокойные, чуть ироничные и мудрые.
И она все думала: вот они встретятся по рабочим делам, сделают макет лампы, обсудят все – и когда еще смогут увидеться? Все? Вроде бы больше ни в каких местах не пересекаются кузнечные и трикотажные работы? Нет, не пересекаются. И никаких иных встреч не предвидится.
Полина от таких грустных мыслей даже придумала и нарисовала эскиз круглого журнального столика, в котором совместила металл и вышивку. Узор получился простым, но необычным – словно спираль, в которой перемешались звенья, образовав хаотичное переплетение полукружий разных диаметров, а между пересечениями этих линий, в острых углах, сплетено из тонких нитей кружево в виде паутины, где больших размеров, где меньших, всего несколько штучек и не в каждом углу, а сверху предполагалось стекло.
Получилось очень симпатично, ей нравилась идея, Поля даже мысленно видела столик в готовом виде. Правда, Полина не стала рисовать ножки столика, это уж пусть Алина с Климом обсуждают, если им понравится, конечно, и они захотят этот столик делать.
Но ведь какой повод для встречи! А?
Поэтому она и не поспешила предлагать сразу же Алине свой эскиз, решив показать его, когда они встретятся все втроем.
И вдруг Клим позвонил и согласился приехать на праздник, даже почти уговаривать не пришлось!
Это же… очень здорово!!
– Та-там, та-там, та-там, та-там, та-та… – подпевала себе Поля и кружилась по кухне.
И тут запел ее смартфон, не вынеся, видимо, конкуренции. Она резко остановилась и с подозрением посмотрела на телефон, почему-то от неожиданности первым делом подумав, что звонит Ставров, сказать, что передумал или у него дела какие другие есть на этот день.
Постояв так несколько секунд, она тряхнула головой, решительно подошла к столу и взяла аппарат – звонила Алина. Полина облегченно выдохнула и улыбнулась этому своему странному и непривычному поведению, мыслям, испугу глупому и ожиданиям, тоже не сильно-то разумным. И уже почти весело ответила:
– Да!
– Привет! – поприветствовала взаимной бодростью дизайнер. – Слышу, ты в хорошем настроении?
– Да! – подтвердила Полина. – Только что звонил Клим Иванович, и мы договорились о встрече!
– И поэтому ты так радуешься? – усмехнулась Алина. – Это творческий энтузиазм или тебе так мужчина понравился?
– И то и другое, – рассмеялась звонко Поля и поделилась радостью: – Он согласился приехать в воскресенье на праздник, представляешь?
– Да ты что? – подивилась Алина.
– Ну да, я ему обещала особый почет от селян и замечательный праздник, правда, не сказала, что там будут и другие кузнецы.
– Таких, как он, не будет. Он уникальный, – вступилась за Клима дизайнер. – Ты помнишь наш арабский проект?
– Еще бы, мне пришлось арабские узоры осваивать.
– А ковку, чеканку помнишь? – с интригой в тоне спросила Алина.
– Это его-о? – обалдела Поля. – Я думала, что ты их из Марокко привезла и из Эмиратов.
– Нет, все он и его ребята сделали, – тоном гордой за свое чадо мамы оповестила Алина.
– О-бал-деть! – восхитилась Полина. – Да ты что? Он такую красоту делает?
– Делает, делает, – подтвердила Алина. – Он еще и не такое может. А кузнецы, которые у вас там в реконструкциях всяких исторических и праздниках участвуют, они хоть и умницы большие и много чего умеют, но все же несколько в ином профиле и ключе работают, да и мастеров такого высочайшего уровня, как Клим, по стране не больше пятерых найдется, а то и вовсе парочка. Это, Поленька, особый талант, дар, гениальность врожденная. Между прочим, как у тебя.
– Как у меня? – переспросила Полина.
– А вот так. От Бога дар. Другие тоже работают и те же технологии применяют, и мастерство есть, и профессионализм у них, а магии, волшебства и силы нет. Вот как это получается? Да мы с тобой уже сто раз об этом говорили.
– Говорили, – задумчиво повторила за ней Полина и поделилась потрясением: – Но я почему-то и не подумала, что это он делал. Это же… там такая работа была, я не знаю… наитончайшая, филигранная, я думала вообще, что это восточные мастера прошлого, антиквариат. Ты же говорила, что заказчик дал добро на приобретение любых произведений искусства, которые ты сочтешь нужными. Вот я и решила… еще и дивилась про себя: какие дорогие вещи, а это Ставров изготовил, оказывается.