Полная версия
Человечество: история, религия, культура. Древняя Греция
История Сикиона была достаточно обычной для той эпохи: на смену древнему царскому роду здесь со временем пришла олигархия, а около 655 г. до Р.Х. она уступила место тирании Орфагоридов. Однако сикионская тирания была в чем-то уникальной. Если повсюду в Греции она оставалась явлением кратковременным (редко кому из тиранов удавалось продержаться у кормила правления более двух-трех десятков лет), то в Сикионе династия Орфагоридов сохраняла за собой власть ровно сто лет. Древнегреческие историки, объясняя этот феномен, сообщают что сикионские тираны кротко обращались с подданными и рабски подчинялись законам.
Известно, что основатель династии Орфагор сделался правителем государства после того, как его избрали военачальником и он успешно провел войну на границе.
Приемниками Орфагора были его брат и племянник, оба носившие одинаковое имя – Мирон. Но самым знаменитым представителем династии оказался внучатый племянник Орфагора Клисфен (дед по матери афинского Клисфена из рода Алкмеонидов). Он правил в первой половине VI в. до Р.Х. и имел один из самых блестящих дворов в тогдашней Греции. Свидетельства об этом тиране противоречивы. Одни древние историки говорят, что Клисфен был хитрым и очень жестоким правителем, но скорей всего правы те, кто отзываются о нем, как о мягком и законопослушном политике. Рассказывают, что однажды Клисфен велел наградить венком за справедливость судью состязаний, не присудившего ему победу. После смерти Клисфена ему около 570 г. до Р.Х. наследовал его родственник Эсхин. Пятнадцать лет спустя он был низложен с помощью спартанцев, а все члены семейства Клисфена изгнаны из города. Так завершилось правление самой долгой в греческой истории тирании.
Союз беотийских городов
От героических времен дошло множество прекрасных беотийских мифов. А вот история Беотии в более позднюю эпоху нам практически неизвестна. Рассказывают, что, спустя шестьдесят лет после окончания Троянской войны, эта область была завоевана беотянами – выходцами из фессалийской Арны. В дальнейшем местное наречие считалась очень своеобразным, хотя в основе его, несомненно, лежал эолийский диалект.
Долгое время города Беотии (в их число, кроме Фив, входили Орхомен, Коронея, Галиарт, Платеи, Танагра, Ороп, Феспии и некоторые другие) были самостоятельны и каждый из них жил своей обособленной жизнью. Позже они объединились в общебеотийскии союз. Устройство его известно нам в самых общих чертах: вся страна делилась на 11 округов; каждый из них избирал одного беотарха и 60 членов союзного совета. Кроме того существовали общесоюзный суд и общее войско. Центром союза стали Фивы, которым удалось таким образом вернуть себе главенствующее положение.
Фиванцы ревниво следили за целостностью союза и не допускали никакого сепаратизма. Тяготясь их господством, Платеи в 519 г. до Р.Х. решили выйти из беотийской федерации и обратились за помощью к спартанскому царю Клеомену. Однако лакедемоняне отказались поддержать их выступление. Они отвечали так: "Мы живем слишком далеко, и вам наша помощь бесполезна. Ведь вас успеют десять раз продать в рабство, пока весть об этом дойдет до нас. Мы советуем вам стать под защиту афинян. Они – ваши соседи и могут вас защитить". Этот совет лакедемоняне дали не столько из расположения к платейцам, сколько желая вовлечь афинян, в тягостные распри с фиванцами. Однако платейцы нашли его разумным. И вот, дождавшись, когда афиняне приносили жертвы 12 богам, они явились к ним, сели у алтаря, как умоляющие о защите, и отдали свой город под покровительство Афин. Узнав об этом, фиванцы пошли на платейцев войной; но афиняне немедленно выступили им на подмогу. Противники уже были готовы к бою, и лишь вмешательство коринфян не дало начаться кровопролитию. Последние находились как раз поблизости и с согласия обоих сторон уладили спор. Фиванцы должны были обещать, что оставят в покое те города, которые не желают примыкать к беотийскому союзу. С тех пор фиванцы сделались упорными врагами афинян и готовы были воспользоваться для войны с ними любым удобным поводом.
Фокида и Локриды
Севернее Беотии от Эвбейского залива на востоке до Крисейского залива на западе простиралась Фокида. Область эта заключала в себе удивительное разнообразие ландшафтов. Здесь можно было встретить как открытые равнины, так и неприступные скалы. На северо-западе границей ей служила гора Парнас, покрытая густыми, преимущественно еловыми, лесами. На юге от Парнаса лежала гора Кирифида. Между ними располагалась узкая долина, по которой в глубоком устье протекала река Плист. На западной окраине этой долины у подошвы Парнаса располагались Дельфы – скалистая, в виде амфитеатра местность, на вершине которой находился одноименный оракул и город. Наряду с Дельфами другим знаменитым (и самым большим!) фокийским городом была Элатея. Ее расположение являлось наиболее выгодным в силу того, что она находилась в теснинах, среди труднопроходимых гор, и тот, кто владел этим городом, обладал проходами как в Фокиду, так и в Беотию.
Фокида оставалась главным образом пастушеским краем, ее городские поселения были незначительными. Все они составляли между собой политический союз, основанный на строгом равноправии. Целью союза провозглашалась взаимная защита от внешних врагов, но во внутреннем управлении каждый город был самостоятельным.
В глубокой древности всю эту горную страну населяли локры. Позднее, когда тут обосновались греки, они разделили локров на два народа: опунтских и эпикнемидских (названных так от горы Кнемиды). Затем часть эпикнемидских локров переселилась на берег Криссейского залива и получили название озольских локров. Таким образом, в исторические времена в Греции насчитывалось три Локриды, и все они граничили с Фокидой. (Озольские локры вывели в Италию свою колонию – Локры Эпизефирские. Пишут, что город был основан в 679 или 673 г. до Р.Х. беглыми рабами и ворами из материковой Локриды. Трудно теперь сказать насколько эта легенда основательна. Но любопытно, что именно здесь в 664 г. до Р.Х. законодатель Залевк дал согражданам первые писанные законы. Он был также первым законодателем, который определил самим законом меру наказания за каждое преступление (раньше это отдавалось на усмотрение судий). Локрийцам так понравилось законодательство Залевка, что они требовали от каждого, кто вносит новый закон, выступать в собрании с веревкой на шее, дабы в случае провала законопроекта его можно было тут же повесить).
К северу от Парнаса простиралась горная страна, переходившая уже за пределами Фокиды в хребет Пинд. Часть этой сплошной горы, обращенная к востоку, называлась Этой. Она скалиста и высока, но выше всего эта гора у Эвбейского залива, ибо здесь она достигает вершины и заканчивается у моря острыми и крутыми утесами, оставляющими между собой только узкий проход. Проход назывался Фермопилами; за ним лежала уже Фессалия. Путь из Локриды в Фессалию был возможен только через Фермопилы, так как неровности рельефа и обилие потоков вод, образующих пропасти, делали окружающую страну непроходимой.
Дельфы и первая Священная война
Дельфы – самое знаменитое и могущественное святилище Греции. Можно сказать, что в эпоху, предшествовавшую греко-персидским войнам, без его участия не делалось ничего важного и даже маловажного. Города и народы, правительственные и частные лица постоянно обращались к нему за советами и решениями, давали обеты дельфийскому богу, отправляли к нему священные посольства и приносили щедрые дары. Дельфы сыграли важную роль в истории великой колонизации, поскольку без их одобрения не была выведена ни одна мало-мальски важная колония. Предводители будущих переселенцев сообщали оракулу о предполагаемом месте выселок и спрашивали божеского благословения, которое служило религиозной опорой колонистам и вселяло в них бодрость духа.
Дельфы располагались высоко в горах на каменистом склоне отрога Парнаса. Путь к ним от моря проходил через глубокое и узкое ущелье, заросшее черными оливковыми деревьями. Над равниной амфитеатром поднимался город Дельфы. С юга перед ним высилась обрывистая гора Кирифида. У ее подножия, на краю плодородной Крисейской долины, лежала Кирра – древний город у моря. Именно от него начинался подъем в святилище. Хотя наибольший почет выпал Дельфам из-за его оракула, так как из всех оракулов он оказался самым правдивым, все же и местоположение самого святилища кое-что прибавило к его славе. Ведь оно располагалось в центре всей Греции!
Первоначально Дельфы находились под властью Фокиды, но потом они вступили в новую стадию своей политической истории, став сосредоточием Дельфийской амфиктионии (собственно, союза «окрестных жителей» – амфиктионов). Это было содружество государств, имевшее прежде всего религиозное значение, но в случае нужды действовавшее и как политическая сила. В амфиктионию входило двенадцать племен из Северной Греции, в том числе фессалийцы, фокидяне и беотяне.
Заручившись поддержкой окрестных народов, дельфицы вступили в ожесточенную борьбу с расположенной у моря Киррой. Причиной распри стал спор из-за права взимать пошлину с паломников, направлявшихся к прорицалищу. Разгневанные неуступчивостью своих противников, дельфийские жрецы объявили Кирре войну и призвали на помощь своих союзников. Амфиктирны спросили оракула: какому наказанию следует подвергнуть виновных? Пифия повелела: «воевать против них денно и нощно, область их опустошить, а самих обратить в рабство и посвятить Пифийскому Аполлону».
Так началась первая Священная война. На сторону Дельф, кроме амфиктионов, встали также Афины и Сикион. Верховный стратег, фессалиец Эврилох, во главе союзной армии в 595 г. до Р.Х. осадил строптивую Кирру, но натолкнулся на ожесточенное сопротивление. Жители Кирры знали, что против них началась священная война, где нет места пощаде, и что как только амфиктионы одержат над ними верх, для них и их семей наступит вечное рабство. Поэтому они защищались с чрезвычайной твердостью.
Осада продолжалась десять лет. Наконец Солон, также принимавший участие в войне (впрочем, афинянами предводительствовал не он, а Алкмеон) придумал следующую хитрость. В окрестностях Кирры росло много чемерицы. Древние употребляли ее против душевных болезней, но на людей со здравым духом она производила вредное действие. Солон велел перенять воду реки Плиста, положить туда кореньев чемерицы, и когда вода пропиталась соком этого растения, реку опять пустили по ее руслу в осажденный город. Кирряне, ничего не подозревая, начали пить зараженную воду, вследствие чего между ними открылась болезнь, которая помешала им охранять и защищать город с прежним мужеством. В 583 г. до Р.Х. осаждавшие взяли Кирру и сравняли ее с землей. Все ее жители были порабощены, а прежние владения отошли служителям Аполлона. Что касается Дельф, то они были провозглашены независимым городом.
Теперь ничего не мешало дельфийцам наслаждаться выгодами своего положения. Со всех концов греческого мира в их город поступали богатые вклады и пожертвования. Святилище бога было буквально завалено грудами золота и серебра, а также произведениями искусства из слоновой кости, бронзы и мрамора. Священную дорогу, поднимавшуюся снизу к святилищу, плотно обступали великолепные художественные творения.
В 582 гг. до Р.Х. в Дельфах состоялись обновленные Пифийские игры. С тех пор они проводились регулярно каждые четыре года – на третьем году олимпиады. В отличие от Олимпийских игр, первое место здесь занимали не спортивные, а мусические состязания – игра на музыкальных инструментах, пение, декламация стихов и прозы, – но к ним прибавились также атлетические и конные соревнования, устроенные по образцу олимпийских. Стадион для состязаний в беге был вырублен в склоне Парнаса, а ипподром для колесничных ристаний соорудили на Крисейской равнине.
В 548 г. до Р.Х. храм Аполлона и близлежащие сооружения погибли во время пожара. Но уже в последнем десятилетии того же века, был воздвигнут новый огромный храм. При этом священный участок был значительно расширен и обнесен стеной. Средства на строительство дали многие греческие (и даже негреческие) государства. Но наибольшая поддержка исходила от богатого афинского рода Алкмеонидов.
Пифию, которая служила Аполлону, выбирали из среды всех дельфийских девушек. С момента выбора ее единственным супругом становился бог, желавший, чтобы она отличалась красотой и целомудрием. Сначала оракул довольствовался одной пифией, но когда к нему стали обращаться со всех концов мира, то уже едва хватало двух обыкновенных пифий и одной запасной.
К пифиям относились, как к орудию пассивному. Они не входили в состав той жреческой корпорации, которая пользовалась ими. При прочих равных условиях жрецы предпочитали, чтобы пифии были невежественными и простыми. Очень подходили для этой роли женщины, страдавшие нервными припадками, подверженные судорогам и истерии. Вопрошать оракул можно было только через большие промежутки времени (девять дней в году).
Порядок, в котором допускались к оракулу желающие о чем-нибудь вопросить его, решался жребием. Но прежде всего необходимо было предварительное испытание, чтобы узнать благосклонен ли Аполлон к просителям. Таким испытанием являлось жертвоприношение. Если, к примеру, жертвенная коза не дрожала всем телом, когда на нее совершали возлияние, делали вывод, что бог ее не принял, и вопрошающий не допускался к оракулу. (Для быков и кабанов применялось другое испытание – им предлагали муку или стручковый горох; если они отказывались от этого угощения, то считалось, что животное нездорово).
В том случае, когда признаки оказывались благоприятными, пифия совершала очищение: она омывалась в Кастальской воде, окуривалась сжигаемым лавровым деревом и ячменной мукой; затем она отправлялась в святилище. Здесь, напившись воды из Кассотидского источника, она брала в рот лавровый листок, с лавровой веткой в руках восходила на треножник и садилась над расщелиной.
Когда желающие предложить вопрос выходили из той комнаты, в которой они ожидали своей очереди, они вводились один за другим к оракулу и предлагали свои вопросы устно или письменно. Пифия, приходившая в исступление, как говорили, под влиянием поднимавшихся из расщелины паров и божественного наития, впадала в особое состояние экстаза, для описания которого поэты не щадили самых ярких красок. Затем каждый предлагавший вопрос получал через прорицателя официально написанный ответ оракула.
Проницательность оракула всецело зависела от корпорации жрецов Аполлона. Жрецов было два, и должность эта считалась пожизненной. Вероятно, жрецы и прорицатели Аполлона были одни и те же лица. Во время припадка пифии около нее всегда находились один или несколько прорицателей, которые слушали ее неясные слова или нечленораздельные звуки и составляли из них предсказания, обыкновенно в стихотворной форме, высокопарными выражениями и с намеренной неясностью. Часто предсказание было непонятно для вопрошавших, поэтому они обращались к профессиональным истолкователям.
Фессалия
В конце героической эпохи Фессалию, где прежде обитали эолийцы, завоевали племена фессалийцев. Они пришли из лежавшей западнее Феспротии и были по происхождению эпиротами. Фессалийцы уничтожили прежние царства эолийцев, а взамен образовали четыре округа – Фессалиотиду, Гестиэтиду, Пеласгиотиду и Фтиотиду. Местных жителей победители либо свели до положения политически бесправных периэков, либо вообще обратили в пенестов – государственных крепостных вроде спартанских илотов.
Главным городом Фессалии была Лариса. Ее цитадель, располагавшаяся на холме, господствовала над обширной, плодородной равниной и была ограждена течением Пенея. Правил городом древний аристократический род Алевадов. Со второй половины VII в. до Р.Х. Алевады стояли также во главе Фессалийского союза, охватившего постепенно всю область. Входившие в него государства присылали своих представителей на религиозные празднества в святилище Афины Итонии близ Фарсала. Впрочем, до подлинного объединения всей страны дело не дошло. Каждый город жил своей собственной политической жизнью и по своим законам.
Обширная фессалийская равнина давала возможность разводить табуны лошадей. Фессалийцы издревле имели славу превосходных всадников, а их конница считалась лучшей во всей Греции. Благодаря этому им удалось распространить свое господство на Фтию, Этею и часть Локриды, но когда фессалийцы попытались проникнуть далее на юг, то столкнулись в Фермопильском проходе с фокийцами. В дальнейшем между двумя этими народами сохранялась непрекращающаяся вражда и шли беспрерывные войны.
Во время одной из таких войн фокийцы совершили удивительные подвиги. Под Гиамполем (ожидалось, что именно с этой стороны фессалийцы вторгнутся в их землю) они врыли в землю глиняные горшки, набросали на них сверху мусора и стали ожидать вражескую конницу. Не осведомленные о такой хитрости фокийцев, фессалийцы неосмотрительно погнали своих коней на эти горшки. Их лошади, попадая в них ногами, стали спотыкаться, люди же попадали с коней и были перебиты. Тогда фессалийцы, воспылав против фокийцев еще большим гневом, собрали войско со всех городов и выступили в новый поход. Фокийцы, видя такое приготовление фессалийцев к войне, пришли в сильный страх. С наступлением ночи они послали против врагов отборный отряд в триста человек, поручив им высмотреть все, что делается у фессалийцев. Но отряд попал в засаду и был весь до единого уничтожен. Это поражение навело на войско фокийцев такой ужас, что они собрали в одно место всех своих жен, детей, а также все их имущество, какое можно было унести: одежды, золото, серебро. Из всего этого они сделали огромный костер и оставили при нем тридцать человек мужчин. Последним был дан приказ, в случае, если фокийцы понесут поражение, перерезать жен и детей, а потом возложить все богатство как жертву на костер и поджечь его. Совершив все это, фокийцы двинулись против фессалийцев. Когда они вступили в рукопашный бой, то все время помнили на что обречены в случае поражения их жены и дети. Поэтому они шли на все, проявляя чудеса храбрости, и в результате одержали славную победу.
И впоследствии фокийцы вновь придумали военную хитрость, ничуть не уступающую прежним: когда войска и с той и с другой стороны стояли друг против друга у входа в Фокиду, то отборный отряд фокийцев в пятьсот человек, дождавшись полнолуния, ночью напали на фессалийцев. Фокийцы при этом и сами себя и свое оружие обмазали гипсом, и выглядели в свете луны совершенно белыми. Благодаря этому они произвели ужасное избиение среди фессалийцев, вообразивших, что это какое-то колдовство, а не ночное нападение врагов.
II. Эпоха греко-персидских войн
1. Великое ионийское восстание
1) МильтиадПолуостров Херсонес Фракийский, располагавшийся у самого входа в Геллеспонт, издревле принадлежал фракийскому племени долонков. В середине VI в. до Р.Х. против них выступило соседнее фракийское племя апсинтиев. Не зная, как им остановить врага, долонки решили вопросить совета у дельфийского оракула. Пифия в ответ велела им: «Призовите на помощь того, кто первый пригласит вас в гости на обратном пути».
Гонцы отправились в дорогу. Они прошли Фокиду и Беотию, но никто из местных жителей не обратил на них внимания. Наконец долонки добрались до Аттики.
В то время в Афинах большой известностью пользовался Мильтиад, сын Кипсела. Он происходил из знатной семьи: по отцу приходился потомком мифическому Эаку, а по матери – коринфскому тирану Кипселу. Этот-то Мильтиад сидел перед дверью своего дома и вдруг увидел людей в странных одеяниях с копьями в руках. «Сдается мне, – заметил он, – вы держите путь издалека! Уж больно у вас усталый вид!» Послы ответили, что так оно и есть на самом деле. Тогда Мильтиад пригласил фракийцев в свое дом и угостил их обедом. Он стал расспрашивать гостей об их путешествии. Те без утайки поведали ему о своих невзгодах, о полученном ими оракуле, а потом сказали: «Видишь теперь сам, что ты должен стать нашим правителем!»
Мильтиаду пришлось по сердцу их предложение. Прибыв на Херсонс, он встал во главе долонков (это случилось около 560 г. до Р.Х.). Чтобы защититься от апсинтиев он велел строить стену, которая протянулась через весь полуостров от города Кардии на западе до Пактии на востоке. Потом Мильтиад стал один за другим покорять греческие города и вскоре сделался тираном всего Херсонеса. Умер он вскоре после 524 г. до Р.Х. Детей у Мильтиада не было, и потому власть наследовали племянники – сыновья его брата Кимона. (Этот Кимон жил в Афинах и прославился своими замечательными конями, которые трижды подряд одерживали победу на ристалищах в Олимпии; в 524 г. он пал от рук наемных убийц, подосланных, как считали, сыновьями Писистрата). Сначала правителем долонков стал Стесагор, а когда он погиб, в 516 г. до Р.Х. в Херсонес прибыл его младший брат Мильтиад. Он был человек доблестный, отважный и сумел вскоре широко прославить свое имя.
2) Ионийские тираныМильтиад в то время был далеко не единственным тираном на фракийском и азиатском побережье. Ведь когда персы завладели ионийскими городами, они повсюду поставили у руководства тиранов. Царь считал, что легче всего удержит в своей власти греческое население Азии, если вверит надзор над городами его друзьям, всецело обязанным ему своим благополучием. Так в Кизике правил Аристагор, в Лампсаке – Гиппокл, на Самосе – Эак, сын Силосонта, в Митилене – Кой, в Фокее – Лаодам. Были и другие тираны, но более всех пользовался влиянием Гистией, тиран Милета.
Когда в 512 г. до Р.Х. персидский царь Дарий решил начать войну против скифов, всем ионийским и фракийским грекам поневоле пришлось участвовать в этом походе. Переправившись по наведенному через Боспор мосту, персы вступили во Фракию, откуда быстрым маршем добрались до берегов Дуная. За ним начиналась бескрайняя Скифия. По приказу царя греческие мастера навели через реку мост. Когда вся персидская армия перешла по нему на другой берег, Дарий призвал к себе ионийских тиранов и вручил им длинный кожаный ремень, на котором были завязаны шестьдесят узлов. «Ионяне! – велел он. – Возьмите этот ремень и каждый день после моего выступления развязывайте по одному узлу. Когда все узлы кончатся, оставьте мост и расходитесь по домам: это значит, что я уже разбил скифов. Но до тех пор тщательно оберегайте мост от любых нападений!»
Говоря так, Дарий рассчитывал, что сумеет легко и быстро покорить Скифию. Но на деле все вышло иначе. Не принимая сражения, скифы стали отступать в глубь своих степей, сжигая за собой траву, засыпая колодцы и источники. Персидское войско шло за ними по выжженному следу. Скифы держались на один день пути впереди, но настичь их было никакой возможности. Так прошли два войска друг за другом всю Скифию с запада на восток, а потом с востока на запад. Персы вконец измучились и изголодались. Дарий осознал бессмысленность начатой им войны и решил повернуть назад. Но скифы не собирались так просто отпускать врага. Их конница обогнала персов и стремительно помчалась к Дунаю. Кочевники задумали уничтожить мост и поймать обессиливших персов в ловушку.
Когда гонцы один за другим стали приносить вести о поражении Дария и о преследовании его скифами, тиран Херсонеса Мильтиад принялся убеждать хранителей моста, что нельзя упускать предоставленный судьбой случай освободить Грецию. Ведь если Дарий со всеми переправившимися с ним войсками погибнет, то не только Европа избавится от опасности, но и греческое племя, населяющее Азию, освободится от господства персов и от страха перед ними. Причем сделать это легко. Если они разрушат мост, то царь в скором времени погибнет или от вражеского меча, или от голода. Некоторые согласились с этим советом, но Гистией из Милета воспротивился задуманному делу. Он говорил, что разный интерес у толпы народной и у них, обладающих верховной властью, поскольку господство их зиждется на мощи Дария. Если она рухнет, то и они потеряют власть и понесут наказание от сограждан. Большинство присоединилось к нему. Посовещавшись, греки решили сделать вот что: часть моста со стороны скифов они разрушили, а остальную оставили. Скифы решили, что ионяне изменили царю и спокойно ускакали обратно в степь. Они собирались напасть на Дария, но разминулись с ним в пути.
Ночью персы вышли к Дунаю и обнаружили, что мост разрушен. Тут их обуял великий страх. Они ведь решили, что преданы ионянами! Впрочем, все опасения вскоре рассеялись. В свите царя был один египтянин с зычным голосом. Дарий приказал ему стать на берегу реки и кликнуть милетянина Гистиея. Египтянин так и сделал. А Гистией по первому его зову доставил все корабли для переправы войска и снова навел мост.
Так ионяне спасли персов. Кочевники были сильно раздосадованы их успешным отступлением, но не могли ему помешать. Им оставалось только злословить над греками. «Если ионяне свободные люди, – заявили скифы, – то нет людей их трусливее; если же ионяне рабы, то нет людей более преданных своему господину и более достойных рабской доли, чем они!»
