Стихи и новеллы

Стихотворения, поэма «Круговерть», новеллы (18+)

Монолог

Как ты хмуро смотришь на меня,

Мой бычок, мой маленький Егорка.

Мы с тобою старые друзья.

Так зачем печалишься в сторонке?

Не смотри так хмуро на меня,

Мне известны все твои печали.

Ведь у нас как минимум два дня

Без еды, без сена пролетали.

Трудные настали времена,

Закрома в хозяйстве опустели.

Выход есть, надейся на меня –

Пережить голодные недели.

Ну, пошли. Пошли же, поспешим.

Знаю, за селом в укромном месте

Ждет тебя – другого не ищи –

Позабытый до поры стог сена…

Вот пришли.

Чист и нетронут снег.

Ничего, терпимо, что глубокий.

Если бы ты мог, как человек,

Этот день запомнил бы надолго.

Ешь, дружок. И больше – ни гу-гу!

Не беда, что нету здесь сарая.

Ну, а я на ветреном стогу,

Как хочу,

Как бог даст,

Как смогу,

Про тебя стихи посочиняю.

Март 1953

Чертополох

Под покосившимся забором

Средь кучи хлама и камней

Взрастила матушка-природа

Куст одинокий и огромный,

Весь недоступный для людей.

А я – бродяга вездесущий

По грязи, сорнякам и лужам.

Чертополох, видать, не зря

Отрос мне ровно до макушки –

Стоит, владыка пустыря.

Я в этом детище природы

Люблю здоровый, сильный дух.

Его святую непокорность

Любым капризам непогоды,

Как всё кругом, как все вокруг.

Считают люди и поныне,

Что черт пугается его.

Так что в моей родной пустыне

Чертей увидеть не дано.

Под прогнивающим забором

На территории, где Русь,

Взрастила русская природа

Хороший, интересный куст.

Лето 1953

Волки

По дорогам, звездой освещенным,

По путям, подметенным пургой,

Из соседней деревни крещеный

Человек возвращался домой.

Торопился, не сразу заметил;

Ну, заметил. И что от того? –

Быстроногие черные тени

Настигают, дыша на него.

Кто бы видел, как бился недолго

Многозубый и дикий кагал.

Как всю ночь по путям и дорогам

Демон бури следы заметал…

И в деревне моей конопляной

Вдоль заборов, над дымной избой

От бессонницы слышат селяне

Кого хочешь пугающий вой.

Февраль 1954

Утки

Дождь такой,

Словно в небе нескончаемый аврал,

Словно в тучах море прохудилось.

Бабка чуть не плачет:

– Кто бы уточек домой пригнал.

Пригони, сынок, мне сделай милость.

Отцову шинель волоку на себе.

Все пятки обласканы лужей.

И кажется мне –

В этот день на огромной земле

Прокисшего болота ничего нет хуже.

Но птичье семейство домой не идет.

Сдружились с осокой утята.

Им невдомек, что бабка их ждет,

Как сыновей ждала когда-то.

Осень 1954

* * *

Ты мне вонзило в сердце нож

,

В устах нещадных злое слово.

Но это – ложь.

Все – трижды ложь!

Ты режь кого-нибудь другого.

Но почему был не рожден

Я в век разгульный Чингисхана?

Тогда бы я стальным ножом

В бою открытом был сражен

У ног кровавого кургана.

1964

* * *

В моей деревне – снег и холод,

В моей деревне печи топят.

Над крышей дома – снег и дым.

Дружище мой, ты, словно птица,

Завел жену и стал гнездиться.

А что же делать холостым?

Меня гнетет предубежденье,

В душе тревога леденеет –

Всё так. Но это ли беда?

Давно известно, что непросто

В стране полыни, медоносов

Прожить по правилам Христа.

Мой стих! Опустимся на землю,

Довольно рыскали по небу, –

Пора мне лошадь запрягать.

Скорей ведите Вороного!

Не надо мне коня другого, –

Невесту буду я катать!

И вот несемся на полозьях,

А та от ревности и злости

Косится мимо.

Мы – держись!

Едва выдерживают сани,

И пропитыми голосами

Деревня ахнула… Женись!

Март 1971

Подарок

Красотами мира владел я,

Обилием звезд вековых.

Имел неплохую идею,

Боясь лишь насмешек твоих.

Неслыханным этим богатством

Собрался тебя одарить. –

Как только вечерняя сказка

Настала, промолвил: «Бери».

И ты отнеслась с пониманьем

К дарам, не скривившись губой.

Тем временем звезды над нами,

Похоже, смеялись толпой.

Коснувшись тебя без усилий,

Я вызвал улыбку в ответ.

В зрачках озорных отразился

Галактикой присланный свет.

Тому отраженному свету,

Казалось, не будет конца.

Так мы приближались к моменту

Забавы по воле Творца.

И ты, угоревши дурманом,

Сказала: «Не спать до зари!

Я тоже вручаю подарок».

Добавила тихо: «Бери».

Июнь 1971

Ночное

Старший конюх четок, как подкова:

– Будет вам ночное. Не вопрос.

И сказал Ивану Адюкову:

– А тебе не к спеху. Не дорос.

Закатилось солнце за край неба,

За край света, много сил отдав.

Закатилось. Быстро потемнело

На лугу среди высоких трав.

И, когда от полевого стана

Возвратились, как с войны, отцы,

Лошадино-рабочее стадо

Мы направили вглубь темноты.

Там запахло клевером и прочим;

Запахи ползучи над травой.

Наводил здесь ужас на рабочих,

Пролетая днем, пчелиный рой.

Звезды зазвенели, как подковы.

И у них имеется свой срок.

Только жалко Ваньку Адюкова,

Он в траве уснул бы, как сурок.

А кому-то в эту ночь не спится,

И всю ночь не спится напролет.

В дебрях незнакомая мне птица

И кричит, и плачет, и поет.

Красоту ночей как чудо света,

Чудо без начала, без конца,

Описать – обязанность поэта,

А воспеть – обязанность певца…

Лошади пасутся, кобылицы.

По ночам горят костры.

И вот

Коростель, знакомая мне птица,

Не кричит, не плачет, не поет.

Лето 1971

* * *

Утонули облака и звезды

В мутной луже, в дождевой воде.

Прогуляться переулком сонным,

Чтобы так пройтись по этим звездам –

Больше не получится нигде!

Переулок выведет нас в рощу.

Ты легко одета и попроще,

Как по нраву мне и по теплу.

Бродит воздух там еще весенний,

И зашелестит охапка сена,

Как ты заглядишься в синеву.

Что вчера над нашим сеновалом

Высоко искала мнимым взглядом,

В чем ты так нуждалась в тот момент,

Чтó забыла вмиг ты на мгновенье,

В темноте пока спала деревня –

Было это в небе или нет?

1971

Первая любовь

Огоньками мерцает в былом вечеринка,

Разошлись кто куда и друзья.

Ты меня повела по траве, по тропинкам,

По местам, где растут тополя.

Тишина – как Всевышний задачку решает.

Не слыхать ни небес, ни полей.

Лишь внизу, в глубине, тишине не мешая,

С нами тайно шептался ручей.

Подражая кому-то по древним законам

И услышав горячую где-то мольбу,

Фантастичная ночь рассылала по звездам

Фантастический шепот: «Люблю».

Говорили о чем-то серьезном.

Ты платье

Замарала смолой тополей.

Я тебе услужил, удалив эти пятна

Чуть пониже и выше грудей.

В тот момент роковой баловали нас боги,

Я не мыслил веригу твою.

Только лишь, как те звезды, навечно запомнил

Твой потерянный голос: – Люблю.

Июль 1984

Кража

Гудел ветер. И лето гудело…

Да хоть трижды будь настороже –

Бесполезно. То смутное лето,

Как мятежник, тревожит в душе.

Поневоле всё вспомнишь, – нас двое,

А вокруг – роковая гульба.

Как чужое добро, дорогое,

Из-под носа украли тебя.

Веселились, наверное, бесы.

А мне снились кошмарные сны.

Но молюсь, чтоб суд высший,

небесный,

Не признал твоей женской вины.

Мир волшебен!

Мы встретились снова.

Ты легка на подъем, без забот.

Под помадой губной, тонкослойной,

Виновато кривился твой рот.

Говорила красиво, прекрасно.

Я следил за движеньями губ.

Было холодно. Может, напрасно

Размышлял про себя: «…Украдут».

Декабрь 1984

Родник

Беглец мятежный из темницы,

Дух подземелья. И ты рад,

Что, наконец, на свет пробился.

К своим пробился, как солдат.

И, торжествуя в мире встречном,

Играет вольная вода, –

Того ли ради, чтоб исчезнуть

В речном потоке навсегда!

Июнь 1988

Юбилей

За небом ничего не видно.

Сплошная серость, пелена.

Под ней как раз посередине,

И в тонкой нитке паутины,

Со мною ты, моя жена.

С тобой идем, всё чин по чину.

Нет солнца, и молчит заря.

Какая все ж ты молодчина,

Сегодня наша годовщина,

День – самый лучший октября.

Идем теснясь, что нет проходу.

Что гипермаркет, что базар. –

И там и тут полно народу:

– Посторонись, дружок. Дорогу!

Не видишь разве – юбиляр!

С ума сойти. Но в этой жизни

Есть юбилеи. Каково!

Хотели жить при коммунизме,

Не получилось ничего.

И, повторяясь год от года,

Нам напевают соловьи

Быль о подобии свободы,

Миф о подобии любви…

А на столе в честь юбилея

Кипит старинный самовар.

И, на пирог слоеный вея,

Шипит его волшебный пар.

Октябрь 2006

* * *

Метится в цельную грудь

Бешеный по холодку.

Я подарю что-нибудь

Или кривую клюку.

С яблони дикой упал

Людом обиженный плод.

Скроется мертвый хрусталь

За неживой горизонт.

Скоро увидим поля,

Где и сорняк не растет.

Клятую волю кляня,

Там и живет ветровод.

2008

Воспоминание

Со мною в пустынной квартире

Всю зиму живет мотылек.

Пределы его, сиротины:

Простенок, окно, потолок.

А улица странно грохочет,

Все звуки стремятся в окно.

Я помню твой голос и очи,

Но есть, что забыто давно.

Я помню твой голос невинный,

Копну несурмленых волос.

Березовый город старинный,

Ступеньки истоптанных роз.

И небо в березовых тучах

С особой приметой – луной.

Очей увлажнение жгучих

И волос, окрашенный хной.

И что же с тем городом стало

В пыли ураганной, дыму,

В котором тебя я оставил, –

Неведомо только – кому?

Теперь одинок я, и сирый.

На этой земле – новичок.

Со мною в пустынной квартире

Все годы живет мотылек.

Напрасны пустые угрозы –

Тревожить хмельное бытьё…

Твои родниковые слезы,

Простое как память лицо.

Февраль 2008

Ледоход

Покоя не терпит уже многотонный

Покров ледяной, не приняв теплоту.

Стихия его по законам Ньютона

Ломает на льдины и гонит к мосту.

Там путь преградила движенью теснина.

Мальчишки кричат, веселится толпа.

Таранит опору безумная льдина,

Железо – не в силах, и нету моста.

Поток водяной все сильнее и круче.

Сигнал к разрушению дан.

С обрыва свалилась песчаная куча,

Смешалась с водой и плывет в океан.

Не все безнадежно. И все разрешится,

Спокойные воды суля.

Сегодня рвануло. Сквозь грохоты мнится –

От счастья и горя рыдает земля.

Рыдает о том, что она обновится

Сквозь грохот, крушенье и смерть.

Что здесь угнездятся прилетные птицы,

Чтоб осенью вновь улететь.

Еще далеко до осенних морозов.

Пока обновить бы житье. –

Забыты колхоз, председатель колхоза,

А фермера знаем в лицо.

Неужто такое опять повторится –

Крушенье, разрушенный мост?

А может быть, просто во сне нам приснится

Стихия – кошмар, ледоход?

Апрель 2008

Ветер

С далеких времен сотворения мира

Крутым ураганом и легким зефиром

Все знают тебя на земле.

Вреда ты наносишь везде без разбора,

И пользы приносишь немало народу

В больших городах и селе.

По шатким постройкам, ломая, грохочешь,

Застукать умеешь кого и где хочешь,

Известный в миру озорник.

В эпоху людскую проделки любые –

Доныне твои добродушные, злые –

Рассказаны множеством книг.

Когда она рядом со мной как русалка,

Как рыба живая, плыла, чужестранка,

В прозрачных как солнце волнах,

На том берегу у широкой реки ты

Шелковое девы дремучей ракиты

Развесил белье на кустах.

Расстались мы с нею. Теперь это в прошлом,

Но в памяти крепко гнездится смешное.

Потеря рассудка и грех.

Но лишь неприветно уходит в забвенье

Добытый на пляже в тени у растений,

А ныне ненужный успех.

Про шутку твою и белье на деревьях

Расскажешь кому – так еще не поверят.

Таков уж, видать, мой удел.

Забыть хоть на время жемчужину-рыбку,

Растерянной жертвы смешную улыбку

Я даже во сне не хотел.

Хотя я и видел, и верю, и знаю –

В бескрайних пределах у ада и рая

Заставил ты многих роптать,

Не выпытать мне у тебя – эту деву

Плывущей, как в прошлом со мной между делом,

Тебе удалось ли застать.

Июль 2008

Другу юности

Други наши – лошади, собаки.

Мы – любимцы конного двора.

Выросли средь вдовушек и бабок,

Скачки – наша древняя игра.

Мы имели жилистые руки

И ступни, умытые росой.

Нас кормили бороны и плуги;

Правили мы ловко и сохой.

За работой жаркой, монотонной,

Где тревожный птичий крик, мой друг,

По себе, певучих и влюбленных,

Завели подруг.

Было – временами мы краснели,

Прикасаясь девичьей груди.

Но любить иначе не умели,

Жить иначе тоже не могли.

Миновали быстро все напасти,

И в кустах все живы соловьи.

Вот и нас наплыв любовной страсти

Поглотил, как море корабли.

Сверх того, в укромном нашем месте

Под пригорком, ивой и луной

У ручья мы распевали песни.

Подпевал Вийон.

Лето 2008

* * *

Походить по городу

в сумасшедшем темпе

В поисках покоя,

тихого угла

Я из дома вышел

с раннего рассвета,

Как проснулись птицы

с раннего утра.

Захожу в жилища,

говорю с жильцами,

Слушаю рассказы.

Вижу, как живут.

Как в водовороте –

люди здесь веками,

Не слыхать в помине о покое тут.

Где трущобы были –

развернули стройки.

Техники нагнали,

сровняли косогор.

И без передыха

правильно и бойко,

Сотрясая землю, все стучит копер.

Воробьев семейка прыгает по травке,

И в мгновенье ока –

как кирпич об твердь!

А ее уж нету –

врассыпную стайка.

В лапках хищной птицы трепыхает смерть.

Подустав немного, помотавшись вволю,

На погост я еду по Сухой реке*,

Где людей встречает

ветерок над полем.

Да ковыль высокий,

сумрак в сосняке.

Вот стою на месте,

где могила сына.

А вокруг зарыты –

молодые сплошь.

Старая ворона каркает с осины:

«Только здесь свой угол тихий

ты найдешь».

Август 2008

* Сухая река – поселок в Казани.

Ураган

Ветер обрушил деревья, постройки. –

Так он буянил во мгле!

И, разбуянившись вволю, обломки

Все раскидал по земле.

Может, устроили это крушенье,

Ради потехи, волхвы?

А человек, пока шло разрушенье,

Не приподнял головы.

Август 2008

Забытая деревня

Как теперь деревня тополиная,

Узкие тропинки юных лет?

Кто расскажет сказки нестрашильные

Маленьким, которых тоже нет?

Походить – увидишь травы чахлые

На лугах, и обмелевший пруд.

Там пасутся кони одичалые,

Не зови, они нас не поймут.

Мне понять бы прошлые события.

Я пока такой же, как и был.

Я ее любил, теперь забытую, –

Может, недостаточно любил.

Канули глубоко дни веселые,

Лай собак и крики детворы.

Где сегодня избы хлебосольные,

Женщины, веселые дворы?

В тех местах, где в юности гуляли мы,

Выросли другие тополя.

Между ними запахи трухлявые

Веют на опальные поля.

Как же быть?

Найди теперь виновного, –

Не найдешь, ищи хоть двести лет.

Та деревня канула в историю, –

У истории виновных нет.

Август 2008

Уроки истории

Он все разрушил города,

Остатки их сравнял с землею.

Забыл он мать, не знал Христа.

Не всё в порядке с головою.

И он, главарь большой орды,

Окутал мир огнем и дымом.

Восстал народ, восстань и ты,

Как раньше в годы молодые.

Два партизана-старика,

Уйдем с тобой в леса, болота.

Для нас война – не привыкать!

Как для охотника – охота.

Сквозь испытанья и года

Мы вновь вернемся в свои семьи,

Что, как бывает иногда,

Пропустят мимо и соседи.

А может быть, случится так –

Один вернешься через силу.

Ты внукам объясни тогда,

Как свежую найти могилу.

Сентябрь 2008

Гроза

Ударило громом, как будто война.

Такою я помню бомбежку.

Дубовая ставня стучит у окна

И дразнит домашнюю кошку.

А мне не впервые. –

В грозу наугад

Мы плыли на шхуне. Ветрила

Рвались, улетали. И если не в ад –

В предтечу его я поверил.

Так странно, и так непонятно смотреть,

Как прямо в чужое окошко

Мятежного неба вся черная треть

Натравлена кем-то на кошку.

И все же есть радость –

меж молний и туч

К небесным подаркам в придачу

К жилищам людей пробивается луч

От солнца как проблеск удачи.

И духом воспрянут,

как натиск грозы

Иссякнет, всей живности стаи.

Для них эта влага –

как капля слезы

Душе безнадежно усталой.

Сентябрь 2008

Деревья

Если б деревья умели шептаться,

Если б умели что-либо сказать,

Слушать кого-то, стонать и некстати

Слезы, как люди, ручьем проливать.

Нравится мне в этом парке заветном.

Хочется, вот и без всяческой лжи

В разных тональностях, черных и светлых,

Вслух говорю им о русских поэтах,

Веке двадцатом, в котором я жил.

Небо изменчиво. Тучи и ветер

Вмиг всё испортили. Парк – под дождем.

Я под навесом. Деревья как дети

Брошены, стонут. И слезы – ручьем.

Все переменчиво… Яркое небо.

Детская радость, что найдена мать.

Тайны тут нету. Поэзия – небыль.

Людям охота жар-птицу поймать.

Снова иду к тому месту, откуда

Только что деру давал под навес.

Птицы запели. И ветви не гнутся.

Всюду красивые люди толкутся, –

Радости столько, как мертвый воскрес.

Только вот жалко, нет силы ручаться:

«С ними ничто не случится зимой».

Думаю я, избежать не удастся

Плена у зимней красы ледяной.

Кто же тогда нам окажет услуги

И объяснит, как лишиться листвы

И, пережив все невзгоды и вьюги,

Как миротворной улыбки подруги,

Новой дождаться весны?

Сентябрь 2008

Конец лета

Снова огороды раскопали.

А земля по-божески щедра.

Нивы бредят древними снопами,

Облака, как накануне, пали

Там же, где красуется заря.

Вырос наш кутенок, стал огромен,

И лежит. Попробуй – с места сдвинь.

Криков нет, доныне мне знакомых, —

Кто-то улетел, кто спит в болотах.

Не цветет люпин.

Женщины рожают раз за разом –

Как прекрасно, что ни говори.

Верю я, что после динозавров

В этом мире жили дикари.

Там, конечно, были наши предки –

Выдумщики всякого, любви.

Ну и фантазер же я не редкий.

Мимо пролетают воробьи.

Отдохни, подруга. Ты устала,

И земля, любимая твоя.

Жизнь у нас с тобой была простая,

Как полет простой у воробья.

Но ветра горячие есть где-то. –

После разных, всяких холодин

Будет новость – к нам вернется лето.

Зацветет люпин.

Сентябрь 2008

Нечистые силы

Дорога лесная.

И мой тарантас

Бежит по вечерним ухабам.

В чащобах и прочем родившийся глас

Услышав, натерпишься страху.

В сторонке всего-то дуб старый скрипит,

А мнится от черта, нет спасу.

Вдруг если уж филин кому закричит,

Хоть падай на дно тарантаса.

С тобой так случится, исхода не жди. –

Молиться, и с миром прощаться!

Да что там крик филина, – вон впереди,

Подальше, к мосту как спускаться,

Стоит и шевелится тень, вся черна.

Нечистые звуки… Гнусавы.

В башке промелькнуло: «Вот он, сатана!»

Сказать по-другому: «Лукавый».

И думать не смею, что запросто, враз

Под мостиком будет мне крышка.

А умница-лошадь, бесстрашный мой спас,

Бежит хоть бы что. Бодро дышит.

А тут, весьма кстати, и месяц возник. –

Уверуешь в бога. На месте,

Где тень шевелилась, знакомый лесник,

Шатаясь, еще не трезвеет.

Октябрь 2008

В осеннем саду

Угрюмая туча над сохнущим садом

Роняет на цвет изумруд.

Печальны мои запоздалые астры,

Предсмертны. – Но всё же цветут.

Все лето как вечность я ждал их цветенья,

Как ждут запоздалой любви.

Меня вдохновляют на смелость затеи,

Улыбка и груди твои.

Тебе я среди обстановки неброской

Понравился, видно, что прост.

Тебя заждались уж, наверное, гости

И важный, задумчивый гость.

Но ты подошла любоваться на астры;

Любуйся, а гость подождет.

А дальше судьба нас тропиночкой старой,

Как прежде, к теплу приведет.

А там тобой наспех распущенный волос

Развеет былой аромат…

Иди уж, я слышу встревоженный голос –

На улице гости шумят.

Октябрь 2008

Рисунок на стекле

Рельсы раскачали, и трамвай качается.

Тишина речная под мостом.

Мы еще вернемся, пусть пока останется,

Что бесценно в центре городском.

Окна затянуло первоклассным инеем.

Пассажиров тихи голоса.

На стекле рисует мальчик материнские

Губы, нос и серьги. И глаза.

Что едва заметно – счастье разрушается,

Веки рдеют, и потоки слез

Хлынуть уж готовы по щеке подкрашенной –

Передать стеклу не удалось.

Остановка. Люди теплоту оставили.

Звезды умирают на лету.

А рисунок детский одинок, отправился,

Без любви, без грусти, в пустоту.

Кто-то проживает много лет от радости,

Что в своем подъезде знаменит.

Человек несчастный в мире появляется

Лишь с одною целью – полюбить!

Декабрь 2008

* * *

Вот собьешься с асфальта –

и прямо в сугроб,

Но повозишься в нем – все же выйдешь.

Отряхнешься…

Но вдруг ты провалишься в гроб? –

А оттуда едва ли ты выйдешь.

Толковать я любитель о жизни людской –

Неземной и земной, кособокой.

И о том, что придумано слово «покой»,

Хотя нету на свете покоя.

Среди дикого леса ни с кем и никак

Не хотелось бы встретиться взглядом.