
Полная версия
Стихи Владимира Кузьменко

***
Упал на плечи легкий поцелуй,
Как лепесток в забытый пруд сорвался,
Он ветру чувств не мешкая поддался,
Касаясь, что ж люби и существуй.
Будь рябью вновь от выдохов горячих
На молоке миниатюрных плеч.
И позабудь о днях своих бродячих,
И о глазах протёртых от невстреч.
***
Как сбивчив шаг
И дышится едва ли…
Устали также шумные леса.
Дожди вчера без умолку стреляли,
Обрушив гнев на птичьи голоса.
Перекатись – всей жизнью через поле
Чугунность туфель, вышоркав листвой.
Что радость есть и что такое горе?
В союзе с очумелой головой.
МЕСЯЦ.
Месяц уселся на крыше соседнего дома
Сгорбился, щупловатый и ясноокий.
Юноша, может и вам эта ночь знакома?
В этом часу по отдельности все одиноки.
Виден ли сверху для вас хоть один прохожий,
Слышен ли ласковый пруд в суховейном мае?
Не сосчитать нам ни звёзд, ни земных подножий
Культ песнопений, отдушина волчьей стаи.
Сесть на дорожку, так принято над Россией,
В радость ли ночь или это вам Божья кара?
месяц пропал с заутренней литургией,
В Мексике где-то поёт для него гитара.
***
Снежинкой долгой Мир благословлён,
И кошка рада, балуется пухом.
Во сне июньских тополей я – слухом —
Паденьем громким каждой удивлён.
Гремит подобно стройка и салют?
Нет, жизнь, какая-никакая быстрая.
На рукавах моих покорно ждут
Красавицы – в упор дыханья-выстрела.
Случайного опасного тепла
Чего не ждать? Прекрасное – не в этом?
В другую жизнь их жизнь перетекла,
Довольная немым своим ответом.
***
Настоящее, допустим, дерево на детском фоне.
Продуваемой кроной царапающее акварель белого дня.
Позови меня, лист прошлогодний, лететь в погоне
За костром её плащика: мне это нужно для
Того, чтобы хрупкий, разбитый дорогой в пыль,
Как и ты был услышан я сквозь злую зиму безмолвную.
Чтобы общего ветра нашего – горстка миль,
Обозначенным вихрем вдруг стала кружиться наполную.
У минующих око небес, поцелуев звёзд,
На ладони широкого тающего к переменам бульвара,
Белых ног – тонких прутиков ивовых, чтобы в рост
Над моей неумелой покорностью смех скрывала.
Госпожа диких нравов, суровей – сибирских лесничих,
В хилом хвате младенческих ручек моих взывающих, дай
Мне огня для промокших печалью весенней спичек,
Подожгу море синее неба, и брошусь в него за край.
***
До крайнего тянул, забывшись срока.
За волосы хватает ветер, вечер
украл на небе солнце, как сорока
Я выдвигаюсь, здравствуйте! До встречи!
Глаза опережают не далекий,
Не нужный путь привычному аскетству
Не мой, а чей-то, скажем, многоокий
Просмотренный другими по соседству.
На остановке пересадкой скоро
Я долечу привычным ВАЗом к месту.
По времени окажется вдруг впору
И сдамся добровольному аресту.
***
Не лучше, а разнообразней.
Не хуже, а выбор твой.
От скуки все безобразней
Твой стержень, внутри, живой.
На, но не для чувств веселья.
Страдай, выбрав легкий путь.
И помни часы похмелья,
Стеклянную утра жуть.
Ровняйся на праздный выкрик,
Не ведай, что по утрам
Твой мозг беспардонно вытек
Каналами по дворам.
Тоскуй о бессильной воле
С утра, а потом махни
Рукой, добавляя соли
На пресность своей стряпни.
***
Жить для других, пора бы уже уметь.
Впредь на уступки идти и найти покой.
Дрожит между рам паутина, светлеет медь,
Сквозь плотную шторку, задвинутую рукой.
Напрочь забыть беспамятно пьяный шаг,
Путанных лет по причине надежд не тех.
Ночь, это только лишь детских фантазий страх,
Шаг уже взрослых, но оба смиряет смех.
Проповедь птиц, разве в них неудача снов?
Летнего утра койка не лучший друг.
Вылетит точный и нужный порядок слов.
Выдастся жизнь из дыханья немых заслуг.
***
Споткнулась ночь о первый час,
Поспешно вылившись, как кофе.
А я стою в отцовской кофте,
Что оборванец напоказ.
Пускай среди короткой речи,
Наплывной ветром колыбельным
Не отзовется не удельным
Глухой дубравы шепот певчий,
На мой, потупленный стеной
Объятий сотней рук корявых –
Взгляд убежавших мыслей пьяных,
Но только воздухом, в запой.
Дырявой шерсти колют нити
От шеи и до поясницы,
А там не звезды в небе – лица
На Мир глядят, пока вы спите.
Им представляюсь неподвижным,
Как манекен из магазина
И, растворившись в небе тмина,
Как ночь. Пускаюсь к мукам книжным,
Под тусклым светом абажура
Сутулясь, матери наказы
Промчались, выпрямился сразу,
А дальше вглубь стремленьем бура.
Переживать стыдливо ревность
В страницы твердых изречений,
В которых заключенный гений
Сражает вновь сухую бедность
Моих пришибленных основ.
***
С утра слонялся возле мужиков –
Отец и дед чинили табуретку.
Я не мешал, глядел, еле дышал,
Как на двоих смолили сигаретку
Властители слесарных верстаков.
Был на подхвате – инструмент держал.
Счастливая припомнилась пора,
Где мысль жила непознанного мира.
В обед оконной рамой дребезжа,
Врывалась вместе с запахами лиры
Весенняя прохлада со двора.
И в танце дивном надо мной кружа,
Весна и жизнь мне представлялись сыро.
Жалею, что я ложкой ковырял
И был худым, и так гордился этим,
А во дворе кричали чьи-то дети!
А во дворе кричали чьи-то дети!
Вздохнув, тарелку мама сполоснёт.
Я часто так под стол тайком нырял,
Урвав ломоть, кто вылет? Я на влёт!
И времени наивно доверял.
***
Я отворачиваюсь от стихов:
Своих, чужих, попавшихся случайно.
В них слово Бог написано – специально,
Его там нет, лишь тьма других богов.
И вновь хватаюсь за очередной
Попавшийся мне в руки сборник модный
Бросаюсь целиком туда голодный
Читать, так изучает Мир грудной.
И ничего, что пронесётся рядом
С моей душой волшебным утешением.
Где ранним летним соловьиным пением
Господь кружится над мятежным стадом?
Ложится ложь, поблескивая в такт
Губам попавшим влажностью на свет,
В которых благодати вовсе нет,
А люди-мотыльки летят на мрак.
Как мало вдохов в сотворенных ны,
глотающих прогулкой свежесть леса
И неустанно мучающих беса,
Сквозь плачущую проповедь весны,
Стихами понимающих: грешны.
***
Кривые зубы гаражей
Мазутным кариесом съедены.
В оттенках чьих карандашей
Печалью выдуманной Бредим мы?
И отчего промзона спит,
Брыкаясь в небо дымом копотным,
Что так бока её теснит,
Днём выходным, ничуть не хлопотным?
Наверное, наверняка. Ничьи,
Как провода над крышами
Поодиночке ждём ручьи,
Их бег речистый еле слышимый.
***
Мне как-то справиться нужно и улыбнуться что ли…
Придёт понедельник и жизнь закрутится вновь.
В ней нет места чувствам и личной боли,
Я выдержу очередные гастроли,
Сыграю из всех возможных ролей – любовь.
Ни малости фальши, улыбка и в Африке та же…
В глазах моих высохших ночью бессонной, воскресной
Я буду держать словно пленницу жизнь и скажет,
Быть может прохожий, какой-нибудь в склоке местной:
Глядите, глядите идёт вон какой-то не здешний,
Блаженный,
Того и гляди разорвётся рот,
Улыбка, улыбка
И Мир на неё раздраженный
Пальцем, как в цирке на зверя бессовестно ткнёт.
***
Птицы молятся, ночь в ознобе
Фонари будто свечи горбятся
И коптят облаками дыма.
Молчалива, поколебима –
Ветка пташки,
березы,
местности…
Содрогается нервным пламенем –
Все вокруг –
От жестокой честности
До корыстных людских
Услуг.
Месяц – плуг
в вышине заброшенный,
(Относительно хмар сгустившихся)
Бороздит сгусток неба сморщенный
И плывет среди гряд пронзившихся.
И пронзительный, и предзоревый
щебет птиц в шелест листьев
Вонзается.
Это Мир до утра пришторенный
Спит и кается, спит и кается…
СНЕЖИНКА, СИГАРЕТА И КЛЮЧИ.
Снежинка обожглась о сигарету
Как о любовь девица – коей смерть,
Есть переход в другое состоянье
Без страха быть ударенной о твердь.
Бычок меж пальцев, вымахал и ловок
Поймал огонь из искорки кремня,
Шатаясь раньше был он без подковок
На досточке утерянного дня.
Ключи в кармане тоненькой куртейки,
Трясли свою пронзительную речь.
На митинг этот в горсточке копейки,
Пришли за правду звонкую полечь.
Снежинка, сигарета и ключи
На сутках ночь мигалками мерцает.
Возьми – ка распишись и получи
Судьба в их мире больно не кусает.
***
Не станет прыти удалой
И опустившиеся веки
Запросят чьей – нибудь опеки
В прихожей выпачканной мглой.
И не – бывалый, но былой
И безучастный к самому же
Себе, сказал бы что порой,
Но от вранья лишь только хуже.
Ввалюсь и вылакаю суп
Несбыч, приправленных моментом
Твоих забытых мною губ –
Официантских, комплиментом.
***
Лает пёс в низине улиц
Кто поймет о чём.
Может скука одалела,
Может брань с грачём.
Может от того, что грустный
Человек прошёл
И поэтому он лает,
Чтоб поддержкой счёл.
Быстро краски изменились
Подступила синь,
Рядом колокол ударил
Вечер сгинул, динь.