
Полная версия
You had to stay
Тридцать секунд на то, чтобы она набрала смс: "Зачем ты мне звонишь? Я в кино. Не беспокой меня больше, пожалуйста".
Ещё пять с половиной минут на то, чтобы прицелиться и ни за что не промахнуться: "И почему же ты мне не перезваниваешь?!".
Обычно после нашего с Рыж общения – хоть одним сообщением, хоть на всю ночь – до следующего раза остаётся примерно полгода. Полгода, за которые можно отследить жизнь Рыжа исключительно по стишкам и записям в блоге. По песенкам, добавленным в "Мои аудиозаписи", и по глазам, меняющимся на каждой новой фотографии. И ещё она обязательно скажет несколько раз за этот период, чтобы я не трогал её никогда. Забыл и забил. Оставил в покое. Я отхожу. Не то что в сторону, а падаю в канаву и закрываю уши руками, а глаза зажмуриваю, но..
– Рэ, представь себе, за мной когда—то Иракли ухаживал – ты помнишь/знаешь такого певца? Это было буквально перед тем, как мы с тобой встретились. Конечно, он предлагал мне сразу всё, сразу много и просто сразу. И ты помнишь, чем это закончилось, где и кем – тобой. Смешно, да? Сейчас можно посмеяться, а тогда я крыла его матом и кричала, что не продаюсь. Мне было очень обидно, что он так подумал – честно—честно. Мы знакомы уже лет семь с тобой, да? И даже не надоели друг другу! Хотя, если брать в расчёт наши отношения, _от и до_, нет, _до_ не было – мы ещё не закончили)) Не закончили же? Ты же согласишься, что не было однообразия? Блядь, я заговорила как плохой школьный психолог. Не могу связно выразиться, попытайся понять – ты мне небезразличен. Сейчас я понятно выразилась? Мне спокойно, что просто где—то ты есть – и всё. Будь, ладно? И не обращай внимания на мои картинки, где я с кем—то – из этих встреч .ничего.никогда.не.получится.
Мне бы её уверенность, мне бы частичку её самоуверенности и примерно четверть наглости – кто знает, как всё может повернуться. Или провернуться, как мёрзлое мясо в старой мясорубке – с хрустом льда, перемолотого на сотни острых осколков, чья опасность слишком кратковременна и в прямом смысле быстротечна.
Или обернуться – в прошедшее время как в связку осенних листьев, которые растут лишь для того, чтобы упасть и перегнить – если повезёт.
– Рэ, Рэ! А как у Джона там дела? Он вообще мне не пишет! Номера телефона у него, конечно, моего нет, но в вк мог бы написать. Мог бы, если захотел! И я всё—всё могла бы, если только захотела. Я не могу только одного – залатать огромную дыру в своём сердце.
You had to stay. Тринадцатое дыхание. D
Ты говорила, что не бросишь курить. Я говорил, что не брошу курить.
Отдавая себе отчёт или поступая безотчётно, оглядываясь назад/вокруг или не видя ничего/никого дальше тлеющего угля сигареты, круша стеклянную реальность или оставаясь аутично—равнодушным к ней, предпочитая таблетки или уважая нож – этой привычке мы остались верны, одной из нескольких, из тех, что были с нами с самого начала. Со времени превращения развлечения в привычку и с начала нашей _взаимной_ жизни.
Если ты держишь сигарету во рту и сосредоточенно читаешь очередной комментарий очередного размытого читателя, а у меня возникает желание поцеловать тебя, то я не буду просить тебя вынуть её, не буду вынимать сам, спрячу руки за спину и затушу её своим языком. Ты вскрикнешь, выронишь потухшую сигарету, дёргано стряхивая пепел с одеяла, а потом, через один взгляд, сама коснёшься моих губ своими, чтобы закончить "французским поцелуем". Сколько пепла ты уже стряхнула с постели до этого дня?
Сколько пепла ты стряхнула с постели этого дня? Этого или одного из предыдущих – выбор ничем не ограничен. Серая взвесь, непроницаемая и забивающая дыхательные пути, слезящая глаза и оседающая на любой поверхности подобием грязного осеннего снега – такая же лёгкая и одновременно тяжёлая, как желание. Любое желание – предмета, события, человека – можно подставлять примеры до бесконечности. Но, отработанным движением стряхивая пепел с сигареты или с одежды, этим же движением не стряхнёшь желание – оно въедается в тебя сильнее любой смолы. И мы влипли.
– Рэ, зачем ты меня злишь? Я легко могу разъебать тут всё на хуй! Мне не жалко мебели и этих светильников, а на кухне я разойдусь так, что появляться рядом со мной ты больше не захочешь, захочешь слинять отсюда. Но входная дверь закрыта и ключ от неё у меня, а прыгать с балкона высоко. Что? Тогда я сама тебя сброшу, а соседям скажу, что котик упал. Разве у меня не может быть жирного котика? Он кушает так же часто, как я.
После второй сигареты голова проясняется и теперь я могу связно озвучивать мысли и намеренно искажать логические цепочки. Вот именно – объяснить эти семь лет я не смогу ни в каком состоянии. Если ты сможешь – расскажи, мне будет очень интересно послушать.
Я грустно улыбнулся, когда узнал, что пропустил день твоих похорон – чёрт, даже в этом случае у нас не получилось встретиться, как не получалось бесчисленное количество раз до этого. Когда торопишься жить, опоздания входят в привычку.
Твоя смерть неожиданна.
И сколько слов ты мне наговорила о том, что всё именно так и может произойти "когда—нибудь" – внезапная остановка сердца – я не подготовился, если такая ситуация вообще подразумевает подготовку.
О том, что тебя больше нет, я узнал через месяц после случившегося – и это было чистой случайностью. Я понимаю, что меня не обязаны уведомлять о таком – в их глазах я _никто_ и меня _нет_ и не было в твоей жизни, а теперь не будет и в смерти или около неё, насколько там можно быть рядом, насколько там можно быть близко. И если кто—то присвоит память о тебе, то что останется мне?
Я нашёл твою песочную горку не с первого раза – пошёл от платформы не в ту сторону и сделал офигенной длины крюк; бежал по осеннему полю под низкими тучами в жёлтых кроссовках; попал на кладбище через какую—то дыру в заборе, около которой была свалка отслуживших своё искусственных цветов. Людей практически не было. Я примерно представлял, где тебя искать, и пошёл к главному входу.
Фотографию ещё не выбрали, наверное; непослушный песок расползался в разные стороны, размывая следы чьей—то обуви. Я не знаю, как ведут себя люди на кладбищах и что они ещё делают, кроме того, что содержат свои скорбные горки в относительной чистоте. Зайдя в периметр, я присел на одно колено и закурил. Много цветов, но взгляд остановился на табличке с именем и годами жизни – ты снова обыграла меня, заставив сомневаться, та ли эта горка.
Вышел из периметра, прикрыл калитку, облокотился на ограду, закурил ещё одну. Перед моими глазами не мелькали наши приключения, в голове не звучал твой голос – я ни о чём не думал. Стоял и курил, глядя сквозь слой земли и песка, будто хотел разглядеть тебя под этими нагромождениями – предметными и словесными (разбросанными не мной).
Там, где слова уже не имеют значения, там, где память уже не способна воспроизвести ни один образ, начинается бесконечность. Она вберёт в себя все эти проволочные цветки и шаблонные фразы с траурных лент, оставит имя.
У тебя оно есть – как и у меня на правом запястье. То самое слово с ошибкой, которое "не пригодится". Пригодится, как видишь. Иначе что у меня останется?
Иначе что _от меня_ останется?
You had to stay. Выдох.
Ты прильнёшь ко мне.
Тёплая.
Яблочно—пряная.
Взвесь вчерашнего пепла
Недокуренных сигарет
Льстит
Этим справкам
Из дома состаренных.
Нафантазируешь —
Будто это каминная
Или кальянная.
Моя пьяная.
Новые волны
Новых окраин/новых опалин
Бьются
О загорелые стопы.
Всё уже только по памяти.
И это, наверное,
Правильно.
Лён.
Или лень.
С первой прижжённой
Ресницей
Придёт ожидание future,
На которое сил—то и нету,
А есть твоё безграничие
Планов.
Как взглянуть —
Или внутреннее сопротивление.
Что ж.
А руками за голову,
Словами за уши,
Подбородком за подоконник.
Не волнуйся.
Быть хуже тебя никто не научит.
Ведь часто так путают,
Часто так выбирают
Между близостью тел
И водопроводностью кранов.
Знаешь..
Если что,
Мои записи бережно трогай,
А кожу
Лучше не трожь.
Холодно.
______________
Если что,то трогаю Ваши записи. По привычке – нежно, на вдохе.
Если что – это когда горло царапает вырывающимся криком.
Если что – я помню, Вы пахнете прожаренным гватемальским кофе.
"Если что" —случается, когда забываю разницу между годом и мигом.
Если что, вспоминаю Ваш номер стёртый. Из телефонов и памяти.
Вспомню и буду звонить ночами, но кожу не трону, чтоб не обжечь.
Перечитываю строки Ваши, перебираю как чётки. Вы – тянете.
Нужно было беречь.
Если что – всё равно прильну к Вам. Ваша. Тёплая, яблочно—пряная.
Горько—медовая..
Если что – я ещё не в себе, но уже не пьяная.
...........................
Ваша бедовая.