«Я пригласить хочу на танец Вас…»

– Почему ты так решил? – спросил его Ахотеп, судья из Сокары.

– А как же? – ответил Петенэ. – Богиня не стала бы пронзать горло железной палкой!

– А какой смертный решится принести с собой гремучую змею? – возразили ему.

Так ничего Ленхатеп тогда и не узнал, кто же погубил его родителей. Но с тех пор стал всё чаще отмечать, что слухи о коварной красавице, уничтожающей богатых и далеко не честных сановников (то в Египте, то в соседнем государстве), не стихают, а наоборот, распространяются больше и больше. И Ленхатеп тоже стал думать, кто же это.

В тот день, когда Ленхатеп приехал в опустевший дворец и услышал о красивой незнакомке, которая в чём-то, похоже, обвиняла его родителей (слуги не посмели и близко подойти к покоям, раз им это было запрещено, но уши-то воском они не заливали и слышали женский голос, что-то говоривший на повышенных тонах), предположение, быть может, и мелькнуло в голове Ленхатепа, но мужчина сразу же его прогнал. «Нет-нет, какая глупость!» – мгновенно убедил себя Ленхатеп, что с Найфел эта коварная красавица не может иметь ничего общего.

На следующий день, превозмогая сердечную боль и истерзавшие его душу угрызения совести, Ленхатеп отправился в деревню, где жила Найфел. Тогда он узнал, что матушка Ме давно умерла, страдая от того, что выгнала из дома свою юную дочь. Но почему она так поступила, соседи не могли сказать: о своих проблемах никто из родителей Найфел никогда никому не рассказывал. Просто как-то заметили, что больше не видно юной красавицы, которая почему-то перестала смеяться, но утирала льющиеся потоком слёзы, не слышно её голоса… А вскоре вернулся со строительства Абд ат-Тавоаб, отец Найфел, и слышно было, как горько он упрекал свою жену. Но давно уже нет в живых и Абд ат-Тавоаба. После того, как он неистово искал по деревне лекаря Рифаата ас-Саида (а этого врача в деревне до сих пор помнили и уважали, как самого отзывчивого из лекарей!),  Абд ат-Тавоаб как-то быстро сгорел, будто изнутри его какая-то болезнь извела… Ленхатепу очень повезло, что ближайшая когда-то соседка Абд ат-Тавоаба была дружна с матушкой Ме и часто рассказывала о ней и её семье своим детям. А иначе бы Ленхатепу пришлось поверить, что Найфел – это грёза его юности, которой в реальности и не существовало… Ведь с Али связь была потеряна почти сразу же: молодой рыбак не захотел более общаться с другом, который ради богатства и престижа так внезапно, резко забыл о девушке, которой обещал вечную любовь, на которой собирался жениться, невзирая на то, что родители его будут против такого союза. И Ленхатеп не горел желанием вновь встретиться с человеком, который, конечно же, упрекнёт его в подлом предательстве (и будет прав!).

Многие годы потребовались Ленхатепу, чтобы набраться мужества и поинтересоваться, что же случилось с Найфел после его отъезда. Но так фактически ничего не узнал. Лишь ещё раз убедился, что его предательство погубило девушку, раз мать её выгнала из дому. «Но почему, почему она так поступила?»– эта мысль неотвязно мучила Ленхатепа. – «Неужели?..» – и он сам боялся предположить, что юная Найфел могла носить его ребёнка. И муки совести ещё больше стали терзать мужчину.

Иногда Ленхатеп просыпался в холодном поту, пытаясь избавиться от ночного кошмара. Ему снилось, что Найфел действительно была беременна от него, но младенец умер. И Ленхатеп вместе с любимой оплакивал смерть сына (Ленхатепу почему-то никогда не думалось о возможном ребёнке как о дочери). Но не слёзы потерявшей сына Найфел были ночным кошмаром мужчины. Он видел во сне, как боль от утраты превратила его нежную Найфел в женщину, проклинающую всех людей и богов, которые допустили смерть невинного малыша. И от этого образа, неистового, грозного, страшного и красивого, становилось жутко. И Ленхатеп просыпался, стремясь в реальности убедиться, что всё увиденное им – мираж, болезненная фантазия его больной совести.

Когда же до Ленхатепа дошли слухи, что Иштар (то ли колдунья, то ли богиня, то ли реальная какая-то очень хитрая и злая женщина) самого Хуфу светлого сместила и села на трон, его вновь на мгновенье пронзила мысль, что это Найфел. Та самая, что порой снилась ему в кошмарах. И, как всегда, он прогнал от себя это подозрение: «Нет-нет, не может быть! Не может!.. Боги, простите меня! Прости меня, Великий Ра!..»

Глава 16

Найфел сидела на троне два года. Она вошла в курс всех дел, назначила новых сановников: визиря, вельмож. Под неусыпным её контролем были и государственные учреждения, и храмы, и военная служба…

Правой рукой нового правителя (точнее, правительницы) Египта был визирь, которому подчинялась целая армия низших и высших сановников. И, как при Хуфу, для получения тех или иных должностей основным условием была грамотность, доступная далеко не всем. Любой писец мог рассчитывать сделать чиновничью карьеру, особенно если он умел гнуть спину перед верхами. То есть в управлении государством особых преобразований не было. Только жестокости стало много меньше, и народ смог вздохнуть при её власти. Однако теперь Найфел очень хорошо знала, чем занимался её несостоявшийся свёкор Осиристеп и как сделал себя и жену свою священной парой. Только Ленхатепу не могла ничего сказать.

Ленхатеп, будучи одним из самых образованных людей своего времени, не раз оказывался перед Найфел – правителем государства. И, когда он, стоя перед нею навытяжку, ласково и преданно смотрел на неё, она старалась как бы не замечать самого главного в её жизни человека. Никто, как ей казалось, из свиты её (жрецы, сановники и др.) не мог и в мыслях допустить, что у новой величайшей царицы Египта и сына убитого ею однажды важного вельможи в юности была огромная и сильная любовь…

Найфел смотрела на Ленхатепа сурово, не подавала и виду, какие страсти разрывали ныне её сердце. Речь шла о пирамиде, строительство которой, как будущей своей усыпальницы, было делом первоочередным для каждого нового фараона. И Найфел строительство своей усыпальницы решила поручить одному из славнейших египетских архитекторов (и человеку, забравшему навек её сердце) – Ленхатепу. Однако, узнав, какое колоссальное количество рабочих сил необходимо, чтобы возвести высокую пирамиду (не говоря уже и о денежных затратах), Найфел решила построить небольшое строение. Она прекрасно помнила, как её отец Абд ат-Тавоаб в своё время отдал всё здоровье великой стройке пирамиды, сломал себе спину и в страшных мучениях умер много раньше, чем Бог Загробного мира позвал бы его.

Но нет ничего вечного в этом мире. Боги даруют жизнь, дарят богатство и власть, но потом и сами же их отнимают.

Быстро прошли два благодатных года правления Найфел, и народ славил своего фараона. Однако в третий год на Египет обрушилась засуха. И, как в хорошие года люди безмерно возносили величие наместника Бога на земле – фараона, так и в это тягостное время весь гнев обрушился на него же. И жрецы, и номы, чьи богатства должны, как они считали, только преумножаться, решили сместить фараона – женщину, которая, видимо, Богам неугодна… Так состоялся заговор, который Найфел не сумела предотвратить, поэтому и была она смещена с трона.

Найфел едва спаслась, когда заговорщики ворвались в её покои и начали её избивать – палками, прутьями… Но, очевидно, Боги всё же были милостивы к ней, и женщина не умерла. Когда статуя Бога, находившаяся в покоях Найфел, грозно произнесла: «Хватит! Остановитесь!!», то началась такая паника, что заговорщики опрометью покинули комнату. И тогда верная Набият (та самая женщина, что много лет назад не дала беременной Найфел погибнуть от голода и отчаяния, а теперь стала подругой, верным советником нового фараона), вышла из своего убежища – статуи и бросилась к избитой Найфел. Многие рабы очень ценили свою правительницу, что и помогло Набият организовать избавление Найфел. Её, еле живую (или, скорее, полумёртвую) на ослах вывезли не только подальше от дворца фараона, но и вообще из Египта. Так Найфел оказалась в Месопотамии, скрываясь от бывших своих прихлебателей и от восстановившегося в своих правах прежнего фараона – жестокого и не знающего пощады Хуфу.

…Здесь и отыскал её Али Шукри.

Глава 17

Али, рассорившись с Ленхатепом, долго пытался найти Найфел, но у него ничего не получилось. Тогда юноша решил посвятить свою жизнь образованию, так оно давало немалые возможности в жизни. А также и потому, что жизнь в тех местах, где разыгралась на его глазах драма жизни, стала для него вдруг тягостной и чрезвычайно болезненной.

И теперь, по прошествии более двадцати лет с тех пор, как бедный рыбак впервые увидел Найфел, Али стал исследователем, изобретателем. Выйдя из бедной семьи, юноша приложил немало усилий, чтобы учиться. А так как он очень тянулся к знаниям и был терпелив в преодолении трудностей, учителя не отмахивались от настырного юноши, не заставляли платить выше положенного, и науки покорились Али Шукри.

Исколесив родной Египет от верховьев до дельты, от Эль-Файюма (Крокодилополиса, который ещё не так давно именовали «Сады Египта») и Луксора до Гебала и Бейрута, Тира и Сидона, проучившись и в Мемфисе, отправился Али в поисках новых знаний в Дамаск, потом в Халаб, посетил и Трою, и Сузу, и Киш, и Аккад. И везде продолжал учиться, постигая тайны философии и мироздания, пытаясь отыскать Истину, основу Справедливости и Добра. Конечно, на это потребовались годы…

С Найфел он встретился в Месопотамии, в Харране.

– О, Найфел! Душа моя, роза моя! – несказанно обрадовался Али.

– Как? Али? Это ты?!! – изумилась Найфел, а потом добавила с горечью, – от розы уже ничего не осталось…

Али Шукри было уже сорок шесть лет. Он пополнел, в чёрных волосах появилась седина. Но всё же он был, как и тогда, в годы юности, бодр, весел, улыбчив и очень добр. Как бы время ни старалось изменить его облик, Али всегда можно было узнать по его улыбке.

– Конечно, роза. Какой прекрасной ты была, Найфел, такой и осталась: нежная, красивая… Я никогда не забывал тебя – да подтвердят Боги, что истинно я говорю!

– Что ты, друг мой дорогой и верный! Я уже не та. Вся больная, измученная. Ох, и потрепала же меня судьба!.. Боги – свидетели!

– Да расскажи же поскорее, как ты, милая Найфел, попала сюда, в этот далёкий город? Какими путями вели тебя Боги? – спросил Али.

И Найфел всё старому другу рассказала. Как тогда, давным-давно, узнав от Али об отъезде Ленхатепа, поняла, что беременна. Как матушка Ме выгнала её из дома. Как Найфел, не зная, куда идти, что делать, уже отправилась было искать его, Али, но повстречалась с Набият Мухаммед – с тех пор верной своей подругой, которая приютила несчастную Найфел, помогла ей с родами.

– О боги, если б ты только видел его, моё дорогое дитя, Али! – прервала Найфел свой рассказ, и слёзы показались в её глазах, которые, как казалось женщине, уже выплаканы до последней капли. – Как же он был красив, мой Гор!..

– Он умер? – робко спросил Али.

– Да, умер, – горько ответила Найфел, а потом продолжила страстно, – О боги! За что?!! Я вернулась в родительский дом, чтобы хоть какую-то помощь найти для заболевшего сынишки. И узнала, что матушка Ме умерла, раскаиваясь в том, что выгнала дочь. А потом мой дорогой отец попытался помочь малышу. Но врач, которого он привёл, сказал, что уже всё поздно… О боги-боги! Я НИКОГДА не забуду ни ту злосчастную ночь, когда возле моего сердца умирал мой мальчик, ни его похороны…

И Найфел замолчала. Али, всем сердцем сочувствуя подруге юности, образ которой всегда был для него путеводной звездой, тоже не спешил спрашивать, что произошло с Найфел дальше. Наконец женщина собралась, как-то недобро усмехнулась, и Али удивился: неужели рядом с ним сидит Найфел? – Так сильно изменился вдруг её облик. Словно холодом повеяло на мужчину.

– Дорогой Али, ты в самом деле хочешь знать, что произошло потом? – спросила эта новая Найфел.

– Да, конечно, – ответил Али, но уже не с тем нетерпением, какое было у него всего несколько минут назад. Словно мужчина понял, что сейчас он услышит нечто страшное, даже жуткое, но ему очень хотелось всё узнать до конца. – Да, Найфел, рассказывай. Я всей душой с тобой.

И тогда Найфел рассказала, как она начала мстить, что стала извергом, грозой, ведьмой Египта и близлежащих земель, что это она убила родителей Ленхатепа – Осиристепа и жену его Исизиду.

– О, я слышал про Иштар! – воскликнул Али. – Оказывается, то была ты! Да-а, слава твоя чёрная облетела чуть ли не весь свет. Многие гадали, кто же такая грозная Иштар – смертная женщина или богиня…

– Богиня?! – усмехнулась Найфел. – Конечно, нет. Иштар – женщина, сердце которой вырвано с корнем, растоптано и разбито на такие мелкие кусочки, что никакая богиня Изида не сможет его собрать, как ни старалась бы!!

А затем Найфел рассказала старому другу о том, как она сместила с трона Хуфу, как потом заговорщики сместили её, едва оставив в живых. Если бы не преданная Набият, не увиделись бы никогда на этом свете познакомившиеся и подружившиеся когда-то молодой рыбак и дочь Абд ат-Тавоаба.

Али долго, внимательно слушал исповедь Найфел, раздумывая над её страшным рассказом. Потом сказал:

– Великие боги! Какая дикая, жуткая сложилась у тебя, Найфел, судьба! Сколько горя ты приняла на себя, сколько слёз выплакала! Сколько же страданий выпало на твою горючую долю!.. Однако же и ты миру принесла немало зла. Жестоко же ты отомстила родителям Ленхатепа! А жену его всё-таки пожалела?

– Нет, – ответила Найфел, – не пожалела, а просто не хотела с нею встречаться. Да к тому же она оказалась для Ленхатепа, я думаю, самой страшной казнью – за то, как он поступил со мной. Разве ты, Али, не слышал о вздорном характере этой женщины? Похоже, что её отец не человек, а свирепый гиппопотам Хесамут или же сам Себек. А ещё я много слышала, что эта женщина горько оплакивает свою жизнь и бесится оттого, что никак не завоюет сердце Ленхатепа. Значит, она страдает и жизнь ей не в радость – так пусть же живёт и мучается! – воскликнула Найфел. – А я наказывала тех, кто за свои преступления и крупицы горя не изведал! Хоть перед смертью им страшно становилось! Страшно и больно! Очень.

Али не знал, что ответить на это восклицание Найфел, а потому промолчал. Но через минуту, чтоб молчание не стало тягостным и разрывающим те нити понимания и сочувствия, что когда-то соединили этих людей, Али задал самый важный для себя вопрос.

– Скажи, Найфел, а как ты сейчас относишься к Ленхатепу?

– Я всегда любила его. И люблю…

– И даже после того, как он предал тебя, бросил так безбожно, послушавшись, как малое дитя, своих родителей? Ведь это ОН всему причина бед! Именно из-за Ленхатепа ты столько слёз пролила, столько зла причинила, столько бед на себя навлекла! Боги не простят тебя! В загробном мире не видать тебе покоя!

Но Найфел словно не услышала упрёков верного друга: не о будущем, не о прощении за свои злодеяния думала женщина. А только о НЁМ.

– Да, Али, люблю. Никто другой во всей моей жизни не был мне так мил.

– И, любя, ты совершала свои злодеяния, приговаривая людей к неминуемой и всегда страшной смерти?!

– Я поклялась на могиле своего сына Гора! – резко ответила Найфел. – И, если кто-то и живёт, нарушая данные клятвы, я – нет. Я сыну своему обещала, что отомщу богачам, ломающим жизни бедных! И, по-моему, клятву свою я сдержала. И не отрекаюсь от мщения! – Найфел повысила голос. – Я дала обет и буду следовать данному слову, пока Боги не призовут меня. Но я не обещалась мстить Ленхатепу, ведь он отец моего малыша. Ах, Али, если бы ты только видел, как похож был маленький Гор на своего отца!..

Али слушал и сокрушался сердцем: горе, видимо, помутило разум той прекрасной и наивной девушки, с которой его познакомил влюблённый Ленхатеп. Теперь перед Али сидела красивая в своей зрелости женщина. Ни трудная работа на земле, ни заботы о доме и очаге – ничто, кроме вечного времени, не испортили её лица и фигуры. Да и время, вероятно, было чрезмерно милостиво к Найфел: стан её стал плотнее, но и только, а на лице появившиеся морщинки были ничто по сравнению с тем, что делало Время с другими женщинами и помоложе Найфел. «Вероятно, – думал Али, – Боги и Время позабыли не только заменить Найфел красоту на старость, но и одарить жизненным опытом, смирением, покаянием… А может, наша встреча сегодня не случайна? Может, мне удастся направить бедную Найфел к свету Истины?..»

– Знаешь, милая Найфел, – сказал Али Шукри, – я ездил по многим странам, побывал во многих славных и древних городах: всё ищу Истину жизни.

– Не нашёл ещё разве? – спросила Найфел, несколько обрадованная тем, что её исповедь закончена.

– Нет, не нашёл. Меня всегда удивляло, что люди поклоняются Богам, молят их о богатстве, урожае, погоде, наконец, но изображают их как нечто страшное: не то человек, не то птица, не то зверь какой-то. Или же жутко боятся бога, но преклоняются ему, совершают страшные жертвы… Это я вспомнил Эль-Файюм – древний город, где поклоняются беспощадному Себеку-крокодилу. А ливийцы? Живут в пустыне и почитают Сета, который коварством своим и брата своего извёл, и племянника Гора хотел извести… Мечтаю я, Найфел, найти ответы на мучащие меня вопросы…

– Куда же ты пойдёшь? – спросила Найфел.

– Наверно, в Джеду.

– Где это?

– Это центр одного нижнеегипетского нома, который находится к западу от Саиса. Жрецы Саиса славятся своей учёностью, сегодня это один из центров науки. Но в Джеду собираются люди, почитающие не только Нейт, но и Анеджи.

– Нейт – это богиня, соткавшая мир? – спросила Найфел, обрадовав Али своими знаниями.

– Да, точно. А Анеджи – это Осирис, таково его древнее имя. Очень меня интересует, почему он не вернулся в мир света, а предпочёл стать владыкой загробного мира.

– А разве есть выбор: остаться в загробном царстве или же вернуться в мир живых вновь?

– Да, есть. Я безусловно верю в это, – сказал Али. – Я уверен, что душа наша БА бессмертна, а умирает лишь плоть – САХ. Но наступит время (не сейчас, а через очень много лун), когда наша БА вместе с АБ и КА найдёт новое тело. И необязательно в Египте. Быть может, в Месопотамии. Или ещё где: в царстве, которого пока не существует.

Найфел слушала, поражённая новыми знаниями. Слушала и в то же время сомневалась: так ли всё на самом деле, как рассказывает Али.

– Душа твоя, – продолжал Али, – от богов, всегда твоя, а внешняя оболочка – тело – не обязательно будет прежним или даже похожим на сегодняшнее. То есть выглядеть ты будешь совершенно по-другому. И звать тебя будут не так. И я буду другой…

– Ой, и ты придёшь в то новое царство? – обрадовалась Найфел. – И мы там встретимся?

– Обязательно, – проникновенно ответил Али. – Мне кажется, я все свои жизни буду искать тебя.

– Как же мы узнаем друг друга? Ведь мы будем совсем другими.

– Узнаем. Не по внешности – душой. Наши БА узнают друг друга…

– Но не факт, что судьба наша будет счастливой, – горестно заметила Найфел.

– Почему ты так решила? – поинтересовался Али Шукри.

И тогда Найфел рассказала, что не может не любить Ленхатепа, потому что они, вероятно, две половинки одной души – разве не поэтому он ей приснился до того, как она воочию увидела его?

– Да, ты права, – с некоторой печалью в голосе ответил Али. Но Найфел не услышала этого сожаления, как никогда не думала о том, что кто-то иной, кроме Ленхатепа, любит её, и она может, вероятно, ответить ему взаимностью…

– Значит, и Ленхатепа я вновь увижу? – с трепетом, надеждой и невероятной любовью в голосе спросила Найфел.

– Да, конечно, – подтвердил Али.

– Но мы вновь можем оказаться на разных берегах…– грустно добавила Найфел.

– Ты говоришь сейчас о своём и его происхождении? – уточнил бывший рыбак.

– И да, и нет, – ответила Найфел. – Ведь судьба давала нам второй шанс, а я не воспользовалась им.

– Как это? – воскликнул весьма поражённый Али. – Ты не рассказывала об этом.

– О, разве за одну беседу всю свою жизнь перескажешь?

А затем Найфел поведала другу о том, как почти ежедневно являлся к ней во дворец Ленхатеп, отчитываясь о строительстве новой пирамиды – для неё, царицы Иштар. Как не смела она и взглядом напомнить о себе прежней – дочери землепашца и охотника, чьё происхождение казалось недопустимым для жены сына визиря. Казалось, ещё не так давно (может, во времена бабушек-дедушек) сословное различие никак не влияло на брак, но теперь с каждым годом, когда главным вершителем брака стала не любовь, а брачный договор, всё становилось так сложно!.. И сама Найфел, будучи «наместником бога на земле» не решилась ничего изменить…

– Ты не решилась открыть себя Ленхатепу, чтобы не вершить над ним правосудия, – ответил Али Шукри.

– Да, наверно, – согласилась Найфел. – Но когда мы встретимся снова, в другой жизни, Ленхатеп повинится за то, что предал меня?

– Обязательно повинится. Он не сможет иначе. На нём же будет этот великий грех.

– Грех? – переспросила Найфел, удивившись этому слову.

– Да, вина, проступок, требующий своего искупления, – пояснил Али.

– Значит, я тоже не безгрешна? – спросила его Найфел.

– А разве не ты совершала убийства? – спросил её в ответ Али.

– Я не считаю ошибкой то, что сделала! – гордо заявила Найфел. – Я выполняла данное обещание! Я восстанавливала справедливость!

– Лишая жизни? – удивился Али.

– Да лучше умереть, чем жить в таких страданиях, что выпали на мою долю! – ответила гордая женщина.

– Но тогда и в следующей жизни тебя ожидают беды, – с горечью сказал Али.

– Как? Опять?! Здесь живу, страдая и потом – тоже?! Это несправедливо!

– Да нет, очень даже справедливо, милая моя роза. Так боги хотят.

– Какие боги? Быки, крокодилы и чибисы? Или Сетх, который брата родного сперва в гроб уложил, а когда тот оттуда живым выбрался, разрубил его тело и разбросал в разные стороны?..

Али попытался объяснить, что силы природы (засуха, ливень, огонь и прочее) лишь проявления одной силы, мир сотворившей, но ему не удалось ни за один вечер, ни за два убедить Найфел в том, к чему он сам шёл годы.

Да, настанет и такое время, когда весь Египет будет преклоняться единому богу Амону, но многобожие потом вновь на века вытеснит это верование. Позже появится и великая «Книга мёртвых»,  хотя правильнее её было бы назвать «Книгой Воскресения», так как её египетское название – «Рау ну пэрэт эм хэру» дословно переводится как «Главы о выходе к свету дня». Но всё это случится много позже…

А пока Найфел жаждала только нового воскресения, где не будет ни боли, ни страдания, ни разочарования от предательства, а только он – весёлый, любящий, ничего не боящийся и верный своему слову любимый Ленхатеп. И их дитя – милый, ласковый ребёнок, которому не страшны будут никакие болезни.

С верой в это светлое будущее уснула Найфел, а Али ещё долго смотрел на неё, молясь, чтобы все её чаяния оправдались, а пролитая её кровь не обернулась бы огромным наказанием в будущем. Но, видно, или недостаточно было только его молитвы против всех проклятий, что навлекла на себя, совершив немало жестоких убийств, Найфел, или Боги посчитали Али неудачным защитником этой женщины… Али прекрасно помнил, что совсем скоро сравняется полвека его жизни, но никак не мог поверить, что и Найфел уже сорок четыре года.

А он видел перед собой шестнадцатилетнюю нимфу, и казалось ему, что не в далёкой от родного дома Месопотамии находятся они, а в его рыбачьей лачуге. И через несколько минут вернётся Ленхатеп, отлучившийся по нужде, и все прошедшие годы умчатся прочь, будто их никогда и не было. – Но то был лишь сон, в который погрузился Али Шукри.

На третий день после встречи Али Шукри покинул Найфел, обещая вернуться и разыскать её во что бы то ни стало. А сейчас путь его лежал на родину, в Египет. Преданный друг надеялся встретиться с Ленхатепом, рассказать ему всё, что узнал от Найфел, что увидел сам – своим сердцем, не только глазами. Али надеялся, что судьба даст друзьям его юности возможность стать счастливыми…

Глава 18

Али Шукри покинул Найфел, желая разыскать Ленхатепа, и это ему удалось. Когда-то и Али, и Ленхатеп бежали из того места, где была предана Найфел: одного мучила совесть за совершённое предательство, другого – сердечная боль, которую он никак не мог погасить, вспоминая чуть ли не каждый день, какое потерянное лицо было у Найфел, когда он сказал ей, что Ленхатеп уехал. Но по прошествии долгих лет (двадцати восьми!) друзья сперва очень обрадовались встрече. А потом, конечно же, стали говорить о причине долгих лет разлуки.

– Я много знаю о тебе, Ленхатеп, – как всегда первым начал трудный разговор Али.

– Немудрено, – отозвался его друг. – Я достаточно известный в Египте человек, чего и хотели мои родители. Да, я не сановник, что смотрит в рот фараону, помогая решить те или иные – экономические ли, военные ли, социальные, наконец, – вопросы, но без архитектора, как ни крути, пирамиду не построить…