Десерт для герцога

Если не считать двух тел в паре метрах передо мной, совсем рядом с копытами коня запоминающегося светло-абрикосового цвета. Одно тело – с залитой кровью головой, земля вокруг тоже окрасилась алым. Второе – с обгорелыми волосами, по застывшему лицу ветвилась розовая молния.

Я попыталась поднять глаза на Альбина: на облеченных властью следовало смотреть открыто и прямо. Но, похоже, мой мозг решил, что с него на сегодня хватит острых впечатлений. Зазвенело в ушах, подкатило к горлу, и мир исчез в серой пелене.

Кажется, кто-то выругался. Кажется, меня опять водрузили на плечо, будто мешок – во всяком случае, когда кровь снова прилила к мозгам, я пришла в себя, ровно для того, чтобы ощутить, как меня скинули на землю еще бесцеремонней, чем в прошлый раз. Я бы вскрикнула, но, казалось, удар спиной плашмя, вроде и не слишком сильный, напрочь вышиб воздух из легких . Кое-как продышавшись, я приподняла ресницы и тут же снова зажмурилась, обнаружив прямо над собой лицо Альбина.

– Будешь притворяться – приведу в чувство пощечинами, – сказал он.

Пришлось открыть глаза. Надо было встать и поклониться, но меня опять мутило, то ли от голода – невесть когда я в последний раз как следует ела – то ли от страха. Валиться без чувств сподручней из сидячего положения, чем из стоячего, ловить-то никто не будет. Так что я села, и, встретившись взглядом с Альбином, попятилась сидя. Отползая, пока подо мной не оказались корни, а спина не уперлась в жесткий сосновый ствол.

Мужчина – теперь обозвать его парнем язык не поворачивался: молодой мужчина, воин, верный помощник начавшего дряхлеть герцога – сидел рядом на корточках, лицо и взгляд его не предвещали ничего хорошего. Да, в конце концов, мне и так ничего хорошего не светит. Этот не прибьет – Гильем продаст в рабство, так что лучше уж пусть прибьет. Вот только что будет с младшими…

Я исподтишка огляделась. Нет, не сбежать. И отпихнуть Альбина не получится, даже сидя на корточках он держался так, будто обеими ногами прочно стоял на земле. Но даже если выйдет – по обе стороны от меня обнаружились двое его людей, следящие за происходящим с веселым любопытством, и эти двое сцапают прежде, чем «мама» успею сказать. Третий стоял за спиной своего господина, чуть поодаль, и его лицо не выражало ничего. Я поежилась от его выражения – конечно, любой из троих мне голову открутит, только прикажут, но этот испытает эмоций не больше, чем глуша рыбу о стену ведра. Хотя какая мне, в общем-то, разница, пожалеют меня, убивая, или нет?

Альбин протянул руку в сторону, и подручный, другой, не тот, что меня изловил, подал ему кожаную котомку.

– Ты забыла.

Он бросил сумку мне. Судя по весу и по тому, как кожаный мешок обвис, плюхнувшись мне на колени, внутри не было почти ничего. Зачем я… в смысле Ева, вообще с ней таскалась?

– Спасибо, – пролепетала я, едва удержавшись, чтобы не поинтересоваться, неужели он велел седлать лошадей лишь ради того, чтобы вернуть мне потерянное имущество? – Очень любезно с вашей стороны. Я могу идти?

А вдруг да выгорит?

Альбин улыбнулся, и от этой улыбки меня пробрал мороз.

– Конечно. До ближайшей сосны. Или предпочитаешь висеть на березе после того, как мои парни с тобой наиграются?

– За что? – выдохнула я.

– За покушение на убийство.

Это было настолько нелепо и неожиданно, что я невольно фыркнула. У меня – раздвоение личности, у него – паранойя. Да мы просто созданы друг для друга! Эта идиотская мысль обожгла щеки, очень не вовремя, надо сказать. Разозлившись на себя, чтобы отвлечься от всяких глупостей я брякнула первое, что пришло в голову.

– И как бы я это провернула голыми руками?

– Голыми руками, – повторил Альбин, выделив голосом первое слово, и так это прозвучало, что меня обдало жаром. А он качнулся вперед – я шарахнулась, подтягивая ноги к груди ровно для того, чтобы он поймал их и прежде, чем я успела опомниться, вклинился между ними, поднявшись на коленях так, что оказался почти вплотную ко мне. Мужские руки нырнули мне под юбку, оглаживая бедра.

– Я ведь не проверил, не носишь ли ты стилет за подвязкой.

Подвязки – вовсе не те кружевные штучки, которые в ходу у нас, а жесткие тесемки – вообще-то обхватывали мои ноги под коленом, а вовсе не там, где он шарил.

– Руки убери, – прошипела я, пытаясь его оттолкнуть. Проще, наверное, было сдвинуть сосну, в которую я упиралась спиной.

Альбин широко улыбнулся. Глаза его, устремленные на мое лицо, потемнели, ноздри хищно расширились. Я заерзала, пытаясь увернуться от обжигающих прикосновений. Ладони Альбина скользнули к мои коленям, но не успела я выдохнуть, как он снова двинулся под юбку, большие пальцы огладили внутреннюю сторону ног, пробираясь все выше. Я охнула, на несколько мгновений разучившись дышать. Здесь женщины не носили нижнего белья и то, что еще четверть часа назад казалось естественным, сейчас заставило почувствовать себя и вовсе голой под полным вожделения мужским взглядом.

– Там… негде спрятать, – прошептала я. Язык не слушался, а от жара, залившего тело, кажется, должны уже были загореться и сосна, и подстилка из иголок на земле.

– В самом деле? – Он продолжал улыбаться, но в голосе прорезались незнакомые хриплые нотки. Замер, по-прежнему не отрывая взгляда от моего лица.

Я облизнула внезапно пересохшие губы. Альбин выпрямился, одернув мою юбку, но не успела я облегченно вздохнуть, как он придвинулся ближе – куда еще ближе-то! – и накрыл ладонями мою грудь.

– Здесь тоже, скажешь, негде спрятать? – все так же хрипло поинтересовался он. Пальцы безошибочно нашли чувствительные точки. Я всхлипнула. Хотелось провалиться сквозь землю – и от этих бесцеремонных прикосновений, и от самого Альбина – знает ведь, что я не могу дать отпор и упивается своей властью. И от собственной реакции, потому что не только смущение заливало краской мои щеки и не только от страха сердце колотилось как ненормальное.

Да что ж это, я же не профурсетка какая! Даром что намек Альбина про стилет за подвязкой прекрасно поняла. В нашем мире он был не столько оружием профессиональных убийц, сколько принадлежностью проституток – маленький, незаметный, но помогает утихомирить буйного клиента или намекнуть нежелающему платить, что так себя не ведут.

И так, как я, себя не ведут.

– Да пусти же ты! – вскрикнула я. – Нету у меня оружия, ничего нет! Я не убийца!

Слезы сами потекли по щекам. Вот только не хватало рыдать перед этим… и он же не один. О, господи, пока Альбин меня лапал, остальные любовались! Почему в самом деле нельзя умереть от стыда? Я вытерла слезы рукавом. Прошептала, уставившись на подол:

– Мне просто нужны были деньги.

Взгляд словно прилип к сбившейся складками юбке. Я попыталась поднять глаза – лучше бы и не пробовала, потому что полы длинной куртки Альбина распахнулись, явив вздыбившиеся штаны. Я зажмурилась, вжавшись затылком в дерево.

Даже не открывая глаз я ощутила, как он отстранился, и не потому, что мужские руки, наконец-то оставили меня в покое. Словно исчезло статическое электричество между нашими телами.

Альбин рассмеялся – жестко и зло.

– Даже жаль, что в королевскую труппу не берут женщин. Из тебя вышла бы отличная актриса. Что в моей спальне – впору в самом деле было поверить, что ты едва не плачешь от стыда. Что сейчас – прямо сама оскорбленная невинность. Стоило бы заплатить хотя бы за такое представление… если бы я вообще собирался платить.

Почему-то мой взбудораженный разум отметил только одно – не собирался платить. Разочарование и гнев оказались неожиданно сильными, так что у меня вырвалось:

– Не собирался?!

– Да ни одна девка не стоит таких денег, какой бы смазливой и нетронутой она ни была!

– Тогда зачем…

Я осеклась, поняв, как прозвучало бы, договори я «зачем руки тянул?». Будто в самом деле ночная бабочка обижается, что ей не заплатили. И не объяснишь ли, что нутро жжет обида Евы, той Евы, которая, переступив через себя, пришла к нему в надежде на избавление, даже не ради собственного спасения – ради брата и сестер.

– А почему бы нет? – Альбин снова склонился ко мне, схватив за подбородок, провел большим пальцем по моей нижней губе. – Ты красива и вызываешь желание, это было заметно даже в полумраке трактира. Так почему я должен отказываться от того, что само идет в руки?

– Это… подло!

Его лицо окаменело, пальцы сильнее сжали мой подбородок.

– Придержи язык. Я обхожусь с людьми так, как они того заслуживают. С порядочными – как с леди, со шлюхами…

– Я не шлюха!

Он ухмыльнулся, выпуская меня.

– Я сказал – заплачу, если есть за что платить. И я не лгал. Только готов поспорить – невинностью и не пахнет, так что мои деньги в любом случае остались бы при мне.

Я спрятала лицо в ладонях. Дурдом. Сижу в лесу у черта на куличках и убеждаю малознакомого мужика в своем высоком моральном облике.

Глава 6

– Ты ведь потому и сбежала, верно? – продолжал Альбин. – Потому что вовсе не собиралась со мной ложиться.

Я замотала головой, не отрывая рук от лица. Ева бы выполнила свою часть сделки. Жаль, что я не Ева. Хотела бы я посмотреть, какое лицо стало бы у Альбина, когда он обнаружил, что его не обманывают.

Господи, что я несу! Еще не хватало, чтобы в мой первый раз меня оприходовали как публичную девку! «Я же не грубиян какой», – вовсе ни к месту всплыл в памяти горячий шепот. Ох, хорошо, что сейчас никто не видит моего лица!

Альбин, меж тем, не унимался.

– Хороший план. В самом начале я подумал, что пославшие тебя глупы – какой бы искусной убийцей ты ни была…

– Я не убийца! – закричала я ему в лицо, но он продолжал, словно не услышав.

– …ты все равно женщина, не владеешь магией, и если я буду начеку, тебе со мной не справиться. – Альбин усмехнулся. – Но на самом деле очень неплохой план. Я не привык, чтобы меня водили за нос, и не пойми быстро, что к чему – помчался бы следом, чтобы проучить. И эти двое взяли бы меня тепленьким, со спущенными штанами.

Нет, ну каково самомнение!

– Да нужен ты им, – огрызнулась я. – Они за мной пришли. Испугались, что я сбежала.

– Конечно, услуги магов-наемников так дешевы, что можно отправлять их охотиться за кем попало, например, за трактирной девкой!

Я дочь трактирщика, а не трактирная девка, баран ты самовлюбленный! Можно подумать, ты больно важная шишка! Балованный сынок, которого папенька-то признавать не торопится, сколько бы ни болтали!

– Короче, – Альбин снова взял меня за подбородок, заглядывая в глаза. – Хочешь умереть быстро – говори, кто тебя послал. Понятно, что сэр Роберт Иден, но не сам же он явился в ваш трактир. Я хочу знать, кто из моих людей ему продался, и что обещали тебе за то, что выманишь меня из замка без сопровождения. Да и вообще, откуда ты такая взялась.

Слушай, ну в твоем возрасте пора бы и знать, откуда дети берутся, тем более что ты, судя по всему, подобными вещами не пренебрегаешь. Даже странно, что полдеревни чернявых детишек не бегает.

– Ниоткуда она не взялась, – внезапно пришел мне на выручку тот, что меня изловил. Джек, вспомнила я. – Всегда была. Батя им в трактире крышу чинил, когда я вот таким, – Он показал ладонью расстояние от земли до пояса, – бегал, а я помогал. И девку эту помню, крепко она мне, шкету, в душу запала. Я тогда думал, ангел, – он гоготнул. – Взгляд ясный такой, и говорит как по писаному.

А ведь я его тоже помнила. Вихрастого, уже еще не подростка, но и не совсем ребенка. И вовсе не «таким» он был, рослый парень, а сейчас и вовсе здоровенный. Как и все спутники Альбина. Как и сам он.

– Ты подарил мне «куриного бога», – сказала я.

«Подарил» – это, пожалуй, слишком громко. Подбежал, схватил за руку, сунул мне в ладонь нагретый от его собственного тепла камешек и убежал, так ни слова и не сказав. Даже не помню, знакомили ли нас.

Джек снова ухмыльнулся.

– Выбросила поди?

– Потеряла.

Он пожал плечами, дескать, ничего иного и не ожидал.

– Говорит как по писаному, – задумчиво повторил Альбин. – И что, никому не интересно, кто ее мог научить? Никто не услышал разницы между речью деревенских девок и ее, а услышав, не задумался?

– Да кто больно слушал-то? – растерялся Джек. – Трактир на отшибе, там из деревенских, почитай, и не бывает никто. Отец ее, правда, захаживал в деревню, в церковь, само собой, всей семьей, но больно много не разговаривали… поди, от купцов нахватались, те люди ученые.

Отчасти действительно от купцов. Человек, умеющий править кораблем, должен быть как минимум образованным. И те, кто приходили посуху, часто отличались от наших деревенских соседей не только манерой одежды, но и речью. Однако отец говорил, что его, бирюка деревенского, человеком сделала мать Евы. Я не слишком верила, что какие-то пять лет могут сильно изменить манеры и говор: Фил, вон, до сих пор порой срывался на просторечный жаргон. Но отец Евы действительно старался говорить правильно и наставлял остальных детей. Имоджин разговаривала вовсе не так, как он, хотя и старалась подражать мужу.

– Еще скажи, что читать умеешь? – ухмыльнулся Альбин, разглядывая меня.

– А как, по-твоему, постояльцев рассчитывать? – огрызнулась я. – Запоминать, что ли, кто из дюжины сколько съел и выпил за вечер и за утро?

Не стоило, наверное, так себя вести, да и «тыкать» – но сохранять вежливость с человеком, который так себя со мной вел… Он же сказал: повесит – при этой мысли в желудке свернулся ледяной ком – так что и терять нечего.

– В деревенской таверне хозяин запоминает, – в тон мне ответил Альбин.

– Значит, у меня память девичья. Я записываю.

Выцарапываю на дощечке, залитой воском, если уж на то пошло. Бумага дорога, да и откуда ее добудешь в деревне?

– Девичья память – удобная отговорка, – ухмыльнулся Альбин. – Но если не вспомнишь сейчас, придется вспоминать под кнутом. – Он провел кончиками пальцев мне по щеке, спустился на шею. – Жалко будет портить такую кожу.

Меня снова затрясло.

– Нечего вспоминать! Меня никто не нанимал! Я ничего не знаю. Не знаю никакого сэра Роберта как-его там! Я не убийца!

– Не знаешь младшего брата своего лорда? – ухмыльнулся Альбин.

– Да откуда мне? Это ваши, господские дела!

В самом деле, по большому счету я и имени герцога не знала. Можно подумать, кто-то из простонародья осмелился бы называть его по имени. «Ваша светлость. Господин» – это для тех случаев, когда он милостиво соизволит говорить, вдруг задав какой-то вопрос, что на моей памяти не происходило ни разу. Герцог или лорд – для разговоров между собой.

А уж родословная герцога вовсе никого не интересовала. Альбин – другое дело, Альбин был из тех, кто от рождения должен был месить грязь, а взлетел, и потому неизменно вызывал нездоровое любопытство, смешанное с черной завистью. Меня же его дела вовсе не касались.

«Держись подальше от господ, – не уставал твердить нам отец. – Для них людские жизни дешевле медной осьмушки».

«А как же мама? – спросила как-то Ева. – Она же тоже…»

«Разве с ней господа хорошо обошлись?»

Тогда Ева не знала, что простые люди обошлись бы с опозоренной дочерью не лучше. Впрочем, разве отец не оказался прав? У Гильема были холеные руки, совсем не такие, как у его людей. Тоже явно из господ. Если бы отец, вопреки собственным поучениям, с ним не связался, Еве не пришлось бы идти к Альбину. А мне сейчас – не пришлось бы обмирать от страха в ожидании пытки и казни.

– Если ты не убийца и господские дела тебя не интересуют, зачем пришла ко мне? – продолжал настаивать Альбин. – Почему эти двое торчали в лесу? Зачем ты им сдалась, если, как утверждаешь, они охотились не за мной?

– Чтобы я не сбежала, не расплатившись с их хозяином. Мне нужны были деньги, – в который раз повторила я. – Заплатить отцовские долги. Это люди его кредитора.

– Значит, отец тебя подослал ко мне?

– Отец умер. Месяц назад.

– Правда, – подтвердил Джек. – В деревне только и разговоров было, как бы вдовушку утешить. – Он показал неприличный жест. – И баба справная, гладкая, и трактир. Девка-то поперек слова сказать не посмеет, тихая.

– Тихая? – ухмыльнулся Альбин. – Оно и видно.

Он снова обратился ко мне:

– И ты решила под шумок попросить у меня побольше, чтобы окупить заодно и свой позор?

Я помотала головой, в который раз залившись краской.

– Нет. Только долг. Себя и семью я прокормлю.

– Серьезная сумма даже для меня. Кому мог столько задолжать трактирщик? И зачем? Вы с золота и серебра, что ли, постояльцев кормите? Я что-то не заметил, когда у вас был. Похлебка добрая, и чисто, а так все то же, что и в деревенской корчме. Тамошнему хозяину столько денег разве что во сне может присниться, так зачем они твоему отцу понадобились?

Наверное, стоило поберечь репутацию отца, подумать о том, что трактир могут вовсе конфисковать как нажитое преступным путем добро, и тогда младшим тоже конец. Но я прекрасно понимала: если Альбин исполнит угрозу и велит выбить из меня информацию о своих якобы убийцах, я все равно расскажу и о Гильеме, и о контрабанде просто потому, что больше мне рассказать нечего. Так что я колебалась недолго.

– Человека, которому задолжал отец, зовут Гильем, – сказала я.

Я начала говорить, слова слетали с губ сами, пока разум был занят вовсе другим.

А ведь может быть, что паранойя Альбина – вовсе не паранойя. Взять этого сэра Роберта как-его-там, которого он упоминал. Младший брат лорда вполне мог смиренно ждать, пока старший, зачинавший одних дочерей, отойдет в мир иной и замок с титулом и землями перейдет к нему, оставшемуся без наследства из-за майората. Но если герцог усыновит бастарда, Альбин тоже станет герцогом, а после смерти отца получит земли и изрядную долю золота. Вернет мачехе приданое, отправив к ее родне, сплавит не успевших выйти замуж сестер в монастырь и будет себе жить-поживать на зависть дяде.

В нашей реальности, если я правильно помню, английские законы запрещали усыновлять внебрачных детей, но здесь история, видимо, пошла немного по иному пути.

– … и потому я решилась предложить тебе сделку, – закончила я и снова залилась краской под внимательным взглядом Альбина.

– Гильем, значит, – задумчиво произнес тот. – Есть в окружении сэра Роберта один Гильем. Как он выглядел?

Я растерялась, хотя в памяти Евы отчетливо отпечаталось лицо жуткого гостя.

– Обычно. Светлые волосы, светлые глаза, очень светлые, почти прозрачные.

Да тут у каждого первого светлые волосы и светлые глаза. Даже такой темный русый, как у меня встречается нечасто, а уж Альбин с его южной внешностью и вовсе выглядел вороном, невесть как затесавшимся в стаю голубей.

– Рост… наверное, на полголовы выше меня… Сложен обычно…

В том и дело, что этот Гильем был обычным. В свите герцога затерялся бы. Среди деревенских – нет, осанка господская, и выражение лица.

– Сам обычный и глаза прозрачные, говоришь, – задумчиво произнес Альбин. – Может и тот, а может, и нет. – Он подумал еще и решил: – Скорее всего, совпадение, имя нередкое. Фамилию ты, само собой, не знаешь?

Я помотала головой: не знаю. Неужели поверил? Господи, хоть бы поверил! Плевать на деньги, живой бы убраться!

Глава 7

Выбраться бы живой из этой передряги, а там разберусь, что делать. Не далее чем полчаса назад я думала наоборот: лучше смерть, чем рабство. Но от Гильема я, может, еще и удеру, или, если очень-очень повезет, он сам утопится. Он отплыл в тот же вечер, после разговора с Евой, море сурово и коварно, многие не возвращаются. Альбин же – вот он, и от него-то мне точно сейчас не удрать.

– А я говорил, что нечисто с этим трактиром! – воскликнул вдруг он. – И с чего корчемщик деревенский вдруг свое дело продал и решил отстроиться на пустыре, никто не знает…

– Так сколько лет прошло, кто ж сейчас помнит? – пожал плечами все тот же Джек.

– У всех тоже память девичья, как у нее? – мотнул головой в мою сторону Альбин.

Интересно. Значит, мама повстречала отца вовсе не в нашем трактире, а в деревенской корчме? Похоже, та версия семейной истории, которую знала я, слегка отличалась от реальной. Отец перебрался на мыс, решив кормить не деревенских, которые приносили бы постоянный и верный доход, а проезжих людей? Тоже неплохой заработок, учитывая, что в Бернхем стекаются за товарами с половины страны, но все же менять синицу в руках на небесного журавля очень несвойственно отцу. Интересно, очень интересно. Жаль, спросить теперь не у кого, как оно все было на самом деле.

– А господин от меня отмахнулся! Налоги платят исправно, почти за два десятка лет ни разу не задерживали, так и нечего от добра добра искать.

Господин? Альбин называет отца господином? Пожалуй, и к лучшему, что я не знаю своих титулованных родичей. Или это только при людях?

– И я тоже хорош, мог бы раньше заинтересоваться, – не унимался Альбин.

Так, значит, он тогда не просто так заезжал? А вот это плохо. Если капитан герцогской стражи со своими людьми заглянул в наш трактир, что-то заподозрив, он теперь и от меня не отвяжется. И как прикажете сбегать при таком раскладе? Ладно, об этом я подумаю потом. Бог не выдаст – свинья не съест. Хотя слово «свинья» подходило разве что к характеру Альбина, внешне он… черный барс. Хищный и грациозный. С другой стороны, с той поры прошло полтора месяца, и если за это время он не удосужился вернуться, глядишь, и сейчас найдет дела поважнее, чем меня караулить.

Альбин встал, окинул взглядом своих.

– Джек, скажи, в деревне люди пропадают?

Тот пожал плечами.

– Пропадают, как и всегда. Море свою дань не забывает. Да и лес…

Он не договорил, но ухмылка Альбина показала, что тот все понял. Даже в сытые годы находились молодцы, считавшие за доблесть натянуть нос господину, а уж в голодные… Но в лесу и заблудиться несложно, и хищники.

– Дам тебе три дня вольных, повидай родителей. Приятелей старых не забудь, к родне в соседних деревнях загляни. Потом по годам расскажешь, когда, где и кто пропал.

– Понял, господин.

Ну надо же, а на вид этот Джек увалень-увальнем. Я бы его и не вспомнила, если бы руки не тянул куда не просят и сам былое не помянул.

– Завтра с утра поедешь. Пока идите, погуляйте там, я позову, когда понадобитесь.

Все трое молча поклонились и двинулись туда, где паслись кони, привязанные за поводья к поваленному бревну. Я ошарашенно посмотрела вслед стражникам. Зачем отослал людей? Что ему еще от меня надо?!

Альбин, меж тем, снова сел, не боясь испачкать шелковые штаны. Полуобернулся ко мне, уперевшись одной рукой в землю, а другую уронив на поднятое колено.

– Ты уверена, что твой отец задолжал ровно столько, сколько утверждает этот Гильем? Он показывал расписки или что-то типа того? Отец ведь умел писать? Иначе кто бы научил тебя?

Я выдохнула. Всего лишь узнать подробности дела без лишних ушей.

– Отец умел писать. – Я задумалась, перебирая воспоминания Евы. – Нет, никаких расписок Гильем не показывал. Но купеческое слово…

– Купеческое, – усмехнулся Альбин. – Контрабандист – не честный купец. Конечно, с теми налогами, которые установил его величество… – Он осекся. – Словом, я бы не верил на слово тому, кто совершенно точно уже обманул, пусть не тебя, а корону.

Сравнил! Кто ж не обманывал корону! Но, с другой стороны, я действительно не видела никаких расписок. Не может ли быть, что мне, в смысле Еве, навешали на уши лапши, а та, привыкнув верить людям, купилась?

Снова заныл ожог, я машинально коснулась его, поморщившись. Обманул Гильем Еву или нет, но угроза была нешуточной. И она никуда не делась, больше того, из-за меня погибли два человека Гильема. Ева и не знала, что он оставил кого-то за ней присматривать, сам-то уплыл, дела не ждут.

– Что такое? – поинтересовался Альбин.

Я мотнула головой, давая понять, что ничего серьезного. Не до того пока было, мысли скакали в голове, и я никак не могла их упорядочить.

Можно ли мне возвращаться сейчас домой? Не просто можно, но нужно, там же младшие. Что с ними сделает Гильем, когда вернется, и узнает, что я исчезла, а те, кто должен за мной присматривать, мертвы? Узнает ли он, что они мертвы? Если стражники бросят тела как есть – узнает, о двоих пришлых посреди дороги, убитых то ли молнией, то ли магией, будет судачить вся округа. Свяжет ли он эти смерти со мной? Непонятно. С одной стороны, я определенно не маг: даже если бы мамина магия во мне проснулась, учить некому. И я тем более не воин, а эти двое – воины-маги, иначе бы Альбин не счел их опасными для себя даже в ситуации «застали без штанов». С другой – если его телохранители расскажут приятелям о случившемся, слухи дойдут и до Гильема, когда он вернется, даром что он не местный.

Альбин стремительно наклонился, и прежде чем я успела отпрянуть, ухватил за запястье, потянул на себя так, что я едва не свалилась. Бесцеремонно задрал мне рукав, присвистнул, глядя на покрытую желтыми разводами повязку.