Петля анаконды

– Разрешите прежде всего попросить у вас прощения, господин Хайретдинов, за то, что я нарушил ваш покой, – почтительно, по-восточному склонил голову он, усаживаясь на стул. – Но дело, ради которого я сюда явился, действительно очень важное.

– Слушаю вас, – кивнул бизнесмен.

Но следующие слова незнакомца заставили Хайретдинова вскипеть. Тот произнёс совсем не то, что он ожидал от него услышать.

Сделать взнос в благотворительный фонд? И это «действительно очень важное дело»?! И это те самые «деликатные моменты»?! Лишь бы что ляпнуть! Попрошайка! Брехло!

– Ну что вы, какая от меня может быть благотворительность! – стараясь держать себя в руках, попробовал отшутиться бизнесмен. – Тут бы самому кто помог. Я весь в долгах, как в шелках.

– А мы вам уже помогли, – заметил незнакомец и принялся поочерёдно загибать пальцы: – Судите сами, основная доля вашего бизнеса сосредоточена в нашей стране. Основную массу ваших химикатов покупаем мы, американцы. Мы даём вам кредиты. Мы, в обход поправки Джексона-Вэника[3], способствуем вашим закупкам высокотехнологичного оборудования. Мы предоставили вам двойное гражданство, которое ощутимо помогает вам в ваших делах. Мы не сопоставляем стоимость приобретённой вами у нас недвижимости с вашей налоговой декларацией, а здесь имеются очень серьёзные вопросы. Короче, мы не причиняем вам никаких хлопот. Неужели при такой высокой, согласитесь, лояльности мы не имеем права просить вас о небольшой ответной услуге – немного, совсем немного помочь «Фонду развития демократии в России»? Вы что, не сторонник демократии? А, господин Хайретдинов?

– А вы, собственно, кто такой? – побагровев, во всю мощь своих лёгких, рявкнул бизнесмен.

– Я работаю на правительство Соединённых Штатов Америки, – невозмутимо ответствовал посетитель.

Он продолжал оставаться вежливым, но это был тот самый случай, когда в оболочке строгого этикета скрывается ничем не прикрытый ультимативный цинизм. По губам Тейлора бродила нагловатая усмешка.

– И о какой же сумме идёт речь? – подавив в себе гнев, поинтересовался Хайретдинов.

– Сущие пустяки. Миллионов десять-пятнадцать.

Бизнесмен кашлянул.

– Говорите, пустяки? А по-моему, это слишком крупная сумма.

– Но и комфорт, которого вы достигли с нашей помощью, тоже стоит недёшево, – вонзил в него, точно когти, свой цепкий взгляд гость.

Хайретдинов нервно забарабанил пальцами по колену.

– Мне надо подумать, – глухо проговорил он.

– Пожалуйста, подумайте, – согласился Тейлор. – Недели вам хватит?

– Хватит.

– Значит, через неделю я жду вашего звонка.

Незнакомец положил на стол свою визитную карточку, поднялся с места и направился к выходу. Хайретдинов исподлобья посмотрел ему вслед.

Ну что за тварь! Испортил такой удачный день!..

А впрочем, стоит ли так серьёзно реагировать на этого «мистера Тейлора»? Чем он доказал, что относится к числу сильных мира сего? Разве может у представителя правительства быть такая куцая визитка – просто фамилия, имя и телефон. Скорее всего, это обычный прохиндей. Выходец из эмигрантской среды. Мошенник.

Прошёл месяц.

Тот день у Рината Хайретдинова не задался с самого утра. Не успел он приехать в свой московский офис, как секретарша положила перед ним пришедший ночью факс: «Лизинговая компания „BOT Financial Corp“ с сожалением сообщает, что вынуждена приостановить выделение средств по контракту на приобретение оборудования».

Хайретдинов чертыхнулся.

– Соедините меня с ними, – распорядился он.

Но телефонный разговор ничего не дал. Управляющий компании говорить с ним отказался, а подставленный для ответа клерк толком ничего не объяснил. «Просим прощения, приносим извинения, но такая, вот, у нас ситуация», – извивался, как уж, он.

Когда Хайретдинов, пылая от гнева, швырнул трубку, перед ним положили ещё одно послание: «Сити Банк» с сожалением извещает, что не имеет возможности дальнейшего выделения средств по кредитной линии.

– Да что они там, очумели все, что ли? – в сердцах воскликнул он. – Соедините.

Но беседа с представителем банка ясности не внесла. Всё те же извинения, и всё то же отсутствие каких-либо конкретных объяснений, что и в случае с «BOT Financial Corp».

А спустя час грянул ещё один гром. Два основных контрагента-покупателя из-за океана официально уведомили его, что не намерены продлевать с ним контракты на следующий год.

Бизнес одного из богатейших людей России рушился буквально на глазах.

Но окончательно добил Хайретдинова вызов на допрос в ФБР. От него ждали объяснений по несоответствию суммы доходов, указанной им в налоговой декларации, с суммой приобретённой им недвижимости в США. Кроме этого, в факсе содержалось требование предоставить всю документацию по сделкам с фирмой «Глория Трейдинг», через которую он выводил из-под налогообложения средства, размещая их в оффшорной зоне на Каймановых островах. Выявление этой финансовой схемы грозило тюремным заключением.

Хайретдинов вытер обильно выступивший на его лбу пот, выпил рюмку коньяка и стал прокручивать в памяти события последнего времени. Логика напрашивалась сама собой. Он стал догадываться, откуда дует ветер.

С трудом найдя нужную ему визитку (хорошо, что не выкинул!), бизнесмен потянулся к телефону.

– Аллё, мистер Тейлор? – выдавил он. – Здравствуйте. Это Хайретдинов. Извините, что долго не звонил. Была просто немыслимая куча дел. Я принял положительное решение относительно вашей просьбы о помощи «Фонду развития демократии в России»…

9

США, Вашингтон

Президент Соединённых Штатов Америки Ричард Бард сидел за своим рабочим столом и, сведя брови, внимательно вчитывался в поданную ему директором Центрального разведывательного управления Скоттом Миллером бумагу.

«Президенту США Р.Барду

Совершенно секретно

Центральное разведывательное управление США обращается с просьбой о выделении дополнительных средств в размере пятисот миллионов долларов для проведения на территории России активной фазы диверсионной спецоперации „Анаконда“. Условия для проведения активной фазы спецоперации можно охарактеризовать как благоприятные.

В настоящий момент российская государственная власть не являет собой строго вертикальную структуру, управляемую каким-либо одним конкретным человеком (Президентом). Современная российская государственная власть представляет собой конгломерат пяти основных группировок (кланов), концентрирующих в своих руках основные государственные ресурсы: газ, нефть, банки, транспорт, атомную энергетику. Президент России при этом является компромиссной межклановой фигурой, играющей в существующей системе лишь техническую, представительскую роль. Министерские портфели в Правительстве России распределяются по договорённости между кланами. Формальный статус высших государственных чиновников России не отражает их реального влияния в государственные политико-экономические процессы.

Структура российской национальной экономики уже многие годы ориентирована преимущественно на добычу и экспорт сырьевых ресурсов, ввиду чего бóльшая часть государственного бюджета направляется в сырьевые отрасли. Во вторую очередь финансируются правоохранительные органы, вооружённые силы, органы государственной безопасности. В третью – промышленность и сельское хозяйство. Наука и образование, культура, физкультура и спорт, а также социальная сфера финансируются по остаточному принципу.

Следует отметить, что стратегические отрасли экономики России в настоящий момент имеют в себе высокую долю иностранного капитала. В сочетании с преимущественной ориентированностью этих отраслей на зарубежных потребителей, это делает их сильно неустойчивыми к давлению извне, которое, если оно произойдёт, с большой долей вероятности может нарушить стабильность всей экономической, а вслед за ней и политической системы.

Российской государственной власти продолжает оставаться присущим высокий уровень коррупции. В стране существует устоявшаяся система получателей и плательщиков „ренты“. Согласно последним оценкам, коррупционные связи съедают ежегодно около 35 % национального ВВП. Серьёзной борьбы с коррупцией в государстве не ведётся…»

– Вы точно уверены, что условия для дестабилизации положения в России сейчас действительно благоприятные? – исподлобья покосился на директора ЦРУ Президент. – Я что-то не слышал, чтобы там наблюдались сейчас какие-либо массовые народные протесты.

– Уверен, – решительно кивнул тот. – Фундамент власти в России – гнилой. Да, протестов сейчас там нет. Но мы создадим эти протесты искусственно. Внушим людям, что их права безнаказанно нарушаются, и что они очень плохо живут. Точно так же, как мы это делали в своё время в Советском Союзе, в странах Восточной Европы и Ближнего Востока. И нам в этом везде сопутствовал успех.

Бард выпрямился.

– Господин Миллер, вы осознаёте, какое огромное, жизненно важное значение имеет эта операции для нашей страны? – негромко, но строго спросил он.

– Осознаю, – не мигая, ответил Миллер.

– Вы гарантируете положительный результат?

– Гарантирую, – подтвердил директор ЦРУ.

– Хорошо, – промолвил Президент, – я согласую выделение вам этих средств с Конгресом.

10

Я любил отдыхать на Гавайях.

Я – это автор читаемого вами сейчас повествования. Позвольте отрекомендоваться – Эдгар Морвуд, бывший агент отдела специальных операций ЦРУ.

Тёплый климат, богатая природа делали Гавайские острова воистину райским уголком. Когда приходило время отпуска, я всегда летел туда. Предпочтение отдавал Гонолулу, как и все любители сёрфинга (а я был настоящим фанатом сёрфинга!), ибо лучшего места, чем Вайкики, – так назывался район, где находились пляжи, – для него было не найти.

Ах, сёрфинг! Какая же это классная штука! Какой же это адреналин! Сколько бы я сейчас отдал, чтобы снова встать на доску и взмыться на гребне волн!

Попаришь так в воздухе до сумерек, вернёшься в отель, зайдёшь в бар – а там Тони со своим джаз-бэндом…

Хороший был мужик, этот Тони. С ним всегда было приятно поговорить. Порой я ему даже завидовал. Живёт, вот, в таком раю круглый год. Ни забот, ни хлопот. Ничем не рискует. А тут мотаешься по всяким, там, «горячим точкам», и никогда не знаешь, удастся ли тебе вернуться оттуда живым или нет…

Темнеет. Я прихожу в номер, расставляю на столе бокалы, наполняю их вином и жду, когда в дверь раздастся условный стук.

Он обязательно раздастся. С Мари у нас давно установились близкие отношения. Это официантка отельного бара. Я познакомился с ней в самый первый свой сюда приезд. Сочные губы, широкий рот, миндалевидный разрез глаз – в ней всё, абсолютно всё, дышало сексом.

Слово за слово, мы разговорились, возникла взаимная симпатия, и на следующее утро мы проснулись в общей постели. И после этого стали встречаться регулярно.

Можно ли это было назвать любовью? Скорее всего, нет. Нам вполне хватало эпизодической близости. Нам просто было друг с другом хорошо.

Джек Николсон, однофамилец и тёзка известного киноактёра, замшелый, невзрачный, постнолицый человечишка с внешностью придворного церимонимейстера, «адъютант» моего шефа, появился вечером…

Собственно, он всегда появлялся вечером, понимая, что неприятные новости лучше преподносить ко сну, чтобы не портить человеку весь день. А его визит означал только одно – что отдых закончился, и что пора возвращаться в «пекло».

– У-у-у! – удивлённо выпятил губу он, когда я вошёл в сверкающий разноцветным кафелем холл отеля. – Тебя прямо не узнать – вылитый негр.

Мы обменялись рукопожатием. Николсон дружески потрепал меня по плечу.

– Чего такой кислый? – поинтересовался он.

– А чему веселиться? – вздохнул я. – Разве от тебя можно ожидать чего-то хорошего?

– О-о-о, я смотрю, ты совсем обленился. Сколько ты уже отдыхаешь?

– Месяц.

– И что, не надоело?

– Хорошее никогда не может надоесть. По правде говоря, я рассчитывал, что ты оставишь меня в покое ещё хотя бы недельки на две.

Николсон беспомощно развёл руками.

– Не могу, дружище, не могу. Поступила команда доставить тебя в Лэнгли[4]. Так что иди, высыпайся, а назавтра в путь. Самолёт в десять утра.

– Слушаюсь, – шутливо козырнул я, после чего мы расстались…

Я поднялся на четвёртый этаж, прошёл по освещённому флуоресцентными лампами и напоминающему аэропортовский проход к терминалу коридору, миновал огромную приёмную, вошёл в обитую кожей дверь и оказался перед шефом – директором Центрального разведывательного управления Скоттом Миллером.

– А загорел! А поправился! – рокочущим басом поприветствовал меня он. – Сразу видать, с курорта!

Падавший от окна свет отражался в затемнённых стёклах его очков и не позволял разглядеть выражение его глаз. Да, собственно, мне это было и не нужно. Я ни капли не сомневался, что они были такими же холодными и безжизненными, как и всегда. Миллер не относился к числу людей, способных выражать свои эмоции. Он даже в минуты гнева сохранял каменное выражение лица. Порой мне казалось, что это вовсе не человек, а какой-то биоробот.

Это был Генерал. Генерал с большой буквы, настоящий, в самом полном значении этого слова: властный, хладнокровный, расчётливый, ладно скроенный, с большим белым лбом, который казался ещё больше оттого, что его обладатель спереди лысел, и с аккуратно подстриженными на висках, проникнутыми сединой, волосами.

Мы уселись за приставной стол. Миллер выбросил руку вперёд. Недокуренная сигара описала в воздухе дугу и исчезла в стоявшей в углу кабинета урне.

– Где отдыхал? – полюбопытствовал он.

– Где обычно, на Гавайях, – ответил я. (Как будто он этого не знает!)

– Хорошо отдохнул?

– Хорошо.

– Как настроение?

– Боевое.

– Запас сил?

– На максимуме.

– Вот и замечательно, ибо дело, которое тебе предстоит, очень важное.

– А раньше у меня, что, были не важные дела?

– Важные. Но это самое важное.

Миллер сменил положение тела в кресле, взял листок бумаги, написал на нём число и показал мне.

– Это твой гонорар, – пояснил он.

У меня перехватило дыхание: число было семизначным. Таких высоких гонораров мне ещё никогда не выплачивали.

– Но только в случае успешного проведения операции, – вскинул указательный палец шеф.

– Куда на этот раз? – осведомился я.

Ответ Миллера заставил меня помрачнеть.

– На твою историческую родину. В Россию.

Я непроизвольно округлил глаза. Россия меня пугала.

Да, я был в какой-то степени русским. Я родился на Украине и прекрасно владел русским языком. Но это уже была для меня не Родина, а совершенно чужая для меня страна. Я эмигрировал в Америку давным-давно, более тридцати лет назад, вместе с родителями, в далёком-далёком детстве.

– Нет, если ты сомневаешься в своих силах, то так и скажи, – проговорил, заметив мою заминку, Миллер. – Если ты не хочешь браться за это дело, мы подберём кого-нибудь ещё.

Мой взгляд опять упал на листок с суммой обещанного гонорара.

– Не надо никого подбирать. Я в игре, – отсёк я.

– Ну вот и прекрасно, – осклабившись, подвёл черту моим сомнениям Миллер…

Глава первая

1

Россия, Москва

Кафе «Панорама», как обычно, было забито под завязку. Гремела музыка, клубился табачный дым, на стенах пульсировали разноцветные блики вращающихся под потолком зеркальных шаров. Суетливо сновавшие по залу официанты едва успевали принимать сыпавшиеся как из рога изобилия заказы.

– Гляди, Белоснежка и Гном, – тихонько шепнул бармен своему напарнику, осторожно кивая на сидевшую в дальнем углу зала пару – пышногрудую блондинку и низкорослого неряшливого кавказца, лицо которого уродовал тянувшийся от уха до подбородка багровый шрам.

Напарник усмехнулся, и они тут же отвели глаза. «Гном» был горяч и, несомненно, вступил бы в конфликт, заподозри неуважение к своей персоне. А конфликт с ним ничего хорошего не сулил. Мансур Идигов, – так звали кавказца, – был чемпионом страны по боям без правил, и бармены это знали.

Люба Короткевич, – так звали блондинку, – довольно часто бывала в этом заведении. Оно ей нравилось. Здесь было шумно, весело, присутствовал приятный глазу антураж, да и контингент собирался, образно говоря, перспективный. На первых порах она приходила сюда со своей подругой, но затем у каждой из них появился свой ухажёр. У подруги в плане жениха оказалось всё нормально, а вот у Любы с этим поначалу не задалось. Между ней и её первым приятелем вскоре произошла ссора, и они расстались. Но, как говорится, нет худа без добра. Случайная встреча в гольф-клубе, где она работала администратором – и вот он, новый кавалер.

Люба любила мужчин. Именно мужчин, в самом полном значении этого слова. Внешность была для неё второстепенна. Люба в первую очередь ценила силу, и Мансур с этих позиций её просто покорял.

Они разговаривали, смотрели друг на друга. Мансур рассказывал о последних соревнованиях в Махачкале. Люба слушала, кивала, и тут её внимание привлёк стоявший у входа в зал человек.

Студент Игорь Бобров пристально вглядывался в публику. В его мутных, налитых кровью глазах играл «дьявольский огонь», «зажжённый» обильным количеством выпитого только что спиртного. Это был её «бывший».

Люба подалась вправо, спрятавшись за Мансура.

«Однако, лучше будет уйти», – подумала она.

Дождавшись, когда Бобров пройдёт к бару, она взяла Идигова за руку и, мило улыбнувшись, предложила погулять.

– Здесь очень душно, у меня начинает болеть голова, – притворно сморщилась она.

Мансур не возражал. Он положил под бокал несколько купюр, они вышли из-за стола и, огибая танцующих, стали пробираться к выходу. Но едва они окунулись в прохладный вечерний воздух, как Идигов вознамерился вернуться назад.

– Я ненадолго, – сказал он. – Мои баки переполнены, и это создаёт определённый дискомфорт.

Они рассмеялись, Мансур скрылся за дверьми, а Люба отошла в сторонку и принялась ждать.

И тут из кафе вылетел Игорь.

Завидев бывшую подругу, он остановился, приосанился, по-блатному засунул руки в карманы и прокричал:

– А-а-а, вот ты где! Ну, здравствуй!

Люба раздражённо сжала губы. Чёрт бы его побрал!

– Игорь, уйди, пожалуйста, – мягко попросила она. – У нас с тобой всё кончено. Мы с тобой, по-моему, это уже решили. Уйди, пока не появился мой парень.

Но Бобров уходить категорически не пожелал.

– Ах, вот оно что! Понятно. И кого ж ты себе нашла? Может, покажешь?

– Я не рекомендую тебе с ним встречаться.

– Ах, не рекомендуешь! А почему? Боишься, что я сделаю из него бифштекс?

– Скорее это он сделает из тебя бифштекс, – уже строже проговорила Люба. – Игорь, я тебя прошу, уходи, не нарывайся.

– А почему это я должен уходить? – запальчиво прокричал Бобров и сделал несколько шагов вперёд. – Показывай, под кого легла, подстилка!

Следовавшие мимо прохожие стали останавливаться. Люба почувствовала, что в её душе начинает бурлить вулкан.

– Пошёл вон! – прошипела она.

– Че-го?!

– Чего слышал.

– Я не понял, это ты мне?

– Тебе.

– Шлюха ты подзаборная! Да ты знаешь, кто я такой?

Между Любой и Игорем вспыхнула перепалка. «Дискуссия» развивалась по схеме «кто кого переорёт».

Собравшиеся в стороне зеваки с любопытством наблюдали за развитием конфликта. Некоторые, следуя возникшей с появлением электронных гаджетов моде, снимали происходящее на мобильный телефон.

Взаимные словоизвержения прервало появление Мансура.

– Что здесь происходит? – строго спросил он.

Игорь обернулся, смерил соперника подчёркнуто насмешливым взглядом, картинно выкатил глаза так, что могло показаться, будто они сейчас повиснут на ниточках, и, повернувшись к Любе, презрительно произнёс:

– Это что, он? Этот урод?

На лице Мансура не дрогнул ни один мускул. Бобров фальшиво рассмеялся, расправил плечи и развязно изрёк:

– Вали отсюда, пока цел. Эта тёлка пойдёт со мной. Я её снял, – и он самым беззастенчивым образом хлопнул ладонью по мягким тканям Любы, за что тут же получил сочную пощёчину.

– Может ты и меня снимешь? – невозмутимо спросил Идигов.

– Захочу – сниму.

Последовал резкий хук в челюсть. Бобров упал. Мансур вытащил из кармана носовой платок и брезгливо отёр пущенный в действие кулак.

– Ты там живой? – наклонился он к поверженному «оппоненту».

Игорь лежал без движения и лишь беззвучно разевал кривую прорезь рта.

Идигов потормошил его за плечо.

– Эй, ты там как?

Из уст Боброва вырвался слабый стон. Мансур выпрямился.

– Цел, – констатировал он. – Минут через сорок аклимается.

Идигов взял Любу за руку, и они неторопливо зашагали прочь. Зеваки взирали ему вслед со страхом…

На следующее утро Люба проснулась поздно. Она сладко потянулась, поднялась с кровати, прошла в ванную, приняла душ. Затем проследовала на кухню, налила чаю, включила телевизор. Чашка едва не выпала из её рук.

«Накануне вечером в Москве, у кафе „Панорама“, ударом в лицо был убит студент Игорь Бобров, – сообщал диктор. – Убийца установлен. Это чемпион России по боевым единоборствам Мансур Идигов. Преступник объявлен в федеральный розыск».

Слова ведущего сопровождала сцена вчерашнего конфликта, заснятая кем-то на мобильный телефон…

2

Россия, Санкт-Петербург

Студентка Олеся Куркина вышла из университета и направилась к импровизированной стоянке машин, на которой ярко выделялась её белая «Тойота» – подарок родителей за успешную сдачу ЕГЭ. Усевшись за руль, она положила сумочку на пассажирское место, завела мотор и стала выруливать между стоявшими по обе стороны «Жигулями»: «Понаставили своих „унитазов“ – не развернёшься».

Демонстративно отвернув нос от проходивших мимо сокурсников: «Коммон херд!» (стадо простолюдинов; англ.), – она выехала на шоссе и помчалась домой.

У Олеси были основания для такого высокомерного отношению к окружающим, ведь она относилась к категории «золотой молодёжи». Мать – председатель городского суда, отец – ответственный сотрудник городской прокуратуры. Как говорится, со всеми вытекающими отсюда для Олеси последствиями. Ей всё давалось легко. Она никогда не знала нужды. Но вот сегодня перед ней стояла очень острая проблема, которая её очень нервировала: вечером в «Юбилейном» будет петь Лепс[5], а в её обширном гардеробе нет ничего нового.

А ведь на концерте будет вся питерская знать! В том числе и вызывавшая в ней чувство соперничества губернаторская дочка.

«Крашеная кукла! Точно вырядится во что-нибудь эдакое. Папаня на днях вернулся из Парижа и наверняка ей что-нибудь привёз.

Что же делать? Может как-нибудь скомбинировать старые наряды и за счёт этого создать эффект новизны?…»

Мысли Олеси прервала старая, потрёпанная «четвёрка». Она тащилась впереди и мозолила глаз заключённым в жёлтый треугольник восклицательным знаком – «знаком новичка».

Олеся сбросила скорость и раздражённо вдавила клаксон: езжай, мол, быстрее, урод! «Четвёрка» не реагировала. Тогда она включила «дальняк»: мол, сдай в сторону! Реакция по-прежнему нулевая.

Олеся, чертыхнувшись, повернула руль, резко ускорилась и выполнила обгон через «встречку». Вернувшись на покинутую полосу, она обернулась и показала сидевшему за рулём «Жигулей» парню «фак». И тут машину сотряс удар. Олеся инстинктивно нажала на тормоз и выглянула в окно. Представшая её глазам картина была ужасной. На асфальте, на белой «зебре», дымились вывалившиеся наружу кишки. Из лежавшего под её машиной раздавленного мальчика ручьём текла кровь, а чуть поодаль в предсмертных судорогах корчились два его приятеля, которые вместе с ним переходили дорогу.

Олеся изо всех сил надавила на газ и быстро скрылась. Её совершенно не заботило, что она только что лишила жизни трёх детей. Её беспокоило другое – что из-за этого её теперь могут лишить машины…

3

Россия, Владивосток

– Вы позволите, Николай Макарович?

Губернатор Приморского края Николай Макарович Сидорчук, тучный мужчина с красным, излучавшим непреклонную властность, лицом, поднял глаза и посмотрел на просунувшего голову в дверной проём референта. По кабинету прокатился басистый рык:

– Позволяю, входи.

Референт плотно притворил за собой дверь, просеменил, ссутулясь, к губернаторскому столу и, почтительно наклонившись, положил перед начальником список имён и фамилий.

– Это записавшиеся на сегодняшний приём, Николай Макарович.

Сидорчук вгляделся в бумагу.

– Ястребов, Дорошенко, Гройсман, – лениво прочёл он. – Хм, а кто такой Гройсман?

– Новый управляющий краевым филиалом ВТБ.

– А-а-а, – раздражённо отмахнулся губернатор. – Небось, пришёл упрашивать вернуть кредит. Подождёт. Пустишь его последним. Андреев, Натансон… Ну, с Натансоном всё понятно: будет просить денег на свой грёбаный театр. Пустишь его предпоследним. Нарышкин… Этот опять со своей автотрассой. Хон Ен Мин… Так, а это кто?