Лже-Абсолют

Следовало бы спросить гостью: «Кто убил?», но… вдруг это сделала именно она? Или нанятый ею человек?.. Наивно интересоваться у преступника, кто совершил преступление!

– Почему я должен вам верить? – сказал Федор.

– Потому что ваша коллега УЖЕ ПОСТРАДАЛА.

– И теперь моя очередь?

– Возможно.

– А вы решили стать моей спасительницей?

– При выполнении определенных условий.

…Итак, от него что-то хотят. Считают, будто он обладает важными сведениями. Есть шанс, что пока не станут применять «радикальных действий»? Надо постараться хоть как-то прояснить ситуацию… Но как развернутся события, когда выяснится, что он НИЧЕГО НЕ ЗНАЕТ? Его уберут «за ненадобностью»?

Пока же тянуть время, выспрашивать, выведывать, чтобы хоть что-то понять!

– Кто вы? – задавая вопрос, Федор прекрасно осознавал, что и сейчас не получит правдивого ответа. Либо она уйдет от него, либо «придумает отмазку». Впрочем, из потока лжи можно выудить кусочек правды.

– Это сложно объяснить, – промолвила незнакомка.

– Попытайтесь. Не такой уж я дурак.

– Мне понятна ваша ирония. Только то, что я вам сейчас скажу, не вписывается в традиционные представления, противоречит логике и вообще больше похоже на сказку.

– Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, – тихонько напел Федор строчку из старой песни.

– Вижу, вы уже окончательно пришли в себя, – улыбнулась незнакомка. – С чего мне начать? – Представьтесь для начала.

– А вы поверите, что я назову свое настоящее имя?

– Нет.

– И как бы вам хотелось меня назвать?

– Про себя окрестил вас Поэтессой.

– Очень оригинально. Пусть таковой и останусь.

– Мне кажется, вас вижу только я? Павел Петрович, чье день рождения мы отмечали, уверял, будто никакой поэтессы за нашим столиком в ресторане не было. Вот так: не видел вас и не слышал стихов.

– Значит, он не интересуется поэзией, – улыбнулась ночная гостья.

«Это не ответ!»

– Я ответила, – возразила собеседница. – Судя по тому, что я услышала на вечеринке, Павел Петрович – чистый прагматик, ему до искусства, как до Луны. Вы же – другой. Для вас поэзия – жизнь, любовь, музыка…

– Вы и об этом знаете!

– Достаточно посмотреть человеку в глаза… Вы так слушали меня!

– Мы отвлекаемся, уважаемая Поэтесса. Время загадочных недомолвок пора заканчивать.

– Хорошо, объясню популярно. Но отнеситесь к моим словам серьезно.

– Постараюсь.

– Уж, постарайтесь! Не забывайте о судьбе своей коллеги.

При воспоминании о несчастной Лене, Федор внутренне напрягся и стал ожесточенно внимать каждому слову Поэтессы.

Глава пятая

Женское коварство

– …Я не случайно привела вам пример с Павлом Петровичем. Человек видит то, что желает видеть. И в том его первая ограниченность. Но это – полбеды. Гораздо хуже, что многое ему НЕ ПОЗВОЛЕНО ВИДЕТЬ.

– Не позволено кем? – сразу же спросил Федор.

– Возьмем хотя бы фактор реальных биологических возможностей. Человеческий глаз различает лишь определенные цвета, характеристики вещей и процессов, у него резко ограничено поле действия и других органов чувств – слуха, обоняния… Здесь ему дадут фору даже многие представители животного мира.

«Мой нюх, как у собаки, а глаз, как орла», – сразу припомнилась Москвину песенка из известного мультфильма.

– В итоге, – подытожила Поэтесса, – в мозг поступает очень небольшой объем информации. И только эти крохи человеком и анализируется…

«Она собирается рассказывать мне общеизвестные истины? Или тут отвлекающий маневр?»

Ночная гостья поймала его мысль, точно опытный зверолов блуждающую по лесу дичь:

– Я вас понимаю: хочется поскорее – к сути. Но эта «общеизвестная истина» является для человека и счастьем и величайшей трагедией. Почему счастьем?.. Потому что он лишен возможности познания многих проблем Вселенной. И не дай Бог, при его уровне развития и мышления, когда-нибудь их узнать! Почему трагедией?.. Он, точно слепой котенок в поисках молока. Ему подсовывают спасительное блюдце, а он думает, что нашел его сам. Возрастает наивная уверенность в собственных грандиозных познаниях. Человек «перестает» быть просто творением, и считает себя едва ли не подобным Творцу.

– А на самом деле?

– На самом деле все «грандиозные познания» – полный миф. Как я уже сказала, люди продолжают блуждать по лабиринтам невежества. Но при этом почти каждый воображает себя то ли Моисеем (Библейский пророк, вывел свой народ из Египетского плена. – Прим. авт.), то ли Данко (герой рассказа М.Горького, который вырвал у себя из груди сердце, и осветил им путь своим сородичам. – Прим. авт.). Стоит ли объяснять ужас подобного зазнайства?..

– Не слишком ли вы принизили человека? Расщепление атома, полеты в космос, создание уникальных медицинских препаратов – невежество?

– Помилуйте, Федор Николаевич! Все это – лишь поверхностное прикосновение даже не к Тайне, а к ее оболочке. Поэтому тот же атом или космические путешествия скоро обернутся такой трагедией! ЧЕЛОВЕК НЕ ЗНАЕТ ПРАКТИЧЕСКИ НИЧЕГО, чтобы говорить о нем, как о некоем высшем существе. Ему неведомы ни левитация, ни телепортация, ни мысленное общение с сородичами, для него закрыта дверь, как в параллельные миры, так и в свое собственное прошлое и будущее. Время ограничено реалиями сегодняшнего дня, поэтому реальной «исторической памяти» нет, и никогда не будет. Вы сказали об уникальных медицинских препаратах… И в чем их уникальность? В том, что средний человек не доживает до восьмидесяти, причем лишь половина этого времени относится к жизни активной? Примеров сотни!.. Вы даже не в силах разгадать загадку сущности дельфинов…

«Она сказала «ВЫ»?! А кто же тогда она? Инопланетянка, что ли? Вот бы спросить ее: «Зачем вы посетили нашу скучную планету, где обитает кучка недоумков? Интересно, что ответит? Посмотреть хоккейный матч Россия-Канада? Или послушать шоу очередного политика-юмориста?» Вслух же он произнес другое:

– Выходит, мы со свиным рылом, да в калашный ряд?..

– Выходит, – подтвердила Поэтесса. – Но тут уж ничего не поделаешь. Что в вас заложено, то заложено.

Федору вся эта комедия стала надоедать. Для чего она несет ненужный философский сор? Она была гораздо привлекательнее, когда читала стихи. Но в данном случае его интересует не поэзия, а конкретика ЕГО ДЕЛА.

– Я продолжу, – сказала ночная гостья, – чтобы вам стала понятна цель моего визита. – Сделайте одолжение.

– Что вы знаете о пирамидах?.. Не смотрите на меня дикими глазами, уважаемый без пяти минут доктор наук. Ваши познания ничтожны! Ничтожнее муравья перед беспощадным сапогом человека…

«Вот так, изучаешь, лезешь из кожи вон, а тебе сообщают, что ты полное дерьмо…»

– Вы рассматриваете пирамиды как «инструмент в руках венца творения». Но это – нечто большее, путь в иные миры и измерения планеты, тайные ходы в прошлое и настоящее. Пирамиды существуют вне влияния человека, даже если построены его руками.

– Вы не открыли Америки. Я слышал, будто цивилизация майя перешла по неведомым тоннелям пирамид в другое измерение. Извините, слишком похоже на сказку.

– Странно слышать это именно от вас. Что вы почувствовали, когда впервые вошли в пирамиду? – Имеет ли это значение? – И все-таки?

– Я почувствовал… Я мог почувствовать, что угодно. Я ученый. И мне тридцать четыре года.

– Хорошо, – медленно произнесла Поэтесса, – а как я попала в вашу квартиру? – Было бы желание…

– Замок не тронут, дверь на цепочке.

– Возможно всякое.

– Но ведь вы были на войне, даже в разведке. И к вам так легко оказалось проникнуть? Вы наверняка реагируете на малейший звук.

– Пожалуй, – согласился Москвин.

– Тогда как?..

– В жизни случаются чудеса.

– То верите в них, то не верите. Остается одно средство, чтобы вы ОКОНЧАТЕЛЬНО ПОВЕРИЛИ. Дайте руку…

Федор секунду колебался, но потом решился. Не хотелось, чтобы его посчитали трусом. Но едва пальцы коснулись руки незнакомки, он ощутил электрический разряд. А дальше…

Его донимали холодный ветер и мелкие противные капли дождя. Как так? В квартире тепло, включили отопление. И тут он понял, что находится не в квартире, а на улице. Рядом – подъезд ЕГО ДОМА, посмотрев вверх, Федор увидел одинокую полоску света на шестом этаже. Там, где его спальня…

– Видите, – сказала Поэтесса, – как все легко и просто.

«Мы спокойно переместились в пространстве?! Не может быть. Она каким-то образом ввела меня в транс, вывела на улицу, и… я здесь!»

А дождик проникал и проникал через легкую материю домашнего халата. Федор поежился.

– Продолжим путешествие? – лукаво предложила незнакомка.

– Не стоит. Не при параде я…

– Вы так до конца и не верите, считаете, будто я увлекла вас сюда обманом. Тогда еще одна экскурсия. На сей раз приятная.

И опять она взяла его за руку.

…Он был в знакомом ресторане, вокруг – коллеги, и виновник торжества маленький круглолицый Павел Петрович. Все болтали, хохотали, травили анекдоты, однако внимание Москвина полностью сосредоточилось на Поэтессе. Она была в самом центре компании и, одновременно… вне ее. Она поднялась, внимательно наблюдая за Федором: глаза в глаза! А что же остальные?.. Они будто бы и не замечали ее?!..

– Дружище, ты пробуравишь во мне дырку, – сострил один из сотрудников.

– Не на тебя он смотрит, а на твою соседку, – возразил ему Павел Петрович, – на нашу милую секретаршу Анжелу Ивановну, точнее – на ее сумасшедшее декольте…

Получается, что гости за столом даже НЕ ВИДЕЛИ Поэтессу(?!). И вновь Федор услышал звонкий голос декламировавший знакомое: «Июль пылал невыносимым зноем».

«Что со мной?.. Мираж?.. Безусловное давление на мой мозг?..»

Федор протер глаза… Видение не исчезало, все оставалось по-прежнему: день рождения, ресторан, веселая толпа. Надо объяснить им, что ничего этого нет! Как объяснить?

Внезапно Федор подумал о том, КАКОЕ СЕГОДНЯ ДОЛЖНО БЫТЬ ЧИСЛО? Поэтесса посетила его в ночь с шестнадцатого на семнадцатое. Значит, собирались они в ресторане пятнадцатого.

– Сегодня пятнадцатое? – на всякий случай спросил Москвин у соседа.

Тот кивком подтвердил. Выходит СЕГОДНЯ ДЕНЬ, КОГДА УБИЛИ ЛЕНУ. Есть возможность предупредить ее, спасти!

Он схватил телефон, однако в голове вихрем пронеслись слова Поэтессы:

– Вы не можете менять ход истории.

– Смогу! Еще как смогу!

– Уже ничего нельзя сделать…

– Можно!!!

Поэтесса потянула к нему руки, ясно – хочет увести обратно, в настоящее. Он вскочил и побежал, не обращая внимания на удивленные взгляды сослуживцев. Однако как убежать маленькой лошаденке от реактивной машины! Куда бы Федор ни заворачивал, везде видел ее, Поэтессу!

Курительная комната оказалась пустой. Именно здесь и произошел решающий разговор.

– Дайте руку, Федор Николаевич!

– Я хочу СПАСТИ ЕЕ!

– Лена уже мертва! Ее убили двадцать минут назад.

– Господи!.. Почему мы не оказались здесь раньше?..

– Я уже объясняла. Федор Николаевич, вы только навредите себе.

– А вы безжалостны!

– Жалость здесь не причем. Позже поймете.

Федор продолжал сжимать в руках телефон, казавшийся сейчас таким бесполезным… ЕЕ УБИЛИ ДВАДЦАТЬ МИНУТ НАЗАД!

– Дайте руку! – повторила Поэтесса.

Москвин терпеть не мог, когда кто-то (пусть даже начальство) диктовал ему условия, обычно в этот момент внутри него до предела натягивалась струна неповиновения, он становился неуправляемым. Легко мог совершить поступок, о котором впоследствии бы пожалел. И все равно шел напролом, поскольку был уверен в своей правоте.

Но сейчас он остановился, задумался…

Бежать в институт?.. Он лишь себе навредит, застукают на месте преступления, сразу станет подозреваемым. Органам ведь у нас только прицепиться, есть козел отпущения – есть очередная награда. А козлик он вполне подходящий! – …Дайте руку! – повторила Поэтесса.

Вновь непонятная сила скрутила Федора, дробя его волю и убеждая в правильности сомнений. Этой силе он противостоять не мог. А потом и не захотел. Он протянул руку!

…Федор опять находился в своей квартире; все как обычно, и даже Поэтесса не исчезла, наоборот, она по-хозяйски расположилась в кресле, с удовлетворением наблюдая за пережившим неожиданное путешествие хозяином. У Москвина заломило виски, перед глазами быстро-быстро побежали волны.

Он действительно только что снова посетил тот злополучный ресторан?

– Так ЭТО БЫЛО? – он не узнал свой охрипший голос.

– Нет, мы пробежались до ванны и обратно, – усмехнулась Поэтесса. – Опять недоверие? Да вы, сударь, покруче любого солипсиста (философское учение, где реальным признается только мыслящий субъект, все остальное существует только в его сознании. – Прим. авт.). Тогда последнее доказательство. Ваш изумительный синяк… Что там говорили про свою уникальную медицину? Сколько времени ей потребуется, чтобы вылечить его?.. А я сделаю это за секунду.

Поэтесса приблизилась к Федору, коснулась его лица. Он ощутил боль, точно от укола, однако длилась она лишь мгновение.

– Теперь посмотритесь в зеркало.

Поразительно: от недавней синевы не осталось и следа! И это действительно оказалось ПОСЛЕДНИМ АРГУМЕНТОМ.

Поэтесса то ли поняла его, то ли прочитала мысли. Из ее груди вырвался легкий вздох облегчения:

– Наконец-то! А ведь потеряли столько времени.

Внезапно она напряглась, лицо покрыла печать тревоги. Женщина воскликнула: – Жаль не успею…

– Чего не успеете? – спросил Москвин.

Но она будто не слышала его, лишь сокрушенно качала головой:

– Ничего не бойтесь.

– ?!!

– Они не те, кем кажутся. Я буду рядом и при необходимости приду на помощь.

Дальше все – как в пьесе абсурда. Поэтесса резко развернулась, двинулась в сторону кухни, и почти тут же раздался звонок в дверь, который на мгновение отвлек внимание Федора. А когда он вновь перевел взгляд на гостью, то увидел, что ее… нет. Исчезла(?!)

Он осмотрел кухню, ванную, заглянул на балкон… ЕЕ НЕТ!

Звонок – настырный, очень похожий на тот, утренний, когда Федора посетили следователи. Только сейчас он казался еще более неприятным, пробуждающим в душе безысходность.

– Кто? – спросил Федор и услышал резкий ответ, от которого кошки на душе заскребли: – Полиция!

– Опять полиция? Его все-таки подозревают? Считают, будто он каким-то образом причастен к смерти Лены?

«А это правда полиция?»

Высокий парень с лошадиной мордой сунул ему под нос удостоверение. Второй, коренастый, со стрижкой под бобрик, едко улыбнулся:

– Собирайтесь, господин убийца. Вот постановление на ваш арест.

Федор прочитал документ, все печати, штампы на месте… Почему его подозревают?! Надо связаться с адвокатом. А есть у него хоть один знакомый?.. Конечно, нет. Разве мог Федор предполагать, что когда-нибудь ему ПОТРЕБУЕТСЯ Адвокат!

– Не могли подождать до утра? – вздохнул Москвин. – Еще полиция…

– Правильно, – хихикнул коренастый, – вы теперь живете в полицейском государстве.

От шутки и тона, которым она была произнесена, внутри Федора все перевернулось. Коренастый, с его развязными, самоуверенными манерами, немытыми сальными волосами и дурным запахом изо рта пробуждал дикую неприязнь. От таких людей хочется поскорее отгородиться великой китайской стеной.

А тот словно специально подливал масло в огонь:

– Одевайтесь поскорее. Или вам подсобить?

«Услужливая тварь!»

Когда спускались по лестнице, Москвин впервые ощутил некоторое облегчение именно от ночного визита полиции. Из соседей – никого. А то что бы они подумали, если бы его вот так повели днем? Конечно, он ни минуты не сомневался, что его оправдают, но доказывай потом остальным, что ты не верблюд. Хотя мнение других не слишком волновало Федора, но ему тут жить! И постоянно ощущать подозрительные взгляды – не слишком радужная перспектива.

На лестнице он споткнулся и тотчас получил толчок в спину:

– Не вздумай дурачить нас, господин убийца.

Федор хотел огрызнуться: мол, я еще не обвинен. Но подумал вдруг: «Что-то подозрительное в их поведении. Полицейские хотя бы внешне стараются соблюсти правила приличия. А эти похожи на уркаганов!»

И тут же ему припомнилась странная фраза Поэтессы: «Они не те, кем кажутся». Если она про них, то кто эти двое?

С другой стороны переименование милиции в полицию мало что решает. Поменяли им форму, – и что?..

На улице их тоскливо поджидала машина. Неприятный тип с сальными волосами приторным голосом произнес:

– Давай-ка вперед свои ручки. Наденем вот эти милые браслетики.

– Разве я собираюсь сбежать? – недобрые предчувствия Федора усилились. – Позвоните майору Селезневой, она…

И тут же получил удар под дых! Тип с сальными волосами расхохотался:

– Ты будешь учить меня, кому должен позвонить? Лучше заткнись, господин убийца! И принимай свое положение как должное.

Теперь Федору стало окончательно ясно: это оборотни, и действуют они по указанию тех, кто вряд ли стремится расследовать убийство Крамской. У них СВОЕ ЗАДАНИЕ! Возможно, они собираются точно также прикончить его самого. Считают, будто он в курсе дел своей коллеги? Сейчас никому ничего не докажешь, надо спасать собственную жизнь.

– …Понял меня, вонючка? – вновь хохотнул мерзкий тип в полицейской форме.

Его наглость сыграла ключевую роль. Федор видел перед собой высокомерных юнцов, каждый – лет на десять моложе его. Он воевал за свою страну, значит, и за них! А они ему вот такой монетой?!..

Последовал ответный удар, Москвин вложил в него всю мощь и массу. Удар раздробил типу с сальными волосами челюсть, он грохнулся на землю, и остался лежать без движения. Второй оторопел, потянулся к кобуре и потерял драгоценные мгновения. Федор нанес несколько ударов подряд, превратив лицо парня в удобное поле деятельности для пластического хирурга. Поверженный противник повалился под колеса автомобиля и, как и первый, затих.

Оставался шофер, этот явно был не из храбрых. Он сразу поднял руки, заныл, что не причем, что его заставили.

– Кто заставил? – крикнул Федор.

– Не знаю! Мне сказали, вас надо доставить…

– Куда?!

– Я не знаю… – как заведенный повторял шофер, – мне давали команду и только. Отпустите меня… Я исчезну.

«Все правильно, меня посетили ребята не из полиции. Они работают на кого-то еще».

– Если ты сейчас же не расскажешь, сука…

Слезы страха залили лицо шофера, отвратительно запахло экскрементами. Парень ныл и умолял, ныл и умолял…

«Может быть, он и не знает. Надо сообщить о нападении? Кому?.. Той же Селезневой…

А ты уверен, что она не связана с ними?»

Сейчас Федор не был уверен ни в чем! Бежать отсюда! Спрятаться!.. Где?

Он в нерешительности застыл… Время! В любую минуту могли появиться сообщники. А вон уже и автомобиль!.. Летит как обезумевший зверь! Зверь, от которого нет спасения.

По счастью он ПРОМЧАЛСЯ МИМО!

«А если я ошибся? Если эти парни как-то связаны полицией? Что меня ждет?!..»

Федор быстро обвел глазами улицу: «Видел ли кто-нибудь нашу драку? Хрен его знает! Наверняка отыщется какой-нибудь страдающий бессонницей пенсионер, ради скуки, наблюдающий за ночной жизнью. Если так, то что «свидетель» обо всем расскажет? А такой вариант: «Бандит напал на полицейских и покалечил их»?.. Дела!» Домой – нельзя. А куда можно?

Федор порылся в карманах: документов, из денег – одна мелочь. Все равно надо зайти к себе… Нельзя, никак нельзя! То есть зайти-то можно, а вот выйти?..

«И что я буду делать, имея при себе документы? Вдруг полиция остановит и попросит показать паспорт. У них глаза станут круглыми от удивления и восторга. «Это не вы ли тот самый Федор Москвин, что обвиняется в убийстве девушки и нападении на наших сотрудников?»

Снова шум проезжающих машин. И в какой-то из них может быть подмога его преследователям. Срочно бежать!..

Он быстро двинулся по улице. Зачем он идет в ту сторону? А В КАКУЮ НУЖНО? Каков план? Отсидеться, переждать? Где отсидеться? Чего переждать? У него нет ни родственников, ни близких друзей. А если бы и были?..

Со своей улицы он повернул на соседнюю, еще более спокойную и тихую. Тихую – пока, в этот предрассветный час! Но очень скоро город проснется, встанет на уши. И ему придется прятаться от каждого случайного взгляда. И не только от взгляда, повсюду сейчас камеры видеонаблюдения. Беглеца обнаружат быстро!

Что ему сказала Поэтесса? «Я буду рядом и при необходимости приду на помощь». И где она? Правильно говорят: женщинам верить нельзя…

И тут Москвину показалось, будто вновь слышит ее голос, она декламирует очередные стихи:

«Прикоснись ко мне хотя бы во сне.Когда лунный свет на полу серебром,Когда ночь темна, и в твоем окнеПляшут черные тени в огне голубом…»

Федора затрясло, теперь эта лирическая поэзия была для него проклятьем, предательством. Он не верил ни слову, но стихи вновь врывались в него, точно ласковый обман врача в душу обреченного неизлечимой болезнью:

«Пусть прозрачной и чистой приснится река,Пляж, заросший весь изумрудной травой.И согреет руки твоя рука,Зазвучит над рекой голос мой…»

– Пошла ты! – не выдержав, заорал Федор в пустоту улицы.

Он не верил не только ей, он НЕ ВЕРИЛ НИКОМУ! Он знал лишь одно: надо спасать свою шкуру! Как?

А в это время на другом конце города происходили не менее драматические события, героиней которых стала одна молодая особа. Она выходила из ресторана, активно поддерживаемая своим кавалером. Ей казалось, что она не идет, а плывет, словно яхта ее отца, по бесконечным водам океана. Волны бушуют, швыряют судно в разные стороны, и оно вот-вот перевернется…

– Осторожнее, Нинель! – умолял бой-френд. – Здесь ступенька, теперь еще одна…

– Да пошел ты! – отчаянно дыхнула перегаром девица.

– Нинель, – заныл парень. – Я же забочусь о тебе. Ты мне безумно нравишься.

– А ты мне нет, импотент гребаный.

– Импотент?.. Разве ты была не удовлетворена?

– Чем?! Твоим маленьким х…?

– Почему он маленький? – окончательно растерялся юноша.

– Спроси об этом у родителей, – и она заржала, как взбесившаяся лошадь.

– Я постараюсь исправиться…

– Рожденный ползать, милый, может только ползать…

Бой-френд терпел любые оскорбления, очевидно, Нинель ему сильно нравилась. Любопытно, что никто – ни официанты, ни швейцар не смотрели на эту пару с издевкой, или осуждением. Наоборот, все почтительно кланялись пьяной девице, или же предлагали бой-френду помощь. А Нинель, чувствуя безнаказанность, задиралась то к одному, то к другому, причем ее наглость все возрастала. Одному официанту она залепила пощечину, его коллегу – женщину ущипнула за зад, заявив, что хочет новых ощущений. И тут же, хохоча, бросила: «Не надейся, сучка!». Больше всего досталось толстому швейцару при входе, Нинель предупредила, что в следующий раз «засунет ему в задницу пылесос и высосет из брюха весь ненужный сор». Швейцар согнулся и подобострастно захихикал: – Ну и шутница вы!

Старик и Мастер, спрятавшись за соседним домом, наблюдали за этой картиной. Старик усмехнулся:

– Хорошенькое воспитаньице у дочки высокопоставленного лица.

– Какое воспитание! – ответил Мастер, – большинство нашей элиты выбились из низов, не только социальных, но и интеллектуальных. Кто стали в России первыми приватизаторами? Партаппаратчики, люди из торговой мафии, рэкетиры, да так называемые интеллигенты-революционеры…

– А чем вас не устраивают последние? – хитро подмигнул старик, – все-таки интеллигенты.

– По мне это самая страшная порода людей, Василий Петрович. Они – сознательные разрушители, Базаровы (герой романа И.Тургенева «Отцы и дети», являлся нигилистом, говорил, что его задача разрушать, а не созидать. – Прим. авт.) нашего времени. В конце концов, именно из этой «породы» вышли и Перовская, и Ленин, и Ельцин – вся жуть нашей истории.

– О, да вы философ! Чудненько, чудненько! С каким человечком опять познакомился! Никак закончили МГУ?

– Нет, другой университет, но не менее качественный. Одно время работал в банке, пока не попал под сокращение. Устроиться снова на такую же работу не смог. А жить привык на широкую ногу. Вот мне и предложили… новую «престижную должность», только уже иного качества.

– Каких метаморфоз в жизни не бывает! – согласился Василий Петрович. – Но смотрите, голубчик, она подходит к машине.

Фраза «она подходит к машине», конечно же, была слишком утрирована. Нинель окончательно сломалась, постоянно спотыкалась и падала. Бойфренд снова и снова поднимал ее из грязи, умолял быть осторожнее, ведь она так дорога ему. – Любимая, дай я тебя поцелую!

Нинель не оценила в должной мере ласки ухажера. То ли он был ей так неприятен, то ли сыграли проблемы с переполнением желудка спиртным, но она в ответ выплеснула ему в лицо значительную часть выпитого и съеденного в ресторане. Бой-френд однако, опять не сдавался (вот что значит истинная любовь: неважно к девушке, или состоянию ее отца), он лишь захихикал, утерся и продолжал подтаскивать подругу к автомобилю. И уже открыл дверцу…