Призрак Белой страны. Бунт теней исполненного (сборник)

Глаза Есенина вдруг оживились, он словно подсказывал Александру: «Не верь ему!». Горчаков невольно отступил…

Реальность оторвала его от странного видения. Время! Пора позвонить Черкасовой.

– Алевтина?..

– Что Алевтина? Театр сегодня не работает. Завтра и послезавтра – тоже. Траур по Федоровской.

Теперь люди не просто шли по улице Колчака-Освободителя, а бродили здесь точно по лабиринту. А потом вдруг в окне почты показалось лицо карлика. Он кричал:

– Я приду! Я обязательно приду!..

Глава третья

…Степанов, Прохоренко, Лапин…

И пусть театр не работает. Вполне возможно, что кто-то из них на месте.

Довольно быстро Горчаков оказался около белого с колоннами здания театра. Вокруг – небольшие группы людей, на лицах большинства из них застыли горечь и ужас. При входе – объявление с лаконичной надписью: «27, 28 и 29 мая спектакли отменяются. Траур по Зинаиде Петровне Федоровской».

Александр подошел к служебному входу, постучал. Долго не открывали, наконец, звякнули ключи, показалось сердитое небритое лицо:

– Спектакли отменяются!

– Мне нужен режиссер Степанов.

– Никита Никодимович занят, никого не принимает.

– Меня он примет.

– С какой стати?

– Я из газеты, вот удостоверение.

– Из газеты?! – дверь мгновенно распахнулись. – Значит, это вы с ним договаривались?

Горчаков понятия не имел, кто и о чем договаривался. Но удачным моментом следовало воспользоваться:

– Я.

– Проходите.

За Александром потянулась толпа, охранник зычно рявкнул, чтобы не рвались, потому что «все равно не пустит». Посыпались вопросы: «Кто убил Федоровскую?», «Кто заменит ее в «Грозе» и «Коварстве и любви»?», «Не снимут ли эти спектакли из репертуара?», «Почему кому-то сделали исключение и пропустили?» Охранник, долго не церемонясь, захлопнул дверь и вытер со лба капельки пота:

– Уф, достали! А вы проходите, господин. Никита Никодимович предупредил, что к нему приедет человек из Белгорода. Как-то бишь ваша газета?.. «Вопросы театра»?

– Именно так.

– Я провожу вас.

– Не стоит. Сам найду. Только объясните: куда? И как пройти?

Горчаков слушал и аккуратно оглядывался, опасаясь, как бы случайно не появился Никита Никодимович. Конечно, Александра в городе знают, не посмеют указать на дверь. Но и конфликта с этой неуправляемой гориллой – охранником хотелось избежать. А то вдруг выкинут, а потом извинятся. Очень нужны эти извинения!

– …Понятно, сударь? – услужливо поинтересовался охранник.

– Да, благодарю вас.

Горчаков уже поднялся на ступеньку, как с губ слетел еще один вопрос:

– Госпожа Прохоренко и господин Лапин здесь?

– Никого нет из труппы. Один Никита Никодимович.

По ступенькам – на второй этаж. По коридору промелькнула тень. Или Александру это показалось?

На дверях нет табличек. Куда ему? Охранник-горилла сказал: «Как поднимитесь по лестнице – четвертая комната?» Нет, через четыре комнаты?..

Похоже сюда. Вон и дверь слегка приоткрыта.

Александр легонько постучал, но никто не ответил. На всякий случай он толкнул дверь и увидел пустую комнату, дальше – дверь, которая, вероятно вела в следующую. Именно оттуда донеслись обрывки фраз:

– …ничем не выдать себя.

– А если докопаются? Там ведь не дураки.

Голоса принадлежали мужчинам. Через мгновение дверь открылась, они вошли в комнату, где находился Горчаков.

Одного Александр узнал его сразу: похожий на колобка, с глубокими залысинами человечек был никем иным, как режиссером театра Степановым Никитой Никодимовичем. Второй – высокий, темноволосый, с пышными усищами. «Не про него ли рассказывала Лика?»

– Я вас знаю, – голос у Степанова был нервным, срывающимся. – Вы газетчик.

– Да, работаю в «Оскольских вестях».

– Как вы прошли? Я ведь дал указание никого сегодня ко мне не…

– На то я и газетчик, чтобы проходить через любые препятствия.

– Я не намерен давать интервью.

– Всего несколько вопросов.

– Нет! Впрочем, – тут он посмотрел на черноусого и судорожно закивал. – Спрашивайте!

– Есть предположения, кому могла помешать Федоровская?

– У нее имелись недоброжелатели, – голос Степанова вдруг задрожал сильнее. – А у кого из талантливых актеров их нет? Бездари – те действительно никому не нужны.

– Недоброжелатели настолько ненавидели ее, что решились на убийство?

– В актерской среде не убивают. Зависть, интриги – да!

Но уголовщина!.. Нет, увольте!

– Однако Федоровскую убили.

– Ищите преступника в другом месте, не в театре.

– А какие лично у вас были отношения с Зинаидой Петровной?

– Нормальные, рабочие.

– Никогда не конфликтовали?

– Режиссер с актерами конфликтуют всегда. Это творчество, понимаете, творчество!

– А кроме театра Зинаида Петровна чем-нибудь занималась?

– Откуда мне знать? Я с ней не ходил чай пить.

– Настоящий актер целиком отдается только искусству, – впервые вступил в разговор усатый.

– Простите, ваше имя-отчество?

– Не важно. Я человек посторонний. Ко всему, что здесь произошло, отношения не имею.

– И Федоровскую не знали?

– Никого он не знал! – взвизгнул Никита Никодимович.

– Время интервью закончено.

– Но еще остались вопросы.

– Никаких вопросов! У меня дела, траур и… привет Черкасовой!

Режиссер стремглав пронесся мимо Горчакова. Усатый усмехнулся и пожал Александру на прощание руку.

Как быстро пролетают дни. Однако сегодняшний напомнил Горчакову мгновение: вроде бы только-только наступило утро, а уже глядь – вечер! С другой стороны – сколько всего сегодня случилось! И вот он уже дома, в любимом мягком кресле, пьет из большой кружки чай. Но мозг не прекращал работу, дело Федоровской принимало все более запутанный характер.

Зачем Корхов послал его в театр? Ничего существенного режиссер Степанов ему не сообщил. Ничего?!

Горчаков еще раз проанализировал то, что услышал от Никиты Никодимовича. Основной его мыслью было то, что в актерской среде не убивают. Но ведь актеры не святоши, им свойственны те же страсти и пороки, что и другим людям. Степанов идеализирует людей искусства? Нет, он явно имел в виду другое: Зинаиду Петровну убили не за то, что она перешла кому-то дорогу на театральной сцене. Она чем-то занималась еще. Чем?..

Подозрителен его приятель с большими усами. Он упорно отрицает свое знакомство с Федоровской, хотя Лика утверждала иное. Зачем ему скрывать, если ни в чем не виноват?

Странный разговор был между этими двумя. Горчаков постарался по памяти воспроизвести его как можно точнее:

– …ничем не выдать себя.

– А если они докопаются? Там ведь не дураки.

Первую фразу произнес тип с большими усами, вторую – Степанов. Чего так боится режиссер? И кто эти «не дураки»? И вообще, о чем речь?

Их разговор явно не предназначался для чужих ушей. Почему же дверь оказалась приоткрытой? Кто-то промелькнул в коридоре… Если раньше Горчаков не был до конца в этом уверен, то теперь не оставалось ни тени сомнения. Итак, некто приоткрывает дверь и пытается подслушать. Затем обращает внимание на шаги по лестнице и бежит. Вероятно, так.

Течение мыслей было прервано появлением служанки. Лена вошла с виноватым и просящим видом.

– Александр Николаевич?..

– Ну?

– Можно… поиграть с вашим героем?

Александр отнесся спокойно к несколько обескураживающей просьбе. Он лишь зевнул и отрицательно качнул головой:

– Не сегодня. Устал, много дел переделал.

– Тогда я пойду к инженеру Щербинину? Он не откажет.

– Ох, Лена доведут тебя до беды Цеткин и Коллонтай.

– Александр Николаевич, миленький, завтра утром я вернусь. И глаз не раскроете, а завтрак уже будет на столе.

– А как отреагирует жена Щербинина? Ей это вряд ли понравится.

– Ее вызвали в Чернянку (административный центр в Белгородской области. – прим. авт.). Какой-то тяжелый случай.

– Ладно, иди к Щербинину.

– Спасибо! – захлопала в ладоши Лена.

– Но потом не забудь зайти к его жене.

– Зачем?

– Пусть осмотрит. Не принесла ли чего? Муж-инженер калечит, жена-доктор лечит.

– Типун вам на язык, Александр Николаевич, – воскликнула Лена и убежала.

Горчаков был рад остаться один. Никто больше не помешает ему сосредоточиться на деле убитой актрисы.

В который раз он попытался выстроить хоть какую-то схему расследования. Не получалось! Слишком мало фактов.

Нет, не случайно начальник полиции предложил ему отправиться в театр! Или… намеренно сбил со следа? Он – ищейка, ему надо быть первым.

Вконец обессиленный от дум, Александр в качестве успокоительного выпил рюмочку коньяка и упал на кровать. Все – завтра! Сейчас хоть немного забыться.

Он не знал, что забыться не удастся, и ночь станет полна неожиданностей!

…Легкий шорох. Словно кто-то крался к нему. С детства Александр привык спать чутко, мать и отец предупреждали:

– Будь готов, Сашенька, ко всему. В любой момент могут прийти плохие люди.

Плохие люди появлялись постоянно: с винтовками, штыками, пистолетами, высокие и маленькие, с бородами и без бород, в потертых зипунах и кожаных куртках. Война есть война!

Говорят, с окончанием войны исчезает и кошмар. Увы, остаются его неискоренимые следы в сознании, как вечная печать от пережитых испытаний: убийств, голода, скитаний по белому свету. И память заставляет проходить весь путь заново, проходить от начала до конца. Реальность исчезает, превращаясь в мир душевных мук.

…Сначала Александр подумал, что это Лена. Инженер выгнал ее, вот и вернулась. Теперь еще потребует от хозяина пустить ее в свою постель.

Он открыл глаза, чтобы бросить ей что-то резкое, и… звуки застряли в горле. Перед Александром – тень высокого мужчины. Рука невольно заскользила по постели…

– Не надо доставать оружие, – предупредил ночной посетитель.

«Знакомый голос!»

– У меня его нет.

Белый свет резанул глаза. Горчаков увидел высокого усатого господина, того самого, что был в театре вместе со Степановым. Присев на кровати, Александр обескуражено спросил:

– Как вы вошли?

– Входная дверь оказалась открытой. Странные у вас слуги.

«Лена забыла запереть дверь? Бред! Если только она окончательно не потеряла голову от предстоящего свидания с инженером Щербининым».

– Допустим. Но вы должны были позвать хозяина, а не появляться в его спальне привидением.

– Помилуйте! Зачем же лишним шумом будоражить дом?

– Ну вы и ловкач! А как отыскали спальню?

– Благодарите проектировщиков с их однотипным мышлением. Да вы не волнуйтесь, Александр Николаевич, задумай я что худое, уже совершил бы его. Со спящим человеком справиться несложно.

Несмотря на молодость, Александр, как он считал, научился довольно быстро распознавать характер и наклонности людей. Сейчас он терялся. С одной стороны – незнакомец выглядел осторожным, основательным в суждениях, с другой – глаза его буравили… Александр решил во чтобы то ни стало противостоять этому натиску.

– Раз вы здесь, хотя бы представьтесь.

– Извините, моя ошибка. Вот визитка.

Горчаков прочитал: «Либер Жан Робертович, представитель компании Роял Датч Шелл в России».

– Любопытное сочетание имени и фамилии, – сказал Александр.

– Все очень просто, во мне намешано столько кровей – английская, французская, даже еврейская. Четвертинка, от деда досталась, как и фамилия.

– Кто вы, господин Либер?

– Друг. Вы мне очень симпатичны. Поэтому пришел я к вам с благородной целью.

– Даже так?

– Слышу легкую иронию.

– Друзья по ночам не приходят.

– Вы не правы! Друзья приходят в любое время суток, приходят тогда, когда в них появляется потребность.

– А у меня есть потребность?

– Да! Хотя сами того не знаете. Я пришел предупредить: оставьте это дело с Федоровской. Право слово, никаких дивидендов, одни неприятности.

– И какого рода неприятности?

Усы на лице черноволосого как-то странно зашевелились, губы растянулись в театральной улыбке. Он без обиняков сказал:

– С вами покончат.

От такого неожиданного заявления все внутри Горчакова перевернулось, он сделал над собой колоссальное усилие, чтобы его неожиданный визитер не заметил волнения и страха. Как можно более спокойно произнес:

– Кто?

– Это уже следующий вопрос. Ответ на него лучше не искать. Просто примите к сведению.

– Что ж, – Горчаков поднялся, накинул халат, – благодарю вас за заботу. Но у меня контракт с редакцией. И есть задание найти убийцу Федоровской.

– Вы не понимаете, в какое положение ставите себя, – уже жестко произнес Либер.

– Объясните. А то все пугаете.

– Хорошо, кое-что я скажу. Но только кое-что. Господин Горчаков, вы ведь не слишком любите Советскую Россию?

– Россию люблю, Советы – нет.

– Да будет вам известно, что госпожа Федоровская была большевистским шпионом.

– Любопытное заявление. И тому есть доказательства?

– Есть.

– А вам откуда это известно?

– Поскольку я представляю интересы дружеского Российской Империи государства, мне ведомо многое!

– Так кто же ее убил? Ваши… работодатели?

– Зачем! Она не представляла для нас опасности.

– Сначала вы заявляете, что она опасна, теперь иное.

– Не представляла такой опасности, из-за которой ее следовало бы убрать. Хотя убрать человека – раз плюнуть. У нас мощная разветвленная структура с достойными людьми во главе.

– Представляю.

– А вы, господин Горчаков, одиночка. Что позволено Юпитеру, не позволено быку.

– Так кто ее убил?! – в который уже раз воскликнул Александр.

– Имя исполнителя нам неизвестно. Да и имеет ли это значение? О заказчике остается догадываться.

– И?..

– Очевидно, советская разведка. Работа госпожи Федоровской могла ее чем-то не удовлетворить.

– Почему я должен вам верить?

– Никто никому верить не обязан, – философски изрек Жан Робертович. – Я сказал: «Очевидно».

– А вы, значит, никогда не видели Зинаиду Петровну?

– Видел. На сцене. Талантливая актриса, достойная больших высот.

Горчаков так и рвался спросить: «А как же ваш визит в ее дом?», но сдержался. Интуиция подсказывала Александру: что бы Либер не говорил, доверия ему нет ни на грош.

– Вы пришли только за тем, чтобы предложить мне бросить дело Федоровской?

– Не только. Если вы его бросите, и впрямь возникнет серьезный конфликт в редакции. А то и увольнение. Хочу предложить вам соответствующую компенсацию. Нет, не разовую: от такой навар не велик. Думаю, что пора бы в Старом Осколе организовать еще одну газету. Потребуется главный редактор. И такой редактор есть. Вы!

Горчаков присвистнул. Предложение слишком неожиданное. Однако Либер вряд ли его сделал из-за дружеского расположения.

– И что я должен делать на этой должности?

– Помогать своей стране.

– Понятие расплывчатое. А конкретно?

– Чувствую деловую хватку, – в голосе Либера слышались наигранные нотки удовлетворения. – Прежде всего, Российской Империи следует сохранить независимость. Есть те, кто этому противится, большевики, например. Или Рейх. К вам ведь в редакцию приходил Дрекслер…

«Как он информирован!»

– Сей немецкий господин наобещает вам манны небесной. Только задача у него иная: немцы давно наметили Юг России своей вотчиной. И не стоит обольщаться сегодняшним их положением, оно не слишком отличается от того, что происходит у большевиков. Тот же террор, концлагеря. Не скрою, в политике Рейха меня особо задевает собственное происхождение. Я не еврей, а мишлинге (по расовой теории гитлеровской Германии это люди, имеющие еврейскую примесь. – прим. авт.), причем второй степени. Меня никто не стал бы полностью лишать прав, заставлять ходить в специальные магазины или сидеть на отдельной, выкрашенной в ядовито-желтый цвет скамейке. Но вход на многие государственные посты был бы закрыт. Хорошо, что вы не знаете, что такое поражение в правах.

– Почему не знаю? Мою семью в свое время тоже лишили прав из-за дворянского происхождения отца.

– Весьма сочувствую. И продолжу. Сегодня ваша страна как никогда нуждается в настоящих друзьях. Вспомните историю: кто являлся ее постоянным союзником? Великобритания! Были и соперничество, и кратковременные конфликты, только суть от этого не меняется. Мы обречены на вечную дружбу. Например, недавний блок Антанта – Россия, Англия, Франция, США. Не пора ли в полной мере возродить наш союз? В противном случае два жутких монстра пожрут прекрасный мир демократии.

– Ну а конкретно моя задача?

Впрочем, Александр уже догадывался, к чему клонит ночной визитер.

– Объяснять соотечественникам кто их настоящие друзья. Некоторые, к сожалению, поддаются агитации большевиков и Рейха, видят в наших действиях коварство.

– У нас подписан договор о дружбе.

– Это фиговый листок! Нужна настоящая дружба! Искренняя, осознанная. Отчего вы вдруг заулыбались?

– Дрекслер сегодня также уговаривал дружить с Германией.

– Забудьте! Рейх – отработанный материал, хотя ни фюрер, ни его приближенные этого еще не знают.

– Они не знают, а вы уже ораторствуете? – не без иронии поинтересовался Александр.

– Все предопределено, просчитано на многие десятилетия вперед. Просчитано гениальными игроками, стратегами, которые не ошибаются. Любой человек от самого маленького до диктатора или президента свободен лишь в той степени, в какой ему это дозволено.

– Можно заиграться и диктатор выйдет из-под контроля.

– Ненадолго. Очень ненадолго, уверяю вас. Вы еще будете свидетелем, как тот же Рейх окажется в руинах. Примерно через семь или восемь лет. Пострадают те, кто прямо или косвенно был связан с ним. Главным образом – косвенно.

Либер произнес это с такой уверенностью, что Горчакову сделалось не по себе. Или здесь очередной обман, или перед ним доктор-всезнайка, умеющий заглядывать в будущее. Он спросил:

– А что же вечно?

– Сами игроки.

– И они олицетворяют британскую демократию?

– В том числе. Решайте: с кем вы?

Либер почтительно поклонился, затем произнес с той же странной, пугающей уверенностью:

– До скорой встречи.

– Только не ночью.

– Ночью как-то надежнее.

Александр проводил гостя до двери («правда, не заперта!»), некоторое время наблюдал за его быстро растворяющейся в темноте фигурой. Колоссальные возможности неведомых игроков, о которых так образно говорил Либер, слабо сочетались с одним-единственным вопросом: для чего им рядовой журналист?

Особенно жестко звучало предупреждение не заниматься делом Федоровской. Предупреждение не оставляло никаких шансов на ослушание. Но если люди Либера не причастны к ее смерти, то чего им так волноваться за судьбу Александра Горчакова?

В мертвой тишине ночного города вдруг раздался… вскрик. Неизвестно чем бы все закончилось, обрати на него тогда Александр внимание. Но он даже толком не понял, что это был вскрик. Слишком сильно поглотили собственные проблемы.

Он запер дверь на запоры, опустил на окнах ставни и отправился в спальню. Он надеялся хоть немного поспать.

Глава четвертая

Нет, поспать ему не удалось. Еще не пропели петухи, а кто-то уже колотил в дверь. Ошалевший от шума, недосыпания, главное – ночного визита, Александр с трудом поднялся, прошел в коридор.

– Кто?!

Оказалось – Лена. Она заскочила в дом и затараторила:

– А почему это вы так закрылись? На засовы! Я бы открыла своим ключом и не потревожила. Сейчас пойду что-нибудь приготовлю. А вы еще поспите, рань несусветная. Ох, и ставни на окнах закрыты. Воров боитесь?

– Ты оставила открытой дверь.

– Не может быть!.. Извините, – развела руками Лена. – Спешила. Только что-то не припомню, что не заперла дверь.

Горчаков решил не сообщать служанке о событиях ночи, просто махнул рукой: мол, он действительно еще подремлет. Но неугомонная Лена уже зашла в спальню:

– Хозяин!..

– Чего тебе?

– Вы даже не спросили, как у меня с инженером?

– Но это же твое дело.

– Он оказался импотентом.

– Вот как… Сожалею.

– Он мне стихи читал.

– Лена, если человек любит стихи, он обязательно импотент?

– Он только и делал, что читал. – И, хихикнув, добавила. – Понятно, в какие командировки ездит его жена.

– Сочувствую.

– И только?

– Лена, отправляйся-ка лучше на кухню!

Однако никакие уговоры, угрозы не подействовали. Лена быстро скинула платье, обнажив бюст с пышными формами, и шмыгнула в постель к Александру. В следующую секунду он ощутил, как удивительно мягкая рука коснулась любимого героя Лены. Несколько умопомрачительных движений – и герой вырос до гвардейских размеров. Голова Горчакова закружилась, он застонал:

– Хотела поиграть? Держись!

– Держусь, – радостно сообщила служанка.

Он не запомнил, сколько раз на нее взбирался – пять или шесть. Лена визжала, стонала и все время повторяла: «Никаких стихов!». А потом… Александр ушел в нирвану, а Лена, точно силы ее утроились, напевая и пританцовывая, побежала готовить завтрак.

И опять его самым наглым образом выдернули из нирваны! И опять Лена. Она влетела в комнату, запричитала:

– Александр Николаевич…

– Я больше не могу, – ответил он.

– Да нет же, я…

– Лена, пожалей! Тебе нужна рота солдат. И даже их усилий окажется недостаточно.

– Александр Николаевич, здесь полиция?

– Полиция?

– У нас в доме.

– И что?

Горчаков решил, что к нему пожаловал Корхов. Выясняет старик о вчерашнем походе в театр. Но, выйдя в коридор, обнаружил незнакомого молодого человека.

– Простите, господин Горчаков, что побеспокоил, – козырнул полицейский. – Дело не требует отлагательств.

– Пожалуйста…

– Вы ночью, случаем, не бодрствовали?

«Почему он спрашивает?»

Александр решил пока не говорить о визите ночного гостя. Если кому и расскажет, то самому Анатолию Михайловичу.

– Спал!

– И ничего не слышали?

– Нет. А в чем дело?

– Человека убили. Недалеко от вашего дома. Вот и хожу по улице, опрашиваю людей.

Горчакову сразу вспомнился ночной крик. Не связано ли это с убийством?

– Кто жертва? Мужчина? Женщина? Я ведь журналист, в том числе освещаю криминальную хронику.

– Мужчина. Сейчас выясняем его личность. Вот его фотография, правда, мертвого.

У Горчакова все внутри сжалось, он сразу узнал Либера. Недавний самоуверенный пророк лежал на асфальте в луже собственной крови.

– Не встречали его?

Знакомство с Жаном Робертовичем становилось опасным. Подозрение могло пасть на самого Александра. Пусть он его видел всего два раза, полиции ничего не докажешь. Им только бы найти козла отпущения.

– Нет… я не знаю его.

Полицейский как будто посмотрел на Горчакова с некоторым подозрением.

Или Александру показалось?

…Оказавшись в редакции, он прямиком направился к Черкасовой, однако и рта не успел раскрыть:

– У нас в городе новый труп. Слышал, специалист по криминальной хронике?

– Слышал.

– За два дня – два трупа. И оба убиты одинаково. Может, в городе появился маньяк?

– Хотел кое-что рассказать. Но разговор будет долгим.

– Мне не нужны рассуждения. Давай конкретику. Что-нибудь известно об убийстве Федоровской?

Горчаков рассказал обо всем, что с ним произошло. Он решил ничего не утаивать от Черкасовой. Она – хозяйка и редактор, пусть решает. Алевтина внимательно слушала, красивое лицо застыло в напряжении, в чуть прищуренных глазах читался неподдельный интерес. Она почти не перебивала Александра, а когда он закончил, по привычке затянулась сигаретой, обдумывая что-то свое.

– Давай подведем итоги, – сказала Алевтина. – Убит именно тот человек, который приходил к тебе ночью?

– Он.

– А как он к тебе попал?

– Большая загадка для меня. Служанка говорит, что входную дверь за собой закрыла, однако утверждать этого не может. Спешила…

– Она по природе рассеянна?

– Нет. Но…

– Понятно: человек несовершенен, потому делает несовершенные поступки. Я склоняюсь к тому, что дверь была закрыта. Он проник в твой дом. Для профессионала такое не проблема.

– Не похож он на профессионала-взломщика.

– Разве я сказала, что он профессиональный взломщик? Он проник, чтобы лишний раз показать: ты в его власти. Тебя серьезно предупредили, на первый раз решили купить. Предложили место главного редактора, правильно?

– Да, – не без тайного тщеславия ответил Горчаков. Может, сейчас Алевтина начнет ценить его не только как любовника.

– В следующий раз поступят по-другому. Как с тем самым Либером.

Горчакова передернуло, что не укрылось от внимательного взгляда Черкасовой. С легкой усмешкой она добавила: