Скрежет ручки в залитой вином комнате

Владислав Ветров

Скрежет ручки в залитой вином комнате

Критика с пеной у рта (also called as я мог бы лучше)

Книга, да? Хорошо, скажу я тебе. Хорошо, что эта книга появляется сейчас, когда мне этого хотелось бы, ведь бывает всё и наоборот, уверяю. Приходится выдавливать из себя какие-то вещи вроде сюжета, который ещё нужно выдумать, а натура я тяжёлая, можно даже сказать, неподъемная и ленивая до нескольких пар дырок в носках. Про дырки в жопе и отверстия мне стал бы залечивать какой-нибудь остряк вроде тупых голов на работе, где приходится существовать, так что, надеюсь, среди читающих нет таких, а если есть, то пошёл отсюда ко всем чертям собачьим, я не рад тебе, понял?!

Будем же знакомы, я – Сергей Сергеевич Сергеев, а мои родители не нуждаются в сборах денег для лечения слишком тяжёлой стадии распухшего воображения. Мне (только давай не смеяться, ладно?) двадцать четыре, и да, я писатель (я же просил, ну), правда пока что не профессиональный: то ли яиц у меня ещё нет для того, чтобы себя так назвать в полной мере, то ли должного успеха. Хотя есть подозрение, что я лишён обеих из вышеназванных причин. Но успех ко мне должен был прийти уже давно, ещё с первой книгой, но что-то пошло не так, будто я заказал тот самый успех на Али-экспрессе – и идёт долго, и по качеству, скорее всего, будет так себе, состряпанный на скорую руку каким-нибудь вкалывающим за еду китайцем. Живу я в Подмосковье, куда приехал из региона. Оно и понятно: когда правительству срать на всю страну, кроме двух субъектов, то приходится что-то делать, дабы не скатиться в обычную жизнь за гроши от пьянки до пьянки по пятницам (по правде говоря, у меня пьянка сейчас бывает почаще, а живу я на те же гроши, учитывая стоимость съёмного жилья в столице и в её окрестностях).

Родители сидят в родном городе, не собираясь ничего толком менять в своей жизни. Куда уж им: пенсия на носу, а там любимое всем русским занятие – «нихуя не делание», просмотр телевизора и поедание вкусностей (но немного, наших людей всё то же любимое многими правительство пенсией не балует, и не балует недолго – до ящика обычно остаётся пару лет), к которым и стремится среднестатистический житель нашей планеты. Одно только идёт не по их плану, а именно моё нежелание заводить свою семью и детей, так что внуки сразу идут строем в унитаз. Я иногда вздрачивал – да простит меня читатель за подробности, но иначе я не могу – чтобы семя не било по мозгам и не тянуло туда, куда не стоило бы идти на «трезвую» голову и с пустыми, высохшими яйцами. Кто-то посмеётся надо мной, сказав, что я неудачник с хуем в руке (ещё язык бы на щеке, да хоть сегодня же помирай смертью рок-н-рольщика), а я же лучше буду продолжать душить удава, чем однажды обнаружу чью-то мочалку у себя дома, а затем и её владелицу, быть может, саму являющуюся мочалкой. К тому же сам процесс ебли не исключает и моего метода избавления от сексуального напряжения, ведь и она наскучит так или иначе. Об этом я могу судить, разглядывая жизни моих друзей, которые куда-то резко пропали из поля зрения как только у них появились так называемые спутники(-цы) жизни, с которыми можно вечерами тереться известными местами.

Я же по вечерам, после работы, любил писать, это было моё хобби, так сказать, но для этого требовалось слишком много – да, писателем быть непросто, как мне кажется, но это всё зависит от того, каким писателем ты хочешь быть. В любом случае, каждый раз приходилось наскребать немного денег, чтобы купить себе допинг, в частности вина: одной бутылки мне всегда достаточно, чтобы чувствовать себя уверенно за клавиатурой, чтобы стать Богом в этом мире, а затем решать судьбы персонажей – щадить или убивать их – а также судьбы людей, которые будут читать весь этот бред в интернете: вложу какой-нибудь смысл и, того и гляди, вдруг переверну чью-нибудь жизнь с ног на голову. Однако пьяная голова многого не решает, и весь бред вчерашнего алкоголика приходилось дорабатывать трезвому мне, и это особенно тяжко. Чёрт его знает, что я подразумевал под теми или иными строками. Тем не менее, для создания чего-то хорошего нужно иметь ум, что совсем даже не про меня, поэтому приходится обходиться пустой писаниной на раздолбанном ноутбуке, который повидал падений больше, чем самый заядлый каскадёр, а выглядел и того хуже.

Мои книги не расходились большими тиражами, тем более что они были бесплатными. Я отсылал их как-то в издательства, но, кажется, там решили, что место таким «шедеврам» в помойке, так что они там и оставались, я имею в виду в интернете, где их изредка кто-то мало-мальски просматривал до первой зевоты или рвотного рефлекса. Что же, не удивительно, мне самому мои книги не очень нравились, но я не останавливался.

Я очень любил просматривать работы других людей, не заглядывая в них, дабы не испачкаться, а также их реакции на какую-либо критику. Плюс комментарии на сайтах – это своего рода соус, помогающий осознать, для чего пишет чувак на самом деле. Коммерческие писатели любят заполнять сеть своим нытьем вроде «я написал дерьмо, а мне мало платят за просмотры! вы что?». О Господи, это ли нынешние мыслители, будущие великие люди, оставляющие сейчас свой след в истории, словами разрезающие пространство и умы сотен поколений впереди? Сидящие и жалующиеся на форумах на то, что за их переписанное с чужих слов детище (в реальности же едва отличающееся от выкидыша) мало платят. «А ведь там же много полезного!» – кричат они, но на деле могу сказать, что там кусок говна. Учитесь, дурни, пока я жив: печатаю дерьмо бесплатно, берите на здоровье! Есть одна проблема: дерьмо никому не нужно, поэтому-то мы с вами на одной ступени, ребятушки.

Есть такие индивиды, что штампуют по несколько книг в год, и этому я крайне удивлен. Как можно так? Он не сидит, не оттачивает слог и – самое главное – мысль. Он просто бесперебойно строчит очередной бульон из вонючей жижи вроде любовных романов с сексом и бурными чувствами, интригами и опасностями, которых, если вдуматься, совсем и нет в этой чепухе. При таком графике работы времени на раздумья нет, нужно лишь менять профессии главных героев, позы в постели и, желательно, нижнее бельё, иначе когда так обсираешься, можно совсем запреть. И ведь самое интересное заключается в том, что читают же, и много читают. Этой макулатуры полным полно. А затем, видя секундный успех всей этой бессмысленной ерунды, появляются такие же хромые на слог и смысл писатели, переводящие дерево и бумагу впустую для подобных им пустых людей. Видя всю эту вакханалию и такое почкование бездарной писанины, находятся новые силы, поддерживающие круговорот пустословия, не вселяющего в головы читателей ничего по-настоящему необходимого им, чтобы сделать их лучше. Я уж не говорю додуматься до чего-то самому – это великий дар – но не хватает умения, а зачастую даже и ума, повторить уже написанное в слегка видоизмененной форме. Повторить то, чего не знаешь и до чего сам не додумался – задача не из лёгких, вернее, нерешаемая. Обидно за деревья, как обидно за выброшенное на помойку мясо – животное убили ради того, чтобы туша его лежала в мусорном баке.

Могу по слогу отличить, есть у писателя способности или нет. Вот у меня их нет, и что же? Думаете, я перестану писать? Напротив, в этом ремесле слишком много таких же идиотов, как я, которым кажется, что время сделает своё дело, и однажды их труды выйдут в массы. Да и кто-то же живёт, в конце концов, работает авиадиспетчером, банкиром, депутатом, ментом или военным всю жизнь, при этом ничего не понимая в том, чем занимается, и ничего. Делает свою обезьянью работу, зарабатывает себе на пиво и скандалы с женой. Так почему я не мог хотя бы попробовать заработать на пиво своей писаниной? Потому что его на дух не переношу, возьму лучше вина.

Иногда я позволял себе посидеть где-то в баре в Москве, писать там некоторые строчки к себе в телефон, чтобы наполнить сюжеты хоть чем-то. Похоже, что я унаследовал воображение своих родителей, так что с наполнением произведений я частенько оставался в пролёте. То был как раз один из таких вечеров пятницы, где я сел за столик у окна, заказал две порции виски.

– Вам положить лёд? – спросила молодая девушка.

– Нет, благодарю, – ответил я.

– Принести вам его?

– Нет, не нужно, спасибо.

– Быть может, кола? – всё не унималась она. Выглядела она привлекательно, но не очень, чутка полновата даже.

– Нет.

– Вы будете пить чистое?! – с долей удивления уточнила она, выпячив свои глаза.

– Ну да, – спокойно продолжил я, зная, что лёд разбавляет виски, а от этого я меньше опьянею. А кола… Я же не дурак, чтобы терять драгоценный градус.

Дамочка оставила мне в душе свой удивленный взгляд, а сама двинула свои пухлые ягодицы в сторону бара. Через несколько мгновений я уже пил свой Джемисон, запивая его Джимом Бимом. Я любил пить натощак, так больше врезало по голове. С каждым новым маленьким глотком мне становилось лучше, но ровно до тех пор, пока я не стал слушать дамочек за соседним столом. Одна рассказывала другой, что за этот год успела прочитать двадцать книг.

– Неплохо, – подумал я и затянул небольшой глоток, смакуя каждый момент.

После их разговор перешёл на обсуждение каких-то своих знакомых, а может и ёбырей – я не вникал, да и уже был достаточно подшофе, чтобы пропустить этот момент. Какие-то жалобы, что-то не устраивало.

– Я ему говорю, что то, что ты делаешь абсолютно всё правильно… это… это же неправильно! – кричала девица с длинными прямыми волосами и заштукатуренным лицом.

Иногда человек хватается обилием прочитанных им книг, а смотришь на него и думаешь, что чтение, увы, не помогло.

– Эх, ей бы самой книжки писать – разошлась бы на цитаты. За вечную глупость, – произнеся эти слова у себя в голове, я чокнул один бокал о другой и отпил из обоих, после чего просил счёт. Я всегда оставлял на чай за исключением случаев, когда не было лишних денег, потому на чай я практически никогда не оставлял, и этот вечер был не исключением. Нехер удивляться тому, что я пью виски чистым.

По дороге домой, на Курском вокзале, я наткнулся на ларёк с книжками, вокруг которого крутились люди в свете фонаря. «Всё по 60 рублей» – гласила надпись над ларьком. Там было всё: огород, гороскоп, псевдополитика и псевдоистория, любовные романы (фу, какая дрянь), какие-то книги ноунеймов (моих там не было, что странно, я бы даже не удивился, увидев их там). Было все, кроме того, что мне нужно. Люди читают всякое дерьмо, так что и у меня был шанс на успех в этом нелёгком ремесле писателя.

– Экая гадость, – прошептал я и пошёл в сторону электрички.

ЖД станция. Из колонок звучат тётки, которые объявляют чёрт пойми что. Я не слушаю, да и никогда не занимался такой фигнёй, а порой кажется, что нужен некоторый дар, дабы понимать их речь.

Мне редко удавалось найти место и сесть, ведь в этих электричках сам дьявол живёт, который заставляет тебя страдать каждую секунду, встречая вонью ссанины от сортира в первом же вагоне. Даже если ты и успеешь ухватить себе одно место внутри, то обязательно появится какая-нибудь женщина-бочка или бабушка, которая встанет рядом с тяжёлым, измученным жизнью лицом и будет жалобно вздыхать и кряхтеть. И что делать в этом случае? Не смотреть на них и ехать дальше! (Так ответит мне любой среднестатистический быдлан, тьфу таким в рожу). В общем, я езжу стоя, а рядом частенько появляется вышеупомянутый контингент из лиц с банками «Жигуля» и сухариками, в рот их всех ебать; каждый раз, как такие уроды открывают свои банки пива, мне хочется исчезнуть из этой жизни или, по крайней мере, разбогатеть настолько, чтобы никогда больше не встречать подобных сцен. Жизнь не любила меня, а я – её. Так и жили мы в этом браке с самого моего рождения, ожидая момента застукать друг друга с любовниками(-цами). И если я видел любовников жизни (кто-то называет их любимчики, но такое слово, по мне, не слишком удачно или уместно), то уйти к единственной возможной любовнице я пока не мог. Рука не поднималась.

Я достал из рюкзака книгу, это был Достоевский. Что сказать? Вот это талант, и попробуй напиши что-то подобное – хрен у тебя когда получится. Он пишет и открыто, и даже уместным, цивильным языком, а сюжеты держат тебя за яйца очень плотно (когда уже прочитал три четверти книги, до этого невероятно скучно). А насчёт языка могу сказать вот что: людям кажется, что книга – святая святых слога, но они же не понимают, что та самая книга должна ставить перед собой задачу учить человека, пусть и не всегда корректным, но зато всем понятным способом. Это как бы в оправдание своих творений, а пишу я как тупой быдлан, коих – это было заметно выше – сам и ненавижу.

По ходу движения электрички из вентиляции на книгу попало какое-то дерьмо вроде пепла. Ненавижу, когда книги портятся, а тем более, когда их портят, при этом некоторые авторы портят книги только тем, что сели их писать. Слишком много у меня злых высказываний, наверное, но я же писатель, чёрт возьми! Мы живём во время, когда нужно втоптать в грязь соратников, чтобы быть на их фоне блестящим и неотразимым! Да, я скотина, и что? Зашёл за вином, открыл дверь квартиры и вернулся к немытым бокалам. Открыв бутылку вина, я, как обычно, выпил её за две минуты и сидел, ловил своё вдохновение, да только виски было лишним, и весь мой вечер превратился в пустое блуждание по интернету, пока я не уснул на своём рабочем месте. Пропустил, так сказать, момент творчества.

Наутро мне не нужно было куда-то торопиться, так что я проснулся с привычной вонью изо рта, немытым телом и волосами, а в телефоне уже висело сообщение от моей подруги, с которой я договорился встретиться на эту субботу. Через некоторое время с утренними процедурами было покончено, я привёл себя в порядок, поглядел в зеркало и увидел неотразимого красавца там: высокий, стройный парень (интересно, хоть кто-нибудь из мужчин видит себя иначе?) с вьющимися, но не кучерявыми каштановыми волосами. На момент даже показалось, что существование не такое уж и плохое, но потом нашёл пустой холодильник, в котором мыши уже не вешались, потому что не хотели отдаваться мне на пропитание. Пришлось довольствоваться голодным утром – врачи говорят, голодание полезно. Всегда ценил эту людскую черту, благодаря которой можно смириться с любой хренью в твоей жизни, если найти ей должное оправдание.

До обеда я сидел и пытался собраться с мыслями, обдумывая сюжетные повороты и характеры главных героев. Это был такой скудный рассказ о хорошем парне, жизнь которого награждала его самыми интересными людьми, а он не ценил то время, проведённое с ними, отдавая себя полностью на любовные романы с девушками-однодневками. Мораль же рассказа я так и не смог осознать, потому что фразы типа «цените время, проведённое вместе, пока ещё можете» звучат слишком банально, да и к тому же к реальности они никакого отношения не имеют. Всякое воспоминание кажется куда красочнее, нежели момент был на самом деле, и напоминает скорее несбывшиеся мечты, поэтому от подобных клише меня выворачивает наизнанку. В конце концов, я написал пару страниц, бросил это занятие и двинулся на станцию, где со следующей электричкой отправился на Курский вокзал. В таких местах кажется, что если Ад и впрямь существует, то русские и вправду как мученики должны его миновать. Толпы людей в транспорте, мерзки и злые лица, сволочное отношение друг к другу и ни одного приятного слова – это ли не самое забытое Богом место? Может, Россия – это чистилище? За какие грехи тогда все тут?

Мы с подругой договорились встретиться ближе к центру, а на Курском вокзале мне попытался какой-то парниша побыстрее продать переносной аккумулятор, который он, видать, у кого-то моментом ранее подрезал. Я взял лёгкий перекус в кафе «Всё по 50», который обошёлся мне в 200 рублей (чёртовы маркетологи, умеют же деньги выжимать из людей): это был превентивный удар по нашим посиделкам с Анютой. Не заказать там я не мог, так пусть уж лучше что-то дешёвое, чем с голоду закажу себе всякой ерунды.

В метро на мои грязные ботинки уставилась одна мадам, после чего с пренебрежением озарила меня своими чудными глазами. Я видел кусков говна с чистыми ботинками, видел хороших людей с грязными. Причислять себя к первым я не хотел, поэтому, видать, и обувь редко чистил, практически никогда. Мне казалось, что опрятная внешность говорит о том, что человек тратил слишком много времени на себя снаружи, и времени на внутреннюю свою часть у него совсем не оставалось. А вообще я ленив. Выбрасывать время на чистку обуви? Нет уж, спасибо, это не по мне. Я хожу по говну каждый день, слышу говно каждый день из уст других людей, вижу говно на их лицах и вне их. Так почему бы мне притворяться, будто я приехал из дворца, которого у меня даже нет?

На улице висели какие-то агитационные и политические плакаты, гласившие: «Россия – самая …». Раньше, в детстве и юношестве, от фразы «Россия – самая большая на свете страна» появлялась какая-то непонятная мне сейчас гордость. Теперь на подобного рода заявления я лишь отвечаю «ну и что?». Это как письками мериться: интересно, у кого больше, но бессмысленно. Лучше бы с ворами боролись, которых развелось что-то пруд пруди. Многие боятся воров в законе, а нужно бояться законов воров. Да и вообще, людям свойственно бояться того, чего они не знают, а не знают они многого.

Я зашёл в бар, официантка провела меня к нужному столику, и, конечно же, он был пуст. Удивляться опозданиям Анюты я перестал уже очень давно, особенно после того случая, как прождал её два часа сряду (и чуть не остался виноват в том, что пожаловался на это). После вчерашнего у меня отпал настрой пить, поэтому я попросту ждал, но дабы не сидеть в одиночку, заказал себе порцию виски. Чистого. Официантка принесла мне её, а рядом на повышенных тонах спорили два джентльмена с большими брюхами и пьяными красными мордами. Я отпил, поглядел на них – они были на взводе: то, что нужно. Как мне показалось, кто-то кого-то из них оскорбил, причём явно дело было поднято из воздуха, и они решили «разобраться по-мужски» на улице. Очень странно наблюдать подобное: понятием чести кичится больше всех обычно тот, кто не имеет о ней ни малейшего понятия. А таких было, к сожалению, большинство. Здесь можно было бы сделать отсылку к Шопенгауэру и его описанию «рыцарской» чести, но опустим, пожалуй, этот момент, тем более что отсылку я уже успешно сделал.

Через пару минут подошла Анюта. Она выглядела, как всегда, великолепно за исключением, опять же, как всегда, двух пар мешков под своими глазами. Эта симпатичная стройная дамочка с короткими чёрными волосами и чёрной одеждой вечно улыбалась, завидев меня, а я не мог не отвечать тем же.

– Там на улице два мужика морды друг другу били, так прикольно! – с горячим воодушевлением говорила она. – Хочешь поглядеть? Они ещё, может быть, там.

– Не, спасибо, я пас.

– А чего мне ничего не заказал? – с возмущением спросила Анюта.

– Откуда я знаю, что тебе нужно? – пробурчал я.

– Мне нужно напиться хорошенько после тяжёлой недели!

– Я вчера с этим прекрасно справился, так что сегодня легонько.

– Ну-ну, – улыбнулась она своей не очень ровной улыбкой, взяла меню и заказала себе выпить.

Сначала всё было обычно: мы обменивались своими впечатлениями от прошедшей недели, как всегда жалуясь на начальство и коллег, а затем выпивка начала возрастать в объёмах. Я отказывался пить, а через какое-то время я обнаружил себя в стабильно пьяном состоянии, когда вокруг меня уже побывало пару рюмок Б-52 и бокал красного вина.

– Ты ещё пишешь? – спросила Анюта с более серьёзным видом.

– Да.

– И как?

– Паршиво. Я пишу, никто не ценит, а мне и похер. Лишь бы клавиатура стучала, а вино лилось рекой.

– Может, херню пишешь? – с улыбкой подметила она. – Я, кстати, так и не видела ни одной твоей строчки из книг.

– Я пишу херню, это однозначно. А насчёт строчек… нет уж, пожалуй, оставлю при себе. Как ты себе представляешь меня, пишущего серьёзные вещи?

– Очень даже хорошо представляю, – с гонором ответила она, и я даже захотел ей поверить. – Вот вижу, что ты очень умный парень и тебя ждёт успех. Непременно!

– Ага, конечно. Представь себя за одним столом с Толстым, Пушкиным и так далее. Нереально.

– Ай да брось, Серёж. Я верю, что это твоё. И вообще, на мой взгляд, хорошие и умные люди читают книжки, чтобы узнать что-то новое, смотрят хорошее кино и вообще всеми силами пытаются вычленить смысл из любой ситуации в жизни. Эти слова про тебя, кстати.

– Спасибо, я, правда, так не считаю…

– А всякие долбоёбы, – она разошлась и перешла на некое подобие крика, – ничего не делают, лишь бы плюхнуться поскорее в свою кровать, сбрызнуть из своего маленького или не очень члена за пару минут, выжрать пива или ещё чего, да и, в принципе, всё. Ладно, ещё телек посмотрят или в интернет зайдут. Это те самые личности, которые разбрасывают свои ноги на пять мест в транспорте (как же я их ненавижу, Господи, ты бы знал!) и делают всё без малейшего сомнения, потому что чтобы сомневаться, нужно думать, а это им крайне тяжело даётся.

– Ух, сколько у тебя злости накопилось-то, – ухмыльнулся я.

– Ты смейся, смейся, а ты на самом деле не такой-то уж и простак.

– Хорошо.

Мы продолжили обсуждать всех и вся, любили мы это занятие. Вечер шёл, и закончился бы он точно так же, как и обычно, если бы ко мне не подошёл какой-то парень в чёрном костюме с чёрным галстуком и чёрной рубашкой. Выглядел он более чем опрятно, и я не мог никак понять, что ему от меня могло бы понадобиться. С такими не привык водиться.

– Сергеев? – спросил он, крутя в руках чёрную кожаную папку.

– Как вы на меня вышли? Я же хорошо прятался. Ах, эта проклятая Кейтлин, так и знал, что не стоит доверять этой сучке!

– Что? – он немного опешил от такого моего ответа, но вмиг продолжил. – Вам доставка.

– Что за доставка такая? – поинтересовался я, заглядывая к нему в глаза, которые он старательно пытался скрыть.

– Вы же заказывали недавно тетрадь, верно? – решил удостовериться он.

– Конечно! Сколько вас можно ждать? Я думал, вы не появитесь.

– Простите, пожалуйста, господин Сергеев, – он достал из своей папки лист бумаги – бланк, заполненный от и до, ожидающий только моей подписи. – Распишитесь в получении, пожалуйста.

Я черканул своей дежурной каракулей, которая на самом деле и не являлась моей подписью вовсе. Он отдал мне какую-то тетрадь в твёрдом чёрном кожаном переплёте.

– В следующий раз я пожалуюсь на вас начальству! – крикнул я на него. – В этот же прощаю.

– Спасибо, господин Сергеев. Этого больше не повторится, уверяю вас! Всего доброго, мне пора бежать, у меня ещё несколько заказов.

– Давай, давай, – буркнул я.

Он исчез так же быстро, как и появился, а я поглядел на свою посылку, после чего на вопросительное выражение лица Анюты.

– А ты, я гляжу, важной персоной стал, – с нескрываемым удивлением говорила она. – Заказываешь тетради, да ещё и с личной доставкой курьером.

– Да, дела идут в гору, видишь ли, – продолжил я и отпил из бокала.

– А что за тетрадь, если не секрет?

– Не секрет. Я понятия не имею.

– Это как?! – она тряхнула головой и стала таращиться на меня.

– Так. Я вообще не знаю, что это за тетрадь и кто был этот мужик.

– И ты подписал эту бумагу, даже не прочтя, что там было?

– Без малейших сомнений! – с гордостью добавил я, как будто было, чем гордиться.

– Так… так… стоп. Для начала, забудь все мои слова относительно того, что ты умный человек, окей?

– Ага, – улыбнулся я.

– Да ты серьёзно что ли?! Он мог у тебя всё имущество переписать на себя сейчас взамен на сраную тетрадку, а ты вот так с бухты-Барахты говоришь «ага»?!

– Чтобы что-то переписать, Анюта, нужно что-то иметь, а это совсем не ко мне. Так что у меня теперь есть тетрадка, а у него каракуля на бумажке.

– Ты полный кретин! – едва выдохнула Анюта.

– За это и пьём! – я поднял бокал, но она не поддержала меня.

Этот вечер мы закончили быстро: Анюта тяжело шла на контакт после этого забавного случая, пытаясь всё-таки догадаться, что этот парень сделает теперь с моей подписью, а мне это быстро наскучило, так что я отправился домой. Спустя долгое время я доехал, сел за свой ноутбук, но желания писать я так и не нашёл, а бороться уж и совсем не хотелось с собой. Я долго рассматривал эту тетрадь, будто уловив тревожный настрой Анюты, однако в ней не было ничего необычного, кроме обложки, так что я быстренько поставил какой-то там фильм на английском и уснул на диване.

Успешные парни не смотрят на скидки в магазинах

Проснувшись посреди ночи, я резко понял, чего не хватает моим книгам – моей работы над ними, так что быстренько поднялся с дивана с ещё не просохшим до конца сознанием и сел за свой пыльный стол с раздолбанным кое-как работающим компьютером на нём. Аппетит приходит во время еды, но с книгами это так не работает: если надолго забросить всё это дело, то и желание творить хоть что-то пропадает в миг, и приходится бороться с самим собой, чтобы выжать из себя хотя бы пару букв, после чего ты бросаешься на всё тот же вонючий диван, чтобы придаться любимому занятию всех людей на свете, о котором я уже писал ранее. Так что выхода у меня не было, и я начал нажимать на эти чёртовы клавиши, чтобы довести историю того хорошего парня хотя бы не до конца, но приблизить её как можно сильнее к финальной точке и моей любимой фразе «Конец!». Обожаю это чувство, когда дописанная книга уже находится у тебя. Столько возни, и кажется: «Господи, да как же я уже устал от всех этих строк». Появляется странное ощущение, что твоя книга – дерьмо собачье, поэтому и перечитывать её совсем не хочется, отсюда следует единственно верное решение в данной ситуации: просто забросить этот осколок твоей души на растерзание в интернет, где тебе с удовольствием покажут «литературные критики» (что ни бельмеса в этом ремесле), что душа твоя та ещё поганьщина, а долгие часы твоей работы никому нахер не упёрлись. Это даже не попытка давить на жалость, скорее способ показать, что можно вложить во что-то много времени, но если у тебя недостаточно набита рука – а ещё лучше голова – то и какого-то бешеного успеха ожидать совершенно не стоит. Но самый парадоксальный момент во всём этом занятии (я имею в виду писанину) заключается в том, что если твоё произведение даже чем-то и примечательно, то, скорее всего, его ждёт та же самая участь, и пёс его знает, как работает вся эта система. Вернее, я знаю (я не пёс, скорее, серая мышь): сначала ты делаешь себе имя (случайно или нет), а потом тебя преследует успех до определённого периода времени. Но как писал всё тот же Шопенгауэр, чем быстрее к тебе приходит успех, тем быстрее он исчезнет – как в наше время: что ни подросток, то репер – поэтому я трудился, что было сил, набивая всё новые листы полезного или бесполезного (кто как решит) текста со стойкими мыслями, что исхода у меня всего два: либо я стану чертовски хорош и добьюсь признания, либо я распечатаю все мои труды и у меня будет очень большой запас (пусть и не нужного мне качества) туалетной бумаги на всю жизнь.