Холодные сердца

Анна утонула.

Аквалангисты, когда она зашла в воду по грудь, рванули ее на глубину и держали, пока бедная женщина не захлебнулась. Через два часа после трагедии Артем велел удавить аквалангистов и растворить трупы в кислоте – палачи-охранники исполнили приказ быстро и не задумываясь…

Были похороны, слезы детей, тяжелая гнетущая обстановка в квартире (теперь Артем приезжал ночевать домой). Расследовать несчастный случай никто не собирался…

Так Артем Бардаков стал вдовцом…

Его архаровцы выследили и похитили урода-Коротышку. Его держали в подвале на недавно купленной Артемом лесной даче – для расправы над ним ему требовался особый настрой, и он ждал, как это делают палачи, предварительно объяснив карлику, что он умрет и за что…

Шли дни. Огурцов прекрасно управлял заводом, набивая карманы Бардакова звонкой монетой. Прекрасные экономические показатели завода не раз уже отмечались в экономических обзорах не только местных теленовостей, но по телеканалам ББК и «Экономист». Владельца завода Артема Петровича Бардакова официально пригласили в Петербург на экономический форум, где были не только подобные ему удачливые «предприниматели», но и политические деятели, и зарубежные экономисты.

Там-то Артем быстро и близко сошелся с Самуилом Боголовым, пожилым миллионером. Даже не миллионером – Артем сам был таковым, а «мультиком» – мультимиллионером, обладателем хрен знает скольких миллионов долларов или евро. Самуил носил еврейское имя, внешность имел стопроцентного бурята, но себя отрекомендовал русским. Но пояснил: бурятский бизнесмен.

В общем, дядька был веселый, общительный, и они с Артемом сошлись на короткой ноге, много вместе пьянствовали вечерами, после заседаний форума…

«Вот и я человек элиты», – подумалось Артему, когда ему сообщили, что он введен в управленческий госрезерв – список выдающихся людей, которых в любой момент Кремль может позвать во власть.

«Вот так-то, сука!» Ради такого не только можно убить жену – Артем убьет любого!

Артем, вернувшись с форума на завод, с благодарностью взглянул на Огурцова – этот мальчишка своим неутомимым рвением приподнял его очень быстро. Такого требовалось держать рядом, на коротком поводке, как прежде планировали держать его, Артема, местные братки. Классические приемы в бизнесе неизменны, потому-то книга Адама Смита, главного учителя капиталистического строя, востребована во все времена! И Артем не скупился, вознаграждая работу своего гения-управляющего – пятьдесят тысяч в евро плюс премиальные, служебное авто и квартира в центре. У рабочих, правда, были постоянные перебои с малой зарплатой, ну да пошли они куда подальше, пусть бы и тростник жрали с глиной – всегда ведь так было! А план, как в СССР, – дело святое. Только тогда работяги прибыль себе делали и государству, а теперь только ему, великому Бардакову, которому теперь Россия была по боку – только бы побольше выкачать деньжищ и успеть сбежать в Европу толстосумом. У Артема теперь были великие планы! Он поднимется о-го-го! Он тоже купит себе замок во Франции, какой-нибудь футбольный клуб и большую яхту… Как все порядочные «мультики». Про миллиард долларов Артем не думал – это перебор. Эти монстры не остаются на плаву долго. Вспомните одного, который громко заявлял, что презирает всех, у кого состояние меньше миллиарда долларов. И где он? Нищий в казематах… Про того, который, сначала работая в банке, вымогал взятки и давал указания убивать всех непонравившихся, который отсидел десять лет и был отпущен по амнистии, тоже нищий и опозоренный, вспоминать не хотелось. Много их отгремело и кануло в небытие. Он, Артем Бардаков, не разделит их судьбы. Он будет драться до конца! А потребуется, как мальчиш-плохиш, родину продаст за преуспевание в Европе или Штатах, только бы его приняли в семью богатеев-космополитов! Он уже понял, что для него Россия – ничто, ОН – великая личность, которая может наплевать на родину и вскормившую его нацию, ограбить свою страну и свой народ и, опираясь на эти капиталы, попытаться влезть в маленькую группку богатых подонков, называющих себя мировой элитой…

«Прямо как Троцкий!» – подумалось Артему. Тот тоже считал русский народ хворостом, который не следует жалеть, чтобы разжечь пожар мировой революции.

«Вот только кончать как он я не собираюсь! Моя судьба будет счастливой!» Артем верил в Судьбу, и она ему благоволила.

Жизнь Коротышки оборвалась в один из дней дождливого октября.

Артем полным хозяином (походкой враскоряку) гулял по территории завода, заглядывал в цеха, многочисленные помещения, холодные и теплые склады.

В одном из больших складов он увидел молодую кладовщицу, явно замужнюю и детную, с волнующей полной грудью и широкими бедрами. Он без слов схватил ее в объятия, стал целовать. Женщина онемела, вдруг поняла, кто это. В ней оказалась неимоверная сила – она оттолкнула от себя Бардакова и бросилась бежать.

Он настиг ее у самых дверей склада, поймал за руку, рывком развернул к себе и тут же получил сочную оплеуху – в ее глазах светилась ненависть и яростная решимость отстаивать свою честь до конца.

В ответ Бардаков сбоку заехал ей ладонью в ухо и завалил на пол.

Он подошел к ней, ухватил за волосы, расстегнул ширинку своих дорогих брюк, вывалил упругий, пульсирующий желанием член и потянул кладовщицу за волосы вверх, намереваясь всунуть ей в рот и принудить к минету. И вдруг задохнулся. Боль, такая страшная, оглушающая, что уши заложило, а комок воздуха грозил взорвать легкие изнутри, вихрем пронзила его – женщина двинула его кулаком в промежность.

«Неужели покалечила?» – хватая ртом воздух от боли, подумал Артем, корчась на пыльном полу склада, слушая, как убегает кладовщица…

Он кряхтел минут пять, согнувшись в комок на бетонном полу. Придя в себя, вытерев слезы, разрываемый злостью (почему другим все, а ему ничего?!), вышел к проходной, рыкнул на шофера за нерасторопность и велел ехать на дачу – он отомстит за себя, отомстит всем и сразу, он лично казнит карлика!

По дороге, проезжая мимо конторы Рогова, красивого здания из темного стекла и красного кирпича, велел шоферу притормозить, вышел, огляделся – камер слежения видно не было, достал из кармана брюк заранее припасенный мелок и, быстро подойдя к забору из бетонных плит напротив ненавистного офиса, написал большими печатными буквами: «РОГОВ – РОГАЧ!»

Шофер, вышедший из машины, радостно заржал.

Это возмутило Артема – что, это быдло считает себя равным ему, великому заводчику?!

Злой Артем врезал ему кулаком в лицо, но не сильно, чтобы мог вести машину.

Мужик затих, всю дорогу скованно смотрел вперед, то и дело, как робот, переключая скорости.

– Толик, не обижайся на меня, – прорычал Артем. – За дело получил. Умей держать себя в руках! Всегда! В любой ситуации!

– Понял, Артем Петрович, – произнес шофер спокойно. Обиды вроде не чувствовалось.

«Все равно при случае надо поменять урода», – подумал Артем.

Прибыв на дачу, разъяренный неудачей с кладовщицей и сочно представляя, как окучивал Анну гадкий карлик, Бардаков велел вывести из подвала Коротышку, раздеть донага и привязать к сосне.

Артем внимательно оглядел своего ничтожного, голого и отвратительного соперника. Тот выл сквозь кляп, глубоко забитый ему в поганый рот, но глаза пучились ненавистью. Ишь ты, ненавидел его, Артема, опозоренного мужа, считал себя правым во всем! Ну уж нет, маленькая мразь! Как учил Ветхий Завет: око за око! Напакостил – получи! Прими наказание…

Похоронив Анну, Артем, к своему неудовольствию, ощутил неодолимую тоску по ней. Получалось, что он все-таки любил ее, любил по-настоящему глубоким светлым чувством, а эта маленькая срань все испоганила своим гигантским членом.

Давясь обидой, Бардаков стал прицельно бить Коротышку крепко сжатым кулаком в губы и нос, мощными ударами превратив ненавистное лицо в месиво. Коротышка потерял сознание, свесил голову.

Артем потребовал нож и ловко, ухватив рукой член и яйца Коротышки, отсек их, замаравшись в крови.

Пронзительный крик многократным эхом запрыгал между соснами.

Мощным ударом Бардаков вогнал нож по самую рукоять в печень парня. Тот обрыгался кровью и умер. Архаровцы послушно убрали труп. Артем каждому дал по тысяче евро на выпивку и разрешил привезти на дачу шлюх.

* * *

Усталость и ощущение утраты гнетущим камнем сдавили душу – он отделался от Анны окончательно… Захотелось напиться.

Приехав в свою городскую квартиру, вместо детей нашел записку на обеденном столе в зале – дочь гуляла с девчонками из института на вечеринке, сын уехал на рыбалку.

Бардаков выпил стакан водки. Вот тебе и мир в семье, любящие дети, теплота, уют – один в пустой квартире! Дочь танцует в ночном клубе (хотелось в это верить!), ну а сын явно отправился на ловлю двадцатилетних щук с золотыми зубами, которых приятно пожарить, а после отпустить…

Он пил и думал. О детях и об Анне и совсем не вспоминал о казненном Коротышке.

Вспоминая Анну, он подумал о неудаче с кладовщицей и понял, что сексуальное желание к той замужней молодой женщине не утихло после убийства карлика. Даже изрядная порция адреналина после расправы над ним не смогла погасить потребности сексуально опустошиться.

Артем позвонил Майре и велел ей немедленно прийти.

Встретив ее, проводил в зал, предложил выпить (почти приказал). Она отказалась. Он снял с себя брюки и трусы. Ну и где волнующая сексуальность? Мерзость одна, больше ничего.

От этой мысли Артем ожесточился – не может он ничего сделать красиво, даже молодой женщиной овладеть в экстазе, говоря красивые слова, лаская, принося ей радость…

Увидев его готовность к близости, Майра начала снимать трусы, но Артем мрачно качнул головой:

– Минет.

– Вы знаете – я этого не делаю.

– Почему?

Она пожала плечами.

– Начинай!

– Я не умею.

– Учись.

– Нет, я не буду.

Майра попыталась сесть на диван, продолжая снимать с себя черные кружевные трусы. Вмиг рассвирепев, Бардаков что есть силы врезал ей ладонью по губам и в нос, другой раз, третий! Она взвизгнула, потом заорала благим матом. А он бил и бил, измазав ладонь кровью и соплями. Он изрыгал страшные ругательства и бил, бил, войдя в экстаз, не владея собой и своим разумом, потом схватил ее за короткие черные волосы, притянул к своему уже холодному бесчувственному члену, рыдающую, подрагивающую на костлявых коленях, толкнул в голову… И – о наслаждение!

А она это делала и горько рыдала…

Завершив, он оттолкнул ее, ушел к журнальному столику, залпом выпил налитую для нее рюмку водки.

Умывшись и одевшись, Майра сказала бесцветным голосом:

– Я больше не приду, – и ушла, не попросив денег.

Пьяный Бардаков уснул на диване, как был, без трусов…

…Толчок на ухабе вернул Артема к реальности из воспоминаний о прошлом – «лайнер» слетел с ровного покрытия асфальтированного шоссе и, подрагивая, пылил по гравийке к заводским воротам.

Расторопная охрана растворила высокие железные полотна ворот. «Мерседес», не сбавляя скорости, выскочив с грунта на бетон, влетел на заводскую территорию. Бардаков сердито засопел – что это он в воспоминания ударился? Неужели всему виной паршивая запись на диске?..

Новый «мерседес» встал у желтого здания заводоуправления. Его уже ждал перед входом задумчивый сын Антон. Бардаков, сердито зыркнув на сына сквозь тонированное стекло, толкнул дверцу. Давно уже закон запрещал тонировку стекол, но ему закон не указ – он, великий Бардаков, выше закона, как вся так называемая элита.

Выйдя из машины, Артем поправил галстук и пиджак, хлопнул сына по спине, выражая этим жестом доверие и вопрос, увлекая к дверям, спросил вслух:

– Что они?

– Бузят.

– Где Игорь? – спросил об Огурцове.

– Пытается урезонить.

– Пойдем к ним. Сам поговорю.

Рабочие мрачной толпой стояли у задних дверей управления, слушая сбивчивые объяснения молодого управляющего, жалкого, испуганного, стоявшего перед ними на крыльце.

Появление Бардакова испугало рабочих. Они уперли взгляды в бетон отмостки.

Бардаков, улыбаясь ядовитой улыбкой, зычно крикнул:

– В честь чего устроили маскарад? Работать надоело? Устали, вашу мать, так раз так!

– Зарплаты опять нет! – вскрикнул жалкий паренек из-за спин более пожилых мастеров. – Президент сказал, что накажет за невыплату… Сейчас есть закон!

– Что?! Закон, вашу мать?! – тут же вскипел Бардаков яростью, как он умел, глядя на рабочих. – Я – ваш закон! Вы все от меня зависите! А президент, он для меня президент, а не для тебя… Сейчас назову обидным словом, вскинешься, убью кулаком! Он мой президент, а не ваш… Рот закрыть, жрать землю и меня слушаться, вот так теперь! Ты денег захотел? А ты научись сначала работать! Ты еще ни хрена не умеешь, а деньги требуешь! Есть работа – работай! Что еще надо?

– Денег совсем нет, Артем Петрович, – льстиво пропел изрытый морщинами мужик лет пятидесяти.

– Да ну на хрен! Витек! Какие тебе деньги? Ты же бухарь! Тебе дай денег, ты в запой уйдешь на неделю!

Рабочие вокруг маленького Витька заулыбались. Бардаков уловил перелом в настроении работяг. Он понял, что опять сломает их и заставит работать на голодное брюхо. Прошли те времена, когда он платил им зарплату, пусть с небольшой задержкой. Теперь он кормил обещаниями да выдавал под запись продукты по спекулятивной цене – за годы владения заводом он научился извлекать прибыль из всего, а обман многочисленных работяг делал и без того малую себестоимость фарфора совсем дармовой. А закон об ответственности за неуплату зарплаты – чхал он на него и не собирался утираться. Применить к нему никто этот закон в области не посмел бы: начальство такие же воры. А и применили бы? По сравнению с его выгодой смехотворные штрафы он бы заплатил с насмешкой над своими работягами – не им же даже эти крохи обломились бы. Хитрый и умный этот строй нового процветания! Смотрите и облизывайтесь!

– Были деньги! Были! – заорал снова Артем, высоко подняв руку, сосредотачивая их внимание. – Были, но теперь их нет!.. Или вы хотите, чтобы вас считали чмошниками?! Ваш завод считали дерьмом?! А если завод дерьмо, его владелец дерьмо, то вы все дерьмо! Все! Вы дерьмо?! Нет, вы ответьте!

– Нет! Нет, не дерьмо, – вяло отзывались рабочие.

– И я так думаю. Потому купил на вашу зарплату новейший «мерседес». Пусть видят и знают: «Луговский фарфор» – фирма что надо! А? Правильно? Или нет?

Работяги сопели, зыркая исподлобья.

– Нет? А?! – давил на них Бардаков, уверенный в своей силе и власти над этими жалкими простолюдинами, рабочими жуками, которым лишь бы не думать, пусть получать крохи, жрать только хлеб, но не думать, работать и ждать подачки от господина.

– Да… да… – послышались глухие возгласы.

– Вот так. Можете посмотреть, там стоит, у парадного крыльца. Не машина – лайнер! И это – лицо нашего завода! Нашего! Нашего с вами!

– Артем Петрович, а семью чем кормить? – спросил один из пожилых рабочих.

Бардаков собирался уходить – эту проблему он уже решил: сейчас они, бурча и ругаясь про себя, послушно вернутся на рабочие места. Он посмотрел на Васильева – старых рабочих знал всех лично, – скривился:

– Иваныч, да ну на хрен… – и ушел внутрь здания.

Огурцов следовал за ним, заглядывая в глаза. Сын плелся сзади.

Бардаков в первую очередь хотел переговорить именно с Игорем – так сложилось, что по прошествии нескольких лет он стал более близким ему, ближе сына.

Войдя в просторную приемную, не глянув на секретаршу, Бардаков сказал управляющему:

– Игорь, зайди сейчас. – А сына предостерег: – Антон, ты посиди, – указал взглядом на ряд кресел, и сын остался в приемной.

Бардаков с Огурцовым скрылись за обитой черной кожей дверью кабинета главного управляющего…

Антон прищурил глаза в ухмылке – о чем это они собрались секретничать? Без него!

Он уселся в глубокое кожаное кресло (каждое по пятьдесят тысяч! Лучше бы рабочим выплатил задолженность! Непонятная игра отца с законом и с судьбой Антона бесила – он ее не понимал!), жестом указал секретарше, сидевшей за своим компьютером, чтобы подала ему чашку кофе.

Закинув ногу на ногу, он взял кофе, отпил глоток.

Что бы там ни говорил сейчас Огурцов, Антон узнает все до последнего слова. А он должен знать, что делает этот выродок и что собирается делать его отец, ибо также ненавидел его всеми силами своей молодой души.

Ненависть проснулась недавно – года полтора назад. Она родилась не из пустоты, отец сам помог ему себя возненавидеть.

Все началось с женитьбы Антона на Алисе Франк, немке, светловолосой красивой девушке из семьи почтового служащего. Алиса имела высшее образование, такое же, как Антон, – в институте они учились вместе, хотя до знакомства не подозревали об этом.

Нелепая смерть матери, шок, вызванный одновременно двумя стрессами – богатством отца и ее гибелью, – опустошили Антона. Она утонула, купаясь на частном пляже Рогова. Дома было гадко. Отец после похорон полностью переселился на завод, Огурцов (новый управляющий) заменил ему семью – они вместе работали, ели и спали в соседних кабинетах. Антон старался чем-нибудь себя занять. Сестра Лена была предоставлена сама себе – он ее почти не видел, у них были разные жизненные ритмы.

Отец купил Антону новую иномарку и велел учиться в институте на совесть: «Принесешь мне диплом – займешь место Огурцова. Мне нужен грамотный наследник, который потянет дело вместе со мной!» Антон был согласен.

В то время он как никогда тепло относился к отцу – для отца утрата жены была страшным ударом. Смерть матери сломала их налаженную жизнь. Хотя часто Антон приходил к выводу, что тепло в доме растаяло еще раньше. Когда? С началом битвы отца за завод?

Институт и занятия греблей заполняли день, вечера он проводил как все молодые люди – с компанией ходил на вечеринки, дискотеки и в клубы. Частенько эти походы оканчивались у кого-нибудь на квартире, где не было родителей, и парни «ласкали» своих подружек по курсу. Антон встречался с Катей Петровой, они учились вместе в одной группе, чувствовали симпатию друг к другу, которая после нескольких месяцев невинных ухаживаний плавно перешла в фазу сексуальных отношений.

В тот вечер, запомнившийся на всю жизнь, Антон с Катей и два его приятеля, Кашин Валерка и Юрка Ким, завернули в одну из многочисленных кафешек в центре города, где бушевала музыка, бесновались цветные прожекторы и подавали легкое спиртное. Когда они вошли в темноту зала, их кто-то позвал. Антон увидел двух парней, ему не знакомых, и двух девушек, они сидели за столиком, полупустые стаканы коктейлей неряшливо сбились в центре. Он сразу обратил внимание на одну из девушек, ее глаза, губы, короткие волосы – все сразу взволновало его.

Юрка Ким всех перезнакомил. Парней звали Саша и Толик, а девушек – Вика и Алиса. Ту, которая ему понравилась, звали Алиса. Они решили сидеть все вместе – придвинули еще два столика. Было тесно, но весело. Основательно подвыпив, компания устроила бурные танцы. Антону удалось перекинуться несколькими фразами с Алисой. Ему показалось, что он ей тоже симпатичен.

Саша и Толик со своими подругами собрались уходить часов в одиннадцать, чтобы продолжить веселье в комнате общежития, где жили парни. Они звали новых знакомых. Влекомый взглядом Алисы, Антон уговорил Катю пойти с ними.

– Здесь можно гудеть до утра, всем бары-бер. Мы уже не раз здесь отрывались, – заверили парни.

Комната, где жили парни, была небольшая. Из мебели три железные кровати и большой обеденный стол.

Первым делом все основательно выпили энергетического алкогольного тоника, потом выключили свет и под тихую медленную музыку танцевали парами. Антон сжимал в объятиях Катю, но думал об Алисе. Какие отношения ее связывали с Сашей? Может, она его любила и у них все серьезно?

Медленные танцы завершились расползанием по кроватям. Парочки в темноте шептались и ворковали, и скоро Антон услышал, что на соседних кроватях вовсю постанывают и скрипят. Антон удивился такой открытости, но мысль о том, что рядом Алиса и она в данное мгновение занимается сексом, ужасно возбудила его. Он стянул трусы с покорной Кати и тоже заскрипел кроватью. Бурно кончив, соскочил, пошарив в темноте по столу, нашел бутылку с напитком, утолил жажду.

Рядом оказался Толик:

– Отольем?

– Можно.

– Туалет в конце коридора.

Они вышли из темноты комнаты в освещенный коридор. Антон ощутил, что очень пьян. Его это развеселило. Туалет был мерзким, загаженным, стены исписаны скабрезными фразами и вымазаны дрянью. Толик быстренько разрядился у писсуара. Антон удалился в кабинку – у него после выпивки здорово подводило живот. Просидев минут десять, он вышел облегченным. Фу. Здорово же он напился.

Двигаясь в обратном направлении, он удивленно обнаружил, как много дверей в коридоре. Он дергал все по очереди, пока не вошел в знакомую, пахнущую перегаром темноту.

Две девушки постанывали. Парни работали вовсю. Подойдя к своей кровати, он недоуменно замер: его место было занято – Толик яростно пользовал стонущую Катю.

Заметив Антона, он отозвался:

– Конвейер. Найди, кто свободен.

Антон отошел к столу, залпом выпил тоника из алюминиевой банки. Его девушку трахает другой парень, и ей это приятно. Шлюха. Дрянь. Но его ждет другая. Эта мысль тут же вытеснила обиду и обрадовала Антона. Он пошел к кровати, которая не скрипела.

Антон погладил девушку по ноге, нашел влажные волосы на лобке. Кто это, Вика или Алиса? Не размышляя, он взобрался на нее. Она с готовностью приняла его. Это была вторая женщина в жизни Антона. Он с жадностью овладел ею. В конце он поцеловал ее сухие губы. Вика. Пьяная, дышащая перегаром и смрадом дешевых сигарет. Такая же шлюха, как Катя. Только Алиса не меняла партнера.

Антон заметил, что соседние кровати опустели.

– Эй, сексуальные маньяки, пойдем выпьем!

Антон с Викой присоединились. Когда он выпил тоника, вдруг ощутил, что рука Кати обвила его талию.

– Ну как тебе?

– Ничего, – хрипло отозвался Антон. Неужели она думает, что их отношения дальше будут продолжаться по-старому?!

– Мне тоже ничего.

– Конвейер! – хлопнул в ладоши Толик. – Саша идет к Кате, я – к Алисе. Ты, брат, опять с Викой.

– Я только что был с ней, – сердито засопел Антон. Ему не понравилось, что эти гады решили драть его подругу по очереди, всучив ему шлюху Вику.

– Хорошо, – улыбнулся Толик. – Ты – с Алисой, я – с Викой. После тебя я буду с Алисой. Чтобы никому не было обидно.

Алиса уже лежала с раздвинутыми ногами, распаренная, абсолютно равнодушная, кто будет близок с ней, принося наслаждение, – она была в стельку пьяна. Антон влез на нее, переживая бурю эмоций – у него близость с такой великолепной девушкой, самой красивейшей девушкой Галактики! Что там Катя – ради этих минут Антон отдал ее другим самцам на потеху, совсем не жалея о такой потере. Как назло, после соитий с Катей и Викой Антон, уже тоже очень пьяный, никак не мог излиться в лоно Алисы, хотя жаждал этого всем своим существом – это будет высшим блаженством для него! Но ничего не получалось – член был ватным, и Антон его почти не ощущал. Злая ярость стала наполнять сознание Антона – он обязан оставить свое ДНК в этом прибежище греха, внутри этой нифмы, без проблем отдающей свое тело разным самцам для пьяной потехи!

Эта злость возбудила его и позволила излиться! С неудовольствием Антон ощутил, что сока любви было совсем мало, какой-то мизерный брызг. Не надо было столько пить алкоголя в последний раз – сознание стремилось свернуться в клубок и провалиться в темноту сна. Он тряхнул головой, обессиленный совсем сполз с Алисы. Мстительная мысль заставила сделать это – он встал, нагнулся к ее лицу и тыкнул вялым членом в ее губы. Алиса покорно заглотила член. В ее умелом рту член отвердел и был готов к новым подвигам. Но Антон не торопился к новой близости – пусть потрудится так.

И тут кто-то резво прыгнул на кровать.

Кровать прогнулась, скрипнула. Антон очнулся. Руки Толика уже мяли груди Алисы, он вовсю обладал ею. Она застонала, продолжая сосать член Антона.

Антон задохнулся яростью! Злясь, выдернул член, поцарапавшись о зубы Алисы, вернулся к Вике и жадно, со злостью сблизился с ней, испытав бурный экстаз и совсем истощив себя…

Утром он проснулся с головной болью. Ныли ссадины на члене от зубов Алисы… Кроме Саши, никого в комнате не было. Тот, свежий и довольный, сидел за столом, попивая горячий чай из яркой в красный горошек чашки.

– Доброе утро! – улыбнулся он. – Как ты?

– Паршиво. Все ушли?

– У всех дела.

– А ты?

– У меня есть еще три часа. Умывайся и садись пить крепкий чай. Он тебя быстро в норму приведет. А если хочешь, можешь похмелиться – тоника нет, а водка осталась.

– Не хочу.

– Алиса оставила тебе свой номер телефона. Понравилось, как ты ее барабанил… Слышь, а твоя Катя тоже ничего – здорово подмахивает!