Миражи счастья в маленьком городе

Потом удача стала больше улыбаться: Максим договорился с торговцами на базаре помогать им таскать арбузы, и мальчишки каждый вечер получали арбуз за труды. И елся он, заработанный, по-особенному.

Про пункт приема цветных металлов Макс тоже узнал первым. Правда, за мотками медной проволоки должен был лезть Ник, как более ловкий. Причем это оказалась не свалка, а чье-то частное владение, чуть ли не какой-то фирмы, но Ник вовремя унес ноги, а Макс сказал: «Ну и ладно, еще что-нибудь присмотрим».

Присмотрел он бензоколонку, где можно было мыть машины всем желающим. Но бизнес пресекли другие пацаны, заявившие, что это их место.

– В некоторых семьях есть нечего. Мальчишки, может, на еду себе зарабатывают, – сказала мама, слушая возмущения Ника. – А вы на что?

Он, честно говоря, озадачился. Макс не мог прожить без мороженого, жвачки, без новых кассет, лазерного фонарика, хороших роликов и многого другого. И трещал без умолку, чего себе накупит, когда они приступали к очередному проекту. Нику же нравились привкус риска и холодок неизвестности, сопровождавшие их вылазки, больше, чем будущая прибыль.

А это можно было, в общем, и иначе ощутить. Дать себе задание доплыть дотуда, откуда берег кажется почти неразличимым, – и доплыть. Забраться на крышу девятиэтажки и, бросая кленовые крылышки, падать взглядом вслед за ними – а ласточки схватывают их на лету, принимая за насекомых. Не говоря уже о поездках с матерью, которые он любил, – Подмосковье, Золотое кольцо, Кавказ. Ничто не заменит ветер странствий, будь он солнечным и сухим, влетающим в окно автомобиля или автобуса, или морским, с брызгами.

Так что Ник не горевал в разлуках с Максом, но и от затеянных им приключений не отказывался. Действовало то, что Макс искренне считал его крутым и на самом деле не все из придуманного мог проделать без него.

Сейчас Макс просто должен был появиться – Ник кожей ощущал его приближение, понимая, что тот сгорает от любопытства: куда же подевались тогда он и Марина и что было дальше. И точно: едва Ник пришел домой пообедать, раздался звонок, и Макс улыбался на пороге. Ник неожиданно почувствовал, что ничего ему не хочет рассказывать, и лихорадочно соображал, как отвертеться.

Ведь правда, невозможно объяснить, что Марину он нашел по флюгеру на крыше: золотой парусник указал на солнце, а вместе с солнцем появилась она. Значит, он не случайно забрел тогда на Зеленую улицу. Для Ника это было как дважды два, но кто угодно, и Макс в том числе, сочли бы это за бред сивой кобылы.

Ну, допустим, он все-таки об этом рассказал. Здравомыслящий приятель сразу спросит, почему он не познакомился с девочкой, если она ему понравилась. И что отвечать? С одной стороны, все ясно: она живет на враждебной территории. Для Ника это не имеет значения, но для нее-то он прежде всего – чужак. Прийти, чтобы принести неприятности? Но он к тому же чувствовал, что надо просто подождать, пока флюгер опять не повернется в нужную сторону.

Но просто ждать Ник не мог, и на подоконнике Марины стали появляться белые цветы. У нее должны быть цветы, которых ни у кого нет, которые не купишь ни за какие деньги ни в каком магазине. Может, он опять наслаждался риском. Может, хотел освежить избитый ритуал дарения букетов, раз уж нельзя совсем его избежать или заменить чем-нибудь новым, – девочкам-то нравится. И об этом, что ли, рассказывать? О трехчасовых загородных прогулках и альпинизме на чужих заборах? Да Ник не то что Максу, никому на свете не признался бы. В том числе Марине, если бы она каким-то чудом догадалась и начала спрашивать.

Скоро Ник знал в лицо ее отца, тетушку, сестру и собаку. Раз даже удалось поговорить с братцем. И тут появилась она – холодная и чужая, поглядела на него, как на вещь, и увела мальчишку. Ник потом долго удивлял друзей колючим настроением. А Макс, узнав об этом, наверняка скажет: ну вот, опять сдрейфил подойти. И будет не так уж и не прав.

Но Ник не ошибся: все совершилось само собой, тогда, на причале. Наполовину сочиненная им, Марина оказалась похожей и совсем другой. Для нее также не имел значения закон «все, кто не наши, – чужие». Весь тот день они провели вместе и за разговорами не заметили, как он прошел.

Но Максу Ник рассказал об этом в двух словах и самым безразличным тоном. А тот огорошил его сообщением:

– Ну, про твою-то я и сам все знаю. – И пояснил: – Я с ее сестрой познакомился. Кларисса. Там же, в доме с корабликом живет. Классно гуляем! К тебе как ни зайдем – все нет, прямо пропал человек… А это что? – Макс взял с дивана книжку. – Тол-ки-ен. Чего-то больно мудреное. А, кинцо такое было.

Ник забрал у него из рук обернутый в бумагу томик, бережно поставил на полку и принялся объяснять, что Марина дала ему почитать свою любимую книгу.

– Тебе? А она знает, что ты, кроме «Муму», ничего не читал? – поддел его Макс.

– Как ничего? А «Секретные материалы»? – тревожно спросил Ник.

Макс уже торопился поправиться: мол, шутка, у Ника были крепкие кулаки, это узнавали на опыте все любители приколоться. Еще в младших классах ему пытались приклеить кличку «ботаник» из-за дедушки и мамы, работавших в питомнике, но тут же единодушно решили, что Николая Берестова лучше называть Ник. Больше подходит. А тут он совсем не въехал, подивился Макс. Выходит, когда человек втюрится, то становится болваном. Интересно! А та девчонка и правда может зацепить, такая она какая-то. И чего она в «ботанике» нашла? Сразу спелись. А ведь он, Макс, с ней первым тогда познакомился! Кто придумал девчонок покатать?

И Макс решил проверить, действительно ли это у друга слабое место.

– Вспомнил: я ее на интеллектуальных играх видел. Помнишь, городские игры у нас в школе проходили. Ее дружок был в команде, а она ему все, что он не знал, подсказывала. Она и дружит с такими же. Охота тебе связываться с заумными?

– А на кой черт мне дуры? – отрезал Ник без всякой паузы, и Макс возликовал в душе, какой же он проницательный.

И как это, оказывается, здорово: нашел уязвимое место – и человек в твоих руках! Даже такой крутой. И уязвил еще разок.

– Конечно, она не дура, и хорошенькая. Я ничего не говорю. Вот только ты мне друг, а даже ее сестра говорит, что она мальчишница. Все пацаны в классе в нее повлюблялись, а ей нравится, что они таскаются хвостом. Развлечение, в общем, вроде коллекции. И еще, они там все, с Зеленой улицы, настырные, все друг за дружку, а мы для них – чужие. Вот ты все серьезно, а она, Кларисса говорит, своих дружков ни на что не променяет…

Максим бубнил в том же духе, но отпора типа «А твоя Кларисса что, не с Зеленой улицы?» не получал. Ник, знающий толк в драках, первый раз в жизни не понял, что это тоже поединок. Он всерьез задумался над смыслом сказанного – и настроение упало.

Расшифровка

Марина сидела за партой и смотрела на друзей. Мальчишки после праздников подстриглись. Артур зачесал волосы назад и выглядел совсем по-взрослому. У Рафаэля не осталось милых кудряшек, и он сделался похож на лопоухого олененка с большими черными глазами. «Ежик» Рудика стал еще колючее. Но постриглись не только мальчишки. Жанна отрезала свою толстую смоляную косу, и ее новая прическа напоминала Маринину. С непривычной копной на голове, она сидела неестественно прямо и неподвижно и не оборачивалась.

А вот большой, красный от загара Фольц поминутно ерзал, вертелся, прятал глаза, краснел еще больше, злился на себя за это и наконец зашептал почти вслух, сложив ладони рупором:

– Да Жанка придумала, а мы как дураки! А я говорил: заехать чужакам в морду, и дело с концом.

Рафаэль часто и беспомощно моргал, а встретившись глазами с Мариной, тут же красноречиво указал глазами на Жанну. Марина рассерженно вспыхнула, что означало: да хватит сваливать все на нее! Рафаэль, тыча в себя пальцем, начал выразительно прикладывать к уху воображаемую телефонную трубку, а потом отчаянно развел руками. Да, звонить Марине в эти дни было бесполезно.

После долгой паузы Рафаэль несмело поднял ресницы. Марина смотрела выжидающе. Конечно, никаких особых прав у него нет, но вдруг он их сейчас заявит? Болтала же Кларисса, что они все в Марину влюблены. Но Рафаэль робко указал на тетрадочку: «У меня есть новые стихи». Марина чуть не рассмеялась и махнула рукой: давай сюда. Рафаэль возликовал и кокетливо подал тетрадочку.

Тут ее ткнули сзади и подали записку. Это был квадратный листок в клетку, весь без пробелов заполненный четкими печатными буквами, которые не складывались ни в какие слова. Марина достала из-за обложки дневника такой же бумажный квадрат, но с прорезями и, накладывая его на записку, начала читать. Этот способ шифровки они с Артуром ввели в обиход, когда выяснилось, что их записки попадают в руки неприятеля.

«Марин, не сердись, – писал Артур. – Все получилось спонтанно. Мы видели, что Жанка сама полезла в лодку, только у нас от обиды мозги затуманились. Мы с мамой привезли новые фильмы, и «Властелина колец» вторую часть, «Две башни». Давай у тебя посмотрим, как всегда. Если хочешь».

Марина оглянулась и с улыбкой кивнула. На душе у всех четверых потеплело, все одинаково чувствовали, как с нее свалилась небывалая тяжесть. Но мир и покой были еще неполными.

Если хочется – значит, можно

На перемене Жанна подошла к Марине и с вызовом сказала:

– Все устроила я. Я разозлилась на тебя и всех подговорила.

Когда она высказала все, что должна бы выслушать, Марина растерялась. Жанна рассказывала о своем разговоре с Рафаэлем, Артуром и Рудиком, о том, как дружно они осудили Марину, как возмущались и, наконец, решили ее проучить. Слушать это было невыносимо, а демонстративная честность вызывала только чувство неловкости. «Зачем она все это говорит?!»

– Короче, ты теперь не хочешь меня знать.

Тут Марину осенило: да не важно, что она мелет. Важно, что она подошла. И Марина сказала самым обыкновенным, нисколько не натянутым голосом:

– Да брось ломаться. Косу зачем отрезала? Я тебя и не узнала.

– Я сама себя никак не узнаю, – взвилась Жанна. – Прямо чудовище какое-то! Я все думаю: если бы я была на твоем месте, а ты на моем, ты бы со мной так не поступила. И это бесит! А коса – черт с ней, я, наверно, несовременно выгляжу, если никому не нравлюсь.

– Артур фильм привез, пошли ко мне смотреть после уроков.

– Издеваешься, что ли? Предательство нельзя простить.

– Если хочется – значит, можно, – твердо сказала Марина.

– Правда, что ли, мир? – развеселилась Жанна. – И правильно! Не хватало еще поссориться из-за паршивого чужака.

– Он не паршивый.

– Чего? Так ты не собираешься послать его подальше?

Марина молчала, глядя на нее с изумлением.

– Ну ты даешь, – проговорила Жанна, подозрительно всматриваясь в лицо подруги. – А я обрадовалась, что все будет как раньше.

– Да чем он вам помешал? Вы же никто его даже не знаете.

– И знать нечего, – отрезала Жанна. – Ты, что ли, вообразила, что приведешь его в нашу компанию? И как это будет? Ну, представь: ты его хоббитов с нами смотреть позвала – и все сидят, как дураки, особенно мальчишки. И ему больно весело будет!

Марина не нашла что сказать. Жанна, кажется, права. Ник, такой замечательный, в их компании действительно будет и смотреться, и чувствовать себя, как… чужой. И он, и ее друзья – прямолинейные, открытые, поэтому и они его не примут, и он вряд ли захочет вписываться.

Но почему, почему хорошие люди не могут быть вместе! Ладно, она постарается разорваться на столько кусков, сколько друзей. Ведь о выборе и речи быть не может. И ничего страшного: душа – она большая, ее так много. Хватит на всех. А потом, может, как-нибудь все образуется. Конечно, они с Ником только что горевали, что опять начинается школа и они не смогут видеться так часто, только после уроков, но…

– На фильм его и правда не стоит звать. Я увижусь с ним завтра, – решила Марина.

Жанна довольно улыбалась.

Следующим уроком была математика, и Марине сполна досталось за камешек, брошенный в собачонку. Рафаэль самоотверженно пытался доказать, что это был он, но получил ответ: «Нечего ее выгораживать».

Но не это подпортило радость примирения. Когда Марина позвонила Нику сказать, что этим вечером занята, он огорчился больше, чем можно было ожидать, и почему-то сразу угадал: «Ты сегодня с ними?» Раньше ей ужасно нравилось, когда один из них понимал другого, едва тот начинал говорить. И даже если еще не начинал. Но эта телепатия озадачила. Ник ревновал ее к друзьям так же, как они – к нему. С равномерным распределением души ничего не получалось.

Такое бывает?!

– Гляди, куриный бог. Прямо как на море.

Марина взяла с протянутой ладони Ника серый голыш с дырочкой посередине. Они гуляли по безлюдному берегу озера. Шлепать босыми ногами по нагревшемуся за день мелководью было просто блаженством.

– Я буду его носить, – сказала Марина, снимая со шнурка кулончик-сердечко и пытаясь попасть замахрившимся кончиком в куриного бога.

Расходиться по домам не хотелось, хотя уже начали зажигаться фонари. На причале темно, лодочная станция закрыта.

– Давно не видно Лодочника, – заметила Марина.

– Он болеет, – отозвался Ник.

– А ты откуда знаешь?

– А мы с ним дружим, – как ни в чем не бывало прозвучал ответ, немного озадачивающий. – Я с ним как-то раз заговорил. Он так обрадовался. Он тогда еще в парке на аттракционах работал. Представляешь, стоит человек, десятки людей кругом, а он много лет молчит – просто потому, что никому до него нет дела и не с кем разговаривать. Он совсем один.

– Совсем один? А действительно, когда на него глядишь, его почему-то жалко, хотя у него и вся эта великолепная флотилия, и белая фуражка на голове.

– Его братья во время войны попали в плен, и их потом расстреляли, а двое других погибли. Мать с горя умерла, отца сослали на север. А он, самый младший, в это время был у каких-то родственников. Вернулся в пустой дом. Потом всю жизнь ездил с места на место. У него в доме столько интересностей.

– Ты и домой к нему попал?

– Навещал, когда он первый раз заболел.

– Так он твой родственник?

– Да нет же, просто познакомились. И так получилось, что у него, кроме меня, и нет никого… А давай?

– А давай. А разве удобно?

– Нормально. Далековато, правда.

В этой окраинной части города Марина никогда не была. Улица Пушечная Гора. Она и не знала, что такая есть. Какие-то совсем древние плохонькие домишки. Они стучались в один из них. Марина несмело оглядывалась. Представила, что потерялась, что не помнит дороги назад и с ужасом бежит по этому лабиринту, где изгибаются уродливые тени, и везде натыкается на глухие заборы и скрипучие двери…

Яркий свет разогнал страх, созданный воображением. Обычная обстановка комнаты совершенно успокоила Марину. Лодочник узнал Ника и уважительно пожал ему руку. Он и в самом деле был рад. На фоне озера, причала с радостными разноцветными флажками, среди прогулочных катеров и лодок, в белой фуражке, Лодочник выглядел внушительно, а дома превратился в совсем другого старика – немного загадочного, с непроницаемым взглядом. На вопросы о здоровье он только отмахнулся и усадил их есть отличную жареную рыбу, даже тарелки мыть не разрешил.

– Что это? – Марина глядела на раскрытое старинное Евангелие, лежащее на приступочке деревянного шкафа с глухими дверцами.

Ник повис над плечом, и они листали страницу за страницей, рассматривая миниатюры, пышные заставки заглавных листов и тонкий орнамент. Сказочные крылатые грифоны и сфинксы соседствовали здесь с обыкновенными, неволшебными слонами, козами и зайцами.

– Красивая книга, – сказала Марина. – У нашей Доры тоже есть Библия, только современная, на глянцевой бумаге, с картинками из фильма «Иисус». Прямо как журнал. Кажется, бесплатно присылали по почте. Это совсем не то…

Лодочник незаметно улыбнулся, непроницаемый взгляд смягчился и потеплел.

– У меня много книг. Одни от отца остались, другие сам собирал.

Старик поднялся, открыл свой глухой шкаф и начал молча доставать оттуда большие старинные книги.

– С застежками, – по-детски обрадовалась Марина, даже в ладоши хлопнула.

И Ник глядел во все глаза, как на столе перед его подружкой возникали Коран и Библия, книги церковных песнопений, записанные древней нотописью, лечебник с рецептами средневековых снадобий, псалтыри и Четьи минеи, пособия по астрономии, учебники, судебник, географические карты…

Они листали и разглядывали это богатство весь вечер. Лодочник и сам увлекся, достал совсем уж редкие книги, апокрифы – Евангелие от Фомы, от Магдалины, Евангелие изречений, где нет привычной событийной канвы и записаны только слова Иисуса.

– Такое бывает? – шептала Марина Нику – то ли о книгах, то ли о самом старике.

Ты ничего не понимаешь

Обратно она шла как в гипнозе. И в короткие счастливые годы, и в тягостные десятилетия войн оплывают свечи в узких темных кельях, и на донышке остается чернил, настоянных на железной ржавчине и кожице молодого грецкого ореха. Не прерывается великий труд – создаются научные трактаты и поэмы, переписываются книги древних авторов. «Во времена бедствий и годину войн увозите книгу эту в город и скройте ее…» Горят города, корчатся в пламени рукописи. Истлели и окаменели те, что спрятаны в тайниках и пещерах. Утрачены тысячи, уцелели единицы. И тут, в никому не известном домишке…

В никому не известном? Стоп. А что, если…

Взволнованный рассказ Марины о базарном кульке, о дяде Алике, который второй месяц разыскивает таинственного коллекционера, и озарение, что это и есть Лодочник, нисколько не встревожили Ника.

– Но ты же им ничего не расскажешь, – заключил он утвердительно.

Марина словно споткнулась на бегу.

– Как ничего не расскажу? Я целый час тебе объясняю, как для человека это важно. Он ученый, он работает с книгами, а если Лодочник распродаст их по одной всяким проходимцам…

– Тише ты. Об этом не кричат. Ничего он не распродаст.

– Откуда ты знаешь?

– В них вся его жизнь – ты что, не поняла? Он их собирал не для того, чтобы на этом нажиться.

– Можешь не разжевывать, я не идиотка, – обиделась Марина. – Понятно, что он с ними никогда не расстанется. Но ведь это небезопасно – держать такую библиотеку в этом сарае, в трущобах…

– Ну вот, ты сама все понимаешь, – успокоился Ник. – Зачем же ему раскрываться? Около него и так уже начали виться проходимцы. Когда он просил меня продать те книжки, он тоже болел, с деньгами совсем было туго. Я сколько на бензоколонке зарабатывал – все равно не хватало, да он и брать не хотел, гордый. Тогда я еду ему покупал и лекарства – принесу, и все. Назад не понесу. Но все равно не хватало, вот и засветились с книжками. Он их никогда никому не показывал, а теперь даже музейщики твои – и те уши топориком.

– А еще кто?

– Макса еле отвадил – все предлагал еще раскрутить старика хоть на пару книжонок. Я, говорит, не туда понес, а он будто нашел, кому сбыть. Так они, ценители, и без Макса обойдутся, если очень захотят. Вот спроси у своего Артура – у него ничего уже нет, все забрали.

– Это я забрала для дяди Алика… А ты неужели такой наивный, если знаешь, что началась охота, и думаешь, что они не доведут ее до конца.

– Ну, сейчас дойдет до того, что во благо Лодочника я должен его продать, – с иронией проговорил Ник.

– Ты ничего не понимаешь! – Марина глядела на него с удивлением.

– Это ты ничего не понимаешь. Человек имеет полное право не отдавать никому то, что ему принадлежит. Его добро – ему распоряжаться. Мало ли кому что нужно. Это их проблемы, и они с ними справятся. Без нас. Я в этом не участвую. И ты в этом не участвуешь.

– Но вдруг бы дядя Алик и Лодочник нашли общий язык? Я могу хотя бы сказать папе…

– Не можешь, – категорично заявил Ник. – Ты сама поймешь, что не можешь, когда вспомнишь, как тебя Лодочник принял. А он видел тебя второй раз в жизни. Он тебе доверился. У меня глаза на лбу были, когда он все из шкафа начал вытаскивать, – он мне этого не показывал никогда! И ты папе рассказывать побежишь, а я тебя привел, и кто я после этого? И чем мы тогда от проходимцев отличаемся!

– Я подумала, ведь можно было бы с самим Лодочником поговорить осторожно, – еще раз попыталась Марина. – Но если ты считаешь, что для него это будет оскорбительно…

– Будет. Получится, что никому верить нельзя, все только ищут, где урвать. И мы такие же. Тебе же его «почему-то жалко» было, – передразнил Ник.

Оставшуюся часть пути они шли молча. Каждый пытался осознать одно и то же: мы первый раз не поняли друг друга.

– Совсем совесть потеряла. Сестрица с чужаком спуталась, так ей и есть в кого. А наша-то, наша!

Петровна и Глебовна и ночью не дремлют.

– Что, у тебя теперь неприятности будут? – встревожился Ник. – Мы, что ли, припозднились совсем?

– А куриный бог на что? – Марина повертела камешком на шнурке. – Он меня защитит.

Оба с облегчением улыбнулись, и прощание было более радостным, чем встреча.

Рецепты для влюбленных

– Дай сюда.

Кларисса показывала на постер с изображением взлохмаченной Земфиры. В Странном Доме шла предпасхальная уборка. Дора мыла окна, Павлик чистил пылесосом ковер в своей комнате, а Марина вытащила на середину гостиной охапку старых журналов, исписанных тетрадок и просматривала их перед тем, как выкинуть. В журналах «Cool» оказалось несколько невыдернутых постеров. Для Рудика нашелся Децл, а для Ника – Малдер и Скалли из «Секретных материалов».

– Эта Земфира – Жанне, – отказала Марина. – Возьми вон ту.

– Такая у меня есть.

– Как хочешь.

– Очень уж ты о них заботишься, – фыркнула Кларисса.

Она не осталась в долгу. Полистала следующий «Cool» и обрадовалась:

– Гляди-ка, прямо про тебя. Слушай: «Кто придумал, что любовь – это постоянство? Часто девушки встречаются сразу с двумя-тремя парнями, причем делают это осознанно. Они как бы разграничивают „обязанности“ ребят: с одним ходят по музеям и выставкам, другой катает девушку на машине, а третий – хороший собеседник и приятный человек». Ну копия! Всех твоих перечислили! «И ладно еще, если при таком раскладе девушка поддерживает интимные отношения только с кем-то одним»…

– Ты что, совсем того? – вспылила Марина.

– Ага, правда глаза колет!

– А ну, пошла отсюда! – закричала Марина, выхватывая журнал.

Кларисса картинно хохотала, закатывая глаза и не думая никуда уходить.

«На самом деле не обязательно отношения девушки и юноши, мужчины и женщины бывают и должны быть любовными», – мелькнуло на странице. Марина присела на ковер. Что там дальше?

«Более правильным и честным было бы четко определить жанр отношений. Сказать: „Романы не для меня, я о них пока не думаю“. Или так: „Мы с тобой (может быть, пока) только друзья“. Или: „У меня есть парень, к которому я испытываю серьезные чувства. А ты для меня просто товарищ, интересный человек“. Больше того, некоторые ребята будут только рады такой определенности, потому что жанр приятельских отношений проще и ни к чему не обязывает».

И впрямь похоже на их запутанность. Как в журнале все просто и ясно. Вот только странно представить себя с декларацией на устах: «Артур (или Рафаэль), мы просто товарищи!» Театр. А если серьезно, сомнения берут, что они будут рады такой определенности, а не почувствуют себя оскорбленными. Уж она-то их знает.

А «серьезные чувства к другому»? Есть рецепты и на этот случай? Марина открыла еще один «Cool» и увидела рецепт, только не для себя. «Овидий, древнеримский поэт, в книге „Наука любви“ советовал растерянным юношам следующее: чтобы нравиться девушкам, надо быть опрятным, спортивным, изобретательным и настойчивым. Во-первых, твоя одежда должна быть безукоризненно чистой, так же как твое тело, твои волосы и зубы…»

Сразу же представился всегда безукоризненный Ник в его всегда свеженьких маечках. Совпадает! Значит, он… Надо же, а полгода назад, когда она только покупала эти журналы, на эти рубрики совсем не обращала внимания.

Тут за окнами зашуршала машина, и Дора из кухни крикнула:

– Пал Палыч приехал!

Как его зовут?

Марина и Павлик понеслись встречать отца, а Рольд их обогнал и радостно лаял в прихожей.

– Предлагаю сделать перерыв и поесть, – сказал Пал Палыч, появляясь в комнате.

– Нет, сначала подарки, – завопил Павлик, повисая на руке, в которой было множество пакетов.

Вместе с Пал Палычем из Москвы всегда приезжали подарки. Он любил ощущать себя рогом изобилия.

– Конечно, сейчас будет ваза, – сказала Марина, и они с Дорой засмеялись.

– Ничего подобного. Книжка, третья часть «Властелина колец», как заказано. Аукцион: тысяча – кто больше?

– Десять тысяч. – Марина выхватила книгу. – А сейчас будет ваза.