Кари Мора

А тот между тем бросил в дом фосфорную гранату, и над крышей взметнулось пламя. Опять присел на корточки во дворе, целясь под дом из пистолета. Кари бежала изо всех сил. Лицо ее онемело, будто маска. Выстрел. Команданте еще больше пригнулся, прицеливаясь, длинный палец поудобней устроился на спусковом крючке. В этот момент Кари резко остановилась, вскинула автомат и выстрелила ему в затылок.

Она чувствовала странное спокойствие. Клубы дыма уже затягивало под дом, и Кари увидела, как ребенок вылезает с противоположной стороны и опрометью бежит в лес. У самого края лесных зарослей он обернулся через плечо. Ребенок был действительно очень грязный. Среди деревьев она заметила какие-то лица. Чья-то рука нетерпеливо подзывала крошечную фигурку к себе.

Команданте оказался слишком тяжелым, чтобы затащить его в огонь. В любую секунду мог появиться еще кто-то из бойцов и увидеть, как он лежит здесь, застреленный в затылок. Смертный приговор. Кари бросилась к трупу команданте. Одно из стекол его круглых очочков вылетело, в другом отражалось солнце. Поглядев на амуницию, которой он был увешан со всех сторон, можно было подумать, что команданте один готов одолеть целую армию. В числе прочего на хитроумном ремне со множеством отсеков и сумочек у него висела осколочная граната. Кари сдернула ее у него с пояса. Ухватила его за руку, подсунула ему под голову. Туда же затолкала и гранату. Выдернула чеку, отпустила рычаг и бросилась бежать без оглядки. Нырнула в кювет у дороги, широко открыв рот, как учили. Когда грохнул взрыв, вскарабкалась по откосу и побежала дальше. Все бежала и бежала. Смерть команданте вычеркнула один пункт из ее вечерних молитв.

В тот же день она отыскала своего рыжеволосого возлюбленного, и они бежали вместе.

Целый год прожили в деревушке под названием Фуэнте де Бендисьон[53] – он работал на лесопилке, она сражалась с кастрюлями на кухне местного пансиона. Собирались пожениться. В ту пору ей как раз исполнилось шестнадцать.

В то время нельзя было дезертировать из РВСК и остаться в живых. Под конец годаsicarios[54] разыскали их и расстреляли парня прямо на улице, вместе с его шаферами, когда те в раздолбанном прокатном автомобиле ехали в церковь, где их дожидалась Кари с букетиком жасмина в руках.

Когда убийцы добрались и туда, церковь уже была пуста. В деревенском медпункте Кари наскоро перевязали изрезанные стеклами руки, и она сразу же выбежала оттуда через заднюю дверь.

Они долго поджидали ее в похоронном бюро. Она там так и не появилась. Тогда они подошли к гробу, несколько раз выстрелили в мертвого жениха Кари, сфотографировали раны и удалились – когда они его убивали, то не озаботились должным образом обезобразить его лицо.

Через неделю Кари стояла перед дверью огромного дома в Боготе. Вышедший на стук слуга отправил ее к черному ходу. После пятнадцати минут ожидания на крыльцо вышел старый натуралист в своих любимых подтяжках. Узнал он ее не сразу – грязную, в посеревших бинтах и запятнанных кровью свадебных туфельках.

– Поможете мне? – спросила она.

– Да, помогу. – Он сразу же кивнул, выключая свет над крыльцом. – Заходи.

За все то время, что она присматривала за ним, как за пленником, старик ни разу ее не обнял. А теперь обнял, прижал к себе. Пропитавшиеся кровью бинты оставили пятна у него на рубашке, когда Кари обняла его в ответ.

Врученная заботам экономки, вскоре она отмылась дочиста, плотно поужинала и забылась сном на чистых простынях. На всех окнах в доме опустили ставни – за помощь дезертирам из РВСК полагалось суровое наказание. Смерть. Кари нельзя было оставаться в Колумбии.

И профессор выполнил свое обещание помочь. С недельку пришлось подождать – столько понадобилось, чтобы раздобыть ей фальшивые документы, – а потом он отправил ее на север автобусом. День за днем, день за днем в пути – Коста-Рика, Никарагуа, Гондурас, Гватемала… Перевязки себе она делала сама, затягивая бинты другой рукой и зубами.

Профессор дал ей достаточно денег, чтобы хватило доехать на автобусах до Мексики, так что не пришлось подсаживаться вLa Bestia[55] – мексиканский поезд назначением на север, где места на крышах товарных вагонов, откуда очень многие падали, продавали бандиты, и путь которого был усеян множеством отрезанных и оторванных рук и ног. Профессор дал ей и записку к одному своему родственнику в Майами. Сославшись на болезнь, тот сплавил ее еще какому-то родственнику, который с ходу заявил, что первые три года ей придется работать бесплатно. Поскольку по «Радио Мамби»[56] Кари уже слышала, что подобные уверения – это бессовестная ложь, с того момента она оказалась предоставленной самой себе.

С тех самых пор Кари всегда носила с собой хотя бы немного какой-нибудь еды. Обычно она съедала такие запасы только под вечер, да и то если они могли испортиться. Всегда держала при себе небольшой запас воды и складной нож разрешенной законом длины, который наловчилась быстро открывать одной рукой. На шее у нее на бисерной цепочке-четках висел перевернутый крест Святого Петра – ведь распяли того вверх ногами. Внутри креста скрывался острый клинок: длинная часть основания служила ножнами, а короткая с горизонтальной перекладиной – рукояткой под кулачный хват.

* * *

И вот теперь, сидя в квартире сестры, она подремывала в кресле возле детской кроватки, роняя голову на грудь – почти как тогда в автобусе, на долгом пути к «Земле Свободных».

Ближе к полуночи загудел ее мобильник. Опять звонили с номера Антонио. Кари посмотрела на ярко светящийся в темноте экранчик. Очень тянуло ответить. Потом включился автоответчик. Чей-то голос с немецким акцентом произнес: «Кар-ри. Давай встретимся, я тебе помогу».

«Ну да, щас, разбежался. Тоже мне, помощничек нашелся».

Покачивая малышку, она потихоньку затянула лукавую песенку «Совет попугаю», которую частенько напевала ее бабушка: попугаю в ней обещают жизнь, полную спелых бананов и неземного счастья, если его продадут какому-то богачу-панамцу.

Ближе к рассвету голова у нее окончательно упала на грудь. Снился ей маленький крепкий домик у канала. Домик устоял перед стихией, даже несмотря на дыру в крыше. Прочно покоился на сплошном бетонном фундаменте. В случае чего играющий во дворе ребенок под него не залезет, не застрянет, не поранится. Во сне, впервые отойдя от треволнений дня, Кари слегка улыбнулась: ее домик прочно стоит на фундаменте, а посапывающему рядом с ней ребенку абсолютно ничего не грозит.

Глава 16

Повисший над заливом Бискейн туман быстро таял под теплыми лучами утреннего солнца.

Суденышко Капитана Марко, выбирая медленно крутящейся лебедкой краболовный порядок, черепашьим ходом продвигалось к северу неподалеку от особняка Эскобара. Экипаж его демонстративно удвоил усилия, перебирая снасти, когда неподалеку показался быстроходный катер береговой полиции Майами. Чтобы не раскачать работающих рыбаков кильватерной волной, водитель-полицейский, проходя мимо, слегка сбросил газ.

Марко и еще три члена экипажа обливались пóтом в бронежилетах, поддетых под просторные рубахи навыпуск. Скоро они окажутся точно напротив особняка. Теперь уже им солнце мешает смотреть – дом точно на ост от судна. Вдруг яркая вспышка где-то среди темных окон верхнего этажа – стекло на секунду отразило солнечный свет.

Первый помощник Эстебан расположился в рубке, пристроив винтовку на нижний край рамы открытого окна. Блеснувшее на миг стекло он засек сквозь оптический прицел.

– Вижу одного наверху, в открытом окне. Вытащил бинокль только что, рядом со стулом стоит автомат! – доложил Эстебан капитану.

Толстый трос порядка, роняя на палубу капли воды, одну за другой поднимал со дна крабовые ловушки. Игнасио ловко подхватывал вылезающие из воды ящики, сделанные из дощечек и стальной сетки, и тут же вытряхивал пойманных голубых крабов в огромный ящик в центре палубы. Пустые ловушки укладывал в штабеля в корме – потом их опять начинят свежей наживкой. Мокрый порядок медленно и неуклонно лез из воды. Схватил, опорожнил – в штабель. Схватил, опорожнил – в штабель.

В каких-то двух длинах корпуса от персональной гавани Эскобара Игнасио открыл очередную ловушку – и застыл.

–Mierda![57]

Капитан Марко отцепил карабин поводца от порядка, вырубил лебедку.

Игнасио так и не сумел заставить себя опустить руку в ловушку. Просто перевернул ее над ящиком, и голова Антонио покатилась по горе живых крабов, грозно поднявших клешни. На голове по-прежнему оставалась водолазная маска. Лицо вокруг нее было изрядно изъедено крабами, запертыми в ловушке вместе с ней, но за стеклом оно осталось нетронутым, и глаза Антонио безжизненно таращились в небо среди шевелящихся клешней.

На причале появился Матео. Согнув руку в локте, сделал неприличный жест, потом ухватился за ширинку обеими руками, подергал вверх-вниз.

– Я ща ему хер отстрелю! – прошипел Эстебан из рубки.

– Не сейчас, – бросил Капитан Марко.

* * *

На площадке лодочной стоянки Бенито долго всматривался в объеденное крабами лицо своего юного друга.

– Звони Кари, – произнес он.

– Не хватало только ей на это смотреть! – отозвался Капитан Марко.

– Она все равно захочет приехать, – сказал Бенито.

Глава 17

Детектив-сержант Терри Роублз из отдела убийств Майами-Дейд[58], тридцати шести лет, все еще находящий в отпуске по ранению, остановил машину на стоянке «Пальмира-гарденз», в тени деревьев возле ограды. Едва он успел заглушить мотор, как засветился экран мобильника – звонили из судебно-медицинской экспертизы.

– Терри, это Холли Бинг.

– Привет, Холли.

– Терри, утром мне прислали пулю из утопленника: мужчина, светлый латинос, на вид лет двадцать с небольшим. Отправила ее в ИСБИ[59] в Куантико. Есть совпадение! Похоже, пуля из какого-то из тех стволов, из которых обстреляли твой дом. Помнишь ту, что достали из стены в спальне? Уровень соответствия – выше девяноста процентов.

– Кто он?

– Пока непонятно. Я звонила тебе в отдел, и мне дали твой мобильник. Когда опять вернешься к работе?

– Как врачи разрешат. Наверное, скоро.

– А как Даниэла? Ничего, что я спрашиваю?

– Как раз приехал ее навестить. Буду у тебя через час.

– У меня сейчас занятия со студентами, но все равно приезжай. Ничего, если я тебя представлю? Они на меня очень обидятся, если я тебя спрячу.

– Вот черт… Ладно, лады. Спасибо, Холли.

В машине рядом с Роублзом сидела собака – такса по кличке Салли. Когда он закончил разговор, Салли перелезла к нему на колени. Подхватив ее под мышку, он вылез из машины и на ватных ногах двинулся к «Пальмира-гарденз».

* * *

«Пальмира» – лучший центр ухода и реабилитации на всем Юго-Востоке. Изящные старые здания под высоченными деревьями. Ручка на калитке в ограде – только снаружи, изнутри так просто не выйдешь.

В саду на скамейках – несколько здешних постояльцев.

Вокруг стоящего под высоким деревом священника преклонных лет собралась внимающая ему группа домашних животных, нашедших приют на территории центра, – четыре собаки, кошка, небольшая коза, три попугая и стайка цыплят. Проповедник подкреплял интерес своей паствы, регулярно предлагая ей всякие вкусности из собственных карманов. Он даже пытался класть лакомые кусочки им на языки, как святое причастие, но чаще всего их просто выхватывали у него из руки. Попугая он только что причастил тыквенным семечком, осторожно зажав его кончиками пальцев. К разношерстной группе прихожан присоединился лишь единственный представитель человеческой расы – пожилой джентльмен, которому священник время от времени величественно скармливал то одну, то две горошины «Эм-энд-Эмс».

Другой рукой священнослужитель придерживал за корешок раскрытую потрепанную Библию в кожаном переплете, вдохновенно размахивая ею, отчего страницы сами собой перелетали туда-сюда – хитрый прием, который в свое время ввел в оборот небезызвестный Билли Грэм[60].

Такса Салли, явно унюхавшая предлагаемые яства, проявила к проповеди неподдельный интерес. Заерзала, пытаясь вырваться, когда Роублз с ней и небольшим пакетом под мышкой входил в главное здание.

Директор была у себя. Сорокалетняя Джоанна Спаркс правила центром железной рукой, никому не давая поблажки. Роублз думал, что ее трудно чем-нибудь удивить, но при виде его она вдруг радостно заулыбалась. С колен у нее спрыгнула маленькая собачка. Роублз опустил Салли на пол, и обе собаки сразу же стали обнюхиваться, размахивая хвостами.

– Здравствуйте, Терри. Даниэла в среднем саду. Терри, у нее на голове вы увидите небольшую повязку, но не волнуйтесь. Просто из-под кожи достали еще маленький фрагмент пули. Это часть оболочки, не свинец. Все нормально. Доктор Фримен уже его изучил.

– Спасибо, Джоанна. Как она ест?

– Сметает все до последней крошки, включая десерт.

Когда Роублз вышел из кабинета, Джоанна потихоньку отправила вслед за ним медсестру.

Жену он отыскал в среднем саду сидящей на скамейке. Волос ее касались пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи, и сердце его наполнилось, как парус. Пришлось даже перевести дух. Ну, с Богом.

Даниэла сидела рядом с каким-то дедком, которому на вид было лет под сто, – аккуратненьким, в легком жатом костюмчике с галстуком-бабочкой. Роублз опустил таксу на землю; та сразу же с радостным повизгиванием бросилась к Даниэле и запрыгнула ей на колени. Даниэла вроде как испугалась, а старичок протянул свою сухую лапку, отпихивая маленькую собаку в сторону.

– Эй, эй! – проскрипел он. – А ну-ка слезь!

Роублз поцеловал Даниэлу в макушку. Вдоль пробора на голове у нее бежал длинный розовый шрам.

– Здравствуйте…

– Привет, детка! – отозвался Роублз. – Я принес тебе пахлавы, миссис Катикис делала. И вот еще Салли. Смотри, как она рада тебя видеть!

– Можно представить вам моего бойфренда? – отсутствующе произнесла Даниэла. – Это…

– Гораций, – поспешно подал голос пожилой джентльмен. Может, он и не совсем хорошо представлял, где сейчас находится, но хорошие манеры явно остались у него на уровне рефлекса. – Меня зовут Гораций.

– Ты сказала, бойфренда? – несколько опешил Роублз.

– Да. Гораций, а это один мой давний знакомый.

– Меня зовут Терри Роублз, Гораций. Я муж миссис Роублз.

– Мистер Роублз, выходит? Очень приятно свести знакомство, мистер Роублз.

– Знаете что, Гораций… Мне нужно переговорить с миссис Роублз с глазу на глаз. Если вы не против…

Медсестра, внимательно наблюдавшая за ними со стороны, подошла, чтобы увести Горация. Тот поначалу упирался и сдался только тогда, когда Даниэла об этом его специально попросила.

– Даниэла?

– Все нормально, Гораций. Мы ненадолго.

Медсестра помогла старику подняться, и оба направились в сторону оранжереи. Салли все прыгала перед Даниэлой, ставила ей лапы на колени. Та с отсутствующим видом отпихивала собаку от себя. Роублз подхватил таксу на руки и посадил на скамейку между ними.

– Что это еще за Гораций?!

– Гораций – мой хороший друг, настоящий джентльмен. Мы ведь с вами знакомы вроде? По-моему, мы с вами точно где-то встречались…

– Да, Даниэла, еще как встречались… Ну, как ты? Всем довольна? Спишь хорошо?

– Да, очень довольна. Напомните мне – вы тут работаете?

– Нет, Даниэла. Я твой муж. Я очень рад, что ты всем довольна. И я люблю тебя. Вот твоя собака – Салли. Она тоже тебя любит.

– Мистер… мистер. Спасибо вам на добром слове, но боюсь, что… – Даниэла опять уставилась куда-то в пространство.

Он слишком хорошо ее знал. Она хотела, чтобы он поскорее отвалил. Ему уже доводилось видеть у нее такое выражение лица – где-нибудь в гостях или в ресторане, но к нему это никогда не имело никакого отношения.

В глазах у Роублза предательски заблестела влага. Поднявшись, он наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку. Она быстро отвернула голову – как частенько поступала при встрече с не очень приятными ей людьми, чтобы свести поцелуй к минимуму.

– По-моему, мне пора, – произнесла она. – Всего хорошего, мистер…

– Роублз, – сказал он. – Терри Роублз.

* * *

Он стоял в кабинете Джоанны с собакой под мышкой.

– В спине осталась еще пара мелких фрагментов, должны сами выйти, – говорила ему Джоанна. – Мы ей специальную подстилку подстелили, из овчины. Анализы крови хорошие. А вы-то как? Как психотерапия продвигается? Подвижность улучшилась?

– Все со мной нормально. А что это еще за Гораций?

– Гораций – совершенно безобидный человек. Во всех смыслах этого слова. В половине девятого он уже как штык в постели. Двадцать лет уже здесь у нас провел. Ведет себя образцово. Она ничего такого не имела в виду, это все равно что малолетний ребенок вдруг начнет…

Роублз предостерегающе вытянул руку. Она внимательно посмотрела на него.

– Терри, ей хорошо. Положение, в котором она оказалась, ее практически не беспокоит. Знаете, кто больше всех от всего этого страдает? Вы! Уже что-нибудь выяснилось? Кто…

На какой-то миг он перестал ее слышать, вдруг мысленно перенесшись в те последние минуты, после которых Даниэла перестала его узнавать.

Они в своей постели. Она сидит на нем верхом. Вдруг на оконных шторах – всполохи автомобильных фар. Грохот автоматных выстрелов. Окно разлетается вдребезги, лампа с ночного столика со звоном и треском летит на пол. Одна из пуль попадает Даниэле в голову. Она падает лицом вперед, стукнувшись в него лбом. Он скатывает ее с кровати на пол, сам падает следом. Прижимая ее голову к груди, видит прямо у глаз ее залитое кровью лицо. Выхватывает пистолет из тумбочки. Сквозь разбитое стекло провожает взглядом удаляющиеся красные огни. Только теперь сознает, что тоже ранен.

Джоанна продолжала внимательно изучать его лицо.

– Зря я, наверное, подняла этот вопрос.

– Нет, – отозвался Роублз. – Этот кусок гов… эта сволочь только что отмотала шесть лет в Рейфорде[61]. Это я его туда засадил, за угрозу огнестрельным оружием. И вот теперь этот уголовник, у которого за такие художества приводов выше крыши, выходит, где-то разживается автоматом и обстреливает мой дом. Самого-то его мы нашли за три дня, но автомат как корова языком слизала. Где он его взял? Куда потом девал? Теперь ему светит пожизненное. А мне нужен тот, кто дал ему этот автомат.

Джоанна проводила его до калитки.

Священник под деревом все продолжал обращаться к своей бессловесной пастве и единственному прихожанину из рода «гомо сапиенс»:

– …и чтобы видели сыны человеческие, что они сами по себе животные, – вещал он. – Потому что участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех; все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах[62].

В оранжевых лучах уходящего дня Джоанна закрыла калитку за вышедшим за ограду Терри Роублзом с Салли в руках. Такса, которая постоянно оглядывалась назад через плечо Роублза на то место, где в последний раз видела Даниэлу, жалобно тявкнула, когда он сажал ее в машину.

Глава 18

В приемном отделении отдела судмедэкспертизы округа Майами-Дейд установлены видеокамеры, так что любого мертвеца можно опознать дистанционно; на полах – толстый мягкий ковер, на случай если кто-нибудь из родственников усопшего вдруг упадет в обморок.

Лаборатория за двойными распашными дверями – настоящее произведение искусства. Двери все на уплотнителях, за чистотой воздуха следит электронная система дегазации, а в оборудованном по последнему слову техники холодильном отсеке можно в случае чего уместить пассажиров и экипаж даже самого большого авиалайнера. Поверхность столов для вскрытия – той градации серого, что идеальна в качестве фона для фотосъемки.

Доктор Холли Бинг проводила занятия для небольшой группы будущих судмедэкспертов, собравшихся здесь со всей страны и даже из Канады. Все столпились вокруг безголового тела какого-то мужчины в плавательных ластах. Объект, уложенный на стол в стандартном анатомическом положении, был охлажден до одного градуса выше нуля.

Поверх черного халата на докторе Бинг – лабораторный фартук, брюки заправлены в высокие армейские ботинки на шнуровке. Родом она была откуда-то из Азии. Миловидное личико и явно не бездна терпения.

– Здесь у нас светлокожий латиноамериканец, атлетического телосложения, на вид лет двадцати пяти, – говорила доктор Бинг. – Вчера его прибило к нудистскому пляжу в Хауловер-Бич, прямо возле плавучей закусочной. Спасатели услышали визг. Степень разложения незначительная, но, как видите, тело изрядно попорчено. В области правого нижнего квадранта имеется послеоперационный шрам от аппендэктомии, на левом предплечье – татуировка морской пехоты в виде глобуса с якорем и надписи «Semper Fidelis». Смерть наступила относительно недавно – может, всего пару дней назад, хотя труп изрядно объеден крабами и креветками. Что нам первым делом надо выяснить, чтобы определить время наступления смерти?

Ответа она дожидаться не стала.

– Температуру воды в районе Хауловер-Бич, так ведь? Двадцать девять градусов по Цельсию. Позже мы подробней поговорим о том, как определить время смерти в том случае, если тело обнаружено в воде. Пальцы отсутствуют, как вы тоже видите. Рост в данный момент – около пяти футов, еще примерно десять дюймов накинем на отсутствующую голову.

– А чем ее отрезали, доктор Бинг? – Вопрос задал молодой человек со свежим юным лицом, стоящий в изголовье секционного стола.

– Видите следы от пилы на третьем шейном позвонке? – отозвалась доктор Бинг. – Судя по расстоянию между зубцами, использовалась ручная электропила марки «Сазл» с возвратно-поступательным движением режущего полотна. В США это все более популярный инструмент для расчленения – уже обогнал цепную бензопилу и отстает только от мачете. Чтобы это проделать, труп, скорее всего, положили на стол или на кухонную стойку – ну, или в кузов пикапа с откинутым бортом, чтобы голова свисала наружу. Когда ему отпиливали голову и отсекали пальцы, он был уже мертв. Откуда нам это известно? Взгляните на результаты анализов – уровень серотонина и гистамина в поврежденных тканях не выше нормы. То же самое касается и проколов брюшной полости – это было сделано, чтобы он слишком быстро не всплыл под воздействием газов, образующихся в процессе разложения. Видите разницу в способах, какими были ампутированы пальцы? Один отпилен все той же ручной электропилой, а другие удалены более традиционным манером – откушены чем-то вроде садового секатора. На бедре – огнестрельная рана, навылет, и еще одна в районе таза – я нашла пулю, которая там застряла.

– Причина смерти? – вопросила доктор Бинг, опять не давая студентам и слова вставить. – Нет, только не обезглавливание. Смерть вызвало сквозное ранение грудной клетки. Орудие убийства вошло под левую лопатку, разорвало сердце и вышло в области левого соска.

Доктор Бинг дотронулась до груди трупа рядом с продолговатым выходным отверстием, по бокам от которого виднелись два отверстия поменьше. Когда она прижала грудную клетку возле этих синеватых точек, под ее латексными перчатками проступили накрашенные красным лаком ногти.

– Кто-нибудь хочет объяснить мне, чем эти маленькие отверстия оставлены? Есть предположения?

– Старая ссадина? – предположил кто-то из студентов.

– Нет, – покачала головой доктор Бинг. – Я уже сказала вам, что это выходная рана. Детектив Роублз, что, на ваш взгляд, могло образовать подобное выходное отверстие и два отверстия поменьше?

– Стрела – скорее всего, арбалетная. Или гарпун из ружья для подводной охоты.

– Почему?

– Потому что после того, как стрела пробила его насквозь, линь натянулся и потянул ее назад. В этот момент она, наверное, немного провернулась, и направленные назад зазубрины наконечника прокололи кожу в другом месте. Не исключено, что наконечник с раскрывающимися лепестками. Надо будет пройтись по магазинам для ныряльщиков.

– Спасибо. Господа студенты, это детектив-сержант Терри Роублз из убойного отдела Майами-Дейд. Он наверняка уже видел нечто подобное – равно как и все остальное, что люди вытворяют друг с другом.

– А гарпун нашли? – спросил все тот же молодой человек у торца стола.

– Нет, – ответила доктор Бинг. – И о чем это нам говорит при данных обстоятельствах?

Когда никто не ответил, она повернулась к Роублзу.

– О том, что у них было время его вытащить, – отозвался тот.

– Да, у убийцы были и время, и подходящие условия, чтобы спокойно извлечь гарпун. Судя по виду входного отверстия, стрелу не выдергивали в спешке. Наверняка отвинтили наконечник и аккуратно вытащили древко стрелы со спины. И никто им при этом не мешал.

После этого доктор Бинг отпустила студентов за двери на перерыв. Они с Роублзом остались в лаборатории.

– Я отослала образец ДНК в Куантико, но это займет несколько дней, – сообщила она. – Господи, да по тестам на изнасилование порой целый месяц можно результата прождать! Пуля деформирована, но с более чем девяностопроцентной вероятностью – калибр двести двадцать три. Шестьдесят шесть гран[63], правого вращения, шаг нарезов один к девяти – скорее всего, гражданская версия «АР-пятнадцать». Хвостовая часть коническая – похоже, что дозвуковая.