Сокровище тамплиеров. Мечта конкистадора

Геннадий Михайлович Левицкий

Сокровище тамплиеров

Сборник

Об авторе

Геннадий Михайлович Левицкий

Геннадий Михайлович Левицкий родился 13 декабря 1963 года в Белоруссии. Видимо, план по рождаемости в тот год выполнили, и в метрике поставили другую дату рождения: 1 января 1964 года. Такое уж было время: все жили по плану. И почему появление человека на свет должно быть исключением?

В 1982-1984 годах служил в ГСВГ (Группа советских войск в Германии) механиком-водителем танка Т-80. Через два года поступил на исторический факультет Белорусского государственного университета им. В. И. Ленина. Дипломную работу защитил по теме «Включение западнорусских земель в состав Великого княжества Литовского» с оценкой «отлично» и в 1992 году получил диплом историка.

Решив начать свой бизнес, занялся пчеловодством – пасеку в четыре десятка пчелосемей держит до сих пор, несмотря на то что в жизни и творчестве меняются интересы и предпочтения.

Львиную долю свободного времени Геннадий Левицкий посвящает истории – мудрости тысячелетий. «Изучение ее незамысловатых сюжетов, – считает писатель, – помогает избежать многих ошибок современности, поскольку желания, мысли и стремления человека существенно не изменились на всем его пути от каменного века до века компьютерного».

Свои основные предпочтения Геннадий отдает Риму – здесь, по собственному признанию писателя, его увлекает всё: «История Рима переполнена необыкновенными событиями, блистательными победами и колоссальными поражениями; любопытны биографические сведения римских граждан, взрастивших небольшой городок в Лации до статуса мировой державы; интересны его государственное устройство и военное дело – и в них исключительно римские особенности, которые дали право государству считаться долгожителем в неспокойном мире».

Древним Римом отнюдь не исчерпываются пристрастия Левицкого. Предметом его интересов периодически становятся отколовшаяся половина Римской империи – Византия и Великое княжество Литовское, Македония и Россия… Есть одно хорошее правило: хочешь изучить вопрос – напиши книгу. И автор с профессионализмом историка и азартом увлеченного человека досконально анализирует все доступные источники, прежде чем закрытый вопрос превратится в литературное произведение.

Жизненное кредо Геннадия Левицкого – кормить должно любимое дело; не стоит выполнять работу, к которой не лежит душа, – даже заработанные большие деньги не принесут морального удовлетворения.

В своих произведениях автор часто обращается к библейским сюжетам, но любит повторять одну современную притчу:

«Одного миллионера, из тех, кто нажил состояние своим трудом, а не получил по наследству и не выиграл в популярную лотерею, как-то спросили: „Сколько часов в сутки вы работаете?“ – „Да что вы?! – воскликнул тот. – Я в своей жизни не работал и часа. Я занимался любимым делом“».

В 2009 году московское издательство «Энас» выпустило первую книгу Геннадия Левицкого – «В плену страстей. Женщины в истории Рима». Она состоит из биографических очерков самых ярких представительниц слабого пола, что пришли к нам сквозь толщу тысячелетий со страниц манускриптов.

С тех пор ежегодно одна-две рукописи обретают бумажную жизнь в российских издательствах «Энас», «Феникс», «Ломоносов», «Вече».

Избранная библиография Геннадия Левицкого:

«В плену страстей. Женщины в истории Рима» (2009)

«Рим и Карфаген. Мир тесен для двоих» (2009)

«Александр Македонский. Гениальный каприз судьбы» (2010)

«Гай Юлий Цезарь. Злом обретенное бессмертие» (2010)

«Самые богатые люди Древнего мира» (2011)

«Марк Красе» (2012)

«Ягайло – князь Литовский» (2013)

«Великое княжество Литовское» (2014)

«Византийский путь России» (2016)

«Юлий Цезарь: между войной и любовью» (2016)

Сокровище тамплиеров

Роман

От автора

Эпоха Крестовых походов неизменно вызывает внутренний трепет у тех, кто соприкасается с этой темой. Грандиозное мероприятие, приведшее в движение всю Европу, поставило великую цель, – как казалось участникам и организаторам походов, а также всему христианскому миру. А закончилась эпопея пролитием рек крови, испорченными отношениями между мусульманским и христианским миром. Увы! Недалеко от истины выражение: благими намерениями вымощена дорога в ад.

Хотя… Европа была обречена на предприятие, по масштабам сопоставимое с крестовыми походами. Периодически возникающая перенаселенность Запада грозила взрывом страшной силы. Позже будет открыт американский континент, и лишние люди Старого Света устремятся туда; затем они будут осваивать Австралию, колонизировать Африку и Азию, а когда осваивать ничего не останется, в Европе разразятся две грандиозные мировые войны.

Накануне великого людского потока в Палестину, Европа походила на сжатую до предела пружину, здесь переплелось все, что мешало жить ей спокойно: лишние руки и головы, огромные амбиции, жажда власти, золота или просто куска хлеба – в общем, много потребностей, желаний, много лишней энергии. И тратилась она не просто нерационально, но катастрофически опасно. А еще множество людей, имея перед глазами несправедливость грешного мира, желали обрести спасение, их тянуло к святым местам – туда, где проповедовал Иисус, где Он провел последние Свои земные дни и часы.

Мы можем осуждать крестовые походы с высоты сегодняшнего дня, но мир накануне известного собора в Клермоне, судя по отзывам хронистов, находился на самом краю, и событие, равноценное грандиозному движению Запада на Восток, было просто необходимо.

«Но не только на Востоке верные страдали от нечестивых, но и на Западе… – рассказывает Вильгельм Тирский, – вера ослабла среди тех, которые называли себя верными, и страх господень уничтожился; в судах не было правды; правосудие уступило место насилию, которое одно господствовало среди народов. Обман, хитрость, коварство утвердились повсюду; всякая добродетель исчезла и казалась излишнею: до того все было проникнуто злобою. Казалось, мир приближается к своей кончине и настает второе пришествие Сына Человеческого. Любовь к ближнему погасла у большей части людей; на земле не было веры; все перевернулось в общем беспорядке, и можно было думать, что мир возвращается к древнему хаосу. Самые могущественные государи, обязанные управлять подданными путями мира, забывали обязательства мира и враждовали по ничтожному поводу, предавая пламени целые страны, производя грабежи и жертвуя имуществом бедных жадности своих клевретов».

Сходную ситуацию мы находим и в «Иерусалимской истории» из-под пера французского хрониста и участника первого крестового похода Фульхерия Шартрского:

«Видя, как вера христианская безгранично попирается всеми – и духовенством, и мирянами, как владетельные князья беспрестанно воюют меж собой, то одни, то другие – в раздорах друг с другом, миром повсюду пренебрегают, блага земли расхищаются, многие несправедливо содержатся закованными в плену, их бросают в ужаснейшие подземелья, вынуждая выкупать себя за непомерную плату либо подвергая там тройным пыткам, то есть голоду, жажде, холоду, и они погибают в безвестности; видя, как предаются насильственному поруганию святыни, повергаются в огонь монастыри и села, не щадя никого из смертных, насмехаются над всем божеским и человеческим; услышав также, что внутренние области Романии захвачены у христиан турками и подвергаются опасным и опустошительным нападениям, папа, побужденный благочестием и любовью и действуя по мановению Божьему, перевалил через горы и с помощью соответствующим образом назначенных легатов распорядился созывать собор в Оверни, в Клермоне – так называется этот город, где собрались триста десять епископов и аббатов, опираясь на свои посохи…»

В теме крестовых походов особое место занимает орден тамплиеров. Он во многом был первым: в предприимчивости, богатстве, храбрости, но главное, что привлекает к нему интерес людей последующих поколений – трагическая и непонятная гибель. Легенд, связанных с этим орденом, предостаточно. Сегодня появляются все новые и новые версии якобы разгаданных секретов тамплиеров, но они только добавляют тумана к событиям, скрытым во мраке времен.

В романе мы не будем утомлять тамплиеров традиционными поисками Грааля, философского камня; впрочем, и без этих фантастических вещей хватает тайн у воинов, бесконечно преданных делу защиты Святой земли. Богатство, ставшее причиной зависти и гибели могущественного ордена, не дает покоя многим поколениям кладоискателей. Увы! Мы не сможем совершенно не заметить того, что «Нищие рыцари», как они себя называли с момента рождения, стали обладать существенными материальными ценностями. Мы попробуем найти более реальные источники обогащения рыцарей Храма, которые, по иронии судьбы, при вступлении в орден давали обет бедности. Тем не менее книга будет не о злате и серебре, хранимом в сундуках храмовников, и сокровище их совсем не то, о котором мечтали кладоискатели.

Эта книга о миллионах людей, искренне уверовавших, что путь с Запада на Восток – есть кратчайшая дорога в Царствие Небесное. Они искренне верили, что поступают правильно, и не нам их судить; как не может быть нам известно, кто удостоился милости Божьей, а кто ушел во тьму вечную. Мы лишь попытаемся рассказать о том героическом и трагическом времени, об участниках событий, пришедших к нам из древних хроник, а недостающими звеньями в бедной исторической цепи станут наши предположения.

Главным героем нашего повествования будет французский рыцарь, основавший в Иерусалиме монашеско-рыцарский орден с богатой историей и жестоким концом.

Первый магистр ордена Храма – Гуго де Пейн – появился на Святой земле в 1118 г. (а может, в 1119 г.) во главе отряда из восьми обнищавших рыцарей. Скончался он то ли в 1136, то ли в 1137 г. (Что интересно: доподлинно неизвестно, в каком году он умер, но день его смерти – 24 мая – тамплиеры отмечали ежегодно.) Между двумя расплывчатыми датами также немного сохранилось сведений об организаторе одной из самых известных в мировой истории организаций. Он ушел неизвестно в каком году и каким образом, но оставил свое детище могущественным и влиятельным. Нам известно лишь несколько событий из долгой жизни загадочного рыцаря из Шампани и, соответственно, писатель получает огромный простор для авторской фантазии. Впрочем, этой вольностью мы злоупотреблять не будем и между авторским вымыслом попытаемся окунуться в реальную жизнь Палестины между Первым и Вторым крестовыми походами.

Святая земля

По усыпанной камнями песчаной земле на коленях передвигался человек. Аккуратно подстриженная борода и усы говорили, что он следит за своим внешним видом, а уважительное отношение к нему со стороны товарищей убедительно свидетельствовало, что сей мужчина был для них старшим и скорее всего являлся образцом для подражания. Но то, чем сейчас занимался этот, с виду правильный и обязательный человек, вступало в противоречие с его внешним видом и первым впечатлением.

Накинутый на него плащ из простого сукна тянулся полами по земле, меняя при этом свой цвет, но человек был слишком увлечен, чтобы заботиться о чистоте его. На спине белого одеяния издалека был виден красный крест. Несколько человек в черных плащах с капюшонами здесь же воодушевленно рылись в земле. Делали они это весьма бережно и неторопливо. Аккуратно лопатами снимали пласт земли вместе с растительностью и откладывали в сторону. Затем углублялись примерно на два локтя и, если ничего не радовало их глаз, закапывали ямку в обратном порядке. Земля утрамбовывалась ногами до тех пор, пока вся извлеченная масса не оказывалась на прежнем месте. Последним водружался пласт дерна, и холм оставался в первозданном виде – как будто на нем не производилось никаких действий.

Чуть поодаль копошившихся в земле людей стояли воины, положив ладони на рукояти мечей. Плащи с одинаковыми крестами выдавали в них некую общность. Они внимательно следили за окрестностями, лишь изредка бросая косой взгляд на землекопов. Но когда радостные крики возвещали о находке, вместе со всеми воины бежали утолить свое любопытство.

Находки складывались на разостланном плаще. Их собралось довольно много: медные и серебряные монеты различных государств, наконечники стрел, предметы домашней утвари и кусочки металла непонятно от каких вещей и, следовательно, неизвестного назначения.

За работой людей с крестами на плащах наблюдала толпа местных жителей и пилигримов. Одни уходили, другие приходили, но толпа оставалась. Иногда зрители плотно обступали людей в черном, что служили изрядной помехой для работающих.

– Отойдите назад, прошу вас, – периодически требовал человек в плаще, который изначально имел белый цвет, но теперь его полы стали сероватыми. Несмотря на эту неприятность, окружающие относились к нему с уважением. – Мы обязательно покажем вам все находки, – обещал он.

По всему видно, этот немолодой человек, с почти детским восторгом просеивающий землю у подножия Голгофы, был главным среди копошащихся франков. Иудеи и арабы не понимали его речи и продолжали теснить монахов. Тогда в дело вступали люди в белых плащах и с мечами. Они вежливо, но настойчиво отодвигали зевак на почтенное расстояние.

Позади толпы стоял пожилой иудей и с интересом наблюдал за происходившим. Мужественное загорелое лицо ничем не отличалось от остальных окружавших землекопов лиц. Вот только глаза у него были необыкновенные. Умные, проницательные, грустные – они были голубыми. Этот цвет, присущий северным народам, никак не вязался с окружавшими песками и жарким солнцем. Обладатель необыкновенных глаз испытывал некоторое неудобство. Ему приходилось постоянно щуриться, чтобы уберечь зрение от яркого южного света, оттого вокруг глаз высыпало множество морщин, хотя этот пассивный наблюдатель не был древним стариком.

Он равнодушно взирал на то, как извлекались из земли мелкие монетки. Вдруг один из монахов достал из ямы наконечник копья. Его передавали из рук в руки с выражениями искреннего восторга:

– Это не наше оружие.

– У мусульман копья совсем другие, наконечники гораздо короче.

– Его сильно разрушило время, хотя хранился металл в сухом песке, – проронил участвовавший в раскопках мужчина в белом (местами) плаще с крестом. – Возможно, ему не менее тысячи лет.

Сторонний наблюдатель приблизился к воину, который в свою очередь завладел полуразрушенной находкой и с трогательной осторожностью вертел в руках.

– Это римское копье, – произнес голубоглазый иудей на родном языке монахов, участвовавших в раскопках.

– Возможно, то самое, что нанесло рану Спасителю, – с волнением промолвил старший, не удивившись даже, что иудей свободно изъясняется на языке франков.

– Едва ли, – выразил сомнение иудей. – Центурион, нанесший ему рану, не оставил оружие. Он унес копье с собой.

– Ты прав, скорее всего, – с сожалением согласился старший. – А может, и нет…

– Ты найдешь немало таких наконечников, если продолжишь поиски. Тысячу лет назад – вскоре после казни Спасителя – здесь разразилась самая жуткая на земле война: римские легионы сражались с восставшими иудеями. Все пространство нынешнего Иерусалима было покрыто изломанным о живую плоть железом, человеческими телами и кровью. До сих пор в некоторых местах почва красная от напитавшей ее крови. А римскими копьями и мечами у нас играются дети из бедных семей, которые не могут позволить себе настоящие игрушки.

– Можешь ли ты сказать что-нибудь о прочих наших находках?

– Это наконечники мусульманских стрел, а вот этот остался от ромеев Константинополя… В свое время и они освобождали Гроб Господень. Вот эта мелкая истертая монетка – римская тетрадрахма. Ведь тебя более всего интересуют вещи из этого времени? – догадался незнакомец. – А вот эта железка тоже от римлян – называется солеа. Это своеобразная обувь для лошади, чтобы не изнашивались копыта – вместо подковы.

– Это именно то место, которое использовалось для казни приговоренных к распятию? – хотел уточнил крестоносец и добавил, оправдываясь: – Я недавно в Палестине, и впервые пришел на этот холм.

– Да. Именно здесь был распят Иисус Христос, – подтвердил необычайно осведомленный иудей. – Эта груда камней была ранее часовней, которая называлась Кальвариум, в центре ее и стоял Крест Спасителя. Часовню разрушили персы пятьсот лет назад. Сто лет назад она была восстановлена и вновь подверглась разрушению по приказу халифа Хакима.

– Теперь мы ее отстроим, и наша церковь стоять будет столько, сколько будет существовать этот мир, – пообещал франк.

На землю опускались сумерки. Продолжать исследование холма не представлялось возможным. Но крестоносец не собирался оставлять навсегда свою затею.

– Жан и Гюи, – обратился он к слугам, – вы остаетесь охранять место, где найден наконечник копья. Завтра мы сюда вернемся.

Они пришли к холму завтра – как обещали. Здесь уже прогуливался вчерашний иудей, прекрасно изъяснявшийся на языке франков, но теперь он переговаривался с единоплеменниками на их наречии.

Вместе со всеми копал землю и главный среди странных монахов – странных, потому что с оружием. Он неизменно прибегал к помощи голубоглазого еврея, как только из земли извлекалась находка непонятного назначения. Гость и местный житель, объединенные одинаковой страстью вскоре беседовали как старые знакомые, вместе работали, вызывая изумление окружающих.

К исходу второго дня общения человек с красным крестом на плаще, наконец, решил, что пора бы познакомиться. (Более всего он не хотел потерять столь ценного знатока событий тысячелетней давности.) При расставании он слегка склонил голову и представился:

– Гуго де Пейн.

– Понтий, – в ответ произнес иудей.

Слово это заставило вздрогнуть крестоносца.

– Странное имя. Его носил тот, что осудил Господа. У нас так никого не называют.

– В Иерусалиме, кажется, я один лишь его ношу, – признался иудей. – Но почему тебя удивило имя? Разве Господь не простил прокуратору Иудеи его прегрешенья?

– Простил… – нехотя согласился крестоносец. Все же надо было время, чтобы привыкнуть к имени нового знакомого. – Разве меня одного удивило твое имя?

– Собственно, так меня звали только в семье. До недавнего времени я жил в Риме и там иногда называл себя Павлом, чтобы не смущать собеседников. А в Иерусалиме немногим до тебя доводилось представляться.

– Если ты не против, буду звать тебя Павлом, – предложил франк, который всерьез стал опасаться за жизнь нужного собеседника со странным именем. – Так мы избегнем постороннего любопытства, которое нам ни к чему.

– Я бы согласился несколько лет назад, но теперь мне слишком нравится имя, данное при рождении, – неожиданно возразил иудей. – Ведь я прожил жизнь, и глупо бояться на склоне лет, что имя может кому-то не понравиться. Но если ты случайно оговоришься и назовешь меня Павлом, то нисколько этим не обидишь.

– Что привело тебя в Иерусалим? На воина, пришедшего освобождать Гроб Господень, ты не похож… – Франк желал знать о Понтии-Павле все. Он подозревал, что с именем собеседника связано нечто необычное, но неудобно пытаться выудить чужую тайну. Гуго де Пейн мыслил, что человек сам должен открыться, если посчитает нужным.

– Мой отец… Он пожелал быть погребенным в Иерусалиме, как только узнал, что город находится во власти тех, кто верует в Иисуса. В пути нас ограбили, в общем, дорога была необычайно трудна. Мы достигли Святой земли, но отец умер вскоре после того, как добрался до места, на котором мы сейчас стоим.

– Так вот почему глаза твои грустны… – сочувственно произнес Гуго де Пейн.

– Для меня тяжелая утрата, – признался Понтий. – Утешает то, что мечта отца исполнилась и он умер счастливым человеком.

– И что же ты собираешься делать дальше? Вернешься в Италию? – продолжал задавать вопросы Гуго де Пейн, удивляя самого себя. Ведь он никогда не считал себя любопытным человеком. Тем более, он не имел интереса к чужим жизням, ибо своя была насыщена удивительными событиями.

– Нет. Как и отец, я надеюсь быть погребен в Иерусалиме – слишком многое связывает нашу семью с этими местами.

Хотя говорил Понтий с печалью в голосе, крестоносец обрадовался, что он никуда не исчезнет и еще будет возможность пообщаться с этим голубоглазым иудеем, изъясняющимся на языке франков. Однако когда Понтию не хватало франкских слов, он добавлял их из необычного латинского диалекта, забытого современной латынью.

– Где ты остановился, Понтий?

– Недалеко от этого места. Видишь у дороги покосившуюся хижину с крышей, заплатанной свежими пальмовыми листьями. Хозяева ее исчезли – видимо, нашли жилье получше. По крайней мере, из него меня никто не гонит и плату за проживание не требует.

– Ну а меня можно найти в Храме Соломона – там иерусалимский король выделил для нас с братьями несколько помещений.

– Твое жилище лучше моего, – признался иудей.

– Я не богаче тебя и всего лишь пользуюсь милостью короля. Буду рад видеть тебя в гостях и заодно поможешь разобраться с некоторыми находками. И еще, я собираюсь попросить у короля разрешение исследовать свое место жительства. Ведь подо мной руины иерусалимского храма.

– Было бы интересно, – не удержался иудей, но тут же поостыл.

Его, нищего еврея, не очень-то и ждали во дворце Балдуина, и воспользоваться приглашением было весьма проблематично.

– Я пришлю за тобой людей, как только смогу принять, – пообещал крестоносец.

Мечты… мечты…

На месте, где по предположениям нового друга магистра стоял Иерусалимский храм, копать было неимоверно трудно. Земля представляла собой камни, перемешанные с осколками кирпича. Иногда попадались настолько огромные каменные плиты, что было невозможно не только поднять их на поверхность, но даже сдвинуть с места. Гуго де Пейн не разрешал разбивать камни, а потому приходилось обходить их стороной, увеличивая площадь раскопа.

Углубившись локтей на пять, землекопы натолкнулись на плотно лежавшие друг к другу блоки. Обойти их не было возможности; оставалось либо их дробить на части, либо снова копать на новом участке.

Гуго де Пейн и Понтий уселись на краю раскопа и размышляли, что предпринять далее. Они начали рассматривать свои находки, состоявшие в основном из наконечников метательного оружия разных эпох, нескольких монет, и бесформенных кусков расплавленного застывшего металла.

Несколько слуг терпеливо ждали на дне раскопанной ямы решения магистра. Наконец он вспомнил о землекопах, которым, независимо от решения де Пейна, требовался отдых в тени, ибо солнце в это время приближалось к зениту.

Гуго и Понтий с таким увлечением рассматривали монетку, что не сразу отреагировали на предупреждение слуги:

– Магистр! Иерусалимский король вышел из дворца.

Балдуину исполнилось шестьдесят лет, но он все еще успешно спорил с собственным возрастом. В сторону увлеченных раскопками людей шел стройный худощавый человек высокого роста. Годы отметились на его лице неглубокими морщинами, но не смогли стереть врожденную привлекательность. Борода – местами рыжеватая, но в большинстве своем седая, была аккуратно пострижена. Она, как и одежда Балдуина, говорила о том, что человек постоянно заботится о своем внешнем облике.

Король великолепно владел рыцарским оружием и был прекрасным наездником. Несмотря на возраст, монарх неизменно участвовал в крупных военных походах. Не всегда они заканчивались удачно, несмотря на опыт Балдуина. Он увлекался мечтами, терпел поражения и даже попадал в плен, но всегда мужественно переносил удары злого рока.

Балдуин славился делами благочестия, но поскольку он был умен, то даже добрые дела приносили королю великую пользу. Выделив «Нищим рыцарям» место обитания и поддержав их на первых порах, король приобрел могущественную организацию и преданного друга в лице магистра Гуго де Пейна.

Наблюдательные живые глаза, загорающиеся блеском, когда разговор шел об интересных для короля вещах, свидетельствовали о том, что Балдуин был увлекающимся человеком. А его изощренный ум позволял достигать многих желанных целей – и все это делало его счастливым человеком, несмотря на тяжкий груз государственных забот.

Найденные вещи на сегодняшних раскопках не слишком заинтересовали Балдуина, большее внимание его привлек новый друг магистра, и на него упал первый взгляд короля.

Де Пейн с другом встали на ноги и вместе со всеми почтительно поклонились подходившему Балдуину II. Монарх легким кивком головы показал, что приветствия приняты. Он со снисходительной улыбкой осмотрел находки, и в следующий миг его озадаченный взор застыл на смуглом лице друга магистра.