Под знаком Близнецов. Дикий горный тимьян. Карусель

– Сержусь?

– Из-за того, что я уговорила тебя остаться. Я знаю, с моей стороны это было не совсем честно, но мне так хотелось, чтобы ты не уезжала, и я не смогла придумать другого способа переубедить тебя.

Флора была обезоружена. Она улыбнулась:

– Нет, я не сержусь.

– Я ведь знаю, что у тебя нет никаких срочных дел в Лондоне, а мне будет приятно, если ты побудешь здесь еще немного.

Она выпустила Флору из объятий, и та села на край кровати.

– Кстати, теперь вы совсем влипли, – сказала Флора, решив пренебречь инструкциями сиделки. – Вы это понимаете?

– Я даже не понимаю, что значит «влипла».

– Это значит, что вам сильно попадет за еще одну вечеринку.

– Ах это, – хмыкнула Таппи, довольная собой. – Бедная Изабель чуть было не лишилась чувств, когда я объявила ей о своих планах.

– Напрасно вы это затеяли.

– Почему? Почему бы не устроить еще одну вечеринку? Раз я прикована к постели, должна же я чем-то занять себя.

– Вам нужно выздоравливать, а не выдумывать безумные идеи.

– Ничего безумного тут нет. В этом доме столько раз устраивались вечеринки, что все пойдет как по рельсам. Кроме того, никому ничего не придется делать. Я все организовала.

– Изабель придется провести целый день на телефоне, обзванивая приглашенных.

– Да, но она не возражает против этого. Заодно посидит, отдохнет, а то все время на ногах.

– Но ведь надо подготовить дом, поставить цветы, передвинуть мебель.

– Мебель будет двигать Уотти. Это не отнимет много времени. А что касается цветов… – Таппи на минутку задумалась. – Цветами можешь заняться ты.

– Боюсь, я не справлюсь.

– Тогда мы поставим цветы в горшках. Или попросим Анну помочь нам. Роза, не пытайся ставить мне палки в колеса. Я уже все продумала.

– Сестра Маклеод говорит: все зависит от того, что скажет доктор.

– Она все утро ходит, поджав губы. Но я уверена, Хью одобрит эту идею.

– На вашем месте я бы на это не рассчитывала.

– А я и не рассчитываю. Я знаю Хью всю жизнь. Он действительно бывает упрям как осел.

– Я это заметила. Я сидела с ним рядом вчера за ужином. – Флора открыла бумажный пакет и вынула первый моток серой пряжи. – У вас хватит сил, чтобы перематывать шерсть для миссис Уотти?

– Конечно. Я буду держать пряжу, а ты будешь мотать.

Они занялись этой несложной работой, и Таппи продолжила разговор, как будто никакой паузы не было:

– Я хочу услышать о вчерашнем вечере. Все подробности.

Флора начала говорить с нарочитым энтузиазмом, стараясь, чтобы рассказ получился забавным от начала и до конца.

– Правда, Кроутеры очень милые? – спросила Таппи, когда Флора закончила свое повествование. – Мне нравится мистер Кроутер. Он немного подавляет при первой встрече, но, вообще-то, он хороший человек. А Хью был доволен?

– Да. По крайней мере, мне так кажется. Но, разумеется, посередине вечера раздался телефонный звонок, и ему пришлось уехать.

– Бедный мальчик. Хорошо бы он нашел себе ассистента. С другой стороны… – Таппи опустила руки, и Флора перестала мотать пряжу, – для Хью перегруженность делами – это своего рода терапия.

– Из-за смерти его жены?

– Да. Именно это я и имела в виду. Понимаешь, он был таким симпатичным парнем. Часто приходил сюда играть с Торквилом. Его отец был нашим врачом, я говорила тебе. Скромный, простой человек с острова Льюис, но отличный доктор. А Хью рос очень умным. Он получил стипендию для обучения в Феттис-колледже, а потом продолжил изучать медицину в Эдинбургском университете.

– Он играл в регби за университет?

– Наверное, тебе Энтони об этом рассказал. Он всегда восхищался Хью. Да, Хью действительно играл в регби, но, что еще важнее, он с отличием сдал выпускные экзамены и получил медаль Каннингема по анатомии. Профессор Макклинток пригласил Хью приехать в Лондон и работать над диссертацией. Мы все очень гордились. Я гордилась Хью так же, как если бы он был моим собственным сыном.

Флоре было трудно связать все эти блестящие успехи с суровым соседом по столу.

– И что случилось? – спросила она.

– Да ничего особенного.

Таппи снова подняла руки с мотком шерсти, и Флора продолжила мотать.

– Он, кажется, женился?

– Да, на Диане. Он познакомился с ней в Лондоне, они обручились, и он привез ее в Тарбол.

– Вы были с ней знакомы?

– Да.

– Она вам нравилась?

– Она была очень красива, очень обаятельна, хорошо одета. Думаю, отец снабжал ее деньгами. Но ей было трудно – она ведь здесь никого не знала. Тарбол отличался от того мира, в котором она привыкла жить. Думаю, она считала всех нас ужасно скучными. Бедный Хью. Для него это было тяжелое время. Конечно, я ничего ему не говорила, но его старик-отец оказался более откровенен. Чересчур откровенен. А Хью так увлекся Дианой, что ни на что не обращал внимания. А мы просто хотели, чтобы он был счастлив.

– А он был счастлив?

– Я не знаю, Роза. Мы не видели его два года. Он приехал сюда уже после смерти Дианы – она погибла в автокатастрофе. Хью бросил все и вернулся в Тарбол, чтобы занять место отца. И с тех пор он здесь.

– Как давно это случилось?

– Почти восемь лет назад.

– Это большой срок. Он мог бы жениться снова…

– Нет. Только не Хью.

Они замолчали, перематывая пряжу. Клубок в руках Флоры стал довольно большим. Она решила сменить тему.

– Мне понравилась Анна, – сказала она.

Таппи просияла:

– Я этому рада. Я люблю ее, но она трудно сходится с людьми. Она очень застенчива.

– Она сказала мне, что живет здесь всю жизнь.

– Да. Ее отец был моим хорошим другом. Его звали Арчи Карстерз, он был родом из Глазго. Ему удалось заработать много денег. Многие считали его грубоватым и неотесанным, а мне он всегда нравился. Он любил море – ходил в круизы на своей роскошной океанской яхте. На яхте он впервые и приплыл в Ардмор. Он влюбился в наши красоты, и кто мог бы укорить его за это? Во всем мире нет ничего подобного. В общем, сразу после Первой мировой войны он построил Ардмор-хаус, с каждым годом проводил здесь все больше времени и в конце концов совсем сюда перебрался. Анна родилась уже здесь. Арчи женился поздно – наверное, был слишком занят зарабатыванием денег. Мать Анны прожила всего несколько месяцев после ее рождения, так что девочка росла с отцом, уже пожилым человеком. Я часто думаю о том, что она была бы совсем другой, если бы ее мать осталась жива. Но что случилось, то случилось.

– А Брайан?

– А что – Брайан?

– Как она познакомилась с Брайаном?

Таппи слегка улыбнулась:

– Как-то летом Брайан приплыл в Ардморский залив на потрепанном суденышке, которое в одиночку привел с южного берега Франции. К тому времени Арчи организовал Ардморский яхт-клуб. Это была его игрушка, его хобби, развлечение на старости лет. Брайан пришвартовался и сошел на берег. Арчи разговорился с ним и был так впечатлен успехами Брайана в мореплавании, что пригласил его в Ардмор-хаус на ужин. Для Анны он стал рыцарем на белом коне. Стоило ей увидеть Брайана, как она влюбилась.

– И вышла за него замуж.

– Конечно.

– А как отнесся к этому ее отец?

– Довольно настороженно. Ему нравился Брайан, но не в качестве зятя.

– Он пытался отговорить Анну?

– Думаю, да. Но иногда в самых робких людях неожиданно просыпается упрямство. К тому времени Анна была уже взрослой. Она знала, чего хочет, и была полна решимости получить это.

– А Брайан, он был влюблен в нее?

Наступила пауза. Затем Таппи сказала:

– Нет, не думаю. Но я уверена, она ему нравилась. И конечно, ему нравились те материальные блага, которые он приобретал, женясь на ней.

– Вы намекаете, хотя и очень мягко, что Брайан женился на Анне из-за денег?

– Я не хочу говорить так, поскольку очень люблю Анну.

– Имеет ли это значение, если они счастливы?

– Именно об этом я все время спрашиваю себя.

– Анна очень богата?

– Да. После смерти Арчи она унаследовала все его состояние.

– А Брайан?

– У Брайана нет ничего, кроме некоторой суммы, которую он получает по брачному контракту. Я знаю, это достаточно крупная сумма, но весь капитал и имущество принадлежат Анне.

– А если брак будет расторгнут?

– Тогда контракт будет аннулирован. Брайан останется ни с чем.

Флора подумала об Анне: такая неуверенная в себе, с такими прекрасными бриллиантами. Ей стало жаль Анну. Что может быть безрадостнее, чем иметь мужа, который привязан к тебе только из-за денег?

– У них нет детей?

– Анна потеряла ребенка в то лето, когда ты и твоя мать приезжали сюда. Но вряд ли ты это помнишь. Вероятно, к тому времени вы уже уехали.

Почти вся шерсть была смотана в клубок. На запястьях у Таппи висели несколько последних нитей.

– Она снова беременна, – сказала Таппи.

Флора перестала мотать.

– Анна? Правда? Я рада за нее.

На лице Таппи появилось озабоченное выражение.

– Я не должна была ничего говорить. Не знаю, как у меня вырвалось. Хью сказал мне об этом, чтобы поднять настроение, когда я болела. А я дала слово, что буду хранить все в секрете.

– Я никому не расскажу, – пообещала Флора. – Я уже забыла…

Доктор появился около полудня, когда Флора и Таппи заканчивали перематывать последний моток шерсти. Они услышали его шаги по лестнице и по коридору. Затем раздался короткий стук в дверь, и в следующее мгновение Хью был уже в комнате, одетый в повседневный костюм, с саквояжем в руке и торчащим из кармана стетоскопом.

– Доброе утро, – сказал он.

– Хью, тебе что, никогда не говорили, что воскресенье – это день отдыха? – спросила Таппи.

– А я забыл, что сегодня воскресенье. – Он подошел к кровати и сразу приступил к главному вопросу. – Что это мне тут такое рассказали?

Таппи сделала сердитое лицо.

– Я так и знала, что они начнут жаловаться, не дав мне возможности объяснить все самой.

Доктор поставил саквояж на пол и облокотился на спинку кровати.

– Ну, так рассказывайте.

Конец шерстяной нити соскользнул с запястий Таппи и был намотан на последний клубок.

– Мы собираемся устроить в пятницу небольшую вечеринку для Розы и Энтони, – небрежно сказала Таппи, как будто в этом не было ничего особенного.

– И сколько людей будет на этой маленькой вечеринке?

– Приблизительно… шестьдесят человек. Или семьдесят.

– Семьдесят человек с семи вечера до полуночи будут прыгать в холле, пить шампанское и громко разговаривать. И как все это скажется на вашем здоровье?

– Оно улучшится.

– И кто будет организовывать все это?

– Все уже организовано. Мне понадобилось на это полчаса перед завтраком. А теперь я умываю руки.

– Таппи, вы меня поражаете. – Хью скептически посмотрел на старушку.

– Я не понимаю, чего все испугались? Как будто мы устраиваем грандиозный бал.

Хью посмотрел на Флору, которая собирала клубки шерсти и складывала их обратно в бумажный пакет.

– А что скажет Роза?

– Я? – Она удивленно подняла голову. – Я… я думаю, это интересно, но слишком утомительно для Таппи…

– Перестань, Роза, – перебила ее Таппи. – Ты такая же, как и все. – Она снова повернулась к Хью. – Я же объяснила, что все спланировано. Мистер Андерсон займется едой, Роза – цветами, Уотти отодвинет мебель, а Изабель обзвонит всех приглашенных. А если ты не перестанешь смотреть на меня с таким видом, Хью, мы тебя не пригласим!

– А вы что собираетесь делать?

– Я? – Она посмотрела на него невинным взглядом голубых глаз. – Ничего. Буду сидеть здесь и радоваться за вас.

– Никаких посетителей, – сказал он.

– Что значит – никаких посетителей?

– Никто не должен подниматься сюда.

У Таппи вытянулось лицо от огорчения.

– Никто-никто?

– Стоит разрешить зайти одному, и к концу вечера в вашей спальне будет так же тесно, как на Пикадилли в час пик. Я поставлю у дверей сестру, чтобы она никого не впускала к вам. Вот мои условия, миссис Армстронг. – Он выпрямился и повернулся к Флоре. – Роза, будь любезна, разыщи сиделку и скажи ей, что я уже здесь.

– Да, конечно.

Флора быстро поцеловала Таппи и вышла из комнаты. Сестра Маклеод как раз поднималась по лестнице. Ее лицо было мрачным.

– Доктор Кайл у миссис Армстронг?

– Да, он ждет вас.

– Я надеюсь, он положил конец этой легкомысленной идее?

– Не уверена. Думаю, вечеринка состоится.

– Господи, спаси нас!

Миссис Уотти была настроена более философски.

– Ну что ж, если она хочет вечеринку – пусть так оно и будет. В этом доме было столько вечеринок, что устроить еще одну не так уж трудно.

– Мне поручено заняться цветами.

– Значит, и тебе нашлась работа. Миссис Армстронг умеет распоряжаться.

– Да, но я ничего в этом не понимаю. Я не умею составлять букеты.

– Ты отлично справишься. – Миссис Уотти открыла буфет и вынула стопку тарелок. – Ей легко удалось убедить доктора?

– Не очень легко, но все же удалось. Он согласился при условии, что у Таппи не будет никаких посетителей. Сестра будет стоять у дверей на страже.

Миссис Уотти покачала головой:

– Бедный доктор Кайл. У него и без нас проблем хватает. Я слышала, что его экономка Джесси Маккензи два дня назад уехала в Портри навестить мать. Говорят, старушка плоха.

– О боже!

– Сейчас в Тарболе нелегко найти экономку. Большинство женщин фасуют селедку или коптят ее.

Миссис Уотти посмотрела на часы и вспомнила про жаркое. Она наклонилась и приоткрыла дверцу духовки. Оттуда послышалось шкворчание и пахнуло ароматом жареного мяса.

– Энтони еще не встал? – спросила миссис Уотти. – Я думаю, пора его будить. А то он проспит весь день, а ведь ему скоро уезжать.

Флора отправилась будить Энтони. Проходя через холл, она увидела спускающегося по лестнице доктора. Повинуясь какому-то внутреннему чувству, она остановилась.

Хью вопросительно посмотрел на нее.

– Ну?.. – произнес он.

– Хью, вчера вечером… Вы ведь не хотели, чтобы я сказала, что остаюсь?

По-видимому, он не был готов к такой прямоте.

– Не хотел. Но у меня такое чувство, что именно поэтому вы изменили решение.

– Почему вы не хотели, чтобы я осталась?

– Назовем это предчувствием.

– Нехорошим предчувствием?

– Если хотите.

– Этот вечер, который затеяла Таппи, может принести беду?

– Лучше было бы обойтись без него.

– Но все же он состоится?

– Да, по-видимому.

– Но все будет в порядке? Я имею в виду с Таппи? – продолжала настойчивые расспросы Флора.

– Да, если она будет выполнять предписания. Сестра Маклеод относится к этой затее крайне неодобрительно. Мой авторитет сильно упал в ее глазах. Но я надеюсь, что положительные эмоции могут стимулировать выздоровление. А если нет…

Он замолчал, оставив фразу недосказанной. У доктора был такой усталый вид, что Флоре стало его жаль.

– По крайней мере, она занимается тем, что ей нравится, – сказала Флора, стараясь, чтобы ее голос звучал весело. – Как тот девяностолетний старик, который на вопрос, какой смертью он предпочел бы умереть, ответил, что хочет быть застреленным ревнивым мужем.

Хью неожиданно улыбнулся. Флора еще ни разу не видела его настоящей улыбки и была изумлена, насколько преобразилось его лицо. На мгновение она увидела жизнерадостного молодого человека, которым он когда-то был.

– Именно так, – сказал Хью.

Утро было пасмурным и теплым, очень тихим, но сейчас поднялся легкий бриз и начал разгонять тучи. Солнце пробилось сквозь облака и залило все вокруг золотистым светом, проникая в холл через два высоких окна по обе стороны от входной двери. Пылинки заплясали в солнечных лучах, и мелочи, прежде незаметные, сразу бросились в глаза. Костюм доктора был местами потерт, карманы оттопыривались, на свитере красовалась неаккуратная заплатка.

У Хью был усталый вид. Он все еще улыбался, но выглядел смертельно усталым. Она представила, как вчера, собираясь на званый ужин, он искал чистую рубашку в неприбранном, оставшемся без экономки доме.

– Вчера вас вызвали по телефону… Надеюсь, ничего серьезного?

– Достаточно серьезный случай. Старик встал ночью с постели, чтобы пойти в туалет, и упал с лестницы.

– Он не пострадал?

– По счастью, все кости целы, но он получил ушибы. Его надо бы положить в больницу, а он отказывается. Говорит, всю жизнь прожил в этом доме и хочет здесь умереть.

– А где его дом?

– В Ботурихе.

– Я не знаю, где это.

– В дальнем конце озера Лох-Фада.

– Это далеко отсюда?

– Миль пятнадцать.

– И когда же вы вернулись домой?

– В два часа ночи.

– А во сколько встали?

В глазах Хью вспыхнуло изумление.

– Это что, допрос?

– Вы, наверное, устали.

– У меня нет времени уставать. А сейчас, – он бросил взгляд на часы и наклонился, чтобы взять саквояж, – мне пора.

Флора подошла вместе с ним к двери и распахнула ее. Мокрая трава и гравий ослепительно сверкали на солнце, листья деревьев сияли огненными красками.

– До свидания, – сказал Хью, возвращаясь к своей обычной манере.

Она проследила взглядом, как он спустился по ступенькам крыльца, сел в машину, проехал между кустами рододендронов и выехал в открытые ворота. Солнце пригревало, но Флора поежилась, как от холода. Она вошла в дом, закрыла дверь и стала подниматься наверх, чтобы разбудить Энтони.

Тот уже проснулся и брился перед зеркалом, в красных кожаных тапочках на босу ногу, с полотенцем, обмотанным вокруг бедер. Второе полотенце висело на шее. Когда Флора просунула голову в дверь, Энтони повернулся к ней. Половину его лица покрывала мыльная пена.

– Меня отправили будить тебя. Уже половина первого.

– Знаю. Входи.

Он повернулся к зеркалу и продолжил бритье.

Флора закрыла за собой дверь и присела на край кровати.

– Как спал? – спросила она, глядя на его отражение в зеркале.

– Как убитый.

– Ты крепко стоишь на ногах?

Наступила пауза, потом Энтони проговорил:

– Почему-то этот вопрос пробуждает у меня нехорошие предчувствия.

– И правильно. Будет еще один прием гостей. В следующую пятницу. Танцевальный вечер.

Энтони немного помолчал.

– Теперь я понимаю, почему ты спросила, крепко ли я стою на ногах, – сказал он.

– Эта идея пришла в голову Таппи сегодня утром, перед завтраком. И похоже, ей удалось настоять на своем. Даже Хью сдался. Единственный человек, кто выступает против, – сиделка, поэтому она ходит страшно надутая.

– Хочешь сказать, что все уже решено?

– Да.

– Как я догадываюсь, вечер будет в честь Энтони и Розы.

Флора кивнула.

– Чтобы отпраздновать помолвку.

– Совершенно верно.

Энтони закончил бритье и склонился к раковине, чтобы промыть бритву.

– О боже, – пробормотал он.

– Это моя вина, – с раскаянием сказала Флора. – Мне не следовало говорить, что я останусь.

– Разве ты могла знать? Разве мы могли предположить, что она придумает такое?

– Я не знаю, что теперь делать.

Энтони повернулся к ней. Его медно-рыжие волосы стояли торчком, а на обычно жизнерадостном лице появилось угрюмое выражение. Он сорвал полотенце с шеи и швырнул его на спинку стула.

– Черт, это все равно что попасть в трясину. Нас засосет туда, и к концу недели от нас останутся только пузыри. Причем довольно грязные.

– Мы еще можем выйти отсюда чистыми. Давай скажем Таппи правду.

Эта мысль смутно пробивалась все утро, но лишь сейчас Флора осознала ее настолько, что решилась высказать вслух.

– Нет, – сказал Энтони.

– Но…

Он повернулся к Флоре:

– Я сказал – нет. Да, Таппи чувствует себя лучше. Да, Изабель поняла все неправильно, и Таппи чудесным образом выздоравливает. Но она стара, она была очень больна, и если что-то случится только потому, что ты и я настояли на такой роскоши, как чистая совесть, я никогда не прощу себя. Ты понимаешь это?

Флора вздохнула.

– Да, – с несчастным видом сказала она. – Да, я понимаю.

– Ты самая замечательная девушка. Просто супер!

Он наклонился и поцеловал ее. Его гладковыбритая щека пахла лимонной свежестью.

– А теперь извини, но мне надо одеться.

После обеда Флора и Энтони отправились на прогулку к заливу Фада, тихонько улизнув от Джейсона, собиравшегося составить им компанию. Зато взяли собак – даже Сасси, которую Энтони решительно вытащил из постели Таппи. Они шагали по чистому белому песку, обнажившемуся после отлива. Вдали виднелась полоса прибоя; порывы ветра разрывали облака, бросая на землю полосы солнечного света.

Прогулка получилась невеселой. Предстоящий отъезд Энтони в Эдинбург угнетал их обоих, и они почти не разговаривали. Однако это молчание объединяло их, потому что Флора знала, что Энтони думает о том же, о чем и она.

Дойдя до кромки воды, они остановились. Энтони нашел длинную плеть водорослей и закинул в волны. Пламмер бросился в воду и поплыл, разбрасывая фонтаны брызг. Вскоре он выбрался на берег, неся в зубах волочащуюся по песку плеть. Сасси, которая явно не горела желанием купаться, отошла подальше. Пламмер положил добычу, шумно отряхнулся и сел, ожидая продолжения игры. Энтони снова закинул водоросли в воду, на этот раз еще дальше, и пес помчался вперед.

– Рано или поздно мы должны будем рассказать им обо всем, – сказала Флора, наблюдая за плещущейся среди волн собакой. – Рано или поздно они должны узнать, что я Флора, а не Роза. Возможно, чистая совесть – это роскошь, но я не могу жить с обманом всю оставшуюся жизнь. – Она повернулась к Энтони. – Прости, но я просто не могу.

Он стоял к ней в профиль с суровым, покрасневшим от ветра лицом.

– Да, я понимаю. – Энтони сунул руки в карманы куртки и вздохнул. – Я тоже об этом думал. – Он вдруг резко повернулся к Флоре. – Но рассказать обо всем должен я. Не ты.

Флора почувствовала легкую обиду.

– Я и не думала ни о чем таком.

– Знаю. Но предстоящие несколько дней будут для тебя еще тяжелее, а меня рядом не будет, и никто не сможет поддержать тебя. Давай дождемся следующих выходных. Пусть пройдет эта вечеринка. И если Таппи будет чувствовать себя хорошо, мы все ей объясним. Чистосердечно покаемся, если хочешь. – Его подобная перспектива явно не вдохновляла. – А пока обещай, что ничего никому не скажешь.

– Энтони, я не могу.

– Обещай.

Она пообещала. Облако закрыло солнце, и сразу похолодало. Ежась от ветра, они повернулись и побрели к дому.

Пламмера оставили сохнуть на кухне, а Сасси сразу ринулась по лестнице наверх, прямиком в спальню Таппи. Энтони и Флора сняли куртки и резиновые сапоги и прошли в гостиную, где Изабель с Джейсоном пили чай и увлеченно смотрели по телевизору какой-то приключенческий сериал. Разговор явно был бы не к месту. Оставалось молча жевать бутерброды, бесцельно уставившись на экран, где актеры в старинных костюмах размахивали мечами и бегали вверх и вниз по винтовой лестнице. Наконец главный герой попал в темницу, и фильм закончился. Изабель выключила телевизор, а Джейсон обиженно проговорил:

– Я хотел гулять с вами, а вы ушли без меня!

– Извини, – сказал Энтони без малейшего сожаления в голосе.

– Ты поиграешь со мной в карты?

– Нет. – Он отставил в сторону пустую чашку. – Мне надо собирать вещи, я еду в Эдинбург.

– Я помогу тебе.

– Спасибо, не надо. Роза мне поможет.

– А почему не я… – захныкал Джейсон.

Изабель, зная, что в воскресенье вечером у Джейсона часто бывает плохое настроение перед новой учебной неделей, поспешила тактично вмешаться:

– Энтони и Розе надо поговорить, чтобы им никто не мешал. Если хочешь, я с тобой поиграю.

– Это нечестно…

– Во что будем играть?

Пока Энтони собирал бритвенные принадлежности, Флора сложила в сумку чистые рубашки и халат. Вот и все, она огляделась. Комната будто осиротела.

– Ты справишься? – спросил Энтони.

У него был такой встревоженный вид, что Флора заставила себя улыбнуться:

– Конечно.

Он сунул руку в карман и вытащил листок бумаги.

– Я записал здесь номера своих телефонов, рабочий и домашний, на всякий случай. Вдруг тебе понадобится связаться со мной. Если не захочешь говорить отсюда, возьми машину и поезжай в Тарбол. Телефон-автомат недалеко от гавани.

– Когда ты вернешься?

– В пятницу, как только смогу вырваться.

– Я буду здесь, – зачем-то сказала девушка.

– Надеюсь.

Энтони пошел попрощаться с Таппи. Джейсона тут же отправили к миссис Уотти, сказать, что Энтони уезжает, и та появилась из дверей кухни с коробкой булочек и пакетом яблок: «Нельзя уезжать из дома с пустыми руками». Все перецеловались, домочадцы пожелали Энтони счастливого пути и разбежались по своим делам, лишь Флора вышла проводить его на улицу.

Сгущались сумерки. Закинув сумку на заднее сиденье, Энтони обнял Флору.