Неуловимые тени

– Приятного просмотра, Ольга Ивановна, – процедил Марат и направился к выходу, так и не позавтракав.

Последнее слово, как обычно, осталось за потенциальной тещей:

– Сначала сумку найди, а потом на пироги приходи! – крикнула она вдогонку.

Елена покидала квартиру с тяжелым сердцем. Только мать, у которой не сердца, может вот так уехать в другой город, бросив дочь в таком состоянии. Девочке нужна поддержка, а она опять служебный долг ставит выше семейных ценностей. Что за служба – маньяк для нее важнее единственной дочери.

Елена спустилась во двор, положила сумку в багажник машины, села за руль и завела двигатель.

Нет, так продолжаться не может. К черту карьерные перспективы! Она позвонит Харченко и откажется от командировки. И сделает это прямо сейчас!

Пальцы сжали телефон, она опустила глаза на дисплей и потеряла бдительность. В этот момент задняя дверца машины неожиданно открылась, и кто-то шустро юркнул внутрь.

Вскинув испуганный взор, Елена увидела в зеркале странную черную руку, поднявшуюся над ее плечом. Рука выглядела неестественно и угрожающе, словно скрывала непонятное оружие. В сознании промелькнул вчерашний звонок: «До скорой встречи, Петля», и ужас сковал ее тело.

Следователь осознала, что не успеет оказать сопротивления.

5

Бывает такое настроение – будто душа наполнена хрустальным перезвоном. Как от звука чокнувшихся рюмочек да не пустых, а по полста коньяка в каждой. Эх, да что там, в подобные минуты и коньяка не требуется – настрой такой, что летать хочется.

А бывает, как сейчас, – желчь жжет, и от нее не избавишься. Разве что кулаком себе под дых, чтобы вывернуло.

Примерно так ощущал себя Марат Валеев, добравшись к месту кражи Настиной сумки. По собственному опыту он знал, что лучшее лекарство от душевных мук – погрузиться в работу. И начинать надо с места происшествия.

Валеев рассуждал, как оперативник: был вечер, темно, супермаркет не из дешевых, на парковке могли пасти беспечных дамочек. Но серьезных воров в первую очередь интересуют женские сумочки с деньгами, а не баулы со шмотками. Скорее всего на красивую сумку позарился кто-то из местных маргиналов.

На парковку к супермаркету, торопливо семеня, подошел молодой полицейский в форме, увидел единственную задумавшуюся фигуру и поспешил представиться:

– Участковый Травкин. Вызывали?

Валеев с сомнением оценил затюканный вид лейтенанта:

– Давно здесь работаешь?

– Два года.

– Пьянчуг и бомжей всех знаешь? Хочу зайти к ним в гости.

– Так вчера наши опера все местные притоны потрясли, ведь сама Петелина пострадала.

«Сама Петелина, знаменитый Кулик», – ревниво подумал Марат. А про него разве что в спину с усмешкой бросят: смотри, тот самый Валеев, который… А дальше припомнят внутреннее расследование или отстранение от службы.

По мелким осколкам стекла, оставшимся на асфальте, Марат нашел место ограбления, осмотрелся. Он стоял на крайней точке парковки, отсюда за угол во двор три шага и прямой выезд на улицу. Для профессионалов удобно. Они работают на машине, но предварительно следят за будущей жертвой и что попало не тащат. По крайней мере, сумка подростка не их профиль.

– А чем стекло разбили? – спросил он участкового.

– Наверное камнем, – равнодушно пожал плечами Травкин.

– Камень остался бы в машине, – возразил Валеев и заглянул за угол.

Там на узкой полоске газона в пожухлой траве валялась бутылка из темно-зеленого стекла. Он приподнял ее, придерживая пальцами за донышко и горлышко, повертел. Бутылка из-под дешевого коньяка, такой покупают те, кто не хочет себя ассоциировать с любителями водки. Бутылка крепкая, тяжелая, ею вполне можно разбить стекло автомобиля, не лобовое, разумеется, а как вчера – боковое в дверце. Вот и этикетка процарапана, причем снизу-вверх. Если бить по стеклу, держась за горлышко, повреждения будет именно такими.

Валеев сунул бутылку в пластиковый пакет и предал его участковому. Тот принял пакет нехотя:

– Вы думаете, что это улика? Но таких бутылок во дворе…

– Слушай, Травкин, – бесцеремонно перебил лейтенанта Валеев, – маргиналов опера потрясли, я понял. А есть ли у тебя на участке спившиеся интеллигенты? Такие, знаешь, с претензией – бывшие музыканты или художники?

– Есть поэт! – оживился участковый. – Одно время он свои стихи на подъездах развешивал, но я его отучил.

– Крамольные?

– Заумные, и про любовь. Он живет с матерью, та работает, а этот балбес иногда поздравления на заказ сочиняет.

– Веди к нему. Время сейчас раннее, творческая интеллигенция еще не начала опохмеляться.

Звонить в квартиру поэта пришлось долго. Наконец на пороге появился тщедушный долговязый парень с большим кадыком и вечно уставшим ликом из той породы, которые и в двадцать пять и в сорок лет выглядят одинаково. Глаза его слипались, он кутался в плед. Удостоверение оперативника, поднесенное к носу, подействовало на заспанного поэта, подобно нашатырю. Парень отпрянул к стене и выпучил глаза.

– Привет, поэт, – Валеев бесцеремонно вошел в квартиру и стал рассматривать одежду на вешалке.

Поэт забормотал:

– Отвлекитесь, послушайте птиц, что нам дарят концерт по утрам. Не спешите, жизнь вовсе не блиц, может нам не хватает крупиц солнца, воздуха, капли добра.

– На добро не рассчитывай, я из ведомства наказаний, – Марат снял единственную мужскую куртку с вешалки, рассмотрел ее и остался доволен: – Рукав порван, разрыв свежий. Зацепился, когда лез в машину за сумкой? Так вчера было? Отвечай!

– Не ругай меня, не брани, ты ведь это совсем не умеешь. Лучше крепко мне руку пожми, наказать все равно не посмеешь.

Марат недоуменно обернулся к участковому:

– Он всегда так?

– Поддерживает творческую форму. Нашему начальнику оду на юбилей за полчаса настрочил.

– Представляю. Пригляди за ним, а я квартиру осмотрю.

Осмотр малогабаритной квартиры не занял много времени. Большую спортивную сумку здесь негде было прятать. В последнюю очередь Валеев зашел на кухню. В глаза бросилась бутылка коньяка на столе, точно такая же, что он нашел у супермаркета. На дне бутылки остался алкоголь на пару глотков.

– Ну у тебя и сила воли, оставил на опохмел, – удивился Марат, обращаясь к поэту.

– Желанны в зной и в жаркий вечер вода из чистого ручья, но всех умнее на планете мамуля добрая моя.

– Ага, это мамочка вчера припрятала, чтобы тебе было чем опохмелиться. Заботливая. – Валеев обратил внимание на большую практически полную коробку конфет. – А ты ее конфетами побаловал. Не дешевыми. С чего такая щедрость? Откуда деньги?

– Разбрасываем время в пустоту, занятиям никчемным предаемся, за дело принимаем суету, где нужно плакать – весело смеемся.

– Травкин, он меня достал. – Валеев грозно сжал и медленно разжал кулаки. – Сейчас посмеемся.

Умелым движением Марат заломил руку поэта и ткнул его головой в стол. Плед свалился, голое тело стихоплета прикрывали только трусы. На худой спине было видно, как выкручивается рука в суставе.

Оперативник продолжил выполнение болевого приема, призывая к ответу:

– Ты вчера около супермаркета украл из машины спортивную сумку. Ведь так? Где она? Говори, а то останешься без руки.

Поэт заскулил, показывая, что сдается.

Марат отпустил его, развернул к себе, впившись взглядом:

– Куда ты дел сумку?

Поэт потирал плечо, морщился от боли и бормотал:

– Как много в жизни глупых правил, и все их надо соблюдать, но кто нас этому заставил? Не лучше ли их нарушать.

Марат вновь вывернул поэту руку и зашипел ему в ухо:

– Еще раз вякнешь в рифму – тебе не жить. Говори нормальным языком: где сумка?

– Да, да, скажу, отпустите!

Марат чуть ослабил хватку:

– Я весь внимание.

– Я обменял сумку у Алки на коньяк и конфеты.

– Из сумки что-нибудь брал?

– Нет, не мой размер.

– Кто такая Алка?

– Продавщица из круглосуточного.

– Я знаю ее, – вмешался в допрос участковый. По болезненному выражению лица Травкина было заметно, что ему претит жесткий подход к подозреваемому. – Ее Алина зовут, она из Молдавии.

Валеев отпихнул измученного парня.

– Отведи его в отделение, пусть оформят чистосердечное. Но если он соврал, я вернусь и тогда…

– Можно? – поэт потянулся здоровой рукой к бутылке с остатками коньяка.

Валееву было все равно, его интересовало другое:

– Травкин, как найти Алину?

– Работает в магазине «Продукты», второй дом справа. С документами у нее все в порядке. Она баба тертая, боюсь, не сознается. А для обыска ведь надо…

– Возраст, как выглядит? – перебил его Валеев.

– Что?

– Сколько ей лет?

– Тридцать пять, наверное. Невысокая, худенькая, обычная.

– Мужик есть?

– Вокруг продавщиц вертятся только такие, как этот, – Травкин покосился на поэта, присосавшегося к бутылке, – или того хуже.

– Спасибо, Травкин. И мой тебе совет: хочешь выслужиться – будь пожестче.

Уходя, Марат слышал бодрую декламацию опохмелившегося поэта: «снегопад расправил крылья, распахнул кафтан, заметелил белой пылью весел и чуть пьян…».

И позавидовал – ему бы такое настроение с хрустальным перезвоном.

6

За спиной прохрипело:

– Вот и встретились, Петля.

Голос тот же, что в телефоне, на этот раз с ноткой превосходства. Елена узнала подсевшего в машину человека. Его внезапное появление ее испугало. И, слава богу, худшие ее опасения не оправдались.

Она перевела дух и промолвила:

– Я так поседею, товарищ полковник.

– Во-первых, надо сразу блокировать двери. Во-вторых, настоящий сыщик должен быть готовым к любым неожиданностям. Я изучил вашу характеристику – не верю в идеальных людей – захотелось познакомиться в стрессовой ситуации.

– И как я прошла ваш тест?

– Без бабьего визга, что уже похвально.

Сидящий сзади Борис Евгеньевич Кулик криво дернул губами, видимо, так он улыбался. На нем был черный плащ, застегнутый под горло, и кожаная кепка. В здоровой левой руке он держал портфель, а вот правая…

– Что с вами? – Елена красноречиво посмотрела на напугавшую ее руку, закованную в пластиковый корсет.

– Упал неудачно, врач наложил лучезапястный ортез. Это в столице тротуары ровные, а в провинции…, впрочем, сами увидите. – Кулик поймал ее взгляд и не отпускал. Говорил он тихо, но властно: – Что стоим? В Москве я отчитался, помощницу в вашем лице получил, держим путь на Владимир.

Петелина уже забыла, что хотела отказаться от командировки. Прямой давящий взгляд и беспрекословный тон Кулика действовали на нее подобно приказу. Елена управляла машиной, бросая взор в зеркало на полковника в ожидании хоть какого-то объяснения. Тщетно.

Набралась решимости и высказала недовольство:

– Ваш звонок вчера и сегодняшнее явление…

– А мы не на курорт едем. Шесть трупов за Живорезом, мне нужны сотрудники с крепкими нервами.

– Когда звонили, могли бы назвать меня по имени, а то я невесть что подумала.

– Не понравилось? Петля – лучшее имя для сыщика, – возразил Кулик. – Представьте заголовок: «Петля затягивает удавку на Живорезе». Хотел бы я иметь подобное.

Признание прозвучало искренне. Елена удивилась: действительно, почему самому успешному охотнику за маньяками коллеги до сих пор не дали достойное прозвище.

– Мое прозвище, к сожалению, полностью совпадает с фамилией, – словно отвечая на ее мысли, продолжил полковник. – И знаете почему?

Опыт следователя подсказывал: если собеседник задает подобный вопрос, лучше промолчать, он сам все выложит. Так и случилось.

– В средине восьмидесятых в Иркутске орудовал жестокий маньяк. Насиловал и убивал девочек, мальчиков и даже беспомощных пенсионерок. Держал в страхе весь город. Преступник оказался моим однофамильцем – тоже Куликом, черт бы его побрал. Я тогда учился на следователя, и мы подробно разбирали это дело. Представляете шуточки сокурсников?

– Да уж. – Петелина припомнила историю Иркутского маньяка. Если бы не задержали Чикатило, чье имя и зверства затмили «подвиги» остальных маньяков, Кулик вполне мог стать именем нарицательным.

– А меня зацепило, будоражил вопрос: как врач скорой помощи, типичный очкарик, имеющий семью и интеллигентную внешность, превратился в безжалостного маньяка? Я проштудировал всю доступную литературу о серийных убийцах. Погрузился с макушкой. С тех пор ими и занимаюсь.

– Вполне успешно.

– Только давайте без лести – маньяки мой крест. Порой ловлю себя на том, что мыслю, как маньяк. Ведь чтобы разоблачить и поймать серийного убийцу надо влезть в шкуру психического урода, представить себя на его месте.

Елена перехватила в зеркале заледеневший взгляд Кулика. Ей стало не по себе, словно вместо полковника за ее спиной оказался совершенно другой человек.

Некоторое время ехали молча. Когда выбрались из города на трассу, взгляд Кулика оттаял, и Елена задала вопрос, который не давал ей покоя со вчерашнего дня:

– Товарищ полковник, а почему именно я?

– Не догадались? – Кулик продемонстрировал правую руку, сжатую ортезом. – Кто будет писать протоколы, подшивать документы? Нужна женская щепетильность, а ваши дела, старший следователь Петелина, реже других отправляют на доследование.

Краешек губы его снова дернулся, и было непонятно, шутит Кулик, или возня с бумажками – действительно главная причина, по которой Елену включили в следственную группу. Ей стало обидно.

– Да вы не дуйтесь, работы всем хватит, – угадал ее настроение Кулик. – И давай по-простому, без «товарищей полковников». Будем общаться, как коллеги, по имени и на «ты». Я – Борис, ты – Лена. Это приказ, майор Петелина.

Елена расслабилась, все-таки Кулик способен шутить.

– Так точно, Борис Евгеньевич, – усмехнулась она.

– Ладно, привыкнешь. А теперь расскажи, Лена, что думаешь о нашем маньяке?

На этот вопрос, в отличие от риторического «и знаешь почему?», нельзя было не дать ответа.

– Я только начала знакомиться с делом. Хотела сначала услышать ваше мнение. Твое, – поправилась она, увидев поднятый в назидание указательный палец полковника.

Кулик уселся поудобнее, настраиваясь на долгий разговор, нахмурился.

– Я к этому делу подключился после пятого эпизода. Знаешь, как работали до меня? Хватали и трясли всех подозрительных личностей, прежде всего судимых. Пришлось коллегам втолковывать: тот, кто похож на маньяка, скорее всего, им не является.

– Интересный парадокс.

– Горький опыт. Не буду описывать все типы маньяков, сразу скажу, мы имеем дело с умным серийным убийцей. С виду он абсолютно нормальный, социально адаптированный человек – имеет работу, жилье, приятелей, возможно, семью и детей. Но, даже если он одинок, этому есть объяснение и не порождает никаких подозрений у окружающих. Наверняка он обаятелен, вызывает доверие, легко сходится с людьми. Его жизнь организована и упорядочена, а преступления хорошо спланированы. Он заботится об уничтожении улик. Если что-то пойдет не так, он скорее откажется от преступления, чем пойдет на риск.

– Как же нам поймать такого умного убийцу?

– Не будем забывать, что этот человек серьезно болен. Внутри него живет демон, которого он может контролировать лишь до определенного предела. Наступает момент, когда демон вырывается наружу, и обычный с виду человек превращается в жестокого маньяка.

– Демон вырывается наружу, – повторила Елена, попытавшись представить зловещую картину. – С чем связан переход от спокойного состояния к агрессивному?

– И с внутренними причинами, и с внешними. Внутри человека, терзаемого маниакальной страстью, разрастается нарыв, который требует выхода. В момент убийства маньяк испытывает особое наслаждение и избавляется от жуткой душевной муки. Поэтому он растягивает удовольствие и убивает не сразу. Сначала обездвиживает жертву, мучит, чтобы полностью воплотить свои садистские фантазии. Таковы внутренние позывы, а непосредственным толчком к преступлению может служить некий внешний фактор.

– Ассоциации из искалеченного детства?

– Чаще всего так, но не всегда.

– А жертвы? Они случайны, или маньяк выбирает их целенаправленно?

– У всех маньяков в больном сознании формируется определенный образ жертвы. Если это насильник, охотящийся на девушек конкретного типа, можно поймать его на живца. Такой случай в моей практике был. Но сейчас обстоятельства сложнее. Сначала я не мог понять, что общего между жертвами?

Петелина припомнила материалы дела и высказала свое мнение:

– Насколько я успела разобраться, все жертвы чиновники разного уровня.

– Да, это так. Но делать акцент на данном совпадении преждевременно и опасно для общества. Не хватало нам, чтобы народ решил, что появился новый Пугачев или Стенька Разин.

– И все-таки?

– Круг жертв, ограничивает круг подозреваемых. Я думаю, жертв убивает кто-то из числа их знакомых или сотрудников.

– Но почему тогда…

– Почему жертвами стали чиновники из разных городов? – предугадал вопрос Кулик. – Во-первых, это соседние города. К тому же, все люди в мире знакомы через шесть рукопожатий, а чиновники через два. Это особая каста.

Елена попыталась представить Живореза. Как он выглядит? Молодой или в возрасте? На кого он может быть похож? На работягу или на интеллигента? В голову лезли известные образы кровавых маньяков, но не один из них не подходил. И вдруг она поняла в чем дело.

– Обычно маньяки охотятся на женщин, а здесь все жертвы – мужчины. И в данной серии не зафиксировано сексуального насилия. Почему мы называем маньяка – он? А что, если это…

– Хотите спросить, может ли серийным убийцей быть женщина? – опять проявил проницательность Кулик. – Такое встречается, но значительно реже. Я сразу относился к этой версии скептически. Теперь уверен, Живорез – мужчина.

– А мотив? Каков мотив у маньяка?

– Получение удовольствия от причинения страданий, упоение властью – все эти мотивы могут иметь место. Но возможно нам противостоит маньяк-миссионер, одержимый идеей улучшить мир.

– Типа Джека Потрошителя? Тот хотел очистить город от продажных женщин, а Живорез – очистить область от продажных чиновников?

– С одним существенным отличием, – покачал пальцем здоровой руки Кулик. – Джека Потрошителя не поймали, а от меня Живорез не уйдет.

Столь категоричное заявление укололо Елену. Почему мужчины так самоуверенны? Ее в начале каждого расследования одолевают сомнения: а вдруг преступник окажется хитрее ее и сумеет уйти от возмездия? А вдруг она допустит ошибку?

И еще характерный акцент в словах полковника покоробил ее. «От меня Живорез не уйдет». От него! А как же она, какова ее роль в расследовании? Будет подшивать бумажки или, как сейчас, выполнять функции водителя? Ох уж этот феминизм. Женщина за рулем, следит за дорогой, а мужчина, развалившись сзади, бахвалится будущей победой и, кажется, не прочь подремать.

Елена придала автомобилю ускорение, вильнула к обочине и намеренно проехала через выбоину, чтобы машину хорошенько тряхнуло. Кулик вздрогнул, распахнул глаза, уставился на нее.

– Это в столице дороги ровные, – напомнила она.

Кулик поморщился, посмотрел в окно на дорожные указатели. Они приближались к районному центру Владимирской области.

– Надо перекусить, – решил он.

– Как говорит моя коллега Астаховская, которая и в шестьдесят сохраняет привлекательность, каждый съеденный кусок остается во рту две минуты, два часа в животе и два месяца на бедрах.

– Хотя бы кофе, я приказываю. Тебе нужно передохнуть.

– Если это приказ… – Елена свела назад затекшие плечи и согласилась, что отдых не помещает.

– Скоро увидишь указатель на Собинку, сверни туда, – попросил Кулик и добавил загадочно: – Убьем сразу двух зайцев.

Они свернули с главной трассы, проехали пятнадцать километров по узкой дороге и остановились около кафе, на которое указал полковник. Через улицу в глубине небольшой площади, окруженной старыми кривыми деревьями с опавшими листьями, располагалось административное здание с облупившейся штукатуркой.

Выйдя из машины, Кулик замер и долго не двигался. Он всматривался в унылую площадь с мелкими лужами, словно видел там нечто особенное, недоступное остальным.

– Каких зайцев будем убивать? – напомнила Петелина.

– Уже убили, – откликнулся Кулик и медленно повернулся к Елене.

Его глаза будто покрылись ледяной коркой, как пруд в предзимье. На застывшем лице двигались только губы:

– Здесь в прошлую среду Живорез совершил шестое убийство. Я знаю, как это было.

7

В продуктовом магазинчике, состоявшем из нескольких комнат, находились две продавщицы и не было ни одного покупателя. И не сказать, что женщины скучали. Они склонились над прилавком, где лежала раскрытая газета объявлений, и оживленно обсуждали прочитанное.

– Да не смотри ты на возраст, – поучала пышная в груди худенькую. – Сразу спрашивай о работе, если зарплата стабильная, то…

Приход Валеева заставил женщин поднять заинтересованные взгляды. Их глаза-сканеры, в отличие от устройства на кассе, считывали не только штрих-коды. Пышная незаметным движением подпихнула тяжелую грудь вверх, а худенькая прогнулась в спине. Грустный туман в женских глазах сменился мягкой заинтересованностью. Живые сканеры распознали интересного мужчину со стабильной зарплатой.

Валеев скользнул взглядом по женским бюстам, благо, их выставили напоказ, как в армии на построении. Его интересовали отнюдь не размеры женских прелестей, а имена на бейджиках. Худенькая невысокая продавщица оказалась Алиной.

Марат взял корзинку и прошел за продуктами. Дождавшись, когда Алина останется одна у кассы, он вернулся к ней и стал выкладывать покупки. Перед кассиршей появилась лапша быстрого приготовления, замороженная картофельная запеканка, бутылка молока и сдобная булочка. Марат специально выбрал самую черствую.

Алина мгновенно оценила холостяцкий набор, спихнула под прилавок ненужную газету объявлений, пальцы с красными ноготками демонстративно сжали булочку.

– Ой, простите, это старая, завалялась. Я вам принесу сегодняшнюю.

Легкое движение воздуха туда-сюда – и перед Маратом появилась свежая булочка.

– Устал после смены, не заметил. Голодный, – признался он и порадовался, что лишился завтрака. Хоть в этом врать не пришлось.

– А где вы работаете? – поинтересовалась Алина, не торопясь пробивать товары.

– Капитан полиции.

– О! – глаза и рот кассирши приняли форму произнесенной буквы.

– Дома одному тоскливо, решил к приятелю заглянуть, он участковым у вас работает.

– Вы нашего Травкина знаете?

– А что? Регистрация нужна? – Марат посчитал, что можно уже и улыбнуться.

– У меня с документами в порядке. Но подруга собирается приехать.

– Подруга, – мечтательно произнес Марат, – а у меня с подругами…

Он вздохнул и придал лицу скорбное выражение, которое тут же сменилось озабоченностью. Марат разглядывал замороженную упаковку:

– Скажите, Алина, а эту штуку можно в СВЧ разогреть?

– Ну что вы, тут же фольга. Ее надо поставить в духовку.

– Я только микроволновку умею включать, – честно признался Марат.

– Для микроволновки другие блюда. Хотите, покажу?

– Запеканки захотелось. Такую мама в детстве готовила, а я ее с молоком уплетал.

Кассирша деловито переглянулась с напарницей: не упускать же! Та подошла и бухнула на прилавок три бутылки пива.

– Мужчина, пиво возьмите. Сегодня акция – три по цене двух.

Валеев бесхитростно улыбнулся:

– Я за рулем.

Пышногрудая поджала губы и молча кивнула кассирше: везет некоторым, прикрою.

– А знаете, что? – приободрилась Алина. – У меня как раз смена заканчивается, могу научить вас пользоваться духовкой.

– Алина, даже не знаю… – Оперативник расплылся в благодарной улыбке. – Меня Маратом зовут.

– И разве это суп? – Кассирша потрясла баночку сублимированной лапши. – У меня дома есть борщ, вчера приготовила. А борщ на второй день самый вкусный.

– Борщ, – Валеев мечтательно закатил глаза. – И вы меня угостите?

Ответом была широкая улыбка счастливой женщины.

– Тогда и на десерт что-нибудь возьмите, – предложил Марат. – Что вы любите?

Алина не стала скромничать и выбрала ту же коробку конфет, что он видел у поэта.

Продавщица жила неподалеку, но Валеев подвез ее на машине, и даже взял под руку, когда они заходили в подъезд. Хорошо, что путь оказался недолгим, иначе бы он не выдержал – повадки полицейского перли напролом через вынужденную актерскую маску.

Валеев сорвался, как только переступил порог квартиры. Жизнь с Еленой отучила его от бранных слов. Оказалось, что существуют безобидные аналоги, все зависит от эмоций при их произношении. Сейчас он себя не сдерживал:

– Так, гражданка, спектакль окончен. Я действительно опер, и при исполнении могу применять силу. Ты это понимаешь?